Ловушка для профессионала

43

Если везет — то всегда везет. В этой нехитрой истине я лишний раз убедился, когда теплый октябрь сыпанул листьями за окном, доказывая — настоящая осень на подходе. Видимо, становлюсь домоседом. Правда, в былые годы мне тоже доводилось несколько дней подряд отлеживаться дома, но чтобы так, как сейчас, уже третью неделю — такого в моей трудовой биографии еще не было.

Сабине повезло, это же мечта ее жизни, чтобы муж почти каждый день ночевал дома. Однако на том ее везение не закончилось. Жена, по-видимому, задалась целью приобщить меня к новейшим медицинским достижениям, к которым она питает не меньшую слабость, чем алкоголик к шмурдяку. Но главное — протестовать против передовых методов, направленных на восстановление собственного здоровья — у меня пока сил явно не хватает. Иначе очередной, словно выскочивший из далекого прошлого ведун распространял бы свои причитания и запах немытого тела исключительно в свободном полете за дверь.

На народного целителя у Сабины последняя надежда. Потому что какая-то бабка, прикладывавшая к моей руке травы и оравшая при том заклинания не тише этого шамана, со своей работой так и не справилась.

До бабки меня активно лечили в той же больнице, куда повезло попасть Рябову. Подумаешь, пулю в грудь получил, мелочь какая, через неделю Сережа уже на ногах стоял. Зато как мне повезло. Кремневый наконечник копья — это не пистолетная пуля, оружие с тысячелетней историей. Может, до меня им кололи какого-то ядовитого ящера, о котором современная наука не знает. Иначе отчего врачи из кожи вон лезут, а рана им назло все равно не затягивается? В общем, порез на руке обернулся таким счастьем, которое я могу пожелать исключительно нашему прокурору.

Прокурор меня вчера проведывал. Вместе с господином губернатором, мэром и генеральным директором концерна «Олимп». В присутствии высокого руководства прокурор клялся, что найдет и покарает всех преступников, совершивших такое злодеяние. Потому что уже располагает оперативными данными — нападение на нас с Рябовым совершила банда Чируса, на счету которой множество преступлений, в том числе и убийство бизнесмена-филантропа Градусова. Пусть сам Чирус погиб при задержании, на этом прокурор не успокоится, пока не обезвредит его шайку поголовно. И помогавший Чирусу аферист Ляхов, втершийся в доверие к честным людям, обязательно предстанет перед судом, когда будет отыскан нашими доблестными органами.

Я подумал, что прокурора заставил изменить мнение обо мне не только губернатор, но и исчезнувший Ляхов. Хранитель законности сообразил: стоит Ляхову раскрыть рот, как он тут же может закрывать глаза. Улыбающийся прокурор пожелал мне отменного здоровья и плодотворной работы на благо любимого города. А мэр Пенчук заверил меня — у уголовников земля под ногами загорится. И выразительно посмотрел на прокурора.

Подчеркивая наши дружеские отношения, господин губернатор притащил даже гостинец, который собственноручно испекла для болящего его супруга, страшно беспокоящаяся о моем здоровье. Еще бы ей не беспокоиться, если я этой милой семье заменяю этакое совместное детище банка и ювелирной лавки. Постаралась госпожа губернаторша, видимо, от всей души, хотя, как сообщил с утра Воха, Трэш жрал ее изделие без особого аппетита.

В свою очередь, я поблагодарил гостей за такое внимание, сказал, что фирма «Козерог» учредит пенсии для семей милиционеров, погибших при исполнении служебных обязанностей и в дальнейшем впредь буду делать все возможное для процветания родного города. Господин мэр тут же порадовал меня, что в плане бизнеса открываются прекрасные перспективы, но при этом Константин Николаевич одарил скромно сидящего на стульчике прокурора таким благодарным взглядом… Мне сразу стало ясно, сколько комплиментов наглотался этот деятель, когда его воспитывали с подачи Коти, молча смотрящего сквозь толстенные стекла очков на всю эту картину заботы руководства о простом человеке. Наверное, наш прокурор перед губернатором на четырех костях ползал, клялся-божился, что скорее себе горло перережет, чем в мою сторону посмотрит, но клятв Константину Николаевичу было явно недостаточно. Вот он и приволок за собой эту тварь, чтобы она образно лизнула мою раненую руку, а я со своей стороны — забыл о случившемся. Я, конечно, исполнил вид полного беспамятства, как требовала ситуация, хотя что-либо забывать вовсе не собирался.

Чтобы доказать, будто экономические заботы руководства по-прежнему находят отклик в моем сердце, я тут же выдвинул свой план всеобщего процветания, лишний раз подтверждая: со здоровьем у меня еще не все ладно.

— Господин губернатор, — обратился я Константину Николаевичу, — а что, если нам объявить войну Германии и быстро-быстро сдаться в плен?

После этого заявления я в изнеможении откинулся на подушку, а господин губернатор тут же вспомнил о делах государственной важности, и, как того требовала медицина, эта делегация перестала утомлять явно больного. Другой, может, такому везению и обрадовался, кого еще во время болезни прокурор с губернатором и мэром посещают, однако после удара в лобовое стекло у меня с головой явно не все ладно. Такая образцово-показательная покорность городского прокурора почему-то не обрадовала.

Тем более, снова дала знать о себе царапина на руке. Рана, конечно, глубокая, но чтобы двадцать дней так мучаться… Несколько раз переливали кровь, постоянно чем-то колят, благодарный за новое оборудование Кононенко лично вскрывал и вычищал рану, а она постоянно гноится. И это при том, что на мне все заживало, как на Трэше, которому, видите ли, не по вкусу губернаторское подношение. Мне тоже не по вкусу, однако я не рычу, пусть, в отличие от Трэша, привык регулярно зализывать раны.

Народный целитель что-то шептал над моим израненным предплечьем, и я сразу догадался, кто должен возглавить нашу медицинскую Академию. После его появления на этом посту с ним продолжат работать только самые стойкие медики, несмотря ни на что, решившие отдать себя людям без остатка. Быть может, кто-то из них будет это делать без противогаза. Интересно, Сабина догадывается, что я скорее помру от вони, которую распространяет шаман, чем от собственной раны?

Целитель, закончив свою волшебную процедуру, заверил меня с прокурорской искренностью — очень скоро пойду на поправку. В ответ на это благодеяние я тихо сказал ему, чтобы он шел по весьма распространенному адресу. И чем скорее, тем лучше.

— Больной человек, — обратился шаман к появившейся в моей спальне Сабине, — но лечение уже дает результат.

Я не выдержал и послал его уже не вполголоса, что лишний раз доказывало — результат этот еще весомее, нежели тот, на который он мог рассчитывать. И заявил жене, после того, как целитель растворился за дверью, чтобы она перестала сюда убогих таскать и комнату проветрила. А заодно попшикала в ней дезодорантом — это для моего самочувствия сейчас самое главное.

Так что перед визитом еще одного представителя медицины, воздух в комнате стал более-менее чистым. Видимо, у меня по поводу этой самой чистоты точно пунктик сделался; после прокурорского появления я еле-еле, но в кабинет перебрался. До того, как мне казалось, в спальне воняет, что оставаться в непроветренном помещении не было сил.

Медсестричка, в отличие от шамана, распространяет совсем другие запахи. Пока она обрабатывала рану, я неожиданно для самого себя, запустил руку под ее юбку. Наверное, только потому, чтобы убедиться: в отличие от левой, правая работает безотказно. Других желаний по проверке боеспособности у меня пока не возникает.

Сестричка сделала вид, что ничего не почувствовала, чересчур увлекшись своей работой. Наверное, это у нее в душе заложено быть такой милосердной, тем более, что на чем-чем, а на медицине Сабина никогда не экономила.

И вообще, рана раной, но одно приятно: меня все стараются побаловать. Домработница готовит такую разнообразную вкуснятину, словно к ней вернулась молодость. Старается, можно подумать, что она снова трудится в немецком кабаке и вместо меня дегустацией ее блюд займется какой-то Адольф Гитлер.

Гарик тоже меня радует, заявляется в спальню проведать папу родного, рассказывает, что мне скоро лучше станет. А сам, наверное, мечтает: как папаша копыта в сторону откинет, так я сразу стану командовать всеми, даже дядей Сережей.

Рябов, в грудь пулей ужаленный, давно на ногах. Лицо, правда, немного заострилось, но он быстро в форму входит, уже к работе приступил. Ничего, он сегодня тоже заявится; пусть я с трудом передвигаюсь и рана дает о себе знать, но работать смогу, даже если от меня одна голова останется.

Жаль только, от Рэмбо почти ничего не осталось. Машина столкнулась с прицепом той стороной, где сидел водитель, и, даже если бы рулевая колонка не вошла в грудь Олега, после такого тарана, — его из машины только по частям вынимать, не иначе. Мои ребята или менты, думаю, разобрались с тем придурком, который оставил на трассе трактор с неработающими габаритами, но Олегу от этого не легче. Пошел в рай наш Рэмбо, хотя он и сильно переживал, что там водки нет. Ничего, Олег, твоя смерть тоже кое-кому в зачет пойдет, пусть это и не особенно радует.

Зато радует другое, Марина в моем доме поселилась. Представляю себе, как Сабина обрадовалась. Она до сих пор уверена, что я изменяю ей исключительно с секретаршей. И, как всегда, неправа, разве в этом году я ее с Мариной хоть раз обманул?

Мариночка меня на прогулку вывозит, хотя я вполне могу и своим ходом до сада добраться. Однако, для улучшения здоровья и еще с одной целью катаюсь на инвалидном кресле не хуже парализованного. Марина молча катит меня под деревья, а Сабина, уверен, время от времени подглядывает за нами в бинокль, который стянула у Гарика. Хороший бинокль, цейсовский, зря, что ли, сынок дорогой в свое время его у меня украл?

В ту памятную ночь, стоило покинуть дом Ляхова, и всех нас коснулось везение. Мало того, что нам с Рэмбо посчастливилось с трактором как можно ближе познакомиться, так и у «ауди» колесо полетело. Теперь, наверняка, в этой машине три запаски, не меньше, а тогда ни одной не оказалось. Секретарша с бойцами, конечно, пыталась остановить и реквизировать попутку, но нравы у людей другими стали, отчего-то не хотят они, как прежде, ночами ездить.

Раньше, помню, во времена застоя проклятого, все посадки у моря ночью были машинами утыканы. Выбирай, если нужно, любую, пока хозяин где-то в кустах с телкой резвится. Зато теперь — посадки не нужны. Вместо кустов можно использовать некие помещения, которые давным-давно были в распоряжении зарубежных граждан. Ничего, мы их быстро по части свободы и, особенно, телок, догнали. Только вот такая демократизация в связи с отсутствием транспорта на ночной дороге моей охране не понравилась.

Поэтому Марина с ребятами бросились вперед трусцой, однако, как уже было сказано, когда везет — тогда везет. Одна машина на трассе все-таки появилась, гаишники из засады возвращались. И когда моя охрана с языками за плечами добежала до места столкновения, они могли защищать только мертвого Олега, потому что прокурорская шайка и по ментовской волне свои уши растопыривает. Эх, Марина, видно не судьба была тебе свою жизнь с Рэмбо устроить. Поэтому, наверняка, ты такое устроила в городе…

Это же нужно, чтобы довести мэра до состояния, когда его Котя должен был успокаивать, валерьянкой отпаивать. Марина, Марина, когда я выхожу из своя, — так это мой стиль работы, но тебе стоило придумать что-то другое. Заявить мэру по телефону — если за сутки не найдется генеральный директор «Козерога», то по истечении этого срока каждый час в городе будет взрываться очередное здание…

Кто знает, может, мэр в душе и не поверил. Зато я уверен: если бы мне повезло пойти на тот свет, городские здания точно летели бы вверх прощальным салютом. Хотя бы потому, что работа составляет для Марины смысл ее жизни. Впрочем, это отличительная черта многих сотрудников нашей фирмы. Если бы другие с нас пример брали, стал бы я господину губернатору советовать в плен сдаваться? Видимо, Константин Николаевич не хочет такого улучшения жизненного уровня населения только оттого, что не уверен — назначат ли его немцы старостой или нет? Можно подумать, ему когда-то кто-то на этот счет конкуренцию составлял, лично я бы на такой ответственный пост другой кандидатуры в Южноморске просто не нашел.

Рябов пришел поближе к вечеру, когда в до сих пор открытое из-за последствий визита целителя окно комнаты явственно протянулась прохлада. Вынужденная мера, решил я, зябко поведя плечами, в прошлый раз кондиционер с проблемой окончательной очистки воздуха явно не справился.

— Ты сегодня молодцом, — сказал Рябов, заботливо поправляя одеяло на моей груди. — Сразу видно, легче стало. Да?

— Да. Но особенно мне станет хорошо, когда я вообще перестану боль чувствовать…

— Прекрати, — прервал меня Сережа, потому что прекрасно догадывался о таком продолжении фразы.

— Рябов, ты из пули амулетик сделай, — посоветовал ему я.

— А ты тот кремень на грудь повесь, — парировал Сережа. — В крайнем случае пригодится. Если сабли под рукой не будет. И чего тебе неймется?

— Сережа, ну хоть раз представь себя на моем месте. Ты бы выдержал?

— Конечно, — тут же соврал Рябов, посмотрел в мои глаза и торопливо добавил: — Пять минут, по крайней мере.

Мы улыбнулись почти одновременно, разве что мне это удалось сделать чуть раньше, когда Рябов заявил, что на моем месте он бы сдержался.

— Не дрейфь, скоро встанешь. На охоту рванем, — продолжал нагнетать атмосферу благодушия Рябов.

— Да, как в том анекдоте, когда к умирающему охотнику пришел его друг гробовщик.

— К тебе это не относится.

— Отчего?

— У меня на тебя времени нет. Доволен?

— А что, в городе по-прежнему гробы пользуются повышенным спросом? Слушай, Сережа, может нам столярку по части гробов открыть? Заработали бы кучу денег. Делали такую красоту, как для юаровских негров, специально для очень крутых бизнесменов. С рекламой. «Запасайтесь гробами, завтра будет дороже, чем сегодня. Думайте о своем будущем! Ваши проблемы — наши заботы!» Ладно, Сережа, как там восприняли судьбу Чируса? Надеюсь, ты понимаешь, у меня другого выхода не было.

— Был выход. Не стоило…

— Если бы я лежал с пулей, ты бы долго думал, что стоит, а что нет?

— Я бы не думал. Но я отвечаю за безопасность фирмы. И это — вполне естественно. У тебя было другое решение. Ты поступил, как пацан.

— Но-но, Рябов, — бормочу я, — что-то ты стал сильно разговорчивым. Сил наберусь, я тебе по тыкве настреляю.

Сереже, видимо, очень хочется, чтобы я наконец-то согласился с его требованиями по соблюдению максимальной безопасности в дальнейшем. Обстановка сейчас для этого самая подходящая. В моем положении другой бы, наверняка, сам себе давал клятвы: что бы я еще хоть раз… Однако молиться таким образом мне не улыбается, хотя бы потому, что обманывать себя не собираюсь.

По ухмылке Рябова я понял: наконец-то Сережа откажется от своего традиционного требования.

— Горбатого могила исправит… — как бы невзначай бросил Рябов, подтверждая мою мысль*.

— Это ты о себе?

— В частности, о себе.

— Тогда, может быть, соизволишь все-таки ответить на вопрос пролившего кровь за светлое будущее.

— Будущее… — хмыкнул Рябов. — Ты им устроил воспоминания о будущем. Хотя… Они уже Чирусу замену нашли. И покруче операцию замастырят. Словом, мало банковских афер. Нужен взрыв. Так сказать, народное негодование. Приедет в город человек со стороны. Откроет, допустим, очередное СП «Лиса Алиса и кот Базилио», доверительное общество для идиотов. Пару раз процент выплатит. Потом сбежит. Народ завоет — деньги пропали…

— …куда руководство смотрит? — продолжил я. — Молодцы, ребята. Растут на глазах, вдобавок тут же благодаря народному гневу в других банках проверки начнутся, аферы вскроются. И появится вместо них какой-то «Вафлер-инвест» на собесовской основе. Слушай, Рябов, думаю тебе нужно в «Экибане» побывать.

— Зачем?

— Не догадываешься?

— Нет.

— Правильно, ты же за безопасность отвечаешь. А я — за финансовую деятельность. У нас в связи с последними событиями расходы были. Двоих вообще потеряли, теперь о их семьях заботиться нужно…

— Ты хочешь, чтобы «Экибан»…

— Ничего я не хочу. «Экибан» сам должен проявить сознательность, узнав из-под чего мы его вывели.

— Понял, — уважительно пробормотал Рябов и тут же поднял свой авторитет в моих глазах:

— Ляхов предлагает за свою жизнь пять миллионов наличными. И часть коллекции.

— Ты не зря коммерческий директор, Сережа. Только, думаю, жизнь Ляхова куда дороже.

— В конце концов, он твой. Как договорились, тебе решать.

— Эх, Серега, наши договоры… чего они стоят, если жизнь в них постоянно коррективы вносит? Наверное, мне придется отказаться от мысли вернуть Ляхова в преисподнюю. Вот бы его дружок такому раскладу обрадовался. Каждая операция должна приносить конкретный результат. Но пятью лимонами он не отделается.

Кажется, мне удалось убедить Сережу, отчего я хочу сохранить жизнь Ляхову. Если бы он догадался об истинной причине, того глядишь, в целях безопасности ногу бы мне прокусил, чтобы я вообще из постели не вылазил. В конце концов, у каждого из нас свои методы. Я ведь даже не ругаю Сережу по поводу рискованных действий, беспокоюсь, как бы после моих слов рана на его груди не заныла.

— А какие еще новости, Рябов?

— Студент просил передать, чтобы ты, как встанешь, — срочно к нему.

— Наши желания совпадают. Я был бы не против, чтобы поскорее прийти в состояние, позволяющее выполнить приказ своего главного командира.

Рябов неопределенно хмыкнул и заметил:

— Ты не представляешь, что он вытворял, когда все точки под охрану взяли. Заставлял ребят свои лекции слушать. Один из них мне прямо сказал — в следующий раз лучше под пули идти, чем к Студенту.

— Вот видишь, Сережа, какая у меня работа вредная, — кому как не Рябову могу пожаловаться по поводу своей судьбы. — Я Студента постоянно слушаю.

— Тебе и не это предстоит, — гарантировал дальнейшее ухудшение здоровья Рябов. — Мы уже начали строительство Центра современного искусства.

— Хорошо, Сережа. Других дел пока нет?

— Слушай, скажи прямо, как ты планируешь завершить операцию с Ляховым?

— Какие планы, Сережа? — чуть ли не простонал я. — Не знаю, когда на ноги встану.

— А зачем Босягин побывал в Москве?

— Чтобы твои данные проверить.

— Ага, в рабочем порядке, — выдал Сережа фразу, от которой я его давным-давно отучил.

Рябов пристально смотрел на меня.

— Сережа, это ведь было еще до известных событий… Так что…

— Так что расскажешь кому-то другому. Контролировать мою работу… И ты хочешь, чтобы я этому поверил?

— Ладно, Сережа. Босягин страхует мои действия. И этим все сказано. Ты понял?

— Понял. В твоих действиях без психиатра не разобраться…

— Смотри, еще один доктор выискался. Ладно, тебе признаюсь, я допустил одну ошибку.

Рябов недоверчиво посмотрел на меня, но все-таки профессиональные обязанности взяли верх над осторожностью.

— Какую ошибку?

Я исполнил вид страшного огорчения и признался:

— Нужно было сказать Кононенко, чтобы он не только пулю из тебя вытащил, но и хотя бы одно яйцо отчекрыжил. Мне сейчас для здоровья сырые яйца не помешают…