Логическая история цивилизации на Земле Дополнительные доказательства моей теории (часть вторая)

Вообще–то это как в сумасшедшем доме, не больше, и не меньше. За объяснением я оправлю вас к другим моими работам, или – ниже по тексту, к компрадорам. Если кратко, то чтобы рабы не убили своих хозяев их надо загрузить под завязку хоть и бессмысленной, но тяжелой работой, от сна до сна. И приучать к труду, ибо жизнь там очень уж располагает к лени. Гораздо логичнее предположить, что на «самом уединенном острове в мире» по словам Хейердала торговое племя выращивало поколения рабов. Недаром там, несмотря на внедренный батат (основная пища), которого на острове раньше не было, население его даже с момента открытия сократилось в два раза. Но не это самое главное. Какому первобытному дураку («первым обитателям») могло прийти в голову строить «каменные дома», не считая «широких культовых площадок» и считать «привычным материалом» камни весом «в восемь слонов»? Австралия тут ведь совсем рядом и я ее достаточно подробно изучил и описал в своей книге, так там аборигены вообще никаких домов не строили до тех самых пор как туда понавезли английских каторжников. И на Новой Гвинее ведь то же самое. То–то и оно, что ни на Новой Гвинее, ни в Австралии торговое племя так не появилось, туда ни по одному океанскому течению не попасть.

А вот куда достаточно легко попасть по суше или по морским течениям, там везде, без малейшего исключения, аборигены «изоляционистски» начинали «считать камень весом в восемь слонов» – «привычным материалом», равно как и «мегалитические сооружения» на «широких культовых площадках».

Необъясненное смешение рас

Вообще–то Хейердал не только «знаменитый путешественник и археолог», но и «этнограф», как написано под его портретом на книге, а из самой книги следует, что этнография его какая–то скучная. Вот, например: «Лаки не состоят в родстве с галла, обитающими на берегах Звай. Галла — типичные африканцы, кормятся земледелием и скотоводством, они прочно приросли к суше, им в голову не приходило связать лодку или плот, чтобы выйти на озеро. А в жизни лаки папирусная лодка играет важную роль, ведь они не только земледельцы, но и рыбаки и торговцы. Несмотря на черную кожу, лаки не негроиды, у них, как у большинства эфиопов, узкие лица, четкий рисунок которых наводит на мысль о жителях библейских стран. Как и монахи озера Тана, они пришли из области верховий Нила и принесли с собой искусство строительства лодок из папируса. Уже в 1520—1535 годах они, спасаясь от гонений, после долгого странствия достигли Рифт–Валли и уединились на глухих островах озера Звай со всеми своими церковными сокровищами и древними коптскими рукописями. Мне говорили, что рукописи сохраняются до сих пор, ведь галла ни разу не смогли проникнуть на острова, несмотря на четырехвековую вражду с лаки. Правда, в последние годы розни пришел конец, наладилась меновая торговля, некоторые семьи лаки даже перебрались на берег, но по–прежнему на озере делают только такие лодки, что на них кроме гребца может поместиться от силы один человек. Да и то он рискует перевернуть тонкую связку папируса, если не будет сидеть тихохонько, вытянув ноги вперед или свесив их по колено в воду» (конец цитаты, выделение – мое).

Это описана Эфиопия, район рифтовых озер. А «верховья Нила», откуда они якобы «пришли», – тоже Эфиопия. Значит, эфиопы – не негроиды, что подтвердит вам любой начинающий этнограф первого курса университета. Но Хейердал, будучи этнографом, должен знать, что в Эфиопии больше языков, чем в Дагестане (в Дагестане – более сорока) и среди них в Эфиопии есть, например, амхарский язык, который принадлежит негроидам. А амхаарцы – это презренные для торговцев (аравийцев, главным образом йеменцев – будущих торговцев) «труженики земли» (все те, кто работают руками, а не головой, включая земледельцев, животноводов и охотников), который за то и презирают, что они неспособны торговать и хорошо жить на торговые прибыли. Но ведь и лаки у Хейердала – в основном торговцы, значит, надо сделать прямой, а не выкрутасный вывод, что лакцы – аравийцы. А если бы он еще и «Британнику» почитал, то у него бы очень четко вышло, что богатые и успешные эфиопы, включая императорскую династию Хайле Селасие Мариам, – аравийцы, йеменцы, торговое племя, будущие евреи. И осталось бы только рассмотреть, как они откололись от своего торгового племени и окуклились в эфиопском знаменитом рифте. В результате этнография данной точки Земли была бы не такой скучной.

Кроме того, я ведь недаром выделил немного выше слова «земледельцы, рыбаки, торговцы». Земледелие всегда понималось как полеводство на относительное больших площадях и как товарное производство для простого обмена, хотя оно и включает огородничество на балконе, цветоводство на подоконнике, садоводство в кадке. Последними видами «земледелия» вполне могут заниматься люди, занятые в другой сферой производства, ныне это называется хобби. Рыбаки, например, физически не могут заниматься полеводством, так как когда надо пахать, сеять, косить, молотить, тут и идет самая рыба, косяками. Ее ловить надо день и ночь, поэтому пахать, сеять, косить, молотить – некогда. А «швец, жнец и на дуде игрец» бывает только в анекдоте, специально придуманном народом, чтобы показать невозможность такого сочетания производственных интересов. Вот торговлю, каковая впервые и была начата на морском берегу, можно сочетать с рыбной ловлей, если ареал и возможности торговых прибылей слишком узки, как у лаки. И именно поэтому я настаиваю, чтобы Хейердал вычеркнул из занятий лаки земледелие и оставил бы только упомянутые хобби. Но, собственно, он, довольно подробно описывая жизнь лаки (мне тут невозможно все это процитировать из–за длинноты), так и сделал. У лаки – огороды, а не поля. И на маленьком острове среди озера для полей нет места. А вот гала – «типичные африканцы», они же амхаарцы, наученные торговым племенем настоящему полевому земледелию, им и занимаются.

Переберемся на Канарские острова, где живут гуанчи (стр. 193–194): «…Сантьяго, антрополог по профессии, к тому же сам одно время живший на Канарских островах, рассказал ему про загадочных гуанчей, населявших уединенный архипелаг, когда их «открыли» европейцы, чьи внуки в свой черед «открыли» Америку. Одни гуанчи были темнокожие, низкого роста, другие — высокие, светлокожие, с голубыми глазами, русыми волосами и орлиным носом. На пастели, выполненной в 1590 году, видно группу коренных жителей Канарских островов, у них золотистая борода, светлая кожа, мягкими волнами спадают на плечи длинные желтые волосы. И еще Сантьяго рассказал про чистокровного русоволосого гуанча, с которым он познакомился, учась в Кембридже. Это была мумия, привезенная с Канарских островов. Подобно древним египтянам и перуанцам, коренные жители архипелага умели бальзамировать трупы и делать трепанацию черепа. Но так как светлокожие гуанчи больше смахивали на викингов, чем на племена, которые нам обычно рисуются при слове «Африка», родились догадки о древних северных колонистах на Канарских островах и даже гипотезы, будто архипелаг есть не что иное, как остаток затонувшей Атлантиды. Но на севере Европы не бальзамировали тела и крайне редко делали операции на черепе, и ведь это лишь две из ряда черт, связывающих гуанчей с древними культурами североафриканского приморья. Исконные жители Марокко, обычно именуемые берберами, многих из которых арабы больше тысячи лет назад вытеснили на юг, в Атласские горы, представляли такую же смешанную расу, как гуанчи: одни были малорослые, с темной кожей, другие — высокие голубоглазые блондины. Потомков этих древнейших марокканских типов по сей день можно увидеть в глухих селениях Марокко. Мы смотрели на шлейф над могучим вулканом на острове Тенерифе. В ясную погоду его видно с берега Марокко. Чтобы найти родину гуанчей, вовсе не надо отправляться в Скандинавию или погружаться на дно Атлантического океана. Возможно, они попросту потомки коренных жителей ближайшего материка, которые сумели в древности преодолеть морской барьер, как это сделали мы на самодельной лодке из папируса». В общем, загадка Канарских гуанчей заключается не столько в том, кто они, сколько в том, как они попали на острова. Когда сюда, задолго до плаваний Колумба, пришли европейцы, у гуанчей не было никаких лодок, даже долбленок или плотов. И дело не в нехватке древесины, потому что на Канарских островах росли могучие деревья. Гуанчи, и темные и светлые, были типичные сухопутные крабы, они занимались только земледелием и овцеводством. Им удалось привезти овец с континента. Но выйти в море с женщинами на борту, везя с собой скот, могли только рыбаки или представители морского народа. Пастушескому племени такое не по плечу. Почему же гуанчи забыли морские суда своих предков? Может быть, потому, что предки не знали никаких лодок, кроме парусной мадиа из папируса, вроде тех, что до наших времен применяли на северном побережье Марокко? Лодочный мастер, который умеет лишь вязать лодки–плоты из папируса и никогда не видел, как сшивают из досок водонепроницаемый корпус, будет беспомощно сидеть на берегу, оказавшись на острове, где нет ни папируса, ни камыша» (конец цитаты).

В связи с этой цитатой у меня только один вопрос: чем занимается наука антропология и сами антропологи? Ведь цитата–то от двух антропологов разом. И эти беспомощные мысли – плод науки? Ведь нельзя себе представить, что два антрополога представили только свои сиюминутные воззрения, не упомянув последние достижения конкретной науки. Или это и есть «последние достижения»? Или антропологи только измеряют головы, руки, ноги, уши, носы и так далее и скалывают свои измерения в кучки как дети, играющие в камушки на берегу?

Евреи ныне – белые, лишь чуть–чуть смуглей, например, скандинавов. Но Адам–то ведь цвета земли, и в Библии это прямым текстом написано, ибо бог его из земли и вылепил. Кроме того, общеизвестно, что даже негры белеют на севере, не говоря уже об их потомках. И если на неизвестных финикийцев плюнуть, как я это сделал выше, так как они – евреи, то окажется, что это и есть торговое племя, повсюду возившее свои разборные корабли. Если не верите, почитайте Ренана или мою критику ого воззрений. А китайские, японские евреи (самураи) ведь ныне – желтые. Но это получается при сильно перекрестных браках. Но опять же. Не один путешественник написал, что, например, японская элита здорово отличается антропологически от простого народа. Причем «раса» элиты здорово смахивает на семитов. И сам Хейердал ведь пишет, что даже инки и майя, как и элита египтян, использовали близкородственный инцест (родные брат и сестра), желая сохранить в целости и сохранности «расу» богов Солнца. И ведь после второй мировой войны половина элиты Эфиопии живет теперь в Израиле. И хоть они и черные, но другие антропологические параметры–то куда девать?

Значительные следствия из двух типов папирусных лодок

Обнаружить–то он обнаружил типы, только вывода из этого не сделал, так как не знал моей теории. Такая вот цитата (стр. 246): «Развалины Ниневии лежат в глубине страны, в более чем 800 километрах от устья Тигра, примерно в 600 километрах от финикийского порта Библ на Средиземном море. <…> Ниневийская стела, хранимая ныне в Британском музее, свидетельствует, что месопотамские моряки знали камышовые лодки двух видов. Семь из высеченных на стеле лодок связаны на египетский лад, корма и нос загнуты вверх. <…> Ниневийская стела о многом нам говорила. В частности, мы отметили разницу между тремя ладьями в открытом море и тремя лодками в прибрежных камышах. У первых и нос и корма загнуты вверх, как у древних ладей Египта и Перу, у вторых корма обрезана, это не давало защиты от морской волны, зато было очень удобно, вытащив лодку на берег, поставить ее вертикально для сушки, как это было заведено и в Старом и в Новом Свете. В Месопотамии до сих пор вяжут маленькие камышовые лодки, в Египте же папирусная лодка исчезла вместе с папирусом, и, если бы не древние фрески, вряд ли кто–нибудь знал бы, что у египтян тоже были такие лодки. А вот в Перу до наших дней сохранились оба вида лодок, изображенных на ниневийской стеле. Испанцы встречали их по всему побережью империи инков, кое–где их можно увидеть и сейчас, и, сравнивая с изображениями на тканях, сосудах и рельефах древнейшей доинкской поры, убеждаешься, что оба типа ничуть не изменились с тех времен…» (конец цитаты).

Из этой цитаты мы имеем следующее.

Указанные 800 и 600 километров дают нам самое сердце аравийской пустыни, где моря столько же, сколько и вдоль Нила. Прибавим сюда, что даже деревянные корабли намного более позднего времени как бы имитировали «египетские» (финикийские) очень высокие, загнутые нос и корму. И прибавим, что в натуре–то нашли не папирусные лодки в Египте, а деревянные. Поэтому не доказано, что ниневинские лодки – папирусные, они вполне могут быть разборными деревянными. Но это, в общем, и неважно. Важны другие обстоятельства.

Ниневинская стела еще раз доказала, что торговое племя всюду являлось со своими лодками, так как никому другому не взбрело бы в голову в пустыне рисовать и складировать корабли. Притом это правило с появлением ниневинской стелы в дополнение к фараоновским фрескам и южноамериканским «двухпалубным» кораблям в пустыне становится каноническим. Так что теперь–то уж фараоновским не только фрескам, но и «живым» кораблям удивляться не приходится. То есть, торговое племя, сжившись со своими кораблями как со старым, обтрепанным халатом Обломов, не хотят их менять ни в жизни, ни в художественном воображении. И даже в пустыне.

Теперь зададимся вопросом: почему у нынешних кораблей в отличие от «ископаемых» низкая корма? И даже у парусников. То есть, чем выше их скорость, тем ниже корма. Хейердал заметил, что «у вторых корма обрезана, это не давало защиты от морской волны» и на этом свои выводы закончил. Но из описания его страданий в бурю можно сделать более подробный вывод, открывающий для исследователя новые перспективы. Хейердал не плыл, а дрейфовал, притом выкидывал в бурю плавучий якорь для того, чтобы лодка становилась поперек волны, а не боком к ней, ибо боком к волне, и ребенок знает, – гибель. Из–за этого якоря скорость лодки всегда была меньше скорости набегавшей с кормы волны. Именно поэтому, чем выше собственная скорость судна, тем – ниже корма, что отлично видно по современным скоростным судам, точно так же «обрезанным» как и папирусные лодки второго типа, без высокой кормы, равной высоте форштевня.

Отсюда следует очень важный вывод: древние суда первого типа с высокой кормой, они же морские суда, не плавали, а дрейфовали по течению. Всегда дрейфовали, а все их несовершенные, ненадежные и неэффективные приспособления маневрирования, это всего лишь – мертвому припарка. Хотя при каботаже в знакомых прибрежных условиях ими и можно было отчасти пользоваться, больше надеясь на погоду и сообразуясь с лоцией, чем со своими рулежными устройствами. Именно поэтому у Хейердала бессчетно ломались рулевые весла, и парус ему не помогал, а мешал, когда он пытался плыть по компасу. А вот когда у него все сломалось, лодка его поплыла как по маслу в назначенное место по течению. Это – очень важный вывод, показывающий, что с созданием системы «бегучего» такелажа и подвижных, в двух плоскостях парусов, способных к быстрому зарифлению, и – вертикального руля, мореплаватели перестали обращать внимание на морские течения. Древние же мореплаватели знали с исключительной точностью в зависимости от времени года и даже суток самые незначительные течения, которых современные мореплаватели даже не представляют себе из–за высокой скорости их судов. То есть, полностью и на сто восемьдесят градусов изменилось мировоззрение на морское плаванье. Из этого изменившегося мировоззрения научно–исторический мир перестал понимать (не начиная понимать) как же шло обживание торговым племенем всех окраин Земли. А тот неоспоримый факт, что торговое племя не добралось до Австралии и соседствующих с ней островов (взгляните на карту океанических течений и поищите в этих землях «мегалитические» сооружения), еще раз подтверждает эту истину. Но и Козимо Медичи, уничтоживший, либо переписавший на другой лад древнегреческие рукописи, «выкупленные» им у Магомета II, приложил, естественно, к этому руку. (Смотри другие, многочисленные мои работы на этот счет).

Имея в виду факт, что одинаковой конструкции корма и форштевень – признак древнего морского судна, и на судне с «обрезанной» кормой смертельно опасно даже выходить в открытое море, приведу несколько небольших цитат из книги И.А. Гончарова «Фрегат «Паллада». Он описывает в ней 1853–55 годы, когда Япония собственными властями была наглухо закрыта не только для пришельцев, но и самим японцам их правители под страхом смерти запрещали выходить в открытое море. И это очень хорошо корреспондируется со словом «самурай», что в переводе с древнееврейского значит «свет неба» или «небесный свет», ибо я уже вам сказал, что «Ра» – солнце и вообще небо, так как «Ур».– свет. Другими словами, коренные японцы, как древние египтяне, жители Западной Африки, Южного Средиземноморья, Месопотамии, Шелкового пути, Малой Азии, Индии, большинства Тихоокеанских островов и архипелагов, инки, майя, тольтеки, сапотеки и так далее – все они – среда, в которую внедрилось торговое племя и в конечном итоге подчинило их себе, ни разу не взмахнув оружием.

Стр. 15: «Лодки хоть куда: немного похожи на наши зимние, крестьянские розвальни: широкие, плоскодонные, с открытой кормой». Стр. 42.: «А нечего делать японцам против кораблей: у них, кроме лодок, ничего нет. У этих лодок, как и у китайских джонок, паруса из циновок, очень мало из холста, да и открытая корма: оттого они и ходят только у берегов». «Кемпфер (первый описатель Японии – мое) говорит, что в его время сиогун запретил строить суда иначе, чтоб они не ездили в чужие земли». Стр. 68: «Его спросили: отчего у них такие лодки, с этим разрезом на корме, куда могут хлестать волны, и с этим неуклюжим высоким рулем? Он сослался на закон…»

И для контраста (стр. 85): «Китайские джонки устройством похожи немного на японские, только у них нет разрезной кормы. Лодки эти превосходны в морском отношении: борта лодки при боковом ветре идут наравне с линией воды, и нос лодки зарывается в волнах, но лодка держится как утка».

Рис.1.

В связи с этим привожу картинку океанических течений (летом) в указанном регионе (рис.1). К этому рисунку я хочу добавить только несколько слов, остальное вы и без меня сообразите. Упомянутый у меня в других работах (сейчас не вспомнил) японский этнограф, впервые оказавшийся на американском континенте, в гостях у аборигенов, был ошеломлен: он без переводчика понимал их язык, столько много было у них «японских» слов, лишь слегка «перевранных», по научному – видоизмененных. Вы понимаете теперь, почему сиогун запретил строить лодки с высокой кормой, наоборот – приказал корму «разрезать»? Это своего рода «засеки» и «засечные черты» на границах молодого русского государства, якобы от татар, а фактически от побегов своих русских рабов «за границу». И ведь Великая китайская стена для этого же предназначалась. Ибо для любых других целей она не имела практического смысла. (Читайте другие мои работы).

Вернемся к китайским джонкам, «как уткам». Вы же сами видите на картинке, что опасности, такой как для Японии, джонки не представляли. Но только западные историки (а других, в общем–то, нет) всячески хотят почему–то преуменьшить мировую китайскую мореплавательную экспансию (вплоть до Восточной Африки, не считая тихоокеанской и индийскоокеанской), каковая была значительно шире португальской, и раньше португальской началась. Только «португальцы» (североевропейцы – читайте другие мои работы) победили эту экспансию, причем победили на основе истинного Второзакония, а не того якобы «Второзакония», за которое католичество и вообще христианство выдает до сих пор Первозаконие (подробности – в других моих многочисленных работах).

Кроме того, значительная часть японской культуры произрастает из индийско–китайской культуры, вернее из культуры торгового племени, каковое в Индии и Китае оказалось раньше, чем в Корее и Японии, только не одним, а двумя путями: морским и сухопутным. И именно самураи, во главе со своим сиогуном, решили окуклиться (читайте мою статью «Окукливание».

У Хейердала разбросаны по книге десятки подробностей об ареалах использования «обрезанных» и «необрезанных» лодок, но смысл на заперт «необрезанных» лодок можно понять только в контексте. Поэтому мне потребовалось бы процитировать книгу почти полностью, что, естественно, – невозможно по моральным соображениям. Поэтому кратко перескажу мысли собственными словами.

Обрезанные лодки до сих пор знают и даже используют там, где не нужны необрезанные лодки, например на озере Чад, где нет опасных волн, и откуда далеко не уплывешь. Необрезанные лодки используются и ныне там, например, на озере Титикака на высоте 4000 метров над океаном, откуда тоже никуда не уплывешь кроме границ этого озера, но волны там могут быть большими. На западном побережье океана Центральной Америки необрезанные лодки как бы под теперь уже негласным запретом, точно так же как и в Японии до 1853 года. Отсюда напрашивается вывод.

Сыны Солнца, прибывшие из–за океана в чужую страну и подчинившие себе аборигенов своим колоссальным превосходством во всех отношениях, и став Солнцами сами, перестали брать в руки веревки, камыш, весла. У них была другая забота: жречество, царствование, организация, астрономия, инженерия, в том числе строительство мегалитических сооружений, чтобы аборигены не разуверились в их могуществе. Вся черная работа по морскому делу легла на обученных к этому времени аборигенов, в том числе и командование судами и унитарного использования течений. При таком обороте событий совершенно естественным стал бы запрет. И, в первую очередь, – на плавание в открытом море. Ибо добровольные рабы, всегда желая стать сеньорами, потянулись бы на неосвоенные пока торговым племенем места, и стали бы там тоже Солнцами. Вот эту–то диффузию из диффузии, умноженную на диффузию, и надо рассмотреть антропологам и археологам по остаткам сохранившихся сведений на земле и под землей. Это была бы благодарная работа. Тогда бы многочисленные народы, империи, города–столицы, культуры на крошечном пятачке Центральной Америки стали бы нам всем понятнее. А то они мелькают у нас в головах как картинки–вспышки в калейдоскопе, ни начала, ни конца, только – необъяснимые переходы, из пустого – в порожнее.

И «удобная сушка папирусных лодок» стала основой истории.

Диффузионные народы

Выше я уже останавливался на необъяснимом смешении рас. Но только сейчас этому можно дать уже более четкое объяснение, основанное на многократной перекрестной диффузии. Во многих других своих работах я доказывал, насколько бывают умны и хитры животные, особенно домашние, мигом берущие на вооружение нашу людскую хитрость. Поэтому примите это утверждение здесь без доказательств. Теперь обратите внимание на так называемых учеников больших согласно рейтингу разных Академий (не всегда справедливому) ученых. И посмотрите, как часто и насколько сильно ученики «предают» учителей. В кавычках потому, что иногда это не в полном смысле предательство. Например, учитель любит пельмени, а ученик – редьку с квасом, разве это предательство? Тем не менее, своя рубах всегда ближе к собственному телу. И если учитель мешает чем–нибудь кушать хлеб с маслом, то против этого учителя можно и батальон «единомышленников» собрать. Именно поэтому из любой элиты начинается диффузия мысли, способов и средств в среды, как бы близкие по духу, но это – только благопристойная вывеска на борделе. Под ней – охмуренные и подчиненные сообщники, жаждущие от своего начальника награды, когда они победят. Особенно это хорошо видно на компрадорах всех мастей. Но самое примечательное то, что компрадоры всегда побеждают «иностранных завоевателей» в замкнутой стране–регионе, тихой сапой, постепенно, но верно. И «белым» приходится уходить или создавать внутри страны–региона отдельные, замкнутые же, собственные ареалы. Под ареалами я имею в виду не только площади земные, но, например, и монопольные группы по торговле алмазами, нефтью, лесом, деньгами и так далее.

Теперь взгляните на лаков (под предыдущим заголовком) и объяснение само попросится на бумагу. А мне пора привести несколько цитат.

Стр. 248: «Древний историк Геродот, посетив Египет, записал, что во времена фараона Неко, правившего около шестого века до нашей эры, египтяне послали финикийские суда в плавание вокруг Африки. Естественно предположить, что на борту находились люди фараона, хотя в источниках подчеркивалось, что финикийскими судами управляли финикийцы. Флотилия вышла в Красное море и вернулась через Гибралтар три года спустя; в пути мореплаватели дважды собирали на берегу урожай. Они сообщили, что солнце было к северу от них, когда они огибали Африку».

Прерываю цитату, чтобы сказать вам: плюньте на фараона, а финикийцев замените на евреев (торговое племя), и обратите особое внимание на то, что они собрали два урожая. Так что никто их не «посылал». Это так в «Платоновской» академии Козимо Медичи «перевели» нам Геродота. В действительности же, я думаю, здесь описан только процесс, а потом к нему добавлены имена и задания. Что сразу же изменило первоначальный смысл процесса, который вытекал не из заданий, а из самой природы: торговое племя не может существовать безбедно, если их больше 5 процентов среди аборигенов. Потому–то они и есть вечные «переселенцы».

Продолжаю цитировать: «Через сто с лишним лет финикийцы снарядили огромную экспедицию во главе с Ханно, чтобы учредить колонии для торговли за Гибралтаром. Шестьдесят парусных судов, оснащенных пятьюдесятью веслами каждое, везли тридцать тысяч переселенцев, представителей всяких профессий. Они вышли в Атлантику, миновали древнюю колонию Ликсус — Вечный город Солнца — и шесть раз становились на якорь у марокканского побережья, высаживая на берег колонистов. Они проследовали на юг дальше нашего, обогнули мыс Юби, миновали острова Зеленого Мыса у Сенегала и достигли лесных рек тропической части Западной Африки».

Опять прерываю, чтобы развернуть ваши мозги на правильный румб. Пусть историки мне покажут мировую империю Финикию, а не ту деревню на берегу моря, которая историками считается из за совершенно незначительного звукового совпадения древним Библом. Ибо даже в наши дни и даже величайшими империями такая штука, как описана, не сильно–то под силу. Значит, имперской силы не было, тогда остается только перманентное, частнопредпринимательское заселение разрастающимся на жирных торговых прибылях «побелевшими» под относительно слабым солнцем праевреями. Каковых по злой воле «Платоновской» академии Козимо Медичи назвали финикийцами без роду–племени. Только и это еще не все. Хейердала ведь интересуют только лодки, а не само заселение. Поэтому он не цитирует того же Геродота о движении торгового племени из Эфиопии в Судан, а Судан тогда под именем Западного Судана простирался до Атлантики, только не через Средиземноморье, а прямо по суше, налево, как минуешь первые нильские пороги. Или даже еще до порогов, я уж теперь забыл. Посмотрите сами по старинным картам.

Кстати, об этом и сам Хейердал пишет далее: «Известно, что финикийцы и по суше вели торговлю с лесными племенами Западной Африки. Пользуясь нумидийскими караванами, они получали слоновую кость и золото, а также львов и других диких животных для многочисленных цирков в крупных городах от Сирии и Египта до островов Средиземноморья и атлантического побережья Марокко».

Значит, это не финикийцы, а древние греки, только не те, о которых в исторических книжках написано, а византийские греки, эллины, а они–то как раз и есть Моисеево колено под знаменем истинного Второзакония. И существовали эти «греки» до Римской империи и вместо нее, каковой вообще не было.

Но, пусть Хейердал продолжает: «За сотни лет до нашей эры вся Северная Африка была опутана, можно сказать, целой паутиной дорог, по которым шли исследователи и купцы (исследователей вычеркните, купцов оставьте). Важную роль здесь играли бесстрашные финикийцы. Но кто они были, эти финикийцы, о которых нам так мало известно? От кого они произошли, кто научил их мореплаванию? Через древних римлян мы унаследовали всего лишь слово «финикийцы» — своего рода удобный мешок, куда мы складываем всех, кто до расцвета Рима выходил в плавания из внутреннего Средиземноморья…»

Прекрасная цитата, только Хейердал не довел «финикийцев» до Ганы на Атлантике, посмотрите сами историю Ганы, особенно археологию. И Хейердал боится сказать то, что я раз пятьдесят уже вам сказал в своих работах: никакого Древнего Рима на нашей Земле не было, его придумали от корки и до корки в «Платоновской академии Козимо Медичи. Притом, приписав «древним римлянам» деяния выдуманных «финикийцев», и поэтому оставив их на манер присказки «гол как сокол». И именно тут «потерялись» следы древних евреев. И никакие «найденные» там, куда их за два дня преднамеренно положили, «древние папирусы» и прочие подделки никогда не смогут противостоять элементарной и последовательной человеческой логике. Если, конечно, эта логика свободна! Свободна от заржавленной конъюнктуры, – от наперед заданной идиотской идеологии и приказного мироощущения.

Стр. 255–256: «На древнеегипетских фресках люди с темными и русыми волосами сообща вяжут папирусные лодки. Там, где мы строили «Ра», по велению фараона Хафра у подножия его пирамиды была погребена его супруга. На портрете, увековечившем ее черты, видно, что у царицы были золотисто–желтые волосы и голубые глаза. У самого Рамсеса Второго, который лежит среди черноволосых бальзамированных родичей под стеклом в каирском музее, орлиный нос и шелковистые желтые волосы. Северную Европу никак нельзя тут считать монополистом. Этот расовый тип был представлен в Средиземноморье, включая Малую Азию и Северную Африку, когда на севере еще и в помине не было викингов. И если вообще можно говорить о каком–то родстве, то блондины должны были прийти в Северную Европу с юга, ведь эпоха викингов начинается через три тысячи лет после того, как в Египте Хафр похоронил свою голубоглазую блондинку рядом с деревянным кораблем своего отца — Хеопса. Светловолосые бородачи. В Атласских горах среди коренных жителей их было не меньше, чем среди берберов на берегу Атлантики, вокруг Солнечного города, где их потомков можно встретить по сей день. А с берегов Африки они вместе с женами и своим скотом вышли в Атлантический океан и поселились на Канарских островах, где мы их знаем под именем гуанчей. Светловолосые бородачи, строители пирамид и солнцепоклонники, не имеющие никакого отношения к викингам, присутствуют во всех легендах древних американских культур от Мексики до Перу. По всей тропической Америке, где сохранились старинные пирамиды и огромные статуи, испанцам говорили, что они не первые белые бородачи, пришедшие сюда из–за океана. В легендах подробно описаны люди, с виду похожие на испанцев, которые научили кочующие индейские племена строить дома из кирпича–сырца и жить в городах, воздвигать пирамиды и писать на бумаге и камне. Повсюду о белых бородатых странниках рассказывали, что они смешались с коренными жителями и вместе с ними закладывали основу местной культуры. Сами индейцы были безбородыми (конец довольно длинной цитаты, выделено – мной).

Это нам Хейердал кратко рассказал официальную историю, только общее впечатление от нее как от винегрета, в котором в дополнение к обычным мелко порубленным ингредиентам добавлены болтики, гаечки, тряпочки, бумажки, очистки из мусорного ведра. Вместо соли – кокаин, вместо горчицы и перца – хина, а оливковое масло – напополам с маслом машинным. И говорят: кушайте на здоровье!

Вы представляете, как трудно этот «винегрет» рассортировать по ингредиентам, особенно по тем, каковые никогда с винегретом и рядом не находились. Ведь на этом и основана наперед заданная историческая кухня. По типу загадки про зеленую селедку, которая еще и пищит, «чтоб труднее отгадать».

Давайте все–таки разберемся, что считать белым и черным, и на каком фоне. А то у нас тут атланты попали в одну компанию с черными, красными и желтыми, как на плакате ООН. Точно так же как снег, сгребаемый с улицы, нельзя считать белым в сравнении с гренландским или с антарктическим снегом. И вообще, кому нужен этот сумбур?

Начну, пожалуй, с атлантов, конкретно – с цвета волос и глаз. Об атлантах нам известно, что они здоровые, стройные с очень светлыми волосами и глазами. Недаром даже бывших жителей северной половины европейской России называли «чудью белоглазой», несмотря на очевидность светло–серых, темно–серых, голубоватых, голубых, водянисто–голубых и так далее глаз. Тогда они – атланты? На этом все сведения об Атлантиде для нас, включая ученых, заканчиваются. А светло–карие глаза куда отнести? К белоглазости или к черноглазости? А зеленоглазых? Бывают же.

И вас, господа читатели, нисколько не удивляет, что по аналогии с «финикийцами» мы больше абсолютно ничего не знаем об атлантах? Второй «удобный мешок» по выражению Хейердала.

Перейдем к цвету волос. Эфиопы и семиты по сравнению с атлантами – черные, а по сравнению с японцами и коренными южноамериканцами – белые, так как вступает визуальная разница в глубине черноты. Точно такая же, как в упомянутом снеге. В общем, все это видно только, когда рядом поставлены экземпляры.

Но вот ведь в чем закавыка: Хейердал как будто нарочно дразнит нас, что совершенно беленькие люди пришли туда, куда он написал, не с севера, а с юга. А зачем он нас дразнит? Неужто затем, что у него так лучше с лодками получается? Или он не знает, что светлоглазые, светлокожие и светловолосые люди живут только на севере Европы. Тогда они и есть атланты, тем более что на севере, как правило, живут высокие ростом здоровяки, к племени которых и он сам относится. И даже негры на глазах, не говоря уже об их детях и внуках (Пушкины), белеют по всем этим параметрам при перемещении в указанные края.

Притом вновь заметьте, те «три тысячи лет», которые якобы «отделяют» викингов от египтян, точно такой же исчерпавший себя «плод разума» как и – «прямые параллельные линии не пересекаются». Когда теперь доподлинно известно, что прямых линий – в природе нет, поэтому нет и прямых параллельных линий. Но это у меня, и задолго до меня, я имею в виду скалигеровскую хронологию, столько раз доказано, что скучно повторять. Впрочем я ненадолго и дополнительно к этому еще вернусь благодаря Хейердалу, только чуть ниже.

Я все это так долго и так нудно объясняю для того, чтобы отделить евреев от «атлантов». Особенно в те далекие времена, о которых у нас идет речь. Чтобы приблизить египтян к атлантам. Вот тогда и выйдет, что переселенцы–торговцы, вступая в межэтнические связи, усредняются сами и усредняют средиземноморскую этническую среду, каковая усреднялась еще раньше с североевропейцами, с атлантами. Вот тогда для Центральной Америки переселенцы становятся понятными как внезапные пришельцы, а к североафриканцам и и южноевропейцам я сейчас перейду.

Стр. 295–296: «Камышовые лодки? Может быть, мы подразумеваем мадиа? Как же, как же! Старый бербер согласился быть нашим проводником, и мы тотчас, что называется, пошли по следу. Два дня мы пытались пробиться на машине через редкий пробковый лес в деревню йолотов, укрывшуюся в глухом уголке побережья. В конце концов мы дошли до нее пешком. Живописные хижины из сучьев, аистовые гнезда на камышовых крышах, козы. Дети и старики: одни семьи — сплошь голубоглазые блондины, другие — негроиды. Ни одного араба. Таким было смешанное коренное население Марокко. По чести, следовало бы определить его как «неопознанное». На деле же светловолосых и черноволосых удобства ради смешали в одно и сунули, как говорится, в один мешок с надписью «берберы». Маленькое солнечное королевство отгородилось от моря и реки, от скудных пастбищ и скрюченных стволов пробкового дерева мощными заборами из кактуса. Нас провели внутрь. Мадиа! Как же, как же. Все люди старшего поколения, согбенные старцы и беззубые старухи, помнили и шафат, и мадиа, оба вида лодок, которыми пользовались вокруг устья реки Лукус еще несколько десятилетий назад. Два старика тут же изготовили каждый по модели — шафат с обрезанной прямо кормой (на таких лодках переправляли груз через реку) и мадиа, нос и хвост крючком, как в Древнем Египте. Мадиа и с морским прибоем справлялись, размер — какой тебе угодно, и камыш, из которого делали лодки, — кхаб — месяцами сохранял плавучесть. Старики связали небольшую лодку с загнутым вверх носом и обрезанным хвостом, и пять человек вышли на ней в залив, чтобы я мог убедиться в ее поразительной грузоподъемности. В устье Лукуса, как и на Сардинии, над водами, где уцелели камышовые лодки, возвышаются могучие руины мегалитических сооружений. Ликсус… Откровенно говоря, если бы не охота за камышовыми лодками, я бы ничего не знал о Ликсусе. Древний город так же мало известен моим коллегам–археологам, как и рядовым марокканцам. Специалисты по Египту или Шумеру, тем более по древней Мексике мало что знают об атлантическом побережье Африки и вовсе не слыхали о памятниках на реке Лукус. У горстки знатоков Марокко пока что хватило времени и средств только на то, чтобы заложить несколько разведочных шурфов и обнажить огромные камни, из которых сложены древнейшие стены Ликсуса. Я забрел сюда, потому что холм с развалинами возвышается над рекой у самой дороги, ведущей из Лараша к пробковому лесу, в котором йолоты вяжут лодки из камыша. От леса до Ликсуса считанные километры, и как раз на одном из рукавов Лукуса, огибающем холм с могучими руинами, камышовые лодки широко употреблялись еще в нынешнем столетии. У подножия холма стояли римские склады, напоминая, что некогда Ликсус был важнейшим атлантическим портом для мореплавателей из Средиземноморья» (выделение – мое).

С точки зрения поэзии тут все в порядке. Точно так же как у нашего соловья Карамзина. Но ведь поэтов и без этнографов и археологов хватает. Их ведь не для услады сердца открывают, а исключительно для учебы. Так что для меня тут важны только выделенные слова, простите за не мои длинноты, так как я не мог выбрать из приведенного текста только выделенные слова. Это бы называлось выдергиванием слов из контекста с намеком на изменение их смысла. Теперь же я – чист.

Начнем с йолотов. Не знаю уж, как звучит это слово по–норвежски (перевод книги Хейердала с норвежского) и правильно ли его звучание передано по–русски, только сдается мне, что это – илоты, «деревня илотов». Согласно БСЭ (греч. Heilotai) – покоренное земледельческое население (то же что амхаарцы – мое). Илоты считались собственностью государства и были прикреплены к земельным участкам, которыми владели спартиаты (в Японии самураи – мое). От рабов илоты отличались тем, что владели средствами производства, необходимыми для обработки земли, имели свое хозяйство. Владельцы участков не могли ни продавать, ни убивать илотов. Устанавливаемый государством натуральный оброк, который илоты уплачивали своим господам, составлял примерно половину урожая, остальная часть принадлежала илоту.

Речь тут идет, конечно, о спартанцах, только надо иметь в виду, что выделенное мной слово покоренные не надо понимать слишком прямолинейно, как мы все привыкли – войной. Ибо торговое племя никогда ни одной войны не вело, не покоряло силой, так как это логически бессмысленно. Недаром БСЭ добавляет: «число илотов в несколько раз превышало число завоевателей–спартанцев». Но ведь по тем временам, при равном оружии (дубина на дубину, нож на нож, лук на лук) число завоевателей должно быть больше покоренных, учитывая «отечественность» войны, защиту очагов, жен и детей против разбойников, разрозненных между собой личным стяжательством. Из этой логики вытекает, что илоты не могли бы прокормить спартанцев. Поэтому военное покорение – устоявшийся миф идиотов, каковые мы все есть благодаря вбиванию нам в головы чего–то похожего на коммунизм: сладко, но логически не может быть. И не только по зрелому размышлению, но и на примере 100–летней практики его насильственного внедрения. Впрочем, можно только почитать французского энтомолога Фабра и поглядеть по сторонам.

Другое дело мирное завоевание торговым племенем. Когда не с мечом в руках отбираешь половину урожая у илота, он сам тебе его несет на блюдечке. В виде торговой прибыли, о которой не имеешь представления, что она есть, и в виде добровольного налога на церковь, которую полюбил всей душой.

А любовь возникает к как бы недостижимому превосходству. Хоть внешнему, женскому превосходству кажущейся красоты, добившись внимания которой, считаешь себя счастливым и будешь покорным ей. Хоть к интеллектуальному превосходству, когда на любой вопрос, абсолютно на любой, у все больше и больше любимого объекта всегда есть исчерпывающий и удовлетворяющий тебя ответ. И ты становишься таким же покорным этому объекту как долгожданной красавице–жене.

Вот что такое завоевание мирным способом. И это есть не только илот, но и – амхаарец, какового всезнающее племя не может не презирать. И тем больше, чем больше амхаарец это племя первоторговцев и первоцерковников любит. И тут простодушных, здоровенных, голубоглазых и белотелых атлантов можно целыми деревнями не только в Марокко завербовать, но и в саму преисподнюю. И дать им имя хоть йолотов, хоть илотов, хоть амхаарцев. Тем более что северные жители вообще привыкли, генетически, много работать, чтобы выжить. Вот тут и можно вновь повторить выделенные мной фразы: «Дети и старики: одни семьи — сплошь голубоглазые блондины, другие — негроиды. Ни одного араба», ибо арабы – это сами евреи. А когда «Платоновская» академия Козимо Медичи окончательно запудрила нам мозги, можно дописать: «Таким было смешанное коренное население Марокко». Потом что–то случилось, во что я не буду здесь углубляться, и «маленькое солнечное королевство отгородилось от моря и реки, от скудных пастбищ и скрюченных стволов пробкового дерева мощными заборами из кактуса». А потом сделать последний штришок: «На деле же светловолосых и черноволосых удобства ради смешали в одно и сунули, как говорится, в один мешок с надписью «берберы»».

Но так как в «Платоновской» академии уже к 1500 году сложились «римские склады», то «несколько разведочных шурфов, обнаживших огромные камни, из которых сложены древнейшие стены Ликсуса» (еще до «римских складов»), на которых «римские склады» стояли, стало достаточным. Современные наследники торгового племени сделали так, чтобы у «горстки знатоков Марокко хватило времени и средств только на то, чтобы заложить несколько разведочных шурфов. По–моему эти шурфы и сегодня, через 40 лет после путешествия Хейердала, не закончены, не говоря уже о закладке новых.

Хронология

Вообще–то я столько раз уже писал о дебильности действующей хронологии вслед за Носовским с Фоменко, Н.Морозовым и И.Ньютоном, что уже – тошнехонько. Но придется еще раз, чтобы эта статья не потеряла остроты.

Вот, например, что пишет Хейердал (стр.261–262): «В рекордный срок те же индейцы мексиканских лесов до нашей эры познали тайны календаря и накопили астрономические сведения, которые в Старом Свете собирались тысячелетиями. Египтяне, вавилоняне и ассирийцы, обитатели обширных низменностей, наблюдали большинство ночей в году вращающееся над их головой звездное небо. Используя древнее культурное наследие, финикийцы (все же проскальзывает «наследие», как не пытаются его затуманить – мое) ходили по морям за пределами видимости берегов. (Только прибавьте, что не финикийцы, а все же тихоокеанцы и индийскоокеанцы первыми ходили «за пределы видимости берегов» – мое).

Как же лесные индейцы сумели всех их догнать и перегнать, живя под влажной сенью могучих деревьев, где вся видимость подчас ограничивалась тем, что расчистил топор? И, однако, у этих индейцев астрономический календарный год был вычислен точнее, чем у испанцев, которые их «открыли». (Почему бы не сказать тут же о древнеперсидском, древневавилонском и вообще аравийском календаре? И даже о греческом. Прежде, чем перейти к григорианскому – мое). Даже наш современный григорианский календарь точностью уступает тому, которым пользовались майя на берегу Мексиканского залива до прихода Колумба. По их подсчетам, длина астрономического года составляла 365,2420 суток, что дает отставание на одни сутки за пять тысяч лет. Наш календарь определяет длину года в 365,2425 суток, ошибка за пять тысяч лет достигает плюс полутора суток. Вычислить все это было не так–то легко. Тем не менее, майя в своих подсчетах были на 8,64 секунды ближе к истине, чем наш календарь. Их соседи и предшественники, захоронившие своего солнечного короля в осмотренной нами пирамиде в Паленке, выбили на камне надпись о том, что 81 месяц составит 2392 дня, получается месяц длиной в 29,53086 дней, ошибка всего в 24 секунды.

Майя восприняли основы астрономических знаний от приморских ольмеков, которые еще до нашей эры высекали точные даты на своих замечательных каменных сооружениях. Европа тогда совсем не имела летосчисления. Наш календарь ведет счет от 1 января года, к которому отнесено рождение Христа. Мусульманский календарь начинается с года, когда Мухаммед бежал из Мекки в Meдину — это будет 622 год нашей эры. Летосчисление буддистов начинается с рождения Будды, то есть с 563 года до нашей эры. Отправная точка древнего календаря майя приходится на 12 августа 3113 года до нашей эры. Чем знаменательна эта дата? Этого никто не знает. Одни считают, что она взята случайно, лишь бы с чего–то начать, другие полагают, что индейцы связывали ее с определенным расположением небесных светил, наблюдавшимся задолго до расцвета культуры в Америке.

В Египте между 3200 и 3100 годами до нашей эры — время, которым начинается календарь майя, — возникла первая династия фараонов, но, насколько мы знаем, на американской стороне океана тогда еще не было никаких цивилизаций. Если индейцы пришли в Мексику не меньше 15 тысяч лет назад, но только за несколько столетий до нашей эры создали удивительную ольмекскую цивилизацию, почему их календарь начинается с даты, которая совпадает с временем возникновения древнейших известных цивилизаций земного шара в Месопотамии, Египте, на Крите?» (конец цитаты, выделение – мое).

Тут опять много поэзии, поэтому я выделил то, что мне нужно.

Во–первых, Хейердал как антрополог должен знать, что в 1582 году папа Григорий XI выбросил из «современного григорианского календаря» разом 10 дней и после 04.10.15832 наступило сразу 15.10.1582. Если бы он не выбросил, то майянский календарь был бы точнее григорианского, даже стыдно подсчитывать, насколько.

Во–вторых, давайте выпишем в столбик «начала эр»:

— Христианская – 0 год;

— Буддийская – 563 год;

— Мусульманская – 622 год.

Эру «от сотворения мира» я использовать не буду, ибо ее считали назад по Библии, а Библий на Земле – не одна, я имею в виду еще до христианской канонизации одной из нескольких, может быть, даже из нескольких десятков. И какая из них верная – один черт знает. Теперь проанализируем эти даты.

Значит, первым появилось на Земле христианство, затем буддизм, а потом уж – мусульманство. Тогда наступает логический идиотизм. Ибо все три религии исходят до мельчайших подробностей из одного и того же мировоззрения и событий, еврейского мировоззрения во главе с богом Яхве, и еврейских событий. Значит, евреи жили и творили историю до «нулевой» эры. Это – общеизвестно.

Для продолжения идиотизма возьмем эру майя – минус 3113 год, это год, считай первого фараона первой династии фараонов вообще, каковых насчитывается свыше двух десятков. Но как раз в это время в Египте и царствовала согласно официальной истории эфиопская династия, династия из древнего йеменско- эфиопского государства Аксум. Причем не эфиопы создали это государство, а йеменцы, переплыв Баб–эль–Мандебский пролив. То есть, из того самого места, какое я отвожу началу торгового племени.

Но торговое племя по самой разумной логической идее должно плавать не в одну сторону (в Африку), а в обе стороны (в Персидский залив и по набитому островами Ормузскому проливу до Индии, и что находится за ней). И если уж они добрались и создали буддизм в Индии в 563 году новой эры, хотя я и не думаю, что им для этого потребовалось 3113 + 563 = 3676 лет, то ислам они могли создать значительно раньше – плыть раз в десять ближе. Кроме того, переплыв Тихий океан где–то лет на 100–200 позже (набирались опыта), они вполне могли создать там эру по своей бывшей родине, то есть, «от сотворения мира». Но это миф, ни на чем не основанный, так как и я, и до меня, доказали, что так называемый радиологический метод датировки событий по точности примерно как бабка нагадала.

Из этой логики вытекает, что ислам и буддизм созданы примерно в одно и то же время, хотя ислам – логически немного раньше, а не так как он ныне церковными историками датируется. И в Египте ведь ислам «расцвел» как роза из булыжника, логически необъяснимо, если не считать туманных намеков на военные завоевания верблюдов, нечаянно притащивших на своих горбах ни о чем не подозревавших арабов с исламом в головах.

Историки–традиционалисты не дадут мне соврать, христианство возникло посередь якобы будущего ислама, или с краешка, если им так будет приятно. Притом как бы разом, и в Западном Китае, и в Средней Азии, и в Эфиопии, и в Малой Азии (включая Константинополь с окрестностями), и даже в славном нильском городе Александрия. И я уже не говорю об Иерусалиме, в каковом до Наполеона Бонапарта об этом даже не знали палестинцы, отчего они так недовольны нынешним Израилем. А потом уже перебралось к римским императорам. И этот анализ показывает, что христианство – моложе и ислама, и буддизма.

Но ведь и в «Римской империи» об этом знали, хотя узнали об этом гораздо позже, когда Козимо Медичи единолично собрал так называемый Ферраро–Флорентийский церковный собор в 1438–1445 годах будущих католиков. Вот тогда–то и было дано задание Скалигеру прибавить христианству разом 1000 лет, (см. труды Носовского и Фоменко). Ибо получался непорядок. Европа стараниями Моисея (полуофициально – стараниями древних греков, точнее эллинов, от слова «многобожие») гигантскими шагами выдвинулась вперед, Козимо Старший перехватил у них с помощью своих банков пальму первенства, а тут ислам какой–то мешает насладиться. О буддизме, я думаю, Козимо вообще никогда не слышал. Не говоря уже о плавании торгового племени за Тихий океан. Разумеется, 1000 лет прибавили к Рождеству Христову. И вышел идиотизм, который теперь представлен во всей своей красе.

Тогда ведь получается, что Христос родился не раньше 1000 – 622 = 372 года нашей эры, вернее чуть позже, ведь Моисей приходился ему дядей согласно Корану, так как Мария (Марийам) – родная сестра Моисея (Мусы) и брата его Аарона (Харун). Потом взрослел в пустыне 33 года. Но и само слово–то «ислам» произошло ведь от Ис (Иса). Что по–арабски означает Иисус (где us – «римско–латинское» окончание, а двойное «и» всего лишь то же самое, что в словах «Амхаарец» – земледелец и «амхарский» язык – язык эфиопских земледельцев, вечно голодающих и вечно ждущих помощи от ООН). И причем здесь Магомет, я не понимаю. И вообще Кришна – это Христ, если ломать свой язык на индийский лад, так как он вообще–то Кхриш, где «ш» до сих пор западноевропейцы пишут тремя–четырьмя буквами, обязательно включая сюда букву «с» (s).

Вот когда все это соберешь в кучу и еще прибавишь раз в десять большую кучу (в других моих работах), то получится, что моя история мира – верх логики. И все в ней становится стройно–престройно. Примерно как в хороших швейцарских часах.

Именно поэтому как викинги, так и атланты вполне могли существовать и делать свои дела одновременно с фараонами, Геродотом и даже раньше их. Только они не были грамотными как евреи, ничего не смогли записать и их просто вычеркнули из истории в «Платоновской» академии Козимы Медичи.

Технологии

Наркотики (кат, опиум, бетель, кокаин), табак, водка (ром, виски, шнапс и т.д.) появлялись везде как только туда попадало торговое племя. Где оно не появлялось, например, в Австралии, и эта дрянь не попадала. Знаменательно. Все это я рассмотрел в других своих работах на предмет регулировки сознания аборигенов в нужную сторону. Полезные технологии типа пурпура, кошинили, индиго я тоже рассмотрел. Коснулся немного кукурузы и прочих полезных растений и даже животных, например пчел. Настала пора кое–что процитировать и из Хейердала.

Стр. 266 – 271 (выборочно, но все равно очень длинно, но делаю я это с превеликим удовольствием): «Вряд ли можно утверждать, что изобретение бумаги непременно следует за изобретением письменности (подтверждаю, что японцы и китайцы, например, используют бумаги для письма едва ли не сотую часть от производимой – мое). Тем не менее, древние жители Мексики делали бумагу для письма. Не из измельченной древесной массы, как мы, а так же, как древние египтяне и финикийцы изготовляли папирус. Они молотили, вымачивали и очищали от клетчатки камыш и другие волокнистые растения, затем уложенные крест–накрест в несколько слоев влажные волокна отбивали особыми колотушками, так что они спрессовывались. Изготовить таким способом бумагу — дело настолько сложное, что в наше время Институт папируса в Каире экспериментировал много лет, и только недавно Гасану Раджабу удалось воспроизвести древний производственный процесс. А индейцы Мексики в совершенстве овладели этим искусством до прихода испанцев и делали книги, подобно древним финикийцам. Эти книги — испанцы называли их кодексами — состояли не из разрезных, как в Европе, а из складных листов, и вся книга растягивалась в сплошную широкую ленту, как папирусы Египта. И как в Египте, текст был написан иероглифами и щедро иллюстрирован раскрашенными рисунками. В книгах речь шла, в частности, о бородатых людях. (Добавлю только в скобках, что и на Руси книги делались «сплошной широкой лентой». Только полотнища эти не складывались в гармошку наподобие студенческих шпаргалок, а свертывались в рулон. Собственно, так делали и евреи, только они же все время в пути, поэтому книга состояла как бы из двух рулонов, и один рулон переходил в другой рулон в одном ящике. Оба рулона крутились на палках, представляя нужную часть текста, вместо того, чтобы листать страницы).

Тысячи племен на севере и на юге жили в каменном веке вплоть до прихода европейцев; в отличие от них индейцы лесов и пустынь от Мексики до Перу принялись с целеустремленностью людей, знающих металлы, искать месторождения золота, серебра, меди и олова. Они сплавляли олово и медь и ковали бронзовые орудия, в точности как народы древних культур по другую сторону Атлантики. От Мексики на юг вплоть до Перу ювелиры делали филигранные изделия из золота и серебра, часто с драгоценными камнями: броши, булавки, кольца, бубенчики, не уступая самым лучшим мастерам Старого Света. Это искусство их и погубило, ведь несметные сокровища Мексики, Месоамерики и Перу притягивали последовавших за Колумбом конкистадоров куда сильнее, чем нехитрые каменные и костяные изделия индейских племен остальной Америки, интересные только для современных этнографов. Те самые индейцы, которые неожиданно принялись обтесывать камень, делать сырцовый кирпич, добывать металлы, изготовлять бумагу, проникать в тайны календаря и записывать родовые предания, — они же придумали в Мексике и Перу скрестить два диких вида хлопчатника и вывели искусственную разновидность с таким длинным волокном, что ее стоило выращивать на плантациях. Наладив производство хлопчатника, они начали сучить и прясть волокно, как это делалось в Старом Свете, а изготовив достаточное количество нити и окрасив ее прочной краской, собрали горизонтальные и вертикальные ткацкие станки тех самых типов, какие в древности применялись во внутреннем Средиземноморье, и принялись ткать узорные ткани, тонкостью петель и изяществом превосходящие подчас все, что знал остальной мир.

До того как в Старом Свете изобрели гончарство, будущие творцы древних культур Северной Африки выращивали бутылочные тыквы, которые они вычищали изнутри и сушили над огнем, так что получались сосуды для воды. Это растение приобрело такую роль, что его по сей день используют точно так же строители папирусных лодок от Эфиопии до Чада. Каким–то образом африканское растение стало достоянием Мексики и Перу, где нашло такое же применение и к приходу испанцев стало одной из основных сельскохозяйственных культур. А ведь, казалось бы, тыкву должны были по дороге прикончить акулы и черви, если она сама плыла по течению через Атлантику, или во всяком случае она сгнила бы раньше, чем индейцы подобрали бы ее на берегу и смекнули, что из нее можно сделать. Так что скорее всего ее привезли на лодках.

Но хлопководы Америки не только обзавелись этим важным растением, они развили гончарство по образцу древнего Средиземноморья. Находили нужную глину, смешивали ее с песком в необходимой пропорции, месили, а затем формовали, окрашивали и обжигали сосуды. Делали кувшины, горшки, блюда, вазы с подставкой и без нее, чайники, пряслица, свистульки и фигурки, которые и в целом и в частностях сходны с изделиями древних гончаров Месопотамии и Египта. Даже такие своеобразные вещи, как тонкостенный кувшин в виде четвероногого животного с носиком на спине, для которого нужно изготовить разборную форму, делались по обе стороны океана. А также плоские и цилиндрические матрицы для набивки и украшения тканей. Но всего удивительнее, пожалуй, то, что керамические собачки на — колесиках (выделено мной) вроде современных игрушек находят как в ольмекских погребениях первого тысячелетия до нашей эры, так и в древних месопотамских могилах. Это тем более примечательно, что до того, как была открыта эта параллель, одним из главных аргументов изоляционизма было отсутствие колеса в Америке до Колумба. Но теперь мы знаем, что колесо было известно во всяком случае основателям древнейшей из мексиканских культур. Не будь игрушки с колесами сделаны из долговечной керамики, мы бы и этого не знали. В лесах Мексики обнаружены мощеные дороги доколумбовой эпохи, пригодные для колесного транспорта. Железа здесь не использовали, из глины прочного колеса не сделаешь, поэтому ольмеки могли пользоваться для повозок только деревянными колесами. А от ольмекской эпохи до наших дней вообще не дошло никаких изделий из дерева, оно слишком быстро разрушается.

Допустив, что колесо все–таки применялось в Америке, можно спросить, почему же оно потом исчезло. Скажем, потому, что мексиканские леса с их влажной почвой, при полном отсутствии коней и ослов, не благоприятствовали колесному транспорту, и он постепенно сошел на нет.

Понятно, на лодках из папируса вряд ли можно было доставить в Америку лошадей. Другое дело — собаки. Собака исстари была спутником человека в Средиземноморье, она сопровождала его почти во всех странствиях. У ольмеков были собаки, это видно по глиняным игрушкам. Майя, ацтеки и инки держали собак, об этом говорит их искусство, это же засвидетельствовано в записках испанских путешественников. В доинкском Перу собак мумифицировали и клали в могилы вместе с их владельцами. В этих областях имелись по меньшей мере две породы. Ни одна из них не может быть привязана к какому–либо дикому американскому предку, и обе они совсем не похожи на эскимосскую собаку, пришедшую с индейцами из Сибири. Зато мы видим несомненное сходство с собаками Древнего Египта, где обычай делать мумии собак и птиц был не менее распространен, чем в Перу.

Влажного лесного климата никакая мумия не выдержит, но мы знаем, что народы древних культур Америки бальзамировали останки знатных лиц для вечной жизни, ведь сотни тщательно препарированных мумий сохранились в могилах пустынной зоны Перу. Погребальный инвентарь говорит о высоком ранге покойников. У одних перуанских мумий волосы жесткие и черные, у других — рыжие, даже белокурые, мягкие и волнистые, причем они не только волосами, но и ростом разительно отличаются от современных индейцев Перу — одного из самых малорослых народов в мире. Способ изготовления доинкских мумий — внутренности удалены, полости набиты хлопком и зашиты, кожа натерта особыми составами, тело обмотано бинтами, лицо закрыто маской — отвечает традиционному рецепту, в основных чертах известному по Египту.

У долговязого правителя, покоящегося со своими украшениями под пятитонной крышкой каменного саркофага в пирамиде Паленке, тоже была маска на лице, а тело обмотано красными бинтами. Истлевшие остатки бинтов лежали на костях, когда вскрыли саркофаг, но в климате дождевого леса никакое бальзамирование не могло спасти бренную плоть.

Нет ничего неожиданного в том, что мексиканского священного правителя запеленали в красную ткань и саркофаг изнутри выкрасили красной краской. Красный цвет был в Мексике символическим и священным. А в Перу специальные экспедиции на бальсовых плотах и камышовых лодках ходили вдоль побережья на север за красными ракушками, подобно тому как финикийцы снаряжали экспедиции и даже основали колонии на атлантическом побережье Африки, чтобы удовлетворить свое фанатическое пристрастие к красной краске, добываемой из морской пурпурной ракушки.

Жители Мексики и Перу завели множество обычаев, неизвестных другим индейцам, в том числе очень своеобразные. Они придумали делать мальчикам обрезание, как этого требовала религия некоторых древних народов Малой Азии. Они решили, что солнечные жрецы, не имеющие своей бороды, должны носить накладную, как это было принято в Египте. Сколько на небе звезд, однако они ждали, когда над горизонтом появится созвездие Плеяд, чтобы приступить к ежегодным сельскохозяйственным работам. Врачи в Мексике, особенно в Перу, делали операции на черепе, как для лечения переломов, так и в связи с религиозными ритуалами. Ко времени прихода в Америку испанцев это сложнейшее искусство за пределами Нового Света было распространено

не так уж резко отличался и их повседневный быт, несмотря на расстояние, отделяющее Средиземное море от Мексиканского залива.

Семейная жизнь и общественный строй государств жреческой диктатуры были в основе сходны, предметы обихода различались главным образом в деталях. В Мексике и Перу развивалось террасное земледелие средиземноморского типа с применением акведуков, искусственного орошения и животных удобрений, и даже изоляционисты отмечают удивительное сходство мотыг, корзин, серпов и топоров. Тут и там рыбаки вязали одинаковые сети с грузилами и поплавками, плели такие же верши, делали похожие лески и крючки, пользовались одинаковыми лодками. Тут и там у музыкантов были барабаны, обтянутые кожей с обеих сторон, трубы с мундштуком, флейты, в том числе флейта Пана, кларнеты и всевозможные бубенчики. Сами изоляционисты подчеркивали такие параллели, как состав и организация войска, употребление матерчатых палаток в походе, обычай изображать на щитах узор, указывающий на принадлежность к тому или иному отряду, писали и про тот факт, что праща, незнакомая индейцам, пересекшим Берингов пролив, но характерная для древних воинов Малой Азии, вдруг появляется как один из главных видов оружия во всей области доинкской культуры.

Как диффузионисты, так и изоляционисты говорят о явном сходстве набедренных повязок, мужских плащей, женских тог с поясом и застежкой на плече, сандалий из кожи и веревки. Похожи броши, металлические зеркала, пинцеты, гребни, способы татуировки; опахала, зонты и паланкины для знатных лиц; деревянные подголовники; безмены и равноплечие весы; игральные кости и шашки; ходули и юла. Бездна параллелей в узорах и мотивах искусства…

Словом, не так велико отличие между тем, что создали народы Малой Азии и Египта, когда в Европе еще царило варварство, и тем, что застали испанцы, когда через несколько тысяч лет пришли в Америку. Пришли под знаком креста, чтобы принести новую религию из Малой Азии индейцам, которые жили на другом конце океанского течения и поклонялись Солнцу» (конец цитаты).

Комментировать тут нечего. Разве лишь убрать очень уж частые упоминания Средиземноморья. Ведь сам же автор пишет, что там о ту пору было ничем не прикрытое варварство.

Прямоугольные швы каменной кладки

Хейердал спросил себя в книге: «Почему мы не пошли южнее мыса Юби»? Он имел в виду второе свое путешествие через океан на «Ра–2». И дал умозаключение, которое я процитировал выше, в разделе «Диффузионные народы», там, где анализировал йолотов и камышовые лодки мадия. Из какового выходило, что если в Марокко есть камышовые лодки, то и плыть надо начинать много севернее мыса Юби. Хотя я, еще не читая разбираемой книги, ясно и четко доказал ему (задним числом, конечно, так как в 1965 году я перебирался с шахт Дальнего Востока на кузбасские шахты), что начинать плыть надо из Ганы. Не по северному пассатному течению, а – по южному. Причем не летом, как он сделал, а зимой – тогда нет межпассатного противотечения. Все это у меня расписано самым подробнейшим образом в статье «Африка никогда не была «колыбелью человечества»», под заголовками «Колумб… и вообще Португалия», «Португальцы в Африке» и «Повторение «пройденного»». Естественно, статья моя предназначалась не Хейердалу, о котором я тогда вообще не знал, а Колумбу, которого «проходил» в школе.

Рис.2.

Хейердал (взгляните на карту рис. 2), поплыл 25 мая, до островов Зеленого мыса добрался 19 июня, всего 25 дней. До острова Барбадос он добрался через океан – 18 июля, то есть плыл 28 дней, всего на три дня дольше, преодолев расстояние в три раза большее. При этом он вдоль Африки все время шел перпендикулярно к ветру, и «берег как будто не приближался», ибо он этого страшно боялся, этого самого мыса Юби, около которого разбилось несчетное количество судов. Притом на четвертый день плавания у Хейердала не осталось «ни паруса, ни руля, ни весел», ахтерштевень (корма) надломилась и он так прямо и написал: «мы стартуем с гирями на ногах». Под стартом он имел в виду острова Зеленого мыса, откуда он и начал пересекать океан. Так что прошу вас, господа читатели, обратить внимание на упомянутую мою статью.

Анализируемая книга Хейердалом издана в 1970 году, через пять лет после первого плавания на «Ра», через четыре гола после второго плавания на «Ра–2», так что у него было время для дополнительного обоснования своей затеи, на мой взгляд – недостаточно обдуманной. Хотя я и отдаю честь его и его спутников мужеству. Все они «прививали» себе смертельную болезнь, не будучи достаточно уверенными, что изобретенная ими «вакцина» подействует. Может быть, и были уверены, но тогда напрашивается более жесткое сравнение. Именно поэтому я и решил проверить вторую причину «почему он не пошел южнее мыса Юби». Вот она (стр. 296–297).

«Здесь, на берегу Атлантики, раскинулся город, такой древний, что римляне называли его Вечным, связывая его с именем Геракла — сына их верховных богов Геры и Зевса, героя греческой и римской мифологии. Самые древние стены, теперь совсем или частично погребенные под мусором, оставленным арабами, берберами, римлянами и финикийцами, настолько внушительны, что могут разжечь любое воображение (именно это и плохо – мое). На вершину холма подняли огромное количество исполинских плит разной формы и величины, и все они тщательно обтесаны и пригнаны друг к другу, словно в гигантской мозаике, так что все швы прямоугольные, даже если у камня десять или двенадцать граней. Это была та самая специфическая, неповторимая техника, которая уже стала для меня как бы условным знаком, выбитым в камне там, и только там, где некогда были в ходу камышовые лодки, — от острова Пасхи, Перу и Мексики до более древних великих цивилизаций внутреннего Средиземноморья. Ольмеки и доинкские племена владели этой техникой так же безупречно, как древние египтяне и финикийцы. А вот викинги и китайцы, бедуины и индейцы прерий растерялись бы не меньше, чем группа современных ученых, если бы их подвели к скале и предложили соорудить стену по этому принципу, будь они даже вооружены стальным инструментом и знакомы с готовой кладкой» (конец цитаты, выделено – мной).

Итак, сперва я вам покажу тщательно обтесанные и пригнанные друг к другу словно в гигантской мозаике камни (рис.3 и 4), взятые мной из библиотеки фотоизображений Art Today (диск 14, South America), Перу.

Рис.3

Рис.4

Теперь вы сами видите, что мозаика на рис.3, это что–то вообще невообразимое, так как инки–майя не знали ни железа, ни современного алмазного инструмента. Тут может быть только два случая: либо это каторжный труд ради самого труда, примерно как заполнять бездонную бочку. Либо существовал какой–то технологический прием и техническое решение по размягчению горной породы. Например, нагрев и охлаждение чем–то наподобие уксуса. Или просто смачивание чем–то таким, что размягчает камни. Что касается уксуса, то это известная технология древности. Нагревание груди забоя костром, а затем, при охлаждении нагретой породы уксусом, порода растрескивалась и относительно легко разрабатывалась кайлом, топором, в том числе каменным. Так проходились подземные горные выработки по крепким породам, поддающимся этой технологии. Но не все породы поддаются ей. Есть породы, которые при нагревании и быстром охлаждении не растрескиваются. Сколько их не нагревай, быстрое охлаждение не помогает. При нагревании они переходят в жидкотекучее состояние, примерно как лава, истекающая из кратера вулкана. Причем не во всем объеме, а только лишь в приповерхностном слое. Кроме того, надо столько дров, что их затрату можно оправдать только добычей золота, причем, когда горная порода состоит напополам из золота и камня. Именно поэтому больше на всей Земле не существует примеров как на рис.3. Поэтому я рядом и поместил рис. 4. Таких примеров полно, в том числе в Египте.

В результате, рис. 3 – это, конечно, мозаика, только исключительная, а на рис. 4 – не мозаика, зато распространенная по всей Земле. Так что опрометчивых действий Хейердала эта «мозаика» не оправдывает, хотя он и ищет оправдания задним числом.

На рис. 5 из того же источника и той же страны приведена наиболее распространенная повсюду на Земле кладка из так называемого «плитняка», правда, выполненная на исключительно высоком уровне. Здесь главное, чтобы вода не проникала внутрь по межплитным щелям, будь лаже кладка выполнена на глине, глину попросту со временем размоет. Для этого все плиты должны быть уложены с микроскопическим уклоном наружу нижнего основания плиты, но на рисунке этого не заметно.

Рис.5

Другое дело подпорная стенка, закрепляющая берму у входа в сооружение. Здесь осадки должны проникать внутрь. Во–первых, для того, чтобы замывать внутрь стены регулярно появляющиеся между дождями пылевидные отложения с камней и тем самым способствовать постепенной герметизации швов. Во–вторых, если почва суглинистая, первые же капли дождя проникнут сквозь стену и суглинок набухнет, закрывая проход следующим каплям дождя. Иначе нужен очень сильный и долгий дождь, чтобы промочить для этой же цели суглинок на всю высоту стены. И уж это–то на рисунке видно.

Рис. 6

Рис. 7

Рис. 8.

Искусство сооружения таких стен приобретается только опытом. И больше ничем. Естественно, если живешь в постоянном окружении такого «плитняка». И пришла сперва простая блажь, а потом и возбужденная блажью потребность. Впрочем, и пришельцы могли, как научить, так и потребовать исполнять свою науку. Только и без каких–либо пришельцев сия наука доступна для возникновения, это ведь не письменность придумать. Так что на исключительное влияние переселенцев на этот опыт ссылаться не следует, хотя и совсем пренебрегать им нельзя, как частным, ничего не доказывающим случаем.

На рис. 6, 7, 8 приведены дополнительные данные, показывающие архитектурную, но не инженерную требовательность. Ибо на рис. 8 красота соблюдена, а вот маленький каменный вставыш справа и сверху привел к тому, что вся красота испорчена. Я не нахожу другой причины тому, что красивый шов справа разошелся от мороза, после того как туда начала поступать вода. Другие же швы от попадания воды перекрыты надежно. Кроме следующего, за сильно отошедшем камнем. Он тоже начинает движение. Ибо и над ним брак в работе. Из–за инженерного брака вся красота, доставшаяся таким титаническим трудом, пропала.

Рис. 6 характеризует еще одну особенность. В египетских сооружениях, не знавших каменной арки, пришедшей позднее из Центральной Азии, оконные и дверные проемы перекрывали каменной притолокой. В Америке – то же самое. Только здесь не надо большого ума и воображения, граничащего с теорией относительности. Только вот что важно. Правая притолока поставлена как в Египте, а левая – на свой лад, примерно как на Руси делают из дерева. Наверное, такой удобный камень попался. Так что здесь не канон, а простой здравый смысл.

Рис. 9.

Рис. 10 я привел потому, что он – красивый. Кроме того, он показывает, что и в Центральной Америке постепенно от убийственной для рабочего населения красоты стали отступать в сторону разумной целесообразности. Нечего так тщательно подгонять камни, коли они и без «красоты» хорошо выполняют свою роль. Производительность труда здорово повышается. Отсюда – немаловажный вывод: формируется новое понятие красоты.

Я знаю, что вы, сегодняшние, видите больше красоты на рис. 5 и 9, чем на рис. 7 и 8. А на рисунке 6, не сомневаюсь, вы видите даже некий шик. Именно это и есть художественная гениальность: чуток скруглить (снять фаску) у камней. И не прятать швы, а подчеркивать. Ибо еще в позапрошлом веке именно так или сооружали, или имитировали «накладными» на растворе камнями цоколи зданий. Потом начли то же самое просто «рисовать», делая рустовку на штукатурке. Это сильно напоминает нынешние шубы из искусственного меха «под леопарда», овчину «под крокодила» и вообще пластмассовый «камень», из какого скульптор Церетели собирался «воссоздать» барельефы святых на храме Христа Спасителя.

Рис. 10.

Вообще, я мало сказал и о рисунке 7, продолжу. На нем ведь ясно видна противоположная сторона гениальности. Особенно в сравнении с рис.5, 6 и 9. Ну, зачем, скажите, заглублять межоконный блок? Зачем соседний подоконник выдалбливать? Причем делать из него как бы пластилиновый кубик: взгляните налево, там вытесали нечто похожее на деревянный шип, какие в старину делали у ящиков деревянных комодов и сундуков. Неужто такие глыбы сдвинутся с места, когда первобытная красавица облокотится на подоконник, чтоб взглянуть на проходящего жениха. Инженер–строитель был явный дурак и перестраховщик. Так как такие люди встречаются и поныне, то нетрудно догадаться, что дураки с хорошей родословной, дающей им право занимать важные посты, имелись и в те времена. Это я к тому клоню, что сами Солнца и Дети Солнца занимали свои высокие посты не совсем по праву, праву создавать не только утилитарность, но и – искусство. И здесь особенно ярко высвечивается вырождение этих самых Солнц, если посмотреть со стороны инженерной и архитектурной. Но даже если этот адский труд выделывания из камня того, что легко вытачивается из дерева или слоновой кости, в качестве наказания работника–аборигена бессмысленным трудом, то и это – вырождение. Ибо даже у животных нет такого озлобления к себе подобным.

Рис. 11 я привожу исключительно для того, чтобы плавно перейти из Америки в Старый свет, особенно в Японию и северную Италию. На этой фотографии вы видите, что камни все более и более приобретают в кладке свой естественно округлый вид. Они почти не обрабатываются, а просто подбираются друг к другу. Именно поэтому я поместил рядом японский храм (рис. 11), чтобы вы обратили внимание не столько на сам храм, сколько – на его основание. Я бы мог вообще убрать храм, показав вам только основание, но разве можно вырезать такую красоту.

В Италии многие бывали, поэтому я не зря ее привел в пример, когда из простых круглых булыжников выкладывали стены двух и трехэтажных домов. Особенно их много по деревням северной Италии. В городах эту изумительную кладку везде заштукатурили.

Может быть вы ждете, что я буду этим доказывать, что доказал другими способами: японцы тоже перебирались в Новый свет? Нет, не буду, и Хейердалу как бы запрещаю. Ибо все это равнозначно выдумыванию ковыряться в зубах после мясной еды спичкой, когда не было зубочисток. И – соломинкой, когда спичек не было. Я лучше замечу другое.

Как в Японии, так и за океаном пришла пора экономить рабочую силу. Притом надо понимать, что в Китай и Японию торговое племя прибыло посуху, по «шелковому пути», каковой я называю во многих своих работах Великим проходным двором народов и Соляным путем по доставке соли на Тихий океан. То есть, не рыба – к соли, а соль – к рыбе, так как соли в тех краях все века был – дефицит. На Филиппины же торговое племя прибыло по морям, и в Америку – тем же способом.

В Японию торговое племя прибыло уже с опытом не делать слишком глупой работы. Они весь свой плохой опыт получили на Великой китайской стене, каковая ныне чуть ли не по середине Китая оказалась.

Рис. 11.

И именно поэтому в Японии уже не делали прежних глупостей, что предельно ясно видно по рис. 11.

В Америку же торговое племя прибыло с опытом острова Пасхи, где душа их еще не натешилась бестолковым гигантизмом. При этом надо иметь в виду, что за цветные бусинки из простого песка, в окраске которых солями металлов йеменцы с Адама были большие мастера, аборигенов можно было заставить тесать камни с утра до ночи. Примерно с месяц за каждую бусинку. Именно так с Рюрика и до сего дня людоедские власти не экономят труд россиян. Я думаю, именно этим объясняется как многотонные каменные чурки на острове Пасхи, так и более ранние сооружения в Америке. Безмерное уважение аборигенов к всезнающим сынам Солнца и бусинки, так ярко сверкающие и горящие в лучах настоящего Солнца, это ли не повод к хорошей работе?

А там, где большое скопище людей, знающих всего несколько десятков своих слов (больше и не требовалось для внутреннего общения), разве не повод привлечь к изучению собственного языка торгового племени на первом этапе. Ибо первый этап – это только подготовка к восприятию идеологии, которая лучше бусинок подчинит аборигенов. Ибо бусинки копятся и к ним пропадает интерес, а идеология со временем только крепнет и возрастает в цене. Примерно как полотна старых мастеров.

Наконец, пришел момент, когда труд нужно было уже экономить. Во–первых, торговое племя привезло с собой в Новый свет из юго–восточной Азии кучу болезней, каковые и сегодня почти все возникают именно там. Во–вторых, аборигены становились умнее, вернее, образованнее. И просто так топором махать становилось неинтересно.

Но Старый Свет не одной Японией жив. Поэтому я представляю вам еще три рисунка: из Ирана (рис. 12), из Сирии (рис. 14) и из Чечни, каковая у всех сегодня в мире на слуху и на языке (рис.13).

Рис. 12. Иран. Крылатые быки в пропилеях Ксеркса. Персеполь.

Рис. 13. Развалины храма. Чечено–Ингушетия. Россия, Кавказ.

Рис. 14. Базилика Столпника. Сирия.

Я понимаю, что вы можете подумать, что крылатые быки должны быть родом из Египта, очень уж они похожи на то, что у вас от школьного Египта осталось в головах. Нет, нет, быки именно иранские. Но это неважно, хотя и говорит о том, что Египет и Иран о ту пору, без самолетов, без поездов и автомобилей должны казаться друг от друга не ближе, чем Луна от Земли.

А теперь я не буду вам мешать, посмотрите сами и сравните прежде привезенные рисунки из Америки с этими. Вы, несомненно, найдете все те детали, о которых я писал выше. Вы сравните их и найдете, что аналогия в каменной кладке – полнейшая. Но, об этом и Хейердал пишет, и именно этим объясняет свое отплытие из Африки севернее мыса Юби, упирая сверх всякой меры на «внутреннее Средиземноморье». И это доказывает, что, вообще говоря, каменная кладка как таковая не имеет никакого значения для тех выводов, которые Хейердал из нее делает. Чтобы вам не заглядывать назад, я повторю его слова: «На вершину холма подняли огромное количество исполинских плит разной формы и величины, и все они тщательно обтесаны и пригнаны друг к другу, словно в гигантской мозаике, так что все швы прямоугольные, даже если у камня десять или двенадцать граней. Это была та самая специфическая, неповторимая техника, которая уже стала для меня как бы условным знаком, выбитым в камне там, и только там, где некогда были в ходу камышовые лодки, — от острова Пасхи, Перу и Мексики до более древних великих цивилизаций внутреннего Средиземноморья. Ольмеки и доинкские племена владели этой техникой так же безупречно, как древние египтяне и финикийцы».

В общем, у Хейердала выходит, что и в Японии, и в Чечне, и в Иране – тоже финикийцы? Финикийцы – по всей Земле. Так это же – торговое племя, а не финикийцы в общеупотребительном смысле!

Но только ради этого не стоило бы затевать такое большое архитектурное и каменотесное исследование. Дело в том, что на двух последних рисунках из трех вы ясно видите арочные своды, каковых по всей Америке – ни одного, так же как и в Египте. Нет их и на том берегу, откуда стартовали обе лодки «Ра» Тура Хейердала. Между тем, на Филиппинах наш писатель Гончаров своими собственными глазами видел каменный арочный мост через ручей, построенный задолго до появления там пресловутых португальцев.

В Йемене не было арок и куполов в башенных домах, там были шатровые или плоские крыши. В самых древних Эфиопии и Египте арок и куполов тоже не было. Значит, торговое племя их не знало о них и не принесло с собой их идею. Древнейшая Греция тоже не знала арок и куполов, так как все храмы в честь богинь–матерей строились с горизонтальным фризом. Поэтому даже Моисей, явившись на Босфор проповедовать Второзаконие (я не устану повторять, истинное Второзаконие), тоже ничего еще не знал про арки и купола. В раннем Иране тоже – нет арок, вы сами видите по картинке на рис.12, хотя здесь арка была бы очень кстати. Нет широкого применения арок и в Китае, и Японии. На острове Пасхи арок тоже нет. Какой же из всего этого можно сделать вывод? Евреи уплыли за океан без арок. Мало того, они даже там не смогли их создать, не говоря уже о создании арочного принципа перекрытий именно евреями. И это, пожалуй, единственное, что они так и не сумели создать своим, так сказать, умом.

Арки, а затем и купола, на них основанные, появились в Центральной Азии в то время, когда евреи на этих старых для себя площадях давно уже не были евреями в полном смысле своего вероисповедания, а были сплошь визирями при правителях–аборигенах. Каковые исповедовали даденный им евреями ислам, почти с самого начала боровшийся с христианством как два близнеца–брата из–за игрушки. Именно поэтому вторая волна экспансии евреев была уже не еврейской экспансией, а как бы арабской. А окуклившиеся евреи совсем растворились в этой среде, несмотря на то, что именно они на правах визирей все это осуществляли. И именно с ними под именем «арабы» началась экспансия арок и куполов как на Филиппины с одной стороны Земли, так и в Средиземноморье – со стороны противоположной. В Китай же и Японию арки не попали потому, что Соляной путь был заброшен, из–за чего его и перекрестили в Шелковый путь. По пословице, дескать, слышали звон да не знали, где он. А вот Моисеево «воинство», вооруженное только торговой прибылью и частным правом, дало такой точек развитию производительных сил, что арок и куполов в Средиземноморье стало раз в пять больше, чем на их родине.

Только где тогда здесь так называемая Римская империя? Она ведь целиком покоится на арках и куполах. Задолго до нашей эры. И это есть еще одно доказательство в куче других, что «римской империи не было. На этом, кажется, историю про каменную кладку можно закончить.

Осталось ответить на вопрос, за каким чертом вообще поплыл Хейердал? Он ведь плавал и плавал, как заведенный. Я думаю, он не мог преодолеть предубеждения в век высоких морских скоростей против медленного плаванья по течениям. Об этом предубеждении я уже вам сообщал выше.

Между тем, вместо двух плаваний с изрядной долей трагизма на «Ра» можно было бы запустить в море сперва пустые запаянные бочки, штук так десять, написав на них дату и просьбу не трогать их в открытом море, так как ничего ценного внутри нет. И если бы бочки были спущены в море в том месте, с которого Хейердал поплыл, то в конечном итоге эти бочки разделились бы на три части: примерно треть бочек прибило бы к африканскому берегу задолго до мыса Юби. Вторая треть бочек до сих пор кружила бы в центре Атлантики, в самой широкой его части (см. рис. 2), или попала бы в Шотландию или Ирландию по Гольфстриму. А оставшаяся треть приплыла бы в Америку, в ту самую точку, в которую Хейердал попал благодаря «безумству храбрых», которым писатель Горький «поет песню». Американцы последнюю треть обязательно поймали бы, так как береговая охрана у них – серьезная. А вот если бы американцы эти бочки не поймали, что я напрочь исключаю, то и эти бочки оказались бы тоже на западе и севере Британских островов. (Подробности в упомянутой уже работе).

Если бы Хейердал послушался меня и наметил бы плыть из Ганы, то ему бы хватило пяти бочек, так как все пять приплыли бы туда, куда нужно. А чтобы не сильно уж экономить на бочках, можно было бы дополнительно запустить штуки три перетянутых шпагатом куч тростника наподобие деревенских копен сена. И одно хорошее сосновое бревно. Оно бы тоже за месяц не потонуло. А для чистоты эксперимента можно было бы весь этот «флот» сопровождать на современной комфортабельной яхте. В общем, все это выглядело бы не только дешевле, но и приятнее. При той же самой надежности, или даже – более высокой.

Что касается плаванья через Тихий океан, то я никогда бы через него не поплыл из Америки. Если, конечно, не захотел бы попасть прямиком в Японию. Я поплыл бы с острова Самар на Филиппинах. Только я не настолько смел как Хейердал, поэтому разделил бы свое плаванье на отрезки: поплыл до ближайших островов – вернулся, написал бы статью. Потом поплыл бы от ближайших островов до следующих ближайших островов и – снова вернулся, написал бы вторую статью. И так далее. Последнюю статью сдал бы прямо на месте, например, в New York Times, вернее в – Angeles News.

Главная ошибка Н.А. Морозова

Введение

Главную свою ошибку великий исследователь Николай Александрович Морозов сформулировал в «Предисловии к шестой книге» своей величайшей историко–аналитической эпопее «Христос» («Крафт + Леан», М., 1998). Звучит она следующим образом.

«При чтении моего исследования читатель никогда не должен забывать его основного положения, которым обуславливаются все детали: культура распространялась, распространяется и будет распространяться всегда из культурных местностей в некультурные, а не наоборот. В древности она должна была идти из плодородной долины Нила в аравийские пустыни, а не из аравийских пустынь в плодородную долину Нила, из Царьграда с берегов Босфора к Мертвому морю Палестины, а не от Мертвого моря Палестины в Царьград на Босфор. В средние века, когда развилось парусное мореплавание, культура, как материальная, так и умственная, должна была распространяться из изрезанной морскими заливами и орошенной многочисленными реками Европы, предназначенной самою природою быть рассадником культуры, на азиатский Восток, менее приспособленный к инициативной роли в этом отношении, а не от азиатского Востока в Европу, как более его приспособленную к культуре. В связи с этим находится и второе мое основное положение: там, где природа за исторический период резко не изменялась, не прерывалась и культура, а только гегемония ее переходила в другие местности по мере того, как развитие техники делало их более благоприятными с точки зрения общественной экономики. При этом эволюция культуры шла не плавно, а порывами, из которых на памяти человечества остаются три, сменявшиеся периодами сравнительного успокоения. «Великое переселение народов» в IV – V веках нашей эры, которое мы не должны рассматривать как переселение всей массы населения в другие места, а только как переселения господствующих слоев, что вызвало образование крупных теократических империй. Второй порыв был так называемые «Крестовые походы» XI – XII веков, понимаемые в том смысле, как это дано мною в пятом томе. И, наконец, третий порыв начался в конце XVIII века и, вероятно, закончится в половине XX – период общественных революций после которого можно ожидать опять около полутысячелетия плавного, спокойного развития человеческой жизни и мысли» (конец цитаты, жирный шрифт – автора).

Прежде чем начать анализ цитаты я должен сообщить, что ныне, начиная с 2005 года, через 75 лет после написания Морозовым своего «Предисловия…» предпринимается грандиозная авантюра, сравнимая по значению со «статическими» последствиями «расшифровки» генома человека. Суть ее: «набрать доказательства», что человек «произошел» из Африки, а потом распространился по всему свету. Авантюра же потому, что заранее поставлена цель насчет Африки. И, разумеется, «докажут», методом «от противного». Ибо на этой идиотской «платформе» ученые «стоят» не менее сотни лет. Семьдесят пять лет – только что приведенный факт. Именно поэтому я считаю настоящую критику очень важной. Теперь – к сути критики.

Как будто первая выделенная фраза безупречна, ибо факт распространения газа из объема большей плотности в объем с меньшей плотностью – незыблем. Только ведь это все–таки газ, а не культура, газ веществен, а культура – виртуальна, ее нельзя измерить прибором, независимым от человека. Культура даже менее вещественна, чем мысль и даже совокупность мыслей. Это я к тому, что ныне стала очень модна недоказуемая пока фраза, что мысль – вещественна. Обычно ее употребляют, когда кто–нибудь говорит, например, о своей смерти, а его просят: «Не призывай к себе смерть, ибо мысль – вещественна. Это страшно, но недоказуемо, так что, на всякий случай, надо отгонять от себя мысли о смерти. Как будто мысль можно отогнать как табачный дым взмахом руки. Встречаются люди, которые с младенчества до глубочайшей старости думают ежедневно о своей смерти, встречаются и такие, которые только раз, в отрочестве сказали о своей смерти маме и через два дня померли. О первых никто никогда не вспомнит, а о вторых напишут во всех газетах. Вот и на тебе: мысль – материальна.

Слово культура хороша, когда говоришь о бесконечной совокупности, в которую как в ведро можно положить неисчислимые атомы, не говоря уже о каких–нибудь семенах. Но, как атомы, так и семена, могут быть самые разные. От почти неразличимых взглядом горчичных семян до вполне ощутимых просяных, и даже – желудей. Поэтому о культуре говорить в философском смысле нельзя, примерно как о ведре самых различных семян, даже не зная, какие там они, и сколько каждого. Хотя и говорят, например, о семенах прогресса, зароненных (попавших) в благодатную почву.

Поэтому в культуре надо выделить то, что имеет первостепенную важность, важность для жизни и продолжения рода. Без мобильных телефонов, «вершины» современного научно–технического прогресса, мне кажется, в первобытные времена можно было прожить. А вот без острого камня, насаженного на палку и обвязанного крест накрест лыком (топор), без заостренной на костре палки (острога, пика, копье), без слегка наклонной загородки из веток от ветра и дождя (первая стена будущей хижины) – вершин прогресса тех времен, помереть от голода и переохлаждения вполне можно так и не зачав будущую жизнь.

Но в том–то и дело, что перечисленные вещи изобретены племенами и народами во всех уголках Земли и независимо друг от друга. Что видно даже по австралийским аборигенам, до англичан–каторжан не видевшим себе подобных особей. Мало того, так и не принявшим из культурных местностей «необходимость» жить в комфортных домах даже тогда, когда эта культура прививалась им насильственно. И даже сегодня, спустя столетия.

Упомянутое является предметами труда, вещами, но есть и технологии, о которых не догадываются гораздо более развитые люди. Например, калифорнийские индейцы, самые отсталые из всех аборигенов, повстречавшихся человеку разумному из Европы, самостоятельно придумали, умудрились отваривать, поливая кипятком в земляной ямке желуди, слишком горькие для употребления в пищу в необработанном виде. И даже гарпун с кожаной веревкой придуман эскимосами и чукчами для забоя тюленей и китов, а европейцы только и добавили к этому изобретению, что начали выстреливать гарпуном из пушки, а кожаную веревку заменили нейлоновой.

Я могу таких примеров приводить десятки и даже сотни, а потом спрошу вновь: так куда и откуда движется научно–технический прогресс, и вообще – культура? И вы вынужденно согласитесь вместе с покойным величайшим исследователем, что в этом вопросе он был неправ, а почему неправ – другое дело. Это «другое дело» состоит в том, что глаза и ум зашорены назойливой пропагандой, и я настаиваю, что пропагандой, а не ошибкой. Ибо все то, что я сказал, совершенно очевидно, стоит только раза два шевельнуть мозгами.

Культура движется в обе стороны, примерно как при диссоциации, в доказательство я опираюсь на так называемую бионику, то есть развитие техники и технологии копированием природных, независимых от человека, простейших систем, ибо сложные системы копировать пока не научились, мозгов пока еще не хватает. Обратно же культура в живую природу идет методом клонирования овечки Долли, выращиванием антибиотиков на питательной среде и потом уже их химическим синтезом. Только и это пока получается плохо, ибо недаром вся реклама ныне направлена по единственному пути: ребята, это – не химия, это – природное вещество, из сорока, сто сорока трав, вытяжек из акульих плавников, маральих рогов и так далее до бесконечности. А более веского доказательства, чем реклама, в природе тоже не существует, ибо она изощренна больше всего на Земле. Так что фантасты и создатели умозрительных теорий могут отдыхать.

Доказав, что элементарные частицы культуры диссоциируют туда – сюда вопреки Морозову, перейду к плодородным долинам вообще и к нильской долине в частности. Междуречье Тигра и Евфрата не менее плодородно, чем нильская долина, долины Сырдарьи и Амударьи – тоже. И вообще на Земле столь много таких мест , что голова пойдет кругом, если мы будем привязывать к ним единственный источник всеобщей земной культуры. А мы ведь с вами остановились только на долинах мировых рек, пренебрегая небольшими реками и горными долинами, коих вообще не перечесть, причем климатические пояса в каждой из каковых изменяются от арктических до тропических. Что, в свою очередь, дает такое разнообразие зачатков культуры, что нильская долина может спать спокойно вечным сном в ожидании очередной порции туристов. Примерно как сегодня. Замечу только, что нильскую долину задолго до Морозова назначили пупом Земли и его вина только в том, что он этой дури верит. В доказательство я рекомендую покопать землю в любом другом месте столько, сколько копали ее в Египте, и я уверен, накопают – больше. Такие места мной перечислены в других моих работах, только копнули в них всего раза три лопатой, а не так, как все перевернули все вверх дном в Египте и отчасти в Месопотамии. Притом надо еще учесть, что копать в тайге, нынешних болотах и джунглях намного сложнее, чем в открытом всем ветрам песочке. Хотя и песочек не весь перекопали, например, в Йемене, который раньше понимался не в границах нынешнего государства, а как вся прибрежная, океанская линия Аравии плюс примыкающие высокогорные плато Саудовской Аравии.

Сами видите, что я автоматически перешел к самым неблагоприятным местам на Земле для жизни и размножения рода человеческого. Таких мест на Земле тоже предостаточно, только заметьте, во всех таких местах есть следы пребывания человека, надо только как следует покопать. Но какой дурак тут будет копать, когда издавна принято совмещать науку с так называемым активным отдыхом на лоне дикой природы.

Доказательство того, что люди в таких местах достаточно надежно жили и размножались, я приведу из животного мира. Это будет нагляднее. Например в африканской пустыне Калахари, в каковой никто никогда не отметил ни одного дождя, о реках, озерах и родниках в таких условиях даже и говорить не стоит, прекрасно чувствуют себя некие насекомые. При всем том, что там не только воды нет, и никогда не было, но даже не растет ни единого растения, ни верблюжьей колючки, ни травинки. Так вот, эти насекомые питаются только пыльцой, принесенной в Калахари ветром из более благодатных мест, а воду получают из атмосферы, умудряясь конденсировать ее в ночные часы всеми своими отверстиями, включая дыхательные трубки на теле. Но воды так мало в калахарской атмосфере, что при всей натуге этих насекомых наконденсировать ее достаточное количество для бесперебойной жизни не получается, хоть ложись и помирай. Тогда сии насекомые проявили изобретательность, по–нашему научно–технический прогресс, сиречь часть культуры, и организовали внутри себя оборотный цикл водоснабжения. Вода, она для чего нужна? Для обмена веществ в растворе гемолимфы, так как диссоциация в воде хорошо получается, и для удаления из организма растворенных отбросов, того, что организму уже не нужно. И тратить такую драгоценную воду для канализационных стоков, чего мы, люди никак не можем понять до сих пор, решено нецелесообразным. Поэтому перед самым выходом мочи наружу хитрые насекомые поставили хитроумную мембрану, вода через нее не пропускается и возвращается назад в организм для более важных дел, а растворенные в ней соли – пропускаются совершенно сухими, в виде кристаллов, которые из насекомого вываливаются примерно как фарш из мясорубки. Вот что такое научно–технический прогресс и культура на молекулярном уровне.

Знаменитый Джеймс Джордж Фрезер (иногда русские пишут Фрэзер) собрал столько сведений о жизни первобытных племен по всей нашей планете, что никто более не может тягаться с ним в этом вопросе. На основе собранных данных он же сформулировал аксиому: чем благоприятнее окружающая среда обитания человека, тем он дурнее, меньше развит, и, естественно, наоборот, чем среда неблагоприятнее, тем он – умнее и развитее. Я этот вывод Фрезера неоднократно и специально проверил в других своих работах, на его же материале, например, на австралийских аборигенах и камчатско–курило–японо–сахалинских айнах. Все действительно так, как сказал Фрезер, но я вам все это интерпретировал еще и примером насекомых из Калахари. Чтоб уж наверняка доказать. Этот немаловажный вывод нужен мне, чтоб поискать такое место для зачатка культуры и, главное, сформулировать совершенно неочевидный тезис наподобие того, как «дураки» все же научились ошпаривать кипятком каштаны. У них же почти, как у насекомых в Калахари, больше нечего было жрать.

Но сперва раскритикую кое–что еще у Морозова в его процитированной основополагающей идее, например, связь изрезанной морскими заливами и орошенной многочисленными реками Европы с культурой, как материальной, так и умственной, каковая должна была распространяться в азиатский Восток. Таких мест на земле – пруд пруди, огород городи и еще останется. Например, Дальний Восток или та же Океания, изрезаннее более нее трудно себе представить. Поэтому Океания должна бы по сравнению с Европой быть более ее приспособленной к культуре.

Во–вторых, так как Морозов уже там, где мы все будем, назовите мне место, где природа за исторический период резко бы изменилась, так как он требует, чтобы она резко не изменялась. Тогда его концепция будет действовать. Уверен, не назовете, даже утопающая Голландия не подойдет, значит, и тезис не будет действовать. Кроме того, доподлинно известно, что культура, например, той же Месопотамии и Египта, не говоря уже об азиатской части пролива Босфор, немного древнее европейской. Так что она двинулась сперва в Европу, а потом потихоньку стала возвращаться назад. Но и сегодня еще в пути, окончательно так и не доехала.

В третьих, заумная фраза насчет того, что другие местности по мере того, как развитие техники делало их более благоприятными с точки зрения общественной экономики, глупа как пробка. Ибо откуда там взялась техника? Причем как она только взялась откуда–то, так луддиты принялись ее ломать, хотя эта техника вроде бы и служила общественной экономике.

То есть, все это, в общем–то, критичным умом Морозова предоставляется нам с вами с чужих слов, примерно как «от зубов отскакивает» таблица умножения, наизусть, как стихотворение, выученная раз и навсегда.

Но и это еще не все. Рассмотрим три порыва, двигавшие культуру из угла в угол Земли.

1. «Великое переселение народов» в IV – V веках. Традиционные историки понимают его как сплошное переселение, поголовное, примерно как переселяются, двигаясь по семилетнему замкнутому кругу, животноводы–кочевники (например, казахи). У кочевников это переселение – сама их жизнь по тому же самому замкнутому кругу, ибо их стада начисто вытаптывают за неделю всю жалкую траву полупустыни, и следует переселение километров за 20–30 по кругу, и так – каждую неделю. И только через семь лет вытоптанная трава тут вновь отрастет. Только у глупых историков это переселение не по известному кочевникам тысячу лет кругу, а по прямой, в сторону Западной Европы, в совершенную неизвестность, примерно как головой – в омут. Сумасшедшие, конечно, были во все века, но не поголовно же? Глубокому рационалисту Морозову это не нравится и он пошел на компромисс, дескать, не все переселяются. Как будто он не знает, что прежде, чем даже переехать из одной квартиры в другую на той же улице, человек испытывает массу таких чувств, что впору свихнуться. И хотя все знают поговорку, что семь раз отмерь, прежде чем отрезать, тем не менее, например, даже заядлые картежники иногда кончают жизнь самоубийством. Компромисс требует определенного смирения с обстоятельствами, поэтому Морозов смирился с совершенно идиотским вопросом, не отвечая: откуда берутся на берегах Тихого океана люди, начиная с гуннов, столетиями, тысячелетиями, непрерывно, конвейерно поступающие в Европу, и куда они потом деваются? Абзац у меня получился очень уж длинным, но до конца мысли я так и не дошел, отправляю вас за дополнительными справками в другие мои работы. А здесь добавлю только, что «великое переселение» по Морозову не культуру должно принести, а – бескультурье.

2. «Крестовые походы» XI – XII веков. Представьте себе, что Наполеон или Гитлер семь или восемь раз подряд наступал бы на Россию, а потом, добравшись через три–четыре границы к нашей границе, отступал бы назад копить новые силы. Или вы не расхохочетесь? Тогда за подробностями вновь отправлю вас к другим моим работам. Здесь же только скажу, что Константинополь брал единожды Козимо Медичи Старший из Европы, а платил всякому сброду индульгенциями, ибо любому профессиональному военному есть за что индульгенции регулярно иметь, так как профессиональные военные тех времен были простыми грабителями, «вольными» (от слова своя воля) казаками–разбойниками, больше они ничего не умели. Примерно как нынешние российские «контрактники» в Чечне.

3. «Третий порыв начался в конце XVIII века и, вероятно, закончится в половине XX – период общественных революций после которого можно ожидать опять около полутысячелетия плавного, спокойного развития человеческой жизни и мысли», – так сформулировал этот последний порыв сам Морозов. Он не дожил, кажется, до второй мировой войны и не знал, что она к общественной революции не имеет никакого отношения. Так же как и знаменитый Карибский кризис, после которого, реализуйся он полномасштабно, жизнь на Земле вообще бы закончилась. В самом расцвете культуры. А что касается 500 лет, то вообще вся более или менее осмысленная история земных цивилизаций в этот срок укладывается. Включая инков и майя.

И вообще, что такое гегемония культуры? Ведь гегемон – человек или группа людей, например не знающий как организовать производство пролетариат у Маркса, равно как и клика Путина в нынешней России. Сатрап от гегемона отличается лишь тем, что он назначен владельцем и правит чужим добром, а гегемон все природные ресурсы, включая население, приватизировал. И если культура умеет делать то же самое, то лучше бы уж не знать, что это такое.

Именно по всему этому, изложенному, мне не нравится основное положение исследования Морозова, которым обуславливаются все детали этого самого его исследования.

Только мне понравилась еще одна цитата из его «Предисловия к шестой книге». Вот она: «И если я вышел первый из этого столбняка и, по неопытности, заговорил на древнееврейском языке косноязычно, то обязанность специалистов по этому предмету не только указать на мое косноязычие, но и дать надлежащий перевод, а не оставаться и не оставлять читателя, отбросив мое объяснение, по–прежнему в пожизненном столбняке. Ведь в такой позе далеко не уйдешь в науке!»

Очень справедливо и доходчиво это сказано, а сказано это в ответ на следующую фразу одного из его оппонентов: «Интереснее же всего тут следующий факт. Вот, например, тот же М. Данан говорит далее: «Я должен категорически заявить, что Дидона не означает по–еврейски «их судья». «Но что же оно в таком случае означает?», – спрашиваю я. Автор молчит, все другие возражатели тоже молчат».

Мне не хочется стоять в столбняке, я тоже желаю из него выйти как Морозов. И даже согласен пострадать от критики, если она будет предметной, а не такой, какой незаслуженно подвергся он сам. И не только по этой причине я продолжаю и привожу мою концепцию. Мне нравится ее приводить, она мне кажется безупречной. Более того, она мне кажется заслуживающей внимания, нет, не историков, они все как один – болваны. Или есть другие историки, не такие, которые учили сами без тени сомнения идиотскую историю, а теперь учат ей же других людей? Думаю, что таких нет. Во всяком случае в историках такие не могут числиться. Лучше всего мою историю поймут и одобрят математики и физики, и вообще ученые, отдавшие свой ум точным наукам, а не описательным, типа сказок, куда входят и антропологи, и археологи и даже исторические геологи, но на этом список не ограничивается.

Итак, я остановился на нескольких, на мой взгляд, доказанных постулатах. Первое: самое ценное изобретение состоит не в изобретении орудия труда, каковое всегда можно подглядеть в природе, а в изобретении умозрительной системы, которой в стандартной природе нет, но она может быть создана и позволит изобретателю лучше жить при тех же условиях окружающей среды. Вывод из этого тот, что только жизненно важные вещи и осуществленные идеологии и технологии (мечты), без которых почти не выжить, не говоря уже о расширенном воспроизводстве, надо учитывать в культуре, понятие которой слишком расплывчато для таких целей.

Второе: человек, как и животное, живущие в неге и без забот, нельзя сказать чтоб умственно деградировал, это не доказано, но уж об умственном совершенствовании надо забыть. Это настолько универсальная и первозданная лень, что для ее преодоления нужны катаклизмы наподобие потопов, землетрясений или засух лет так на пять подряд. И все это должно быть не единично и случайно (тогда лень заставит их не замечать), а должно постоянно висеть над головой как дамоклов меч, ни на минуту не давая передышки. Тогда голова начинает работать наподобие перпетуум мобиле, не остановить. И в результате почти ничто не прячется в подсознание, откуда сведения весьма трудно доставать, а все пишется на «жесткий диск» коры мозга, которая готова немедленно выдать любое сведение по заказу. Поэтому в мозге главное не объем и вес, а площадь коры, которая от недостатка свободного места для записи так быстро разрастается, не помещаясь в более медленно растущей голове, что своими «извилинами» начинает походить на смятую в комок салфетку: площадь огромна, а объем – почти ноль. Поэтому плодородные долины – враг прогресса.

Третье: доказано, что культура в смысле жизненно важных знаний и изобретений движется с равным успехом как из области большей концентрации в меньшую концентрацию, так и из меньшей концентрации в большую. Разница – только в объеме потоков туда и обратно, но это не говорит о том, что обратного потока нет. И это является очень важным, так как противоречит общепринятому понятию закона, вдолбленному в нас теорией газов разной плотности.

Четвертое: внешние порывы и толчки, такие как великие переселения, крестовые походы, походы викингов и Ермака, каковым небезызвестный и истеричный полуисторик–полумаг Лев Гумилев дал идиотское название «пассионарности», а другой полуфизик–полулирик–полуграфоман Валерий Демин присвоил звание «торсионных сил», каковые ничем не измерить, «умом не понять, а можно только верить», надо бы выплюнуть, как откушенный кусок яблока с червяком. Ибо все это всего лишь осуществленные идеи, зародившиеся в одной конкретной голове, например в голове казака–разбойника Александра Македонского. Такие же идеи, осуществленные и полуосуществленные, родились в головах первого Медичи, Наполеона, Гитлера, Ленина и так далее. Главное при осуществлении этих идей – это то, чтоб взвесить логически их осуществимость, ибо, например, Икар с Дедалом с этим делом не справились. Неужто не догадались выбрать для полета пасмурный день, коль скоро эпоксидного клея в ту пору еще не было. Конечно, надо найти и уговорить сотрудников, но это ведь тоже относится к логическому взвешиванию осуществимости идеи.

Плодотворные и неплодотворные идеи – понятие весьма растяжимое. Например, идея автомобиля – априори идиотская по сравнению с лошадью, с любой точки зрения на него. С экологической точки борьба с навозом на дорогах легче и во много раз дешевле (учитывая цену нынешнего лечения). С точки зрения скорости в городе лошадь быстрее. С точки зрения общих затрат труда на лошадь и автомобиль, лошадь раз в сто выгоднее. Точка зрения толчка–порыва–прорыва в научно–технический прогресс слишком сомнительна по сравнению с самолетом (он логичнее), а я даже не начинал еще говорить ни об озоновых дырах, ни о прошлом труде гипертрофированного и однобокого прогресса для преодоления невыносимых технических и технологических проблем в процессе «совершенствования» автомобиля. И так далее. Примерно как об идее обогащения урана для атомной бомбы, о котором знающие люди сказали, что если бы не война, любой здравомыслящий предприниматель посчитал бы трудности не только технически, но и экономически непреодолимыми. Примерно как в 2005 году докопаться до центра Земли.