Лучший из врагов. На первой полосе

Глава тринадцатая

Кате нравилось, когда ее называли Золотой девушкой с «TB-Утро». В студии ее работу критиковали очень редко, и уж тем более после премии. Поэтому она не была готова к замечаниям со стороны директора программы.

— Катя, это утро у тебя было не очень удачным, не так ли? Ты пропустила две реплики и запнулась в начале сообщения про Афганистан.

— Я прошу прощения, Мартин, но я очень плохо спала эту ночь.

Мартин Пикард никак не прореагировал на ее извиняющуюся улыбку.

— Катя, речь идет не только о сегодняшней программе. Всю эту неделю ты выступаешь хуже своего обычного отличного уровня. В чем дело?

— Ни в чем. Правда. Мне очень жаль, я буду стараться.

Директор встал.

— В нашем деле, Катя, даже обладатели премии хороши ровно настолько, насколько хороши их последние программы. Тебе это как следует нужно запомнить. — Он фамильярно положил ей на плечо руку и расплылся в улыбке раздраженного аллигатора. — Обычно ты всегда оказывалась в рейтинге первой, и мы не хотим, чтобы ты скатилась вниз. Если мы каким-либо образом можем тебе помочь, тебе следует об этом сказать. Если тебе нужно несколько дней отдохнуть, так просто скажи. Хорошо?

Катя понимала, что Мартин так бы с ней не разговаривал, если бы это серьезно не обсуждалось на уровне руководства телестудии. С тех пор как она встретилась с Дейвиной, работа отошла для нее на второй план, но Катя тем не менее не нарушала договора к чувствовала, что ей довольны — о ней всегда очень хорошо отзывались, и кроме того, она даже попала в номинацию премии БАФТА. Но после событий, которые произошли в ночь после награждения, ей стали в тягость и поездки на студию к четырем тридцати и изнурительные трехчасовые выступления в прямом эфире.

Обычно сверхкритические взоры коллег, ревниво изучающих ее внешность, Катю не беспокоили. Однако Катя давно поняла, что какими бы искусными не были визажисты, в лучшем случае они могли лишь скрыть мешки и круги под ее глазами, но убрать с помощью косметики с ее лица напряжение и тревогу все равно не сумел бы никто. А Катя то теряла нить разговора, то забывала нужную реплику, то потом вставляла ее не к месту…

Она больше так не могла. Катя была так же честолюбива, как и все деловые женщины, но теперь ею двигало не честолюбие. Она очень долгое время думала только о Дейвине, пока не задала себе вопрос, а как же ее собственная карьера? Она попробовала себе представить реакцию Мартина, если бы он узнал, что причиной пропущенных реплик и кругов под глазами были не просто бессонные ночи, проведенные со страстным любовником — директора программы совершенно точно хватил бы удар, если бы он узнал, что этим любовником была женщина.

Как бы на это отреагировали те британские граждане, которые видят в ней «добропорядочную девушку из соседнего дома»? Даже яри самом лучшем раскладе число ее зрителей понизилось бы на миллион человек. Британцы ни за что не допустят в свои дома никого, кто слишком бы сильно отличался от них самих. Ну, мужчин-гомосексуалистов, может быть, еще с натяжкой, но лесбиянок — ни в коем случае. Зрители постоянно присылали ей письма, в которых спрашивали, когда они увидят ее замужней женщиной и когда у нее будут дети, такие же милые, как она сама.

Катя покинула здание телецентра, пытаясь разобраться в своих мыслях. Когда машина выруливала с автостоянки, она увидела человека с фотокамерой, стоящего на выезде, который махая ей рукой. Если дело касается премии, то этот журналист что-то немного припозднился. Если нет…

Она нажала на кнопку, чтобы опустить стекло.

— Вы откуда?

— «Санди кроникл».

Катя успокоилась. Лиз просто пытается ей помочь, подумала она.

— Вам нет необходимости ждать меня здесь. Почему бы не обратиться в наш отдел по связям с общественностью?

— Не знаю, я просто выполняю распоряжение.

Катя наградила его улыбкой, которая все еще была способна влиять на рост числа ее телезрителей.

— Извините, я тороплюсь. Поговорите с моим агентом.

Она нажала на газ своего «БМВ» цвета морской волны и переключилась на третью скорость, желая как можно быстрее добраться до дома и позвонить Лиз.

Лиз оставила еще одно сообщение на Катином автоответчике, стараясь не выдать голосом свое раздражение.

Уже через минуту ее телефон зазвонил и Лиз взяла трубку, надеясь, что это Дэвид. Это был не он, звонила Катя. И что самое приятное, Катя находилась в своем обычном настроении.

Лиз решила постепенно перейти к делу и отложить рассказ о находках Тони на потом. Как вы сможете сказать вашей лучшей подруге, что любовная записка, написанная ее рукой, была извлечена вашим сотрудником из мусорного ящика и была прочитана в присутствии множества незнакомых людей? И что журналисты их газеты теперь сосредоточили все свое внимание на проблемах ее личной жизни? Лиз еще никогда не находилась в таком двусмысленном положении.

Помедлив, она спросила наконец веселым голосом:

— Где ты была, когда я тебя искала?

Катя торопливо соображала, что бы сказать, но Лиз неожиданно спросила: — Догадайся, где я провела вчерашний вечер?

— Вспомнила. У тебя была дискуссия в Оксфорде, — ответила Катя. — Что еще девушка может делать перед этим? Конечно, мыла дома голову! Как все прошло?

— Если под дискуссией ты понимаешь столкновение мнений, то ты, наверное, права. Но если бы ты потрудилась ответить на мои звонки, ты бы узнала, что потом было еще одно столкновение, немного позднее, в гостинице, на этот раз столкновение тел. Я отдалась физической страсти с человеком из Оксфордского ученого совета.

— Так он ученый? — Катя почувствовала внезапное облегчение. Слава Богу, дело касалось Лиз, а не ее самой.

— Да, он занимается новой историей, скорее, новейшей, но все же это не совсем история, а какая-то очень специфическая ее область.

— Еще бы ты могла узнать об этом подробнее, когда ты была с ним в Оксфорде всего пять минут. Что на тебя нашло?

— Он, — засмеялась Лиз.

— А если точнее, — парировала Катя. — Как его зовут?

Следующие пять минут были заполнены приятными для Лиз воспоминаниями о том, как вьются его волосы, о чем они говорили, что он сказал, и, самое важное, что он не сказал. Попробуй догадайся, когда он захочет встретиться с ней снова! Подруги некоторое время построили предположения относительно его дальнейших действий и как должна будет вести себя Лиз, если он все-таки не позвонит.

Катя совершенно расслабилась и даже вышла из депрессии, в которой пребывала все эти дни; она совершенно забыла про свои печали. Дружба для того и существует, чтобы облегчать друг другу груз забот и тревог. Но следующий вопрос Лиз прозвучал для Кати как гром среди ясного неба.

— Кстати, Катя, скажи, ты хорошо знаешь Тома Ривза?

Знаменитый актер, живущий по соседству с Дейвиной. Катя вздрогнула, но попыталась ответить как можно более непринужденно:

— Тома Ривза? По-моему, я встречалась с ним мельком на одном из благотворительных вечеров. А что?

— К нам в газету попала фотография, сделанная в воскресенье после полуночи, на ней изображена какая-то женщина в таком же плаще, как тот плащ от Олдфилда, что я тебе одолжила. Снимок сделан на Роланд-Мьюс, рядом с домом, который снимает Том Ривз.

О Господи! Вот вам, пожалуйста.

— Лиз, слушай, таких черных плащей в Лондоне, должно быть, даже не один десяток.

— Но не стоимостью три с половиной тысячи фунтов и не из бархата. Этот образец из осенней коллекции Олдфилда, и пока таких плащей изготовлено всего три. Один носит в Нью-Йорке жена какого-то миллионера, второй находится у принцессы Уэльской, но она вернулась из Шотландии только в понедельник в полдень, и последний, тот самый, что представлялся на подиуме, у тебя.

Молчание.

— Катя? Ты можешь что-то сказать? — Лиз чувствовала, что прежде чем говорить Кате о найденной записке, нужно сначала получить ее ответ. — На снимке видно, — осторожно сказала Лиз, — что женщина держит в руке ключ и собирается открыть дверь. Это означает, что они с Томом Ривзом в очень хороших отношениях. Если, конечно, это именно его дом.

Катя некоторое время не могла прийти в себя.

— Лиз, не может быть, чтобы в мире было всего три таких плаща. Да ведь у Николь не было возможности настолько точно все установить — она же все свое время проводит с Фергусом.

Лиз понимала, что Катя пытается отвертеться, но она сделала еще одну, последнюю попытку.

— Я знаю и более ужасные вещи о твоем прошлом, если бы мне нужно было тебя шантажировать, — Лиз пробовала шутить. — Только намекни мне, что это ты, и я сделаю все возможное, чтобы остановить этих гончих собак.

— Лиз, я клянусь тебе, что у меня нет никаких отношений с Томом Ривзом, даже платонических. Слушай, мне надо ехать. Потом с тобой поговорим, хорошо? Все, пока.

Положив трубку, Лиз укоряла себя за то, что не надавила на Катю сильнее. Казалось, весь опыт работы, накопленный в течение многих лет, улетел в никуда, когда дело коснулось подруги. Лиз еще раз прокрутила в голове весь разговор. Нет, она не могла действовать иначе. Но с какой стати Кате нужно было все скрывать?

Вошел Боб Ховард, чтобы поздравить ее с возможной сенсацией. Она ему достаточно доверяла и могла с ним откровенно поделиться своими страхами. Лиз предпочла бы работать над каким-нибудь другим эксклюзивным материалом, пусть даже более трудным и серьезным, чем решать эту головоломку с таинственной женщиной в плаще.

Боб, казалось, уловил ее настроение.

— Мы работаем над тем, что Бог пошлет, — сказал он, — и на этот раз он вам не угодил. Веруйте. К вам еще может снизойти его благодать.

Лиз мысленно просчитывала варианты. Если Катя в чем-нибудь ей все же признается, она лично обработает материал таким образом, чтобы будущая статья не могла повредить подруге. Но как ее убедить сказать правду?

Младший репортер газеты «Санди кроникл», Алек Престон, начинал свою карьеру так же, как в свое время его отец и дядя, и работа над материалом для статьи была для него гораздо большим, чем простое вождение пером по бумаге — это был своего рода культовый племенной ритуал.

И потому телефоны в редакции «Таймс», где работал его дядя, и в отделе «Ньюспейпер пресс фонд», где его отец досиживал последние недели, оставшиеся до пенсии, не умолкали — Алек звонил им беспрерывно.

Алек, успешно выполнивший задание, совершенно справедливо торжествовал победу, но, представ перед своим шефом, даже не подал об этом виду. Хотя Алек работал в газете всего три месяца, он уже прочно усвоил неписанные правила отдела новостей: никогда не продавай свой материал на сторону, никогда не распространяй о нем никакой информации, а также никогда не выдавай свой источник. Даже под угрозой смертной казни.

— Пришлось потратить немало времени и нервов, прежде чем я напал на след владельца соседнего с Томом Ривзом дома, — докладывал он Тони. — Один очень хороший мой знакомый, на него можно положиться, говорит, этот дом купила несколько лет назад одна интересная парочка.

— Насколько интересная? — спросил Тони.

— Значит, так. Я посмотрел договор об аренде. Компания «Орчард Пропертиз» взяла его в аренду у другой компании, а контракт был подписан в Уорикшире Хьюго Томасом. И я обнаружил, что Хьюго является единственным владельцем фирмы «Орчард». Он женат на…

Тони сделал предупредительный знак рукой, означавший, что их могут слышать независимые репортеры, оказавшиеся в редакции.

— Я знаю, кого ты имеешь в виду. Молодец. Скажи Барри Донлану, пусть зайдет сюда. Я пошлю его в больницу.

— Шеф, я бы мог сам туда сходить.

— Нет, ты мне нужен здесь.

Появился Барри, и Тони дал ему краткую инструкцию.

— Скажешь Джеффу, что тебе понадобится один из его лучших людей. Мне нужно интервью с Хьюго Томасом и, если возможно, его фотография. Барри, если все сделаешь как надо, у тебя получится передовица, но ты должен действовать осторожно. Разумеется, тебе потребуется содействие персонала больницы.

Тони взял трубку телефона, который напрямую связывал его с Эндрю Кэхиллом, редактором политического отдела, аккредитованным в палате общин. После разговора с ним на лице Тони появилась довольная улыбка.

Пусть теперь Лиз попробует его остановить.

Лиз вышла из редакции «Кроникл», собираясь ехать в ресторан «Айви», где они с Джоанном договорились вместе пообедать. Алан, водитель, уже ждал ее за рулем, а рядом с машиной, вернее, небрежно опершись на ее капот, стоял Тони.

— Подбросишь меня в Уэст-Энд?

Отказать было слишком неудобно; в конце концов Чарли не раз ее раньше подвозил. Лиз села на переднее сиденье, чтобы избежать разговора с Тони. А чтобы избежать его наверняка, она начала беспрерывно звонить в редакцию, интересуясь тем, как идет работа над статьями.

Тони с водителем перекидывались фразами на сугубо мужскую тему, обсуждая подробности воскресного футбольного матча. Их болтовня раздражала Лиз, хотя на это не было никаких оснований. Наконец, воспользовавшись коротким перерывом между телефонными звонками, Тони начал ракетный обстрел.

— Десять минут назад я хотел к тебе зайти, но дверь была заперта.

Лиз знала, что когда дверь бывает закрыта, Тони начинает мутить воду среди сотрудников, убеждая их, что новый редактор делает сейчас маникюр или накладывает макияж, вместо того чтобы решать самые насущные проблемы, касающиеся зарплаты редакторов отделов, финансовых расходов и самого бюджета.

— Кстати, вашингтонская статья оказалась под угрозой, и я, конечно, сейчас занялся ей вплотную. Я забыл упомянуть, что ту любовную записку Дебби нашла в мусорном контейнере у дома номер шестнадцать, соседнего с домом Тома Ривза. Вероятно, ты желаешь знать, кто его владелец.

С неохотой Лиз повернула голову к Тони. Он обрадовался, что она наконец прореагировала на его слова.

— Это лондонская резиденция мистера и миссис Хьюго Томас, известных также как мистер и миссис Голубки.

Лиз отвернулась прежде, чем Тони увидел как вытянулось от удивления ее лицо.

Хьюго Томас! Так вот почему у Кати был такой странный и взволнованный вид на церемонии вручения премии, особенно после того как прозвучало сообщение об аварии, в которую попала машина Хьюго. И теперь понятно, почему она так занервничала, увидев в дамском туалете элегантную женщину с короткой стрижкой. Со спины Катя, очевидно, приняла ее за его жену, Дейвину.

Лиз открыла пудреницу словно бы для того, чтобы посмотреться в зеркало, и краем глаза увидела, что Тони внимательно смотрит на нее с заднего сиденья. Черт побери мужчин. Почему он ей не сказал, перед ее разговором с Катей, что тот мусорный контейнер находился не у дома Тома Ривза? Конечно, забыл сообщить. Теперь эта любовная история начинает казаться правдоподобной. Ей придется быть очень, очень осторожной.

— Утром я беседовала с Брюсом, — сказала Лиз, — и он не уверен на все сто процентов, что изготовлено только три таких плаща. Он еще раз проверит и потом сообщит.

Они оба прекрасно знали, что она говорит неправду. Тони даже немного посочувствовал ей в душе, что случалось с ним крайне редко. Как бы он ощущал себя, если бы то же произошло с его другом? Но он вспомнил, что у него никогда не было такой сильной привязанности к друзьям, особенно к знаменитостям. По крайней мере, если они не были редакторами или владельцами газет.

Автомобиль подъехал к ресторану «Айви», где собирались преимущественно театральные деятели и работники средств массовой информации.

— Какое совпадение, — произнес Тони. — Я тоже обедаю здесь с одним нашим знакомым из разведки.

— Отлично. — Лиз улыбнулась без всякого энтузиазма. — А у меня встреча с Джоанной Глейстер и ее директором-распорядителем. Они собираются поговорить насчет совместной деятельности по привлечению спонсоров и, извини, после обеда я уже не смогу тебя подвезти, потому что мне нужно будет поехать с ними.

Тони прекрасно знал, что Джоанна была одной из самых близких подруг Лиз и она просто-напросто пытается запудрить ему мозги, будто их обед будет носить сугубо деловой характер.

Лиз молилась, чтобы Джоанна задержалась, потому что обычно она занимала столик, сервированный на двоих. К счастью, ее молитвы были услышаны. Джоанна, занятая сложной корректурой, опаздывала, и Лиз любезно попросила Митча, метрдотеля, накрыть ее столик на три персоны. Митч был неравнодушен к Лиз, и его не требовалось долго упрашивать.

Когда прибыла Джоанна, Лиз быстро ввела ее в курс дела.

— Вон там, за угловым столиком, сейчас пока не смотри, сидит этот чертов Тони и следит за нами. Предполагается, что к нам присоединится твой директор.

— Боюсь, с директором нам не повезло, — Джоанна всегда все схватывала на лету. — Сегодня он приехать не сможет и шлет свои извинения. Я думаю, ничего серьезного — небольшой приступ малярии.

— Тут не до шуток. Тони будет следить за нами и даже если он не умеет читать по губам, нам не нужно, чтобы он догадался о предмете нашего разговора. Кстати, у нас исключительно деловая встреча. Теперь поглядывай на часы и делай вид, будто кого-то ждешь. — Лиз внимательно посмотрела на Джоанну и с тревогой произнесла: — У тебя ужасный вид, просто кошмарный. Как ты себя чувствуешь?

Джоанна не стала говорить Лиз о болях, мучивших ее все утро. — Хорошо… Правда. Но я рада, что на следующей неделе Джордж вернется домой.

Когда стало понятно, что директор-распорядитель, видимо, так и не появится, Лиз и Джоанна разыграли великолепный спектакль, попросив официанта убрать лишние столовые приборы, а потом заказали обед. Лиз избегала встречаться взглядом с Тони.

— Я очень волнуюсь из-за этого дела с Катей, — сказала Джоанна, когда они успокоились. — Все это так глупо, тебе не кажется?

Лиз улыбнулась специально ради Тони.

— Ты абсолютно права, но что ты скажешь, если речь идет о Кате и Хьюго Томасе?

Возникла пауза, во время которой Джоанна отчаянно пыталась скрыть потрясение. Как и многие другие издания, ее журнал регулярно публиковал статьи о счастливой семейной жизни преуспевающего бизнесмена и одной из немногих женщин, входящих в состав действующего кабинета министров. Их брак служил для всех образцом супружеских отношений.

— Семье Томас принадлежит дом на Роланд-Мьюс, расположенный рядом с домом Тома Ривза, — сообщила Лиз Джоанне. — Помнишь, как Катя вела себя на церемонии вручения премии? Как она пошла пятнами, увидев в туалете ту блондинку? И сейчас понятно, почему она так расстроилась, когда Аттенборо объявил новость о несчастном случае с Хьюго.

— Ведь считается, что у того безоблачная семейная жизнь, правда? Катя тогда явно была сама не своя. Кстати, а как он себя сейчас чувствует? О его состоянии здоровья нет никаких сообщений.

— Ты же знаешь, — успокоила ее Лиз, — если нет никаких известий, значит, он поправляется.

— Может, его жена просто контролирует, чтобы пресса не делала шумихи.

— Да, возможно. Я мало что знаю о Хьюго Томасе, но я видела его на фотографиях — кажется, он выглядел вполне довольным жизнью. Хотя должность его супруги наверняка заставляет его много времени проводить в одиночестве.

— Похоже, не совсем в одиночестве.

Лиз приблизилась к Джоанне.

— Продолжай улыбаться. Даже через весь зал этот ублюдок может учуять, что мы взволнованы.

— Ты говорила с Катей?

— Да, но тогда я еще не знала про Хьюго Томаса. Теперь мне ясно, почему она уклонилась от прямого ответа и так старательно меня убеждала, что между нею и Ривзом ничего нет.

— А ты совершенно уверена, что здесь замешан Хьюго Томас?

— Я видела фотографию, сделанную, по словам фотографа, у дома Ривза, но, возможно, он напугал и это был дом Томасов, — ответила Лиз. — А у Тони имеются и другие доказательства. — И Лиз рассказала Джоанне про записку.

— Все это очень убедительно, — с тревогой сказала Джоанна.

— У меня нет никаких сомнений, что это Катя, — продолжала Лиз. — Весь кошмар в том, что колесо уже закрутилось, и я ничего не могу поделать. Если бы Катя не была нашей подругой, это был бы для нас самый лучший материал, который только можно себе представить. Пусть эта статья не будет удостоена Пулитцеровской премии, но она наверняка поднимет тираж газеты. Ты знаешь, как мужчины наслаждались бы при мысли, что у преуспевающей женщины-министра муж крутит романы на стороне. Они не любят женщин, поднявшихся на вершину карьеры. Они бы сказали, что так ей и надо. — Лиз в задумчивости крошила кусок хлеба. — И не только это, — продолжала она. — Катя — знаменитость, обладательница премии БАФТА, и она ежедневно появляется на телеэкране. Если сопоставить все факты вместе, то этого материала журналу «Хэлло», например, хватило бы до конца своих дней. Кроме того, все осложняется тем, что Фергусу нравятся любые скандалы, связанные с членами правительства, пусть даже в данном случае речь идет о муже министра. А Тони, — непроизвольно Лиз сделала знак рукой в его сторону и ужаснулась, когда тот кивнул головой в ответ, но она тут же взяла себя в руки и продолжила: — известно, что я брала у Олдфилда этот проклятый плащ, и он уже обвинил меня в том, что я теряю драгоценное время и всеми способами пытаюсь замести следы.

Джоанна добавила, в их бокалы апельсинового сока.

— Просто беда. В четверг я уехала в Оксфорд, надеясь, что с этой проклятой статьей наконец покончено, — добавила Лиз, — но когда вернулась, оказалось, что работа над ней продолжается вовсю, и, поверь мне, Тони будет рыть землю, но сделает все возможное, на что он только способен, чтобы получить новые факты. Это только вопрос времени.

Подали салат из шпината. Когда Джоанна и Лиз обедали вместе, они обе старались есть только здоровую пищу, и после шпината им принесли по маленькому кусочку тунца. К вечеру у них, конечно, разыграется волчий аппетит и тогда они наедятся досыта, но сейчас их намерения, были, как обычно, благими.

— Может быть, Тони не удастся это установить, — сказала Джоанна, сама не веря в то, что она говорит.

Они тщательно продумали, каким образом Тони может доказать, что на снимке с Роланд-Мьюс изображена именно Катя. Фотограф ее не узнал, но если у нее в самом деле был роман, то, вероятно, она была в этом доме частой гостьей. Кроме того, Лиз сказала Джоанне, что если «Кроникл» не захочет публиковать этот снимок, фотограф не упустит свой шанс продать его в какую-нибудь другую газету. И история эта все равно всплывет, независимо от желания самой Лиз. Она начала размышлять о самом худшем, что может произойти.

— Ладно, — сделала вывод Джоанна, — статья появится в любом случае. Но, может быть, — тщательно подбирая слова, она продолжила: — пусть она лучше появится в какой-нибудь другой газете. Тогда Катя будет сердиться на них, а не на тебя.

Лиз понимающе улыбнулась подруге, но твердо ответила:

— Джо, мне пришло время делать выбор. Это наша эксклюзивная статья. Если ее опубликуем мы, это поднимет тираж нашей газеты. А если поднимется тираж, Фергус не только будет доволен тем, что эта статья нанесет нынешнему правительству, которое он ненавидит, серьезный удар, но и убедится, что я в состоянии увеличивать его доход. Это значит, Джоанна, что он окончательно решиться сделать меня редактором «Дейли кроникл». Представляешь, первая женщина — редактор национальной ежедневки! — Лиз старалась сдержать нотки гордости. — И потом, Джо, подумай, как здорово было бы, если бы во главе ежедневки стала женщина, способная каждый день давать собственную оценку действиям правительства и событиям, касающимся непосредственно женщин.

— Это было бы замечательно, и тебе на пользу.

Лиз принялась крошить следующий кусок хлеба.

— С другой стороны, если я не опубликую эту статью, Тони обвинит меня в том, что я намеренно создавала ему препятствия, и будет прав. И наиболее вероятно, Фергус выставит меня за дверь. Теперь понимаешь, что поставлено на карту?

Джоанна собиралась возразить, когда к их столику склонился директор телеканала Би-би-си.

— Если я закажу вам по стаканчику вина, вы не воспримите это как сексуальное домогательство?

— Вполне возможно, — ответила Джоанна улыбаясь.

— Извини, Алан, но мы не пьем по пятницам, — добавила Лиз. — Давай лучше в другой раз.

Джоанна была благодарна Лиз за то, что та не привела в качестве причины отказа ее беременность. В данном случае пусть лучше окружающие как можно дольше не знают, что она ждет ребенка, хотя эта новость все равно скоро станет известна.

— Вероятно, ты не первый редактор, столкнувшийся с такой дилеммой, — сказала Джоанна, возвращаясь к предмету разговора. — Что, оказавшись в подобной ситуации, делают другие?

— Ну, все редакторы утверждают, что среди твоих друзей ни в коем случае не должно быть знаменитостей, потому что именно из-за этого и могут однажды возникнуть сложности в твоей работе.

— Но ты познакомилась с Катей задолго до того, как она стала известной.

— Точно, и именно поэтому все так чертовски сложно. Кроме того, все остальные редакторы — мужчины, а мы-то знаем, что у них не бывает такой дружбы.

— Знаешь, о чем я думаю, Лиз? Если ты должна все время играть по их правилам, нужна ли тебе такая работа?

Лиз вздохнула. Они обсуждали этот вопрос множество раз.

— Джо, женщины всегда сталкиваются с такой проблемой. Нам обязательно нужно пробиваться наверх, потому что мы ничего не сможем изменить, если у нас не будет власти. Пусть даже для этого нам потребуется запачкать руки и играть по их глупым правилам.

Джоанна не могла не показать, как она шокирована. Казалось, Лиз вдребезги разбивает все теории, которые они так часто вдохновенно строили. Лиз отступает от своих же принципов, когда пришло время применить их на практике.

— Ты просто не можешь так поступить с Катей.

— Слушай, если Катя счастлива с Хьюго Томасом, я рада за нее, и совершенно искренне. Но, Джо, статья в любом случае появится. Не лучше ли, если я приложу к этому руку? По крайней мере я смогу сделать так, чтобы она как можно меньше повредила Кате.

— Неужели ты можешь на такое решиться? Подумай, что станет с ее карьерой! Как ты можешь так с ней поступать?

Лиз начинала сердиться.

— Ты живешь в тихом мирке женских журналов. Тебе не нужно искать сенсации и принимать действительно трудные решения. Но я-то живу в реальном мире. И в нем ни за что на свете нельзя утаить какую-либо новость. Помнишь, как «Пост» однажды скрыла материал о принцессе Диане и непристойных телефонных звонках? Позже он всплыл в другой газете. Думаешь, «Санди гэзетт» не станет публиковать эту статью? Или любая другая воскресная газета? Я еще раз тебе повторяю, что за это дело взялся Тони. Знаешь, какие он станет распространять слухи, если эта статья не пройдет в «Кроникл»? Я потеряю доверие своих сотрудников и всем покажу свой непрофессионализм. И это только подтвердит, что все те мужики с Флит-стрит, которые постоянно заявляют, что женщины никуда не годятся, совершенно правы!

— Значит, мы должны поступать так же? Пользоваться теми же методами, что и мужчины? — Джоанна не сдавалась. — Если дело обстоит таким образом, зачем вообще утруждать себя и ходить на работу? Не лучше ли снова отправиться домой, чтобы только готовить на кухне обеды и прибирать квартиру? — Когда Джоанна волновалась, ее южно-африканский акцент становился более отчетливым. — Ты собираешься погубить Катю ради паршивой газетенки, в которую на следующий день будут заворачивать рыбу и картошку? — едко спросила она.

— Джоанна, лучше я, чем незнакомый человек. Поверь мне, бульварные газеты не удовлетворились бы просто одним Хьюго Томасом. Они бы разложили Катину жизнь на молекулы — ее прошлое, ее романы, — Лиз сделала паузу, — ее пребывание на Майорке. Что, так было бы для нее лучше? Между прочим, нам в таком случае тоже бы досталось.

— Лиз, я понимаю.

— Если все равно откроется, что она проводит время с известным женатым человеком, разве будет не лучше, если я буду иметь возможность хотя бы сгладить углы.

К их столу подошел Тони.

— Привет, Джоанна. Ну как, много предложений по привлечению спонсоров? — поинтересовался он, задержав взгляд на раскрытой на чистой странице папке, лежавшей на столе, про которую подруги совсем забыли.

Джоанну трудно было смутить.

— Да, я записала кучу предложений, — она мило улыбнулась. — Есть очень неплохие мысли. Возможно, Лиз о них расскажет.

Лиз захлопнула папку, и Тони двинулся к выходу.

— Что ты теперь собираешься делать? — спросила Джоанна.

— Мне нужно как можно скорее поговорить с Катей. Но я должна это сделать сама. Прошу тебя, не делай ей пока даже никаких намеков. Я обещаю, что сама займусь этой статьей. Просто будь готова к тому, что ты нам обеим можешь понадобиться, ладно?

Эндрю Кэхилл ненавидел собирать материал для подобных статей, но когда наступает пятница, с редактором отдела новостей уже не поспоришь. Эндрю страстно желал побыстрее покончить с этим делом; вчера он обещал Лиз, что предоставит ей новые сведения по поискам информатора в правительстве.

Он был хорошим политическим репортером и гордился тем, что принадлежит к малочисленной касте политических журналистов из ведущих газет, аккредитованных в Вестминстере в качестве «кулуарных корреспондентов».

Они проводили в парламенте столько же времени, сколько сами парламентеры, и это благодаря их стараниям после ежедневных брифингов у премьер-министра или в кабинете лидера оппозиции появлялись передовицы со словами: «Источники, приближенные к тому-то и тому-то, сообщают, что…»

Эндрю не спешил звонить по телефону, так как, когда работаешь над такой скандальной статьей, спугнуть добычу слишком рискованно. Он направился по очень оживленному проходу — центральному в здании палаты общин — к двум дежурным полицейским, сидевшим за пультом.

Слева от них находился устланный ковром коридор, который вел на галерею для наблюдателей. По другую сторону от пульта шел широкий коридор, выложенный плиткой; он вел в зал заседаний, чьи двери охраняли статуи Уинстона Черчилля и Ллойда Джорджа. Один цоколь был пуст, и иногда поговаривали, что там будет установлена статуя Маргарет Тэтчер, хотя в парламенте был обычай, согласно которому изображения его членов, в масле или в мраморе, могли появиться не раньше, чем через четверть века после их смерти.

Эндрю часто размышлял, какого же размера взятку нужно дать полисменам в парламенте, чтобы они согласились рассказать хотя бы немногое из того, что они видят и слышат здесь. Ходили слухи, что один из его коллег предложил им однажды билеты на финальный матч по футболу на Кубок чемпионов. Они с благодарностью их приняли, но никакой информации в ответ он, естественно, не получил. Они всегда держали рот на замке.

Перед пультом, как всегда, уже толпились желающие попасть на галерею и понаблюдать за последним на этой неделе заседанием сонных депутатов. Они старательно заполняли подробные анкеты, которые требовались службе безопасности.

Эндрю обрадовался, увидев, что сегодня дежурил Кевин Хилл. Он служил здесь уже много лет, знал каждого в лицо и прекрасно разбирался, что кому нужно.

— Мне нужно побеседовать с Дейвиной Томас. Вы не можете мне подсказать, как ее найти?

Вместо него ответил другой полицейский:

— Вам «повезло». По пятницам, как и большинство депутатов, она уходит на встречу с избирателями.

— Да нет, — вмешался Кевин, — она еще здесь. Работает над законопроектом с рядовыми членами парламента.

Эндрю быстро заполнил зеленоватый бланк, прося аудиенции с министром телерадиовещания, взглянул на свои часы и написал вверху бланка время. Кевин отнес бланк в кулуары и протянул парламентскому приставу, разряженному в костюм восемнадцатого века: фрак с длинными фалдами, галстук-бабочка, черные рейтузы и башмаки с серебряными пряжками.

Он величественным шагом прошел сзади кресла спикера и протянул бланк парламентскому организатору, «главному кнуту», сидевшему в конце министерской скамьи, который, следуя обычаю, протянул ноги так, чтобы каблуки оказались на столе. Тот передал документ своему соседу и, как в детской игре «передай другому», бумага наконец оказалась у Дейвины, сидевшей справа от кафедры, за которой выступал один из министров. От его монотонной речи о принятии поправки к закону о благотворительности депутатов клонило ко сну. Это была уже триста девяносто вторая поправка, которую правительство вносило после разработки проекта этого закона.

Эндрю Кэхилл обрадовался, увидев, что Дейвина широкими шагами направилась к нему. Ее взгляд был обращен на знамя Святого Георгия, святого покровителя Англии, которое висело под потолком коридора, ведущего в палату лордов. Как всегда она выглядела так, словно собиралась на битву со сказочным драконом. На каменном полу ее туфли с высокими каблуками стучали как барабан, под который войско шло в атаку.

В отличие от других министров, общавшихся с журналистами через своих пресс-секретарей, Дейвина обычно сама предпочитала иметь дело с политическими обозревателями. Ничего удивительного, цинично подумал Эндрю. Поскольку она строит планы занять второй по значимости пост в министерстве внутренних дел, на этом этапе доброжелательное отношение к средствам массовой информации лишь на пользу ее карьере.

Когда Дейвина приятно ему улыбнулась, Эндрю не почувствовал угрызений совести. Их газета не считалась проправительственной, а на уровне личных отношений они испытывали друг к другу взаимное уважение.

— Я вам благодарен за то, что вы согласились со мной встретиться. Это не займет много времени. Я боюсь, что задам вам не совсем обычный вопрос, поэтому мне немного неловко.

— Эндрю, обычно ты сразу переходишь к делу. Ну, что тебя интересует?

— Хорошо. У нас есть свидетели, которые говорят, что видели, как Катя Крофт входила в ваш дом на Роланд-Мьюс в весьма необычный час. Вам об этом известно?

Дейвина пронзительно посмотрела на него.

— Продолжай.

— У нас также имеется фотография, снятая в ночь с воскресенья на понедельник, где видно, что Катя Крофт собирается открыть парадную дверь своим ключом. Что это может означать?

— Не имею ни малейшего представления.

— Прощу прощения, но совершенно ясно, что у вашего мужа и мисс Крофт было назначено свидание, и я вынужден спросить, что вы думаете на этот счет?

— Довольно. Я совершенно уверена, что у моего мужа нет связей на стороне. Можете процитировать мои слова. Мне больше нечего добавить.

— Послушайте, мы выражаем вам свое сочувствие. Вы поступаете как и большинство людей, оказавшихся в таком положении. Говорят, жены всегда узнают последними.

Но Дейвина уже развернулась на каблуках и исчезла в направлении сектора «Только для членов парламента», куда Эндрю доступ был воспрещен. Ранее она уже приняла решение больше не встречаться с Катей. Сейчас нужно еще раз тщательно над этим подумать.

Секретный агент Тони, репортер Барри Донлан, убедил одну из медсестер, обслуживающих палату Хьюго, выпить с ним во время обеда в период, свободный от дежурства. В баре «Заяц и охотники» час чистой лести и несколько коктейлей из текиллы, к которой она не привыкла, возымели на медсестру свое действие, и она согласилась рассказать Барри последние слухи, ходившие в больнице.

Он услышал о будоражащих воображение обходах, анестезирующих средствах, которые плохо действуют, и ужасную правду о некоторых медсестрах, оказывающие больным различные сексуальные услуги, чтобы иметь прибавку к своей скудной зарплате. Барри взял это на заметку как материал, который можно будет использовать на следующей неделе. Наконец его терпение было награждено. Барри спросил медсестру о Хьюго Томасе.

— С того времени, как он начал поправляться, он настаивает, чтобы его будили в половине седьмого утра. И вы никогда не догадаетесь зачем!

Журналист толкнул по направлению к ней еще один коктейль.

— Чтобы посмотреть на Катю Крофт. Он в нее просто влюблен — когда ее нет в программе, он вообще не смотрит телевизор.

— А вы в этом уверены? — небрежно спросил Барри.

— О, сегодня утром он поднял такой шум из-за того, что его телевизор был переключен на канал Би-би-си. Начал вовсю звонить. Оказывается, он уронил пульт и не мог до него дотянуться. Мне пришлось все бросить и переключить телевизор на его любимый канал. А вы-то думали, что такой человек предпочитает Би-би-си, ведь так?

Разумеется, просто на базе этого рассказа, не взяв интервью у Кати, нельзя написать статью, но тем не менее картина уже начала вырисовываться. Вот таким простым путем этот журналист добывал сведения. Через восемнадцать месяцев у него тоже будет жена. И бывшая медсестра Тереза Мэри Келли будет проводить свои вечера в беспокойном ожидании любимого мужа — преуспевающего журналиста, никогда не зная, когда он придет домой. Но они поставили себе за правило следить за карьерой Хьюго Томаса. Он был их Купидоном, который свел их вместе.