Глава восьмая

Казалось, что установить, кто эта женщина в плаще на расплывчатом снимке, было невозможно. Но это был маленький черно-белый снимок, и фотограф надеялся, что при его увеличении лицо женщины будет видно более отчетливо.

Родди Хамлин собирался уже делать снимок побольше, но что-то его остановило и он еще раз внимательно взглянул на только что отпечатанную фотографию. У Родди возникло точно такое же чувство, какое он испытал, стоя напротив окна в лондонском Найтсбридже[54]; тогда он тоже в нужный момент нажал на кнопку фотокамеры.

На том снимке, темном и нерезком по краям, принцесса Диана пристально смотрела в глаза своего нового мужчины, первого после того, как ее брак с Чарльзом дал трещину.

Джефф Уилсон, художественный редактор «Санди кроникл», увидев тот снимок, затанцевал от радости и заплатил Родди пятизначную сумму, чтобы газета имела эксклюзивное право на публикацию этой фотографии. Банковский менеджер Родди после этого тоже сплясал джигу.

Теперь у Родди было похожее чувство. Ему просто повезло, что он подошел к входным воротам лондонского дома Тома Ривза как раз в нужный момент. Он просто хотел снять Тома с женой, которые должны были скоро возвратиться, и если бы в ту ночь все шло по его плану, то хозяин, отличающийся исключительной вспыльчивостью, его бы немного поколотил. А ничто не ценится так дорого, как снимок рассерженной знаменитости, огрызающейся в объектив.

Женщина на фотографии явно не хотела, чтобы ее узнали. Он был уверен, что это не жена, иначе зачем бы ей устраивать состязание в беге? С другой стороны в руке у нее был ключ от парадной двери, потому что, когда вспышка осветила темноту и напугала ее, она уже поднесла этот ключ к замку.

Интуиция подсказывала Родди, что этот снимок очень ценен.


К художественному отделу приблизился молодой спортивный обозреватель.

— Я готовлю статью о боксерском матче, который будет на следующей неделе. Шеф хотел бы фотографию Счастливчика Макдоннелла на ринге со львом.

Джеффа не удивляли такие странные просьбы.

— Какой должен быть лев, сынок? — По его лицу было невозможно что-нибудь прочесть. — Чучело или живой?

— В общем-то, не имеет значения.

Джефф повернулся к своему помощнику. — Карл, достань нам льва.

— Откуда я достану льва? Я не пойду еще раз в «Эй-би-си энималз». Мы с ними еще не расплатились за гиппопотама.

— А почему мы не расплатились за гиппопотама?

— Потому что эти деньги ушли за утку, — ответил Карл.

Джефф повернулся к спортивному репортеру. — Какой лев тебе нужен, сынок?

— Любой старый лев.

Сотрудники загудели, а какой-то шутник даже пропел: — Любой старый лев, любой старый лев. Любой, любой, любой старый лев.

Когда Родди вошел и показал Джеффу сделанный снимок, тот все еще посмеивался.

— Это может быть или все или ничего. Я сфотографировал эту женщину в тот момент, когда она входила в дом Тома Ривза, между прочим, тот самый, в котором он снимался. Это было в воскресенье ночью, сразу после двенадцати. Когда сверкнула вспышка, женщина порядком испугалась. А она только что поднесла ключ к замочной скважине. Что ты думаешь?

— Хммм, возможно, с этой крошкой погуливает Том? — Джефф заметил Тони Бернса, помощника редактора, возглавлявшего отдел новостей. — Подойди-ка и взгляни на это. Это было позавчера, после полуночи, перед домом Тома Ривза.

Фотограф пояснил Тони:

— Когда сверкнула вспышка, эта женщина порядком перетрухнула и дала деру.

Тони Бернс внимательно посмотрел на снимок через увеличительное стекло.

— Трудно сказать кто она, но мы попробуем. Еще кто-нибудь видел эту фотографию?

— Нет, после истории с Дианой я пообещал Джеффу, что сначала все снимки буду показывать вашей газете.

Тони улыбнулся.

— Хорошо, оставь ее мне. Думаю, нет смысла беспокоить нашу уважаемую исполняющую обязанности редактора, пока мы все не выясним. Я подключу своих мальчиков. — Он уже знал от Белинды, что хозяин провел весь обед тет-а-тет с Лиз — Тони было от чего встревожиться. Пока лучше набирать козыри, а не раскрывать их. И, возможно, настал подходящий момент, чтобы послать кого-нибудь в клинику на Майорку…

Он начал ходить взад-вперед по отделу новостей, а его мысли снова переключились на фотографию.

— Кто-то прямо сейчас должен поехать на Роланд-Мьюс, — сказал он.

Услышав эти слова, репортеры отдела новостей сразу уставились на экраны своих компьютеров. В такой дождливый день никто не хотел стоять часами и наблюдать за парадной дверью дома Тома Ривза. К тому же придется караулить в одиночку, потому что в этом доме всего один вход.

В каждом отделе имелся по меньшей мере один человек, на которого обычно взваливали всю грязную работу, — у них в отделе это был «Мак», Питер Макленнан. Только он мог в ожидании драгоценного материала просиживать в машине по восемь часов. Причем для других журналистов с Флит-стрит то, чем он конкретно занимался, оставалось тайной. «Секрет фирмы», — коротко отвечал он на все вопросы.

В настоящий момент Мак писал самую важную для него «статью» — статью расходов, которые якобы действительно имели место за прошедшую неделю.

Ему пришлось оторваться от своего занятия, хотя он не успел еще включить в список расходы на такси и обеды. Он убрал этот документ в ящик своего стола и отправился вместе с одним из фотографов на Роланд-Мьюс.

— Единственное, что мы можем выяснить, это во что она одета, — сказал Джефф.

— Что это? Что-то типа одеяла или плащ? Ладно, Джефф, поговори с девчонками из отдела моды, может быть, у них есть какие-нибудь мысли. А я пока свяжусь с Филом — он занимается шоу-бизнесом и, возможно, что-нибудь слышал.

Охота продолжалась.

Снимок был увеличен. В два часа дня он уже лежал на столе художественного редактора, но к этому времени Джефф, один из немногих людей в газете, на которых можно было целиком положиться, устроил себе обед и увлеченно поедал жареный бифштекс с йоркширским пудингом, запивая все это розовым «Каберне».

Возвратившись в 15.30 в свой отдел, он начеркал записку и послал своего секретаря отнести ее вместе со снимком в отдел, который возглавляла Николь Уэлсли. Легче всего редактора отдела моды можно было отыскать в гардеробной.

Николь была знаменитостью в журналистских кругах, пользуясь репутацией самой тщеславной женщины на Флит-стрит. Только вчера она прекрасно подтвердила такую репутацию. Одна сотрудница пришла показать своего первенца, которому было семь дней от роду. Николь взяла ребенка на руки, и единственными словами были:

— Ну как я выгляжу с ребенком? Я с ним неплохо смотрюсь?

Николь была одной из тех женщин, которые не делают секрета из того, что их сексуальная жизнь помогает им делать карьеру. Это должно было показать неудачницам, как нужно пользоваться своим телом, чтобы достичь высоты положения. Все в редакции знали, что у нее роман с владельцем газеты, Фергусом Кейнфилдом, и Николь как-то тонко намекнула Лиз, что если бы она захотела, то смогла бы подняться выше нее и выше всех других своих коллег по служебной лестнице.

На прошлой неделе произошла полнейшая нелепость, когда Николь удалось, минуя Лиз, добиться поездки в Париж. Лиз решительно отклонила ее просьбу о поездке, потому что расходы на нее выходили за рамки бюджета. Но сразу же после их разговора Лиз увидела, как Николь прыгнула в лимузин Фергуса Кейнфилда, следовавший в лондонский аэропорт. Как выяснилось потом, она спокойно заняла место в самолете рядом с Фергусом, и Лиз лишь отчасти успокоило то, что владелец газеты не знал о ее решении. Но она сама не знала того, что он находился под воздействием двадцатичетырехчасового непрерывного секса с Николь в его номере гостиницы «Георг V».


Николь начала занимать видное положение еще в лучшие годы царствования Чарли Мейса. С тех пор она заметно повысила планку, но ей все еще нравилось быть под покровительством главного редактора. В редакции до сих пор помнили историю с душем, случившуюся тремя годами ранее.

Однажды вечером с потолка отдела новостей хлынул водопад теплой мыльной воды. Тут же было выяснено, что источником наводнения является ванная комната редактора. После того как долго колотили в дверь, оттуда вышел смущенный Чарли, а через несколько секунд за занавеской в душе обнаружили съежившуюся от страха голую женщину, тогда всего лишь вторую помощницу редактора отдела моды, Николь Уэлсли.

Нужно заметить, что в отношениях Николь и Чарли этот случай был довольно экзотичным. Она привыкла заниматься любовью в самых различных местах, он же с ней почти всегда устраивался у себя в кабинете, где стоял широкий кожаный честерфилдовский диван, когда ближе к вечеру Чарли обычно запирал кабинет на время так называемой «редакторской работы».

Временами Лиз даже жалела Николь. Из-за того, что она находилась под покровительством редактора, ее собственный талант никто не воспринимал всерьез, хотя время от времени она писала в самом деле неплохие статьи. Но при этом Лиз постоянно задавала себе вопрос, как долго Николь продержалась бы на работе, если бы полагалась исключительно на свои способности.

В редакции внимание Николь являлось привилегией лишь тех мужчин, которые занимали высокие должности. Так как она получила место редактора отдела моды благодаря покровительству Чарли, ее способности как журналиста были под большим знаком вопроса. Подозревая это, редактор отдела моды часто нервничала и злилась.

Но в результате многочисленных романов — в том числе и за пределами самой «Кроникл» — у Николь появились связи с самыми разными нужными людьми. Вдобавок, некоторые злые языки утверждали, что ее карьере также неплохо помогает шантаж. Она была опасна, потому что большинство мужчин, которые с ней переспали, были женаты, тогда как она была не замужем, и это давало ей определенную власть — ведь все козыри были у нее в руках.

— Я мерзко себя чувствую в присутствии женщин типа Николь, — сказала Катя, когда несколько недель назад они с Лиз и Джоанной завели об этом разговор. — Когда же в конце концов о женщинах будут судить по их профессиональным качествам, а не по тому, насколько они хороши в постели.

— Точно, — согласилась Лиз. — Но женщина может всегда рассчитывать на повышение, если сумеет соблазнить своего начальника.

Катя рассмеялась.

— Я знаю двух женщин, занимающих высокие посты на телевидении, которые поступают совсем наоборот. На нашей телестанции, например, есть один очень милый парень, который получил свое первое повышение, после того как его самого соблазнила женщина-начальник.

— Ха, — сказала Лиз. — Я бы тоже так поступила, если бы у нас в редакции был хоть один подходящий парень. Но я не переношу, когда мной интересуются только ради того, чтобы, используя мое служебное положение, получить повышение.

— Ты несправедлива, — пошутила Джоанна. — Их может еще заинтересовать твоя страсть… к сотовым телефонам.


Тони дал инструкцию молодой журналистке Дебби Лакхерст ехать на Роланд-Мьюс и присоединиться к Питеру Макленнану. Вручая ей копию снимка, он заявил:

— Я хочу, чтобы ты выяснила, кто запечатлен на этом снимке. Мы думаем, что женщина может быть любовницей Тома. Тебя взяли на работу, потому что ты знаешь несколько языков, так что попробуй поговорить с теми цветными шлюхами, которые там живут. Очень вероятно, что ее видел кто-нибудь из тех девочек, которые работают там по ночам. Сразу предупреждаю — это задание не для колонки новостей, — добавил он. — Делай свое дело как можно тише и никому ни слова. Никому. Поняла?

Дебби кивнула. Она была готова сохранить это дело в тайне, потому что всегда считала — если она будет в точности исполнять то, что ей велит начальство, она сумеет сделать неплохую карьеру.

Многие истории не попадали в колонки новостей, но материал для воскресной газеты нужно начинать искать в начале недели, и Тони старался изо всех сил. Некоторые сотрудники «Кроникл» по вторникам и средам слонялись без дела, обычно проводя эти дни в пивных. Но только не Тони.

Поскольку на Роланд-Мьюс оказалось два практически одинаковых дома и по фотографии невозможно было определить, где же сделан снимок, Тони решил исключить любую возможность ошибки.

Он хотел знать с абсолютной уверенностью, в какой именно из двух домов собиралась войти женщина в плаще, поэтому направил другого репортера, Алека Престона, к хозяину соседнего коттеджа, опасаясь, что Том Ривз может оказаться совсем ни при чем.

Но даже в этом случае им могло еще повезти. В соседнем доме также жила одна довольно известная личность, и если хоть один вариант сработает, у них получится сенсационный материал.

Белинда, секретарша отдела новостей, принесла своему шефу большую чашку черного кофе.

— Я только что говорила по телефону с отделом новостей «Гэзетт». То, что я услышала, совершенно невероятно, и я уверена, нам это пригодится.

Он повернулся на своем вращающемся стуле к ней.

— Представляете, их начальник отдела новостей вернулся с обеда в стельку пьяный и бросил перед помощницей художественного редактора пачку двадцатифунтовых банкнот. И догадайтесь, что он ей сказал? «Хватит, чтобы ты мне сделала минет?»

Тони оглушительно захохотал.

— Полиции понравится эта история.

Его прервал редактор иностранного отдела.

— У нас нет времени на эту историю. Мне нужно с тобой обсудить материал из Вашингтона.

— Об этом собираются печатать во всех газетах, — ответил Тони, давая своему коллеге понять, что эта тема его не интересует. — Нам нужно что-нибудь неординарное, и если мы хорошо поработаем, то напечатаем эксклюзивный материал о Томе Ривзе. Даже если нам не удастся выяснить личность той женщины, мы все равно поместим эту статью на первую полосу. Представь себе передовицу о тайнах личной жизни Тома Ривза, а в качестве доказательства там будет помещена эта фотография.

Для Лиз эта неделя была слишком важной, чтобы позволить себе расслабиться. Она провела свое первое редакторское совещание, на котором интуитивно постаралась понять, кто из ее коллег действительно стремится, чтобы газета процветала, а кого — что не менее важно — это совершенно не волнует.

И взглянув на своего четвертого помощника, который, со скучающим видом уставившись в окно, наблюдал за проезжающими автомобилями, она подумала, что самое неприятное заключается в том, что практически никому невозможно поставить это в вину и понизить в должности.

Для воскресной газеты четверг — самый пик недели, когда необходимо творчески развивать умные и оригинальные мысли.

Но Лиз не могла добиться от начальников отделов и их заместителей — большинство из которых в этот день занимались, в основном, своими личными делами или, в лучшем случае, составлением отчетов по расходам — понимания того, что в четверг уже нужно начинать серьезную подготовку статьи для печати. Иначе потом уже трудно сделать так, чтобы даже самая хорошая идея принесла реальные плоды — по крайней мере, если не брать в расчет счастливую случайность. Трудно высосать эксклюзивный материал из пальца, особенно если две трети сотрудников — твои соперники.

Другая проблема заключалась в том, что в отличие от ежедневных газет конечный результат должен быть получен только к концу недели. Если вы редактор, вы не можете отчитать своего работника за то, что в среду он не представил вам свой материал. Он всегда может возразить, что материал пока сырой и неполный, а у него в запасе есть еще целых три дня.

Лиз была благодарна тем, кто оказывал ей в работе действительную поддержку: предлагал интересные мысли, использовал все свои каналы, чтобы найти что-нибудь новое, а также договаривался с зарубежными изданиями о перепечатке тех или иных статей или приобретал неординарные фотоснимки.

Но как вы можете обвинить человека, который сидит в отделе по десять часов в день, что он плохо работает, даже если так оно и есть? Те, кто получал почасовую плату, считали, что редакция это нечто вроде гостиницы, и слишком многие из них включались в работу только в субботу утром. Слишком поздно, слишком мало остается времени. Работа в газете требует, чтобы в нее вкладывали ум, душу и сердце, в противном случае газеты будут пригодны только на то, чтобы заворачивать в них рыбу или картошку.

Теперь, будучи исполняющей обязанности главного редактора, Лиз была уверена, что Тони и иже с ним только делают вид, что они чем-то заняты. Они делали что-нибудь только в том случае, если она их об этом просила. Но выполняли они ее поручения с большой неохотой, не совсем так, как бы ей хотелось, и не в те сроки, которые она им назначала.

Я должна поставить на место пятерых своих помощников, твердо решила про себя Лиз, или мы всю неделю так и будем переливать из пустого в порожнее. В таком случае, она начнет свое сражение не здесь и не сейчас.

С большинством своих подчиненных Лиз проработала вместе последние три года. Она провела с ними, наверное, больше времени, чем их собственные жены, и поэтому понимала, что им всем в разной степени не по себе от того, что ими руководит женщина. Вопреки утверждениям феминисток, мужчинам было удобнее, когда женщины находились у них в подчинении.

С того времени, как Фергус прибрал «Санди кроникл» к рукам, она превратилась в популярный увлекательный буклет, на страницах которого рассказывалось о громких скандалах, но таких, которые приемлемы и для семейного прочтения, и вскоре «Кроникл» стала «любимицей низов». Теперь тираж газеты вырос до двух миллионов экземпляров, а число читателей составляло четыре миллиона. По этим показателям газета сравнялась с «Санди геральд», хотя, по мнению Лиз, Чарли помещал на страницах «Кроникл» слишком много материала о второй мировой войне.

— На прошлой неделе «Геральд» побила нас, и произошло это благодаря статье о полицейских, — сказала Лиз, в упор глядя на начальника отдела новостей. — Как так получилось, что у тебя в отделе собирали несколько дней материал о констеблях, а кто-то доложил в другую газету, что мы собираемся писать статью на эту тему? — Не дожидаясь, пока Тони начнет оправдываться, Лиз продолжала разнос. — Мы жалуемся, что у нас мало хороших репортеров, и в то же время они почему-то пишут для других журналов к газет гораздо лучше, чем для своей собственной. Почему никого из них нет? Вы им звонили? Или встречались за обедом?

— С Джереми я встречаюсь на следующей неделе, — сдержавшись, ответил редактор отдела новостей.

— Но учтите, репортеры нуждаются в очень нежном и бережном к себе обращении. Вы должны постоянно поддерживать с ними контакт, звонить им по телефону. Нельзя себе позволить того, чтобы наши конкуренты переманили их к себе. Самые лучшие идеи наших репортеров должны доставаться нам. Почему бы не организовывать здесь для них совещания?

Тони и его подчиненные быстро переглянулись между собой. Я не собираюсь с этим мириться, сказала себе Лиз. Я с ними нянчусь как с малыми детьми — вряд ли это делают другие редакторы. Флит-стрит постоянно изобиловала историями того типа, как в какой-нибудь крупной ежедневной газете вызванные на ковер главного редактора сотрудники, перед тем как войти в его кабинет, сначала бежали в туалет, так как чувствовали приступы тошноты. Ясное дело, им ведь нужно было отчитываться о своей работе редактору-мужчине.

Лиз поискала глазами старшего корректора.

— И почему, когда наш лучший корректор в отпуске, вы позволили Джеку взять выходной в субботу?

— Тони сказал, что все нормально.

Лиз взглянула на Тони, сидящего в другом конце стола и покачала головой.

— Чувствуется сплоченный коллектив, Тони.

Лиз посмотрела на сидящих перед ней журналистов.

— Все другие воскресные газеты дают рекламу на телевидении, а мы нет. Мы уже израсходовали бюджет на привлечение читательского интереса до конца месяца. Поэтому нам нужно привлечь читателя иными средствами. Мы знаем, что министр внутренних дел допускает ошибку за ошибкой, бросается из одной крайности в другую. Кто-нибудь догадался взять интервью у его жены? Что она думает по этому поводу? Поддерживает ли она своего мужа? Что касается вас, Тони, то не подскажете ли вы, как дела с перечнем направлений вашей работы, который я вам дала на прошлой неделе? Похоже, сейчас этот список в бо-ольшой, большой дыре.

— Я напоминал Тони, что, по слухам, штаб-квартира консервативной партии ищет, по чьей вине происходит утечка информации. — Редактор отдела политики, Эндрю Кэхилл, любил находиться в центре внимания. — Правительство взбудоражено. Пока трудно что-либо утверждать, но, говорят, сведения, вызвавшие «сексуальный скандал», дала некая женщина.

Это был трудный год для правительства. Правительство сотрясалось от шквала «сексуальных скандалов», включая самый громкий из них — с шотландским депутатом парламента, любовница которого, по сообщению газеты «Ньюс оф зе Уорлд», признала, что по выходным он переодевается в женское платье. Другая громкая сенсация этого года: экс-министр имел очень нестандартный комплект любовниц: мать и дочь.

Правительство могло уйти в отставку, только если палата общин проголосует за недоверие ему. Но если будет еще хоть одно громкое разоблачение в прессе, то можно с уверенностью сказать, что это подорвет шансы кандидатов на предварительных выборах в Европарламент. Британская общественность удивительно злопамятна, и не нужно было быть пророком, чтобы предсказать, какие шансы имеет нынешнее правительство на следующих всеобщих выборах.

— Мы получали информацию от женщины? — спросила Лиз, пристально глядя на Тони.

— Да, — ответил он. — И я уверен, у нас есть запись этого разговора. Я просил Веру сохранить эту запись.

Вера занималась тем, что записывала все телефонограммы, поступающие в редакцию. Каждая кассета была по девяносто минут, и если там не было ничего важного, кассету использовали повторно. Такая практика была введена после того, как арабские террористы начали звонить в газеты с сообщениями о готовящихся терактах.

— Вера придет попозже. Я ей скажу, чтобы она отыскала этот разговор, — добавил Тони.

— Я бы хотела услышать это сообщение как можно скорее. — Лиз сделала паузу. — Это не составит большого труда. — Больше всего в Тони ее раздражало его нежелание сотрудничать и делиться той информацией, которую он обязан был предоставлять по первому требованию. Когда газетой руководил Чарли, они оба были его помощниками, Тони возглавлял отдел новостей, а она была ответственна за аналитические статьи. Тони, как и вся Флит-стрит, был шокирован, когда Чарли (или Фергус, если быть более объективным) посадил ее в свое кресло, прежде чем самому отправиться в длительный отпуск.


Николь Уэлсли официально находилась в центре Найтсбриджа с деловым визитом, но одежда, которую она там внимательно разглядывала, абсолютно не подходила большинству читателей «Санди кроникл» ни по стилю, ни по цене. Однако все эти модели — и верхней одежды и нижнего белья — как нельзя лучше подходили для ужина наедине с мультимиллионером.

Дорогая одежда это великая вещь, думала Николь. Она работает на вас. Дешевые вещи просто прикрывают тело. Но изделия от таких кутюрье, как Шанель, Версаче, Валентино, Диор, ценятся потому, что они где надо — облегают, а где надо — сидят свободно, подчеркивая женскую фигуру наилучшим образом. Даже сделанная чуть выше или чуть ниже талия способствует тому, что внимание окружающих обращено на ваши достоинства, а ваши недостатки остаются незамеченными. Именно поэтому за такую одежду платят большие деньги.

Николь не просто смотрела одежду — она составляла свое мнение о ней. Никто лучше Энтони Прайса не сможет представить вашу фигуру в выгодном свете, решила она, расстегивая молнию узкого, облегающего платья. Разве не сказала однажды диктор Джэнет Портер: «Я называю эти платья результативными, потому что они приносят желаемый результат».

Николь весь день без устали переходила из одного демонстрационного зала в другой, и утомленные представители по связям с общественностью фирм-производителей очень надеялись, что когда она вернет их одежду назад, на ней не будет пятен. Она, как и другие редакторы из отделов моды и их помощники, всегда умела делать вид, что собирается писать статью о выбранных моделях одежды. Случалось, что статьи они действительно писали. Но представители по связям с общественностью тоже были не дураки — они понимали, что вряд ли кто-то сможет удержаться от соблазна некоторое время в этих нарядах пофорсить. Только журналисты, занимающиеся проблемой отпусков или продуктами питания, изучали интересующую их тему с таким же тщанием.

Вот почему так много страниц в разделах изданий, посвященных моде, отводилось статьям об одежде, которая была вне пределов досягаемости большинства читателей, в том числе и с точки зрения цены. За возможность брать эту одежду напрокат, редакторы отделов моды расплачивались большими хвалебными статьями.

Выбрав три или четыре платья, которые понравились лично ей, Николь направилась назад в редакцию. Она возвратилась в пять часов, с шестью шкетами сразу — она все еще не решила, что ей надеть вечером. На ее письменном столе, где в полном беспорядке валялись карандаши, записки, фотографии манекенщиц, она обнаружила большой букет белых роз, присланный Мойзесом Стивенсом в знак благодарности от его Дома моды, и увеличенный снимок женщины в вышитом плаще, оставленный секретарем Джеффа. Заметив Тони, сидящего за столом корректора, Николь сразу же сделала вид, что внимательно изучает снимок. Затем она подняла трубку и набрала номер своей подруги Аманды Деверо из журнала «Тэтлер». Аманде с ее энциклопедическими знаниями в области моды можно было доверять, в отличие от самой Николь, больше полагавшейся на свою интуицию.

Прекрасно, подумал Тони. Сейчас она все уладит.

— Аманда, это ты, дорогая? Я только что мерила топик с вышивкой в «Кензо», и подумала, что тебе он бы больше подошел. Ты его еще не видела? Ну, ты должна посмотреть. Кстати, если бы ты была на моем месте, ты бы надела зеленое платье от Энтони Прайса, в котором так хорошо смотрится Наоми, или золотое от Кельвина Кляйна? Нет, не для газеты, для себя. Хммм. Ладно. Возможно, ты права. А теперь один небольшой вопрос. Кому может принадлежать модель черного бархатного плаща с вышивкой по обрезу?

Аманда принялась тараторить имена модельеров, а Николь судорожно их записывать — Джегер, Фрэнк Ушер, Брюс Олдфилд и Кэтрин Уолкер.

— Бо-оже. Да, я знаю, что на прошлой неделе они были в «Мейл». Я тебе потом расскажу. Спасибо, ты гений. Увидимся. Пока.

Следующий звонок был Джегеру, который пообещал прислать две фотографии своих плащей. Затем Николь набрала номер Фрэнка Ушера, но на автоответчике его отдела она наткнулась только на сообщение дамы, возглавляющей его отдел по связям с общественностью, Ширли Янг. Она сообщала, что уехала на фабрику смотреть ткани для следующего сезона.

Николь посмотрела на часы. Пять тридцать пять. Она позвонит Олдфилду завтра. Господи, до встречи с Фергусом осталось два часа, а у нее еще столько дел. Нужно наложить крем на лицо, сделать прическу, побрить волосы на ногах, и ей требуется время и в высшей степени спокойная обстановка, чтобы удалить с помощью крема-депилятора волосы в носу, потому что он может случайно посмотреть на ее лицо снизу.

Сегодня вечером она должна выглядеть обворожительной.

Перед тем как убрать снимок в ящик своего стола, она сказала Джеффу:

— Удивительно, просто удивительно, что в этом сезоне все ходят в черных бархатных плащах. Их продают всюду от «Си энд Эй» до «Хартнелла»[55], и держу пари — большинство сделано в Корее. — Она взлохматила свои выкрашенные в платиновый цвет волосы и сделала гримасу перед зеркалом, висевшим за спиной Джеффа. — Эти плащи идут практически всем и скрывают множество недостатков. Они идеальны для беременных женщин, или для тех, которые так выглядят. Я бы могла помочь, но снимок очень нечеткий.

Николь пулей выскочила из редакции. Не стоит испытывать чувство вины из-за того, что ты ушла пораньше. Это никак не отразится на ее работе, а у нее самой сегодня впереди еще столько дел.

В отличии от нее Лиз, первый день исполняющая обязанности редактора, чувствовала себя виноватой из-за того, что ушла так рано. Но у нее не было выбора, потому что сегодня она обедала с «Золушкой» Катей, а та в девять вечера уже должна ложиться спать, ведь уже с восходом солнца ей нужно быть на телестанции.

Когда Лиз стремительным шагом шла через отдел новостей, она заметила краем глаза, как Тони, задрав левый рукав пиджака, демонстративно посмотрел на часы.

Загрузка...