Лучший из врагов. На первой полосе

Глава седьмая

Катя перерыла всю аптечку в поисках аспирина, анадина или нурофена — ну хоть чего-нибудь. Может быть, если она выпьет таблетку, ее ипохондрия пройдет?

Комнату наполнял тошнотворный запах жасмина, от которого ее голова разболелась еще сильнее. Все утро она принимала поздравления и букеты цветов — самые шикарные были от австралийского телемагната Брюса Джинджела из Сиднея («От всего сердца», — написал он на своей карточке) и от Александра Лестора, владевшего частью пакета акций телекомпании.

На автоответчике было записано множество поздравлений с наилучшими пожеланиями от коллег и знакомых, многие из которых в разное время были гостями ее программы, но Катя хотела услышать поздравление только от одного-единственного человека, пусть даже оно и будет на пленке.

Приехав домой с телестудии, Катя переоделась в старый выцветший серый спортивный костюм и растянулась на диване, ожидая звонка. У нее не было сил даже умыться. Интересно, позвонят ей или нет? Всего несколько слов, пусть коротких, лишь бы только они были сказаны. Ну почему, почему этот проклятый телефон до сих пор молчит?

Попытайся подумать о чем-нибудь другом, убеждала она себя, например о беседе с премьер-министром, которая состоится на этой неделе. Это ведь не простое интервью. Попробуй придумать несколько интересных вопросов, Катя.

Ничего не получается. Трудно сосредоточиться на чем-то другом, кроме телефонного звонка. Что происходит в больнице?

Телефон наконец зазвонил и через секунду включился автоответчик. Вздрогнув, Катя вскочила с дивана и бросилась к телефону. После того как прозвучала фраза «Вы можете оставить свое сообщение», Катя вся обратилась в слух, желая понять, кто говорит. Какой-то незнакомый голос просил ее дать ему интервью. Проклятье!

Катя не решалась выйти из квартиры, опасаясь пропустить звонок. Она уже три раза пыталась связаться с больницей, но там отвечали, что согласно полученным инструкциям, они не могут ей дать какую-либо информацию.

Телефон снова пронзительно зазвонил. Это Джоанна. Взяв трубку, Катя постаралась как можно бодрее произнести приветствие.

— У тебя такой голос, будто ты слишком бурно отпраздновала присуждение премии. — Ее подруга была явно в хорошем настроении.

— Не совсем так. — Катя приложила все усилия, чтобы скрыть разочарование.

— Я горю желанием обо всем поскорее услышать, — продолжала Джоанна. — Лиз предложила сегодня устроить вечеринку. Ты приедешь?

При мысли о еде Катя почувствовала тошноту.

— Я постараюсь.

Она не могла открыть Джоанне правду, то есть заявить, что ждет звонка от одного человека. Тут Катя вдруг вспомнила, поругав себя за забывчивость, что сегодня Джоанна собиралась сходить к гинекологу. — Ты, по-моему, хотела сегодня отметиться у доктора Бишофф? Ты себя чувствуешь нормально? — спросила Катя с неподдельной тревогой.

— Если хочешь обо всем узнать, приезжай к нам, — дразнила ее подруга. — Мы будем только втроем, так что тебе не нужно наряжаться.

— Я постараюсь, обещаю. Мне тебе перезвонить?

— Лучше сразу приезжай, — сказала Джоанна и попрощалась.

Какое облегчение она бы испытала, если бы могла во всем откровенно признаться Джоанне и Лиз. В любом случае она не слишком-то умеет хранить свои секреты, и тем более не сможет им солгать, но поймут ли они, что за сумасшествие на нее нашло. И как она сможет им все объяснить?

Только они вдвоем и могли бы ей посочувствовать. И в отличие от большинства «специалистов по гражданскому праву», они могли бы дать ей несколько действительно ценных советов по поводу того, как она должна реагировать, если в средствах массовой информации появятся сообщения, раздувающие скандал из ее личной жизни.

Для Кати, единственного ребенка в семье, Джоанна и Лиз были словно сестры. Ее отец слишком любил, чтобы ему подчинялись, и был чересчур консервативным. С матерью она тоже не могла поговорить откровенно — та уж очень старалась во всем угодить отцу. Лиз уж, конечно, сумела бы уладить дело со снимком, сделанным в Роланд-Мьюс. Но как ей все объяснить, не вдаваясь в подробности? Ничего не получится. Если она все им расскажет, останутся ли они после этого ее подругами?

Катя Крофт, удостоенная звания «Лучший телеведущий года», сидела у телефона и плакала.

Час спустя, на другом конце города, на Харли-стрит, дом 55, где когда-то был танцевальный зал, Джоанна проходила медицинский осмотр. Она лежала на акушерском кресле, раздвинув ноги, а врач в белом халате проводила осмотр. Расслабившись — Джоанна хорошо знала своего врача и полностью ей доверяла, — она размышляла о недавних событиях, связанных с ее работой, в частности, о последней стычке с директором-распорядителем, когда она в сердцах едва не хлопнула дверью. Ярый сторонник соблюдения иерархии, пришел в ярость, когда ему доложили, что в Нью-Йорке она осмелилась обсуждать с генеральным директором бюджет журнала и средства, выделяемые на привлечение читательского интереса. Он считал, что решение подобных вопросов является его и только его прерогативой.

— Так вы, значит, осмелились перепрыгнуть через меня! — кричал он. — Если у вас возникают какие-нибудь проблемы, в первую очередь вы должны ставить в известность меня!

Она пыталась объяснить ему, что просто отвечала на поставленный вопрос, но он не хотел слушать никаких объяснений. Директор-распорядитель обвинил ее в предательстве и, что было совсем уж глупо, в наивности. «Вы, конечно, понимаете, что они специально закинули удочку, чтобы проверить, насколько вы сумасбродны? Поэтому, если срежут ваш драгоценный редакторский бюджет, вы будете знать, кого надо винить».

Это было грубое оскорбление, и он это понимал. Но он уже исчерпал разумные доводы, и Джоанна спросила себя, способен ли он вообще приводить разумные доводы.

Шум уличного движения прервал ход ее мыслей. Доктор Роза Бишофф закончила обследование и, сняв резиновые перчатки, доброжелательно произнесла:

— Можете встать с кресла. Итак, до сих пор у вас все развивалось нормально.

— До сих пор? — спросила Джоанна с тревогой в голосе.

— Я хотела сказать «сейчас», не нужно выискивать в каждом слове скрытый смысл, — укорила ее врач. — Беременность проходит хорошо, хотя с вашей историей болезни, к сожалению, невозможно гарантировать что-либо на сто процентов. И с этого дня вы будете беречь себя, правда?

— Я уже себя берегу. — Джоанна вспомнила приглашения, которые она получала в Нью-Йорке и от которых отказалась.

— Вы, наверно, догадываетесь, о чем я хочу вам сказать, — доктор Бишофф укоризненно посмотрела на нее. — Если бы я только один раз вам обо этом говорила, а то ведь без конца твержу. Вам нужно побольше ходить, чтобы ваши ноги не отекали. Нужно заставлять себя, вам ведь осталось всего несколько месяцев.

Джоанна вздохнула. Доктору этого не понять, впрочем, как и большинству людей вообще. Только такие женщины, как Катя и Лиз, знают, что личный водитель — это символ престижа, а престиж для них все. Конечно, беременность для Джоанны на первом месте, но, к несчастью, у нее почти нет выбора.

Хотя почему нет? Ведь у нее есть муж, так почему бы ей не оставить, хотя бы на время, работу в журнале? Что заставляет ее так упорно продолжать работать, даже когда здравый смысл подсказывает ей, что это глупо?

Да, естественно, деньги нельзя так сразу сбрасывать со счета — если бы она получала меньше, им с Джорджем пришлось бы туго. Но с другой стороны, она бы зарабатывала почти столько же, если бы стала независимым журналистом, и это не ответ на вопрос. Джоанна очень хотела этого ребенка, но и не могла отказаться от всего того, что ей давала работа.

Во время своей второй беременности Джоанна несколько месяцев просидела дома, и одиночество сводило ее с ума; она привыкла, что в редакции, всегда находилась в общении с людьми. Когда у нее родился мертвый ребенок, она почувствовала себя обманутой.

И теперь, когда она была беременна в четвертый раз, мысль, что ей придется снова вести однообразную и скучную жизнь, до безумия ее раздражала. Кем она станет, если бросит работу?

Если бы у нее было счастливое детство, если бы ей не нужно было самой зарабатывать деньги, выбиваться в люди, стремиться к положению в обществе, если бы она в результате всего этого не стала такой сильной! Она боролась за успех, упорно работала для его достижения и наконец заняла достойное место. Трудно теперь от всего этого отказаться.

У Джорджа уверенность в себе была врожденной, она была следствием его аристократического происхождения, которое с самого начала обеспечило ему положение в британском обществе. Родословная его семьи уходила корнями в семнадцатый век, а его дядя был графом. Благодаря происхождению Джордж все в своей жизни принимал как должное, и он никак не мог понять некоторую закомплексованность Джоанны. А его мать, леди Лангфорд, до сих пор считает ее чужой. Она могла бы признать свою невестку только в том случае, если та подарит ей наследника.

Джоанна же со своей стороны ни состоянием, ни происхождением похвастаться не могла, а опыт общения с отцом и Нейлом научил ее лишь тому, что полагаться на мужчин никогда не стоит — ни в материальном плане, ни в том, что касается чувств, и поэтому она предпочитала ни от кого не зависеть. Джорджа очень восхищала эта ее независимость, с которой она никак не желала расстаться.

Мать Джорджа была энергичной, похожей на курицу семидесятидвухлетней вдовой. Муж оставил ей все свое небольшое состояние. Ей, а не Джорджу. И поэтому, чтобы Джоанна и Джордж могли нормально жить, ездить на машине, отдыхать во время своих редких отпусков, Джоанна должна была работать и получать зарплату. Как она завидовала тому, что Лангфорды никогда не портили себе нервы из-за денег.

Джоанна вздохнула. Доктор Бишофф неправильно поняла свою пациентку и принялась ее успокаивать.

— Держитесь, первые три месяца уже прошли. Ваш полет на «Конкорде» в Нью-Йорк не причинил вам никакого вреда, насколько я могу судить; ужасный вечер, который вы провели вчера — тоже. Успокойтесь и не переживайте. — Улыбнувшись одними глазами, она сообщила: — Похоже, у вас будет прелестная девочка.

— Девочка?!! — воскликнула ошеломленная Джоанна.

— Ну, я не могу вам это стопроцентно гарантировать, у вас еще очень маленький срок, но до сих пор я еще ни разу не ошиблась. С сегодняшнего дня, — предупредила она, — никаких полетов в Нью-Йорк. И побольше отдыха. Когда я слышу частый стук каблучков по тротуару, я всегда знаю, что это вы. Теперь вы будете ходить немного помедленнее, правда?

Джоанна рассказывала доктору Бишофф про тот подпольный аборт на Майорке. Она часто думала, как бы сложилась ее жизнь, если бы тогда она сохранила ребенка. Сейчас ему или ей исполнилось бы уже двенадцать лет. Джоанна, очевидно, не была бы замужем за Джорджем, и уж, конечно, не смогла бы столько времени посвящать работе.

Пока Джоанна одевалась за ширмой, ей вдруг захотелось поговорить с мужем, услышать сквозь треск в телефонной трубке его мягкий спокойный голос. Но телефоны в детском доме в Киншасе, где он работал, похоже, были постоянно неисправны, да и по факсу тоже ничего не проходило. Если она его об этом попросит, он, конечно, приедет. Но она знала, что тогда он будет настаивать, чтобы она пожила с его матерью.

Такая перспектива пугала Джоанну, Кэтрин Лангфорд принадлежало несколько домов в самых престижных районах Великобритании. Обстановка в домах была однообразной: комнаты застланы потрепанными, хотя и очень дорогими коврами; огромные, неуютные кухни, которых не коснулось время и научно-технический прогресс и до которых нужно было пройти милю, чтобы сварить себе одно яйцо, а готовили здесь в тяжелых старинных сковородках и кастрюлях, почерневших от долгого употребления. В холодных коридорах, где температура как раз была самая подходящая для того, чтобы сохранились висевшие на их стенах портреты далеких предков работы старых мастеров, стыла в жилах кровь. А Джоанна любила уют, современные удобства и центральное отопление. В обществе родственников мужа, богатых, утонченных и аристократичных, она никогда по-настоящему не чувствовала себя свободно — они по-другому одевались, ходили, смеялись… Однажды весной, когда собралась вся родня Джорджа, Джоанна имела неосторожность надеть соломенную шляпку. Троюродная кузина Джорджа, немедленно отозвав ее в сторонку, назидательно прошептала: «Дорогая, мы никогда не носим соломенных шляп раньше июня».

Джоанну передернуло. Жить в одном доме с Кэтрин Лангфорд? К черту, только не это!

В четыре часа дня дремавшая на диване Катя сразу же проснулась, как только зазвонил телефон. На этот раз, сразу после того как сработал автоответчик, она наконец услышала любимый голос.

Она схватила трубку.

— Я слушаю. Не прерывай связь. Подожди, я только выключу автоответчик.

— Я не могу сейчас долго говорить. — Зазвучал строгий голос. — Мне это очень тяжело. Больше мне не звони. Я в больнице. Слава Богу, в машине не было детей. Береги себя.

Послышались частые гудки.

Рыдая, Катя положила трубку.

В Челтнеме продолжали свою работу сотрудники службы безопасности правительства. В видеомагнитофоне что-то щелкнуло и зажужжало.

— Хорошо, все в порядке. Сделайте несколько копий с этой кассеты — кое-кто должен увидеть эту запись. Потом положите кассету в сумку, как она там лежала, и отправите сумку в больницу.

— Будет сделано.

Катя без устали мерила шагами паркет красного дерева, устилавшего пол ее квартиры, вся обстановка которой была выполнена под руководством опытного дизайнера из их телестудии. Все светильники, вся мебель были подобраны с одной-единственной целью. Чтобы Катя на этом фоне выглядела безупречно.

Самый модный район Лондона, улица Кейл-стрит, дом «Броадвик Мэншнс», квартира 33, удобная, уютная и комфортабельная как номер в пятизвездочном отеле. Катя, бравшая уроки у профессионального дизайнера, время от времени вносила в обстановку кое-какие изменения. Например, совсем недавно она установила несколько популярных в этом году вазонов с искусственными цветами и убрала со стола вышедшую из моды скатерть с бахромой.

Для того чтобы заставить приходящую домработницу, миссис Бун, поддерживать квартиру в идеальной чистоте, сделала несколько лет назад открытие Катя, нужно как бы случайно обмолвиться, что сегодня к тебе на ужин собирается принц Эндрю или кто-либо из других высоких гостей. С каждым годом в этом списке появлялись все новые и новые знаменитости. К счастью, миссис Бун не знала, что глава Организации Объединенных Наций находился в Нью-Йорке в тот самый вечер, когда его ждали к ужину в «Броадвик Мэншнс» вместе с Терри и Хелен Уоганами, Эммой Томпсон и Кеннетом Бранагом.

Катя очень любила свой дом, но сегодня она чувствовала себя в нем словно в тюрьме. Она налила себе уже третью чашку кофе без кофеина и пила его маленькими глоточками. Она была напряжена, утомлена и напугана. Куда этот проклятый «папарацци» собирается продать сделанный им снимок? И когда ее любовь снова ей позвонит?

Как глупо было так рисковать. Нужно было быть последней идиоткой, чтобы поехать на Роланд-Мьюс. Она уже представила себе этот заголовок: «МИНИСТР И ТЕЛЕЗВЕЗДА». Он возвестит о громкой, очень громкой сенсации.

Иногда она думала, что это просто невероятно, что в прессу до сих пор не просочилась информация о их любовном романе, ведь они всегда были на самом виду у газетчиков. Катя вздрогнула, представив себе, как на эту новость отреагируют ее родители. Ее отношения с ними не были совершенно безоблачными и в лучшие времена. Ах, если бы у них кроме нее был хоть кто-нибудь еще. Она свернулась клубочком на бледно-розовом диване и стала смотреть на оконное стекло, в которое хлестал дождь. Катя вдруг вспомнила, как она и ее любовница, министр телерадиовещания Дейвина Томас, встретились первый раз ровно восемь месяцев назад. С того самого дня ее жизнь круто переменилась.

Начало того дня не предвещало ничего интересного. После обычной полуторачасовой работы в «ТВ-Утро», с 6.30 до 9.00, Катя должна была ехать на пресс-конференцию в министерство внутренних дел. Обычно ее сопровождал кто-то из операторов, но в тот день она поехала одна. Ей было немного обидно, так как это означало, что сообщение о конференции вряд ли появится в телевизионном выпуске новостей.

Ее уговорил поехать туда редактор отдела новостей.

— Это позволит тебе лучше вникнуть в политическую жизнь, — убеждал он, — а также приобрести себе дополнительные баллы. Такие пресс-конференции как эта, помогут тебе поближе узнать этих педиков.

Она знала, что редактор прав, но если нет оператора с камерой, министры вряд ли захотят давать интервью журналисту с телевидения.

Член парламента и Ее Величества государственный министр Дейвина Томас, была ответственна за телерадиовещание. Для журналистов, вхожих в парламент, было совершенно очевидно, почему столь высокий пост в правительстве занимает женщина. Ее тщательно спланированная и в свое время успешно проведенная кампания, направленная на то, чтобы убедить премьер-министра, что министром телерадиовещания должен быть один из влиятельных чинов министерства внутренних дел (к которым относилась она), а не департамента по государственному регулированию, по распространенному в Вестминстере мнению, выдвинула ее в число кандидатов на этот высокий пост.

У Дейвины была примечательная внешность. Это была высокая блондинка с гладко причесанными волосами. Ее рост составлял пять футов и девять дюймов — она была выше Кати. Кате стало интересно, какой мастер делал ей прическу и в каком магазине приобретен костюм цвета морской волны из шерстяного крепа, наверняка в каком-нибудь дорогом британском бутике, типа «Акваскутума». С головы до ног, обутых в сшитые на заказ туфли, Дейвина Томас выглядела стильной женщиной. Хотя и не настолько, чтобы встречные оборачивались ей вслед или чтобы бульварные газеты посвящали свои статьи только ее внешности.

Окруженная своими помощниками, Дейвина предстала перед собравшимися журналистами властной, хладнокровной и значительной женщиной. На пресс-конференции, темой которой служил новый закон о компенсации для лиц, пострадавших от преступников, присутствовало человек десять телерепортеров, вооружившихся блокнотами и ручками. Основной причиной того, что ее выступление было интересным, если не сказать захватывающим, явилось то, что перед тем как уйти в политику, она служила адвокатом, а еще раньше — Катя это знала — юристом в «Таймс». Дейвина и тогда производила на коллег впечатление женщины, способной не отступать перед трудностями.

Через несколько минут Катя с удивлением обнаружила, что министр в своей речи обращается лично к ней и при этом пристально смотрит в ее глаза. Она немного смутилась, но успокоила себя тем, что это, вероятно, один из приемов, которыми адвокаты обычно пользуются на суде. Произнося свою речь, они часто обращаются к кому-то одному из присяжных заседателей. Да, скорее всего, так оно и есть. Дейвина явно старалась произвести впечатление на телерепортеров.

Но все же Катю взгляд этих серых глаз привел в замешательство. Глаза Дейвины гипнотизировали ее, и Катя почувствовала, как в ней начинает просыпаться физическое влечение к женщине, сосредоточившей на ней свое внимание. Катя испытывала такое чувство впервые — острую смесь страха и возбуждения. Она не могла ни справиться с этим чувством, ни понять его. Что за чертовщина с ней происходит?!

Катя даже не очень удивилась, когда вечером того же дня ей позвонил личный секретарь Дейвины и передал от нее приглашение на обед, который должен состояться через несколько дней. Ошеломленная приглашением, Катя немедленно перенесла назначенную ранее встречу, которая должна была состояться в это же самое время, на более поздний срок.

Понаблюдав за Катей во время пресс-конференции, Дейвина Томас поняла, что эта молодая женщина поддалась ее очарованию, и решилась пригласить ее на обед. Дейвина еще не знала, использовать ли ее для осуществления своих политических планов или иначе. Дейвина решила пригласить Катю в ресторан гостиницы «Савой», где она могла пустить в ход свое искусство обольщения, а этот ресторан, где каждый столик был отделен от другого перегородкой, подходил для такой цели как нельзя лучше. Там она могла как бы невзначай прикоснуться к Катиной руке, плечу или колену, и посмотреть, как та будет реагировать.

Когда она пришла, Катя уже сидела за столиком.

— Я думаю, этот обед ознаменует начало нашей дружбы, — сказала Дейвина, заказав перед тем два бокала превосходного охлажденного шампанского. — Итак, за знакомство! — Продолжая задавать тон встречи, она выбрала из меню еще несколько блюд и заказала бутылку дорогого вина.

Зная, как политики неохотно платят за обед, Катя предложила:

— В «TB-Утро» мне оплатят все расходы.

Дейвина рассмеялась.

— Отлично. Конечно, это будет намного лучше, чем обедать на деньги налогоплательщиков.

Катя с улыбкой наблюдала, как толстосумы заказывают блюда, которые, скорее всего, они каждый день едят и дома — гороховый суп, тушеное мясо с овощами и пудинг. Для них роскошный ресторан пятизвездочной гостиницы «Савой» был чем-то вроде столовой. Лиз как-то рассказывала ей, что два ее знакомых редактора общенациональных ежедневок всегда здесь едят только рыбу с жареной картошкой. И запивают ее, разумеется, шампанским.

Дейвина и Катя немного посудачили о политике и обменялись своими мнениями по различным темам, чувствуя себя в обществе друг друга совершенно непринужденно. Дейвина, обладающая превосходным чувством юмора, рассказала несколько неприличных историй, произошедших с некоторыми из ее знакомых депутатов во время последней предвыборной кампании, и вскоре они обе уже заразительно смеялись словно старые знакомые.

Катю поразило то, как внимательно Дейвина прислушивается к ее мнению. Наверно, ей, как политику, было интересно, что думают по тем или иным поводам рядовые избиратели. Но кое-что в поведении Дейвины Кате было не совсем ясно.

Когда Катя обедала с Джоанной и Лиз, они часто тыкали вилками в тарелки друг друга. Девушками двигало простое желание попробовать все три блюда, выбранные ими из меню, а не только свое. У Дейвины, оказывается, тоже была такая привычка, но только в том, как она это делала, было нечто пугающее, нечто чувственное.

— Попробуй вот это, просто удивительно нежное блюдо, — сладким голосом напевала она, отправляя Кате в рот самый лакомый кусочек мяса. — А ты когда-нибудь пробовала более сочную спаржу? — И она снова подносила свою вилку к Катиному рту.

Чтобы продлить обед, они даже заказали рисовый пудинг, хотя, как тут же выяснилось, ни одна из них не любила его.

Время от времени, словно для того чтобы подчеркнуть какую-то мысль, Дейвина брала Катю за плечо или за руку, задерживаясь там на секунду-две дольше, чем это было необходимо. Катя не могла понять, почему эти прикосновения оказывают на нее такое странное воздействие. Почему они так обжигают ее? И почему она с таким нетерпением ждет, когда же Дейвина снова до нее дотронется? Самой же Кате не удалось коснуться руки Дейвины даже случайно. Позднее, у себя дома, ей захотелось прокрутить весь этот обед у себя в памяти, вспомнить свои ощущения. Конечно, не то, что они ели, а ту притягательную силу, которой обладала Дейвина.

Вечером того же дня Катя должна была идти на давно назначенное свидание с кинорежиссером Роджером Уинн-Джонсом. Они условились встретиться в новой картинной галерее на Корк-стрит.

Катя и Роджер были знакомы уже два года. Сначала он немного поухаживал за ней, а потом их отношения перешли в другую плоскость — Роджер стал ее надежным «спутником». Несомненным преимуществом таких отношений являлось то, что Кате никогда не приходилось возвращаться домой в одиночестве — у нее всегда был сопровождающий. Стало своего рода традицией, что если вечером Роджер не был занят в постели с какой-нибудь блондинкой с телевидения, то он непременно появлялся в обществе Кати на премьерах в Уэст-Энде, спортивных соревнованиях типа Уимблдонского турнира или на скачках «Ройал Аскот», а также на благотворительных ужинах, где Катя всегда находилась в списке самых почетных гостей.

Но в этот вечер, взволнованная ощущениями сегодняшнего обеда с Дейвиной и весь день чувствовавшая потребность заняться любовью, Катя изменила своей привычке и впустила Роджера к себе.

Роджер был опытным и страстным любовником, но тем не менее Катя все время спрашивала себя, почему любые способы секса с ним возбуждают ее гораздо меньше, чем простые прикосновения Дейвины во время обеда, хотя тот и пребывал в несомненной уверенности, что доставил Кате удовольствие.

— Ты можешь поласковее? — наконец прошептала она.

Но даже когда он стал старательно выполнять ее просьбу, все равно это было как-то грубо. Катя представила себе легкие прикосновения, нежную кожу… и Роджер начал ее раздражать еще сильнее.

После месяцев приятных, но платонических отношений для Роджера явилось полной неожиданностью, что Катя оказалась такой чувственной. Это возбудило его так, что он готов был заниматься любовью с ней сутки напролет.

Катя, несомненно, была хорошей актрисой в постели, впрочем, как и любая женщина, и она очень не хотела его огорчать, но все же, не выдержав пытки, наконец заявила ему, что на сегодня, пожалуй, более чем достаточно. Разобиженный Роджер на полном на то основании начал подозревать, что Катя просто-напросто использовала его в качестве плейбоя.

Она корила себя за то, что пригласила Роджера к себе, и дала зарок больше никогда не спать с ним, даже если это приведет к тому, что ей придется искать себе другого «спутника».

На следующий день Катя получила полное признательности письмо от Дейвины.

Очень редко удается встретить человека, который был бы способен тебя понять. Я чувствую, что познакомилась с особенной женщиной.

Вы очень хорошо представляете себе роль женщины в политическом мире, и мне бы очень хотелось снова поговорить с Вами на эту тему — ведь мы затронули только то, что лежит на поверхности. Давайте не будем придерживаться условностей и ждать еще три месяца до следующей конференции. Почему бы нам не встретиться уже на следующей неделе?

Катя была очень рада, что именно она, а не ее секретарша открыла этот конверт. Для Кати это письмо означало больше, чем простая дань вежливости.

На другой день Катя и Дейвина говорили по телефону. Министр не могла в ближайшие несколько недель пригласить Катю пообедать, но если у той есть желание, она может приехать в следующую среду в министерство внутренних дел на банкет, где будут представители Европейского союза по телерадиовещанию, которые знакомятся в Британии с местной системой спутникового телевидения.

Министерство внутренних дел размещалось в уродливом железобетонном здании, построенном в шестидесятые годы, которое совершенно не вписывалось в стиль окружающих его домов эпохи кораля Георга. В целях безопасности здание внутри было разделено на несколько секторов, отличающихся друг от друга по цвету. Кабинеты, в которых работали министры, были расположены в Серой зоне и по своему дизайну вполне соответствовали названию этого сектора. Но кабинет министра телерадиовещания был по крайней мере просторным и обставлен вполне современной мебелью. Картины на стенах, извлеченные из запасников Национальной и Тейтской галерей[52], оживляли обстановку. Огромные окна, высотой от пола до потолка, выходили в Сент-Джеймский парк, а зимой, когда деревья не загораживали его, из них был виден величественный Бэкингемский дворец.

На банкет было приглашено шестьдесят человек гостей, которые, потягивая превосходное белое вино, общались между собой на интересующие их темы. В отличие от них всех Катю, смущенную и взволнованную, интересовал только один человек. Хотя она и старалась не смотреть на Дейвину Томас, их взгляды время от времени встречались. Когда это случалось, Катя вздрагивала, словно ее пронзал электрический заряд. Она решила про себя, что такое сильное ощущение не может возникать у нее одной, и поэтому ничуть не удивилась, когда, после того как большинство гостей уже ушли, министр тихим голосом пригласила ее «продолжить дискуссию» у нее дома.

— Мы с Хьюго купили эту квартиру, как только приехали в Лондон, — сказала Дейвина, проведя Катю в уютную кухню. Она открыла небольшой холодильник, в котором стояло несколько бутылок разных сортов шампанского и минеральной воды.

— Потом нам понадобилась квартира побольше и мы купили дом на Лорд-Норт-стрит, это отличное место во многих отношениях, особенно что касается развлечений, — продолжала Дейвина. — Но когда мне нужно побыть одной, я приезжаю сюда, на Роланд-Мьюс. Это мое маленькое убежище.

Она протянула Кате большой бокал с холодным шампанским «Сансерр» и, подойдя к широкому дивану, жестом предложила Кате сесть, а сама заняла место в кресле напротив. Катя подавила в себе нелепое чувство разочарования.

Они поговорили о банкете, о перспективах, имеющихся у телевидения, и об утреннем интервью Кати, которое она брала у американского вице-президента. Когда бутылка опустела, Дейвина притушила свет и Кате уже не казалось странным, что она откровенно отвечает на настойчивые вопросы Дейвины о своей личной жизни, доверяя секреты, которыми она никогда не делилась даже с Джоанной и Лиз. Она рассказала про свои многочисленные романы, и про то, что она устала от секса. Что с того времени как она стала знаменитой и у нее появилась возможность выбирать поклонников, она сама стала принимать решение продолжать или нет тот или иной роман. К своему собственному удивлению, Катя начала рассказывать Дейвине, что у нее стало появляться отвращение к мужчинам и к сексу с ними. Это значит, что ее половая жизнь, сказала она внимательно слушающей ее Дейвине, фактически прекратилась. Когда же ей все-таки случается переспать с кем-то из мужчин, которые постоянно преследуют ее, это заканчивается тем, что в самый неподходящий момент ее начинает передергивать от их колючих подбородков и грузных тел, а, самое главное, ее партнеры нисколько ее не возбуждают.

Дейвина подсела к Кате, обняла ее и, успокаивая, начала укачивать словно ребенка. Кате стало так хорошо, словно ее укрыли теплым одеялом. Большего она и не желала.

— Моя маленькая, моя любимая, — Дейвина сопровождала слова нежными поцелуями. Она целовала Катины щеки и виски, — тебя обидели, тебя оставили одну…

Кате были очень приятны мягкие, теплые губы и нежные объятия, она почувствовала, как ее захлестнула приятная волна. На короткое мгновенье Катя расслабилась, а потом внезапно высвободилась из объятий Дейвины.

— Это для меня так необычно, — неуверенно прошептала она. — Я никогда даже и не думала, что я буду… вот так вот.

Дейвина удержала ее рядом с собой на диване с бархатной обивкой.

— Не будем продолжать. Я не могу принуждать тебя делать то, что тебе неприятно.

— Я знаю, ты мне не сделаешь ничего плохого, — сказала Катя.

Дейвина вновь приблизилась к Кате. Она медленно и нежно провела пальцем по Катиной груди, чувствуя, как твердеют у той соски от ее прикосновений.

Катя снова отпрянула.

— Я никогда такого не делала… Я не уверена…

— Прости меня, — прошептала Дейвина, убирая руку.

Какое-то мгновенье они помолчали, после чего Катя тихо, но решительно произнесла:

— Не извиняйся.

Она медленно начала расстегивать позолоченные пуговицы на своем черном жакете и, глядя прямо в гипнотизирующие серые глаза Дейвины, опустила бретельки своего шелкового топика.

— Не убирай руку, мне было так хорошо…

По возвращению с Майорки у Кати была череда коротких романов с мужчинами, где, кстати, ее гораздо больше занимал процесс ухаживания, чем собственно сама постель. После того как она разрешала мужчинам перейти от слов к делу, эти романы тут же и заканчивались.

После того как она рассталась с Майком Стэнвеем, мужчины обычно проводили с ней одну или две ночи, а затем из моря страстей перебирались в тихую гавань платонических дружеских отношений.

Однажды, когда Катя обсуждала с Джоанной и Лиз, почему ни один мужчина не может надолго завладеть ее чувствами, она призналась:

— Мужчины никогда не могут понять, что я очень скоро теряю интерес к сексу и часто это происходит как раз именно во время занятий любовью.

На это Лиз ничего не смогла возразить.

— Мужчинам требуется много времени, чтобы заметить, что ты лежишь как бревно. Они могут заниматься любовью с кем угодно. Помните Портнова? — Подруги захохотали.

Катя часто рассказывала Дейвине о своих близких друзьях. Она призналась ей, что начала взрослеть, как только началась ее дружба с Джоанной и Лиз. Рассказала и о том, что когда Джоанна однажды объявила о своей помолвке с Джорджем Лангфордом, Катя и Лиз очень испугались, решив, что их дружбе с Джоанной пришел конец. К счастью, Джордж оказался очень добродушным человеком и заверил свою жену, что никогда не будет вмешиваться в ее дела. Он прекрасно понимал, что общительной Джоанне подруги просто необходимы, и всегда относился к ним с самым глубоким уважением. Со своей стороны они платили ему тем же и даже в шутку присвоили титул «Почетная Женщина».

— Они, конечно, прекрасные люди, — проницательно заметила Дейвина, — но я боюсь, что если ты расскажешь своим друзьям обо мне, все обернется по-другому и твоя дружба с ними закончится.

Да, подругам никогда ее не понять.

Но зачем им говорить, если их роман с Дейвиной все равно скоро закончится? К тому же у нее ни за что не хватит храбрости рассказать Лиз и Джоанне, в какую переделку она попала. К почему.

А ведь всего каких-то несколько дней назад Катя с Дейвиной даже собирались вместе отправиться в отпуск. Но Катя все это время подсознательно чувствовала, что Дейвина скорее пожертвует их отношениями, чем поставит под угрозу свою репутацию, потому что провести вместе отпуск значило явно привлечь к себе внимание.

Господи, какая непростая ситуация, сейчас бы немного поспать…

Через несколько минут Катя уже находилась в полудреме, между сном и реальностью. Наконец-то она смогла отогнать от себя грустные мысли, которые мучили ее последние двое суток, когда в ее мозгу снова и снова возникала одна и та же картина. Она была столь отчетлива, словно Катя много раз подряд смотрела одну и ту же видеозапись.

Внезапно ее сон прервался, и к своему изумлению Катя осознала, что все ее тело захватила волна сексуального возбуждения. Что происходит? Боже! У нее оргазм.

Случается ли такое с другими женщинами? Наверное, это самое имеют в виду люди, когда говорят, что они находятся в состоянии сексуального возбуждения. Но она вовсе и не думала о сексе. Она лишь помнила, что перед тем как уснуть, у нее мелькнула мысль, зачем тому чертову репортеру понадобилось ее фотографировать и что он собирается делать со снимком. Но откуда тогда этот оргазм? Может быть, пока она дремала, она думала о Дейвине, потому что все последнее время она постоянно думала о ней?

Очень редко она могла сама себя довести до оргазма. С Майком оргазмы тоже были редкими, и только когда он возбуждал ее руками или языком. С Дейвиной оргазмы были постоянно, но этот был единственным, который она почувствовала во сне, подсознательно.

Катя обнаружила, что ее тело очень горячо реагирует на мягкие ласки. Она постоянно спрашивала себя, почему у всех без исключения мужчин, с которыми она занималась любовью, такие грубые руки. Легкие же прикосновения Дейвины и ее нежная кожа Катю очень возбуждали. Это было удивительное открытие, после того как годами ее посещали мысли, что она фригидна. Она вздрогнула при воспоминании о мужчинах, которые, загипнотизированные ее известностью и красотой, думали лишь о том, как бы не ударить перед ней в грязь лицом, а вовсе не о том, как доставить ей удовольствие.

Очень скоро после того как ее тело ощутило приятную дрожь, к ней снова стали возвращаться ужасные мысли.

Через несколько месяцев, прошедших со дня их первой встречи, явившейся для Кати настоящим потрясением, они с Дейвиной решили, что будут жить вместе и это казалось им вполне логичным и легко осуществимым.

В тот вечер, когда было принято это решение, они занимались любовью с еще большей нежностью, чем обычно, после чего Дейвина, проведя рукой по волосам Кати, сказала ей, что она думает по поводу их отношений. Похоже, она все решила насчет того, как им больше времени проводить вместе.

— Слушай, моя миленькая, мой брак — чистая фикция, — сказала она Кате. — Хьюго не дурак и все понимает, хотя мы и не говорим на эту тему. Конечно, мы уважаем друг друга и не хотим причинять никакого вреда один другому. Но я уверена, что смогу его убедить, что мне нужна другая жизнь.

— А как же дети?

— Да, дети. — Голос Дейвины стал непривычно мягким. — Это касается только меня. Я никогда не сделаю ничего, что могло бы плохо на них отразиться, но ведь они в школе, и я их вижу не так уж часто. Естественно, я всегда стараюсь быть с ними во время выходных или когда у них каникулы. Нам с Хьюго приходится все летние месяцы жить вместе. Но в остальное время, если не давать поводов к сплетням, я не вижу препятствий, которые помешали бы нам с мужем каждому вести свою жизнь.

— А ты уверена, что он согласится?

— Да. Видишь ли, у нас совершенно разные интересы. То есть мы мало соприкасаемся. Я почти все время посвящаю работе. А Хьюго… у него свой мир — свой бизнес, своя компания в городе, свои развлечения: покер, гольф, клуб, членством которого он так дорожит. Я совершенно уверена, что если я сумею его убедить, что его жизнь от этого нисколько не изменится, он не будет мне мешать. Он, конечно, заподозрит, что у меня кто-то есть, но наверняка подумает, что это мужчина. И, может быть, он даже наберется смелости и наконец-то заведет себе любовницу. Я всегда почему-то думала, что он хочет иметь любовницу, но держит свои мысли в тайне, даже от себя самого.

Катя улыбнулась. Ей хотелось верить, что все будет так, как говорит Дейвина, хотя она еще и не была вполне убеждена.

— Все будет проще, чем ты думаешь. По субботам, если дети не приезжают домой, я обычно провожу совещания. Иногда я возвращаюсь домой только к ночи, Хьюго в это время совершает верховую прогулку. Потом по воскресеньям он встает очень рано и едет играть в гольф со своими приятелями. А после обеда он все воскресенье обычно смотрит телевизор, а я отвожу «красный чемоданчик»[53]. — Дейвина невесело засмеялась. — Хотя мы и так не надоедаем друг другу, мы едва ли перекинемся за выходные даже десятком слов.

— Но, — возразила Катя, — как нам удастся сохранять наши отношения в тайне? Ты известный политик, который всегда на виду, да и меня журналисты не обижают вниманием.

— Ха, посмотри на членов королевской семьи. Журналисты думают, что знают о каждом их шаге, но почти все, что они делают, скрыто от людского взгляда. Они всегда могут сесть в вертолет и отправиться в какой-нибудь укромный уголок, утерев нос всей журналистской братии.

— Да, нам бы тоже не помешало купить вертолет, — пошутила Катя.

— И у них есть дома, про которые никому не известно, — продолжала Дейвина, — они раскиданы по всей стране, и там у них проходят любовные свидания или что-нибудь похлеще.

Катя кое-что об этом слышала. Ей приходилось встречаться с людьми из королевского окружения, рассказывавшими ей о небольшой резиденции, где принц Чарльз назначал свидания будущей принцессе Диане, еще до того, как они поженились.

Эти дома ничем не отличаются от домов, расположенных по соседству. Мимо них спокойно проходят люди, там нет швейцаров или привратников, и кроме того, считается, что в них расположены офисы той или иной компании. Местонахождение высоких особ содержится в глубокой тайне для непосвященных, потому что, несмотря на то, что средства массовой информации предлагают за подобные сведения большие деньги, приближенная к верхам аристократия, верная своему кодексу чести, сохраняет дружное молчание.

Разговор об этих домах, где в отличие от гостиниц нет ни швейцаров, ни горничных, натолкнул Дейвину на одну мысль. — А почему бы тебе не купить небольшую квартирку, недалеко от моего дома в деревне? Ты говоришь, что не знаешь, куда тебе вложить деньги.

Катя покорно кивнула, несмотря на то что Джоанна ее убеждала вкладывать свободные деньги в акции на фондовой бирже. Однако за шесть месяцев она получила такую небольшую прибыль, что игра вряд ли стоила свеч.

— Это будет неплохое вложение, и мы сможем там встречаться по выходным, — продолжала Дейвина. — Может быть, со мной в деревне будут жить мои девчонки, у них скоро каникулы. Хьюго хочет, чтобы они провели лето в Англии, поэтому мы не отправляем их заграницу. Правда ведь будет здорово?

Этот разговор состоялся как раз перед тем, как произошла авария…