Лучший из врагов. На первой полосе

Глава четырнадцатая

Личный секретарь премьер-министра получил от главы службы безопасности заявление с просьбой о встрече с премьером в понедельник утром.

«Пожалуйста, передайте премьеру, что я хочу сообщить ему важную информацию об одном из министров», — гласило обращение.

Дебби Лакхерст готова была, наверное, отдать все на свете, лишь бы на ней сейчас были туфли на плоской подошве. Ее изящные туфельки на шпильках на булыжниках Роланд-Мьюс понемногу превращались в развалины, а каждый шаг причинял ей мучение.

Предъявляя удостоверение корреспондента «Санди кроникл», она расспрашивала местных жителей, не слышали ли они, что некоторые известные люди скупают в их районе недвижимость — при этом она упоминала имена нескольких известных писателей и телезвезд, включая Катю Крофт. И не видели ли они случайно, — с самым невинным видом спрашивала она, показывая несколько фотографий, — в своем районе кого-нибудь из этих потенциальных покупателей, — разумеется, там присутствовала и фотография Кати.

К несчастью для Дебби, обитателей Роланд-Мьюс оказалось не так легко провести. «А почему вам не связаться с их агентами?» — посоветовал ей хозяин одного дома, в который она позвонила, явно раздосадованный тем, что из-за какой-то незванной посетительницы ему пришлось идти открывать дверь.

Всезнайка, подумала Дебби.

— Я пробовала, — сказала она, улыбаясь ему своей самой очаровательной улыбкой. — Но это как раз те сведения, которые они не хотели бы распространять.

— Вот и я тоже не хочу, — сказал мужчина и захлопнул перед ней дверь.

Пока из школы не начали возвращаться дети со своими гувернантками, еще несколько дверей захлопнулось перед носом Дебби.

В конце концов ей все-таки повезло.

— Да, — вдруг сказала одна девчушка, когда, просмотрев целую пачку фотографий, указала наконец на одну. По ее акценту чувствовалось, что в Лондоне она недавно. — Это ведь Катя Крофт, — узнала девочка, — ее показывают утром по телевизору? Я видела ее здесь много раз — всегда торопится и не выглядит даже наполовину такой красивой, как на экране.

Дебби будто бы невзначай задала следующий вопрос.

— А из какого дома она выходила?

— Из вон того, с белой дверью.

— Ты хочешь сказать, номер шестнадцать?

Девочка кивнула.

— Ты уверена?

— Да, думаю, что да.

Дебби этого было достаточно. И заверив школьницу, что такие подробности публиковаться не будут, она выяснила ее имя, возраст и домашний адрес. Со вздохом облегчения Дебби покинула Роланд-Мьюс и возвратилась в редакцию.

Тони был доволен ее новостями. Еще больше он обрадовался, когда Барри выложил ему сведения, которые он получил от медсестры.

— Она завтра дежурит?

— Да, я проверил.

— Молодец. Возможно, нам от нее понадобится кое-что еще. Сколько ей нужно дать, чтобы она передала Хьюго письмо?

— Нисколько, — ухмыльнулся Барри. — Похоже, на нее хорошо подействовал старый блюз в сочетании с текиллой, — засмеялся он.

Из палаты общин позвонил Эндрю Кэхилл. — Дейвина кое-что знает, — сообщил он редактору отдела новостей. — Я в этом уверен, но она ничего не говорит.

— Ладно, выясни, где она будет завтра утром, нам непременно нужно с ней поговорить.

— Лучше пошли кого-нибудь другого, — сказал Эндрю. — Я думаю, что мне теперь долго не удастся что-нибудь из нее вытянуть, будет ли это касаться политики или личной жизни. Говорят, не стреляй в гонца, принесшего плохую весть, но она ушла с таким видом, будто ей хотелось меня повесить, вздернуть на дыбу или четвертовать.

— Я мог бы с ней завтра поговорить, — вызвался добровольцем Барри. — Она придет к мужу в больницу, и как бы я хотел быть мухой на стене его палаты, когда она ему скажет, что нам известно про Катю Крофт.

Тони довольно улыбнулся.

— Ладно, возможно, у нас будет такая муха, только в белом халате. — У нас получится настоящая сенсация, подумал он. Хотя это будет нелегко. Обидно только, что ему придется протянуть ее Лиз на блюдечке с голубой каемочкой и увеличить тем самым ее шансы занять место редактора «Дейли кроникл». Какая жалость, что этот материал нельзя попридержать до возвращения Чарли! Тогда его работу оценили бы в полной мере, а его разоблачения имели бы гораздо больший резонанс. Конечно, случаи, когда готовые статьи не спешили публиковать, имели место, но тому всегда были веские основания, например, если сначала осуществляли раскрутку по телевидению или же намечали увеличение расценок на размещение рекламы. И, конечно, статья останется эксклюзивной только в газете, которая действительно имеет вес.

Тони знал, что независимый репортер Родди Хамлин вот уже который день бродит вокруг художественного отдела, злясь, что они не торопятся. Чтобы успокоить его хотя бы до следующей недели, Тони вынужден будет заплатить ему кучу денег. А это он мог сделать только с согласия Лиз, которая еще ничего не знает о его сегодняшних удивительных открытиях. Ему нужно только решить, сказать ли об этом Лиз сейчас или подождать до совещания — с одной стороны, у него будет возможность выделиться на фоне своих коллег, но с другой он вручит Лиз еще один козырь — у нее появится полное основание публично обвинить его в том, что он все делает не советуясь с ней и даже заподозрить, что он звонил Чарли — в чем будет совершенно права.

Тони все еще не был уверен наверняка, кто из коллег на его стороне и видит в нем преемника Чарли. И если проползет слух, что он понапрасну растрачивает драгоценное время своих сотрудников, то этой дубиной его будут бить не одну неделю подряд. Газеты располагают ограниченным штатом журналистов и фоторепортеров, карьера которых зависит от того, насколько умно редактор или начальник отдела ими управляет к какому материалу придает наибольшее значение. Возможно, все-таки стоит обнародовать свои открытия на совещании, иначе он рискует, что при закрытых дверях Лиз может прекратить работу над статьей.

Тони все еще думал, как ему лучше поступить, совершенно не ведая, что исход дела от него уже не зависит.

По дороге в редакцию Лиз попробовала дозвониться до Кати из машины. Линия была занята, и Лиз подумывала, не заехать ли к ней на квартиру. Но никто бы не понял причину, по которой она не будет присутствовать в пятницу на совещании. Тем более то, что линия занята, еще не означает, что Катя дома. Может быть, она просто плохо положила трубку. Лиз упорно продолжала нажимать кнопку повторного вызова, даже не заметив, что машина уже подъехала к зданию редакции.

Отдел новостей, в котором обычно всегда полно людей, был пуст. Большинство журналистов бросились на поиски конкретных фактов, и в отделе остались только корректоры. Но даже их Тони привлек к работе над статьей о Кате, которая, по его замыслу, должна была быть такой большой, что он намеревался попросить Лиз выделить на нее четыре страницы, в том числе и первую.

— Где все, Джефф? — спросила Лиз, обводя взглядом практически безлюдный отдел новостей.

— Ищут доказательства, что та женщина в плаще — Катя Крофт. Я устал им твердить, что будет лучше, если вы сами ее об этом спросите. Почему бы вам с ней не поговорить?

— Я как раз собираюсь это сделать.

Лиз встревожилась при мысли, что сейчас ее репортеры осаждают Катю, но как она могла ей помочь? Подруга не отвечала на ее звонки, а поехать к ней сейчас Лиз не могла. До совещания осталось всего десять минут, а в сложившейся ситуации как никогда важно было предупредить Катю. Но Лиз не могла пропустить совещание, тем более в первую неделю работы исполняющей обязанности редактора. Статьи, работа над которыми завершена, нужно уже сегодня начинать готовить для печати, а также думать над их размещением и заголовками. Правда, впереди еще суббота, но обычно к концу недели случается не слишком много значительных событий, поэтому Лиз решила, что ей нужно действовать немедленно.

— Элен, подойди на минутку, и закрой, пожалуйста, дверь.

Секретарша, не привыкшая к подобным просьбам, выглядела удивленной.

— Не волнуйся так. Я просто хочу дать тебе небольшое поручение. Последние полчаса я пыталась дозвониться до Кати Крофт, но ее телефон постоянно занят. Я надеюсь, что она сейчас дома. — По тону голоса Лиз было понятно, что дело срочное. — Мне нужно как можно скорее поговорить с Катей. Это очень важно для газеты. Скоро у меня совещание, и послать тебя — это единственный способ связаться с Катей. Ты знаешь, что я не могу послать Алана. — Лиз подразумевала, что она не доверяет шоферу Чарли, о чем секретарша, конечно же, догадывалась. — И он не должен видеть, что ты садишься в такси, иначе у него возникнут подозрения. Он будет удивлен, что ты не воспользовалась его услугами, поэтому убедись, что тебя не видно из редакции, прежде чем брать такси. Когда приедешь к Кате, скажи ей, что у меня неприятности и мне нужна ее помощь. Скажешь, что дело слишком важное, чтобы обсуждать по телефону, поэтому мне нужно встретиться с ней тет-а-тет. — Лиз сделала паузу. — Но где?

— А как насчет нашего обычного места, бара гостиницы «Савой»? — предложила Элен.

— В пятницу после обеда? Там слишком много народа и наверняка соберется половина Флит-стрит, чтобы поглазеть, как исполняющая обязанности редактора «Кроникл» распивает чаи в тот день недели, когда больше всего работы. Элен, ты же умница. Подыщи что-нибудь подходящее где-нибудь неподалеку от Кати, в районе вокзала «Виктория», и закажи там столик на мое имя.

Лиз вытащила из сумочки сто фунтов и протянула Элен. Она всегда старалась иметь при себе некоторую сумму наличных, особенно по пятницам и субботам, на всякий пожарный случай. И ее предусмотрительность уже не раз выручала ее, если информатор по какой-либо причине не хотел брать чек.

Сейчас все было не так, как в старые добрые времена, когда она только начинала работу в журналистике. Тогда к кассирам можно было спокойно подойти в любой час и день недели и в отделах новостей никогда не было проблем с деньгами на расходы. У них также был свой банк на одиннадцатом этаже редакционного здания, но теперь, после того как касса по пятницам стала закрываться в половине шестого вечера, журналистам приходилось заранее прикидывать, сколько денег им может понадобиться. Лиз слышала о некоторых журналистах, которые никогда не снимали деньги с собственных счетов. Они всегда пользовались услугами «банка наверху», даже когда списки расходов представляли собой целые простыни. Один ветеран хвастался, что таким образом он сумел даже расплатиться за дом. Эти списки были своего рода шедеврами, и, чтобы их составить, такие журналисты не выходили из редакции ни брать интервью, ни развлекаться.

— Не беспокойтесь, Лиз, — ответила Элен. — Я что-нибудь найду.

— На, возьми мой сотовый. Совещание закончится в половине пятого, позвони мне и сообщи, куда приедешь.

На совещании Лиз с нарастающей тревогой слушала выступление редактора отдела новостей об успехах его сотрудников в сборе материала для статьи о Кате Крофт.

Человек Джеффа безотлучно следил за квартирой Кати. Эндрю Кэхилл беседовал в палате общин с Дейвиной Томас. Барри узнал кое-что от медсестры, работающей в больнице, в которой лежит Хьюго. А Дебби Лакхерст с Роланд-Мьюс принесла такие сведения, которым вообще просто нет цены.

Тони сел на место, радуясь, что Лиз стало не по себе.

Сердце Лиз разрывалось на части. Какая статья! Какой кошмар!

— Босс, вам уже удалось поговорить с Катей Крофт? — спросил Джефф.

— Как только увидишь, что я выхожу из редакции, знай, что я иду на встречу с ней.

— Наверно, следует послать с вами кого-нибудь еще, чтобы сделать ее фотографию? — предложила редактор женского отдела.

— И мы могли бы дать вам диктофон, — добавил полный энтузиазма редактор отдела новостей.

Лиз сделала недовольную гримасу.

— Вам придется поверить мне на слово.

— Ну, если не хотите диктофон, возьмите с собой хотя бы свидетеля, — сказал Тони.

— Не будь таким наивным. Мне будет достаточно трудно заставить ее заговорить. А если там будет кто-то еще, то это окажется совсем невозможным.

— Но, может быть, вам все-таки взять магнитофон.

Лиз свирепо посмотрела на него.

— Тони, я сама решу, как мне поступить. Это моя близкая подруга, и мне лучше знать, когда мне понадобится фотограф. Или магнитофон.

Катя Крофт должна была скачала подумать о последствиях, прежде чем прыгать в постель с женатым мужчиной, сердито размышлял Тони. Если Лиз снова попытается замять это дело, я пойду к Фергусу. И я снова позвоню Чарли.

Лиз включила свой компьютер. Пока она ждала сообщения от Элен, договорилась ли та с Катей о встрече, ей приходилось делать отчаянные усилия, чтобы сосредоточить внимание на разделе «Культура и развлечения». Она подумала о Дэвиде. Когда они снова увидятся? И когда, черт возьми, он позвонит?

Но что это такое? Лиз наклонилась ближе, чтобы рассмотреть сообщение, появившееся в верху экрана. «Срочно! — прочитала она. — Может ли кто-нибудь прямо сейчас поговорить по-испански с фотографом с Майорки? Позвоните Филу 3476».

Обычно на такие сообщения Лиз не обращала внимания. Как правило, это была информация о книжных распродажах, поездках со скидкой или о чем-нибудь в этом роде. Но Майорка? Лиз насторожилась.

Когда она набрала номер, ее сердце учащенно забилось.

— Я говорю по-испански, — предложила она свои услуги Филу. — Чем я могу помочь?

Он со вздохом облегчения переключил ее на испанского фотографа, который пришел в восторг, услышав беглую речь на своем родном языке.

— Мне нужно поговорить с Тони, но мне никак не могут его найти. Я должен передать ему один снимок, но ваши люди в редакции меня не понимают.

Лиз почувствовала себя так, словно по ее горлу полоснули ножом.

— Me gustaria mucho de ayudarle[63], — с трудом проговорила она. — Я передам ваше сообщение.

Испанец осторожно изложил суть дела. Все было намного ужаснее, чем Лиз только могла себе вообразить. Этот фотограф работал над подтверждением сведений о том, что некая британка лечилась десять лет назад в психиатрической клинике в Порто-Колом, на Майорке. Фотограф сумел переснять на пленку нужную страницу из книги, где велась запись больных, поступавших в клинику.

Что она может предпринять? Лиз быстро начала перебирать в голове возможные варианты. Тони, очевидно, предполагает использовать эти сведения в своей кампании, направленной на то, чтобы она не стала редактором. Она не могла помешать Тони получить снимок, так как это может его насторожить и навести на мысль, что ей известны его планы. Следует придумать что-нибудь получше.

— Я все ему передам. Перезвоните мне, пожалуйста, через пару минут, — предложила Лиз фотографу.

Лиз связалась с фотолабораторией, объяснила в чем дело и небрежно сказала:

— Когда получите по компьютерной почте снимок, сделайте мне тоже одну копию.

Увидев фотографию, которую Тони собирался использовать как улику против нее, Лиз уже знала, что она сделает. И очень скоро.

Элен изумилась, насколько легко оказалось убедить Катю поехать с ней. Она не учла, что подруги всегда способны понять, когда одна из них оказывается в критической ситуации, и быстро откликаются на зов, не задавая излишних вопросов.

Катя вместе с Элен поднялась в роскошный номер гостиницы «Ройал империал», огромного здания из стекла и мрамора, возведенного неподалеку от вокзала. По этой причине там было полно туристов — норвежцев, только что приехавших с фьордов, и техасцев, горевших желанием исследовать «Фортрум» и «Мейсон»[64]. Затем секретарша ушла, оставив Катю дожидаться Лиз в одиночестве.

Кате очень хотелось бы верить, что у Лиз неприятности не из-за нее. Она полагала, что убедила Лиз в надуманности обвинений о ее связи с Томом Ривзом, хотя и прекрасно отдавала себе отчет в том, что журналисты из «Кроникл» обязательно выяснят, кому принадлежит соседний дом, и это только вопрос времени.

Катя и Дейвина были осторожны и никогда не входили в дом вместе, но Катя понимала, что существовала очень большая вероятность быть замеченной соседями.

Она заверила Элен, что придет на встречу с Лиз, и после того как секретарша ушла, Катя позвонила своему адвокату.

— Где вы будете завтра? Вы можете мне понадобиться. Намечается нечто очень важное.

— Важное, в смысле серьезное?

— Важное в том смысле, что это может означать конец моей карьеры.

— Понятно. Я завтра еду кататься верхом, поэтому звоните на номер моего сотового.

По дороге к гостинице Лиз подумала, что никогда прежде она не обманывала Катю. Их разговоры всегда велись начистоту, в непринужденной и искренней форме, и они умели понимать друг друга с полуслова. Лиз не могла даже вспомнить такого случая, чтобы она лгала Кате ради ее же блага. Их отношения с самого начала были основаны на полком доверии. Если они не могли сказать друг другу правду, они ничего не говорили. Лиз была раздираема мучительными противоречиями. Если ее карьера зависит от одной статьи, имеет ли такая карьера смысл! Как она могла обманом заставить Катю прийти на встречу с ней!

Лиз уже подумывала, не сказать ли водителю, чтобы тот повернул назад в редакцию и бросить все эти дешевые уловки. Нет, это неразумно. Во всяком случае, думала Лиз, беседа с Катей еще не означает, что статья будет опубликована. Конечно, это был самообман, но тем не менее Лиз села поудобнее, проговорила про себя, что она собирается сказать и хорошенько продумала, как она будет себя вести.

Лиз не могла припомнить, чтобы она так волновалась. Разумеется, она брала подобные интервью и раньше, еще в свою бытность репортером. Чтобы прижать потенциальную «жертву» к стенке, напоминая ей о ее так называемых злодеяниях, требовалась определенная смелость. Ни одна серьезная газета не станет публиковать каких-либо голословных утверждений, не предоставив человеку, о котором пишется разоблачительная статья, возможности что-то ответить на обвинения, пусть даже это будут всего два слова «без комментариев». Именно такой ответ был самым характерным для тех, кто чувствовал, что почва уходит у них из-под ног. В таких делах очень важно быть хорошим психологом, уметь верно оценить настроение собеседника и выбрать подходящий стиль собственного поведения, что не всегда получалось.

Сейчас для Лиз была совершенно особая ситуация. В роли жертвы выступала ее лучшая подруга, и если история с Хьюго Томасом правда, то когда она станет известна, репутация Кати будет запятнана и это может отразиться на ее профессиональной карьере. Для министра последствия могут оказаться еще серьезнее. Несправедливо, подумала Лиз, что у Хьюго Томаса таких неприятностей не будет, если не брать в расчет проблемы, которые могут возникнуть у него с женой и детьми.

Но должна ли эта статья появиться? Благодаря ей? И в ее газете? Сама по себе эта статья, конечно, не сможет нанести большой вред правительству, но в любом случае еще одним скандалом будет больше. Жаль, что центральной фигурой в нем будет выступать ее лучшая подруга. И очень жаль, что Тони ни за что не даст ей возможности закрыть работу над этим материалом.

Подруги как-то обсуждали, как мог бы повернуться ход истории, если бы бывший президент Никсон, вместо того, чтобы скрывать подробности, связанные с Уотергейтским скандалом, нашел в себе мужество признаться, что он был к нему причастен. Очень большая вероятность, что Никсон, поступи он так, остался бы президентом еще на один срок.

Член британского парламента, Уинстон Черчилль-младший, хорошо усвоил этот урок. Когда журналисты прознали о его любовной связи с Сорайей Касоги, тот, не долго думая, сразу же во всем сознался, что позволило ему сохранить и свой брак и членство в парламенте. Так же поступил и лидер либеральной партии, Пэдди Эшдаун, получивший благодаря газете «Сан» прозвище Пэдди Бесштанный. После того как из кабинета его адвоката были похищены бумаги, которые являлись компроматом на него, он подтвердил, что у него был короткий роман со своей секретаршей. Признание Пэдди так же позволило ему продолжать наслаждаться счастливой семейной жизнью и остаться у руля своей партии.

Возможно, если Катя сама сделает подобное признание, ее карьера может и не пострадать.

На душе у Кати, одиноко сидевшей в номере гостиницы, было неспокойно. Ее лицо было всем хорошо знакомо, и Катя прекрасно сознавала все неудобства, связанные с этим. Пройдя в номер под прикрытием секретарши Лиз, Катя ни в коем случае не хотела нарушать свою анонимность, хотя ей и очень хотелось пить. Газетчики платят гостиничному персоналу щедрые чаевые в обмен на любую информацию об останавливающихся там знаменитостях.

В дверь постучали. Открыв ее, Катя с облегчением обнаружила на пороге запыхавшуюся Лиз — та спешила быстрее подняться к ней наверх.

— Лиз, в чем дело? Элен мне сказала, что у тебя неприятности.

Лиз внимательно посмотрела на свою подругу.

— Да, у меня большие неприятности, и, думаю, у тебя тоже.

Катя пришла в ужас, представив, что сейчас произойдет.

— Мне нужно с тобой серьезно поговорить, но прежде всего я хочу кое-что выяснить сама. Речь идет о фотографии, сделанной на Роланд-Мьюс.

— Можешь дальше не продолжать, — отрезала Катя. — Я тебе уже сказала, что я не знакома с Томом Ривзом.

Вздохнув, Лиз решила, что сейчас ей не до психологических тонкостей и выпалила:

— А как насчет Хьюго Томаса?

— Что насчет Хьюго Томаса? — Катя на мгновенье пришла в замешательство. Может быть, Дейвина впутала в эту историю своего мужа? Она могла бы быть в курсе, если бы только Дейвина ей хоть один раз позвонила.

— У тебя с Хьюго роман… в общем, есть между вами что-нибудь? — Голос Лиз звучал от волнения невнятно.

Катя с удивлением и облегчением поняла, что Лиз все еще не догадывается, кто ее настоящий любовник. Может быть, пусть лучше Лиз думает, что это Хьюго? Вероятно, это принесет меньше вреда, чем если откроется правда. Всем им — ей, Дейвине и Хьюго. Катя молчала, пытаясь оценить, что конкретно известно Лиз.

— Послушай, Тони Бернс привлек к работе над этой статьей почти всех сотрудников своего отдела. — Лиз нервно сжимала и разжимала кулаки. — Он заручился свидетельством одного человека с Роланд-Мьюс, видевшего как ты ходила в дом номер шестнадцать, который, как утверждают наши репортеры, принадлежит Хьюго Томасу. Сейчас один из журналистов «Кроникл» находится в больнице и разговаривает с ним. Тони полагает, что эта статья грозит стать великолепной воскресной передовицей — обнаружено любовное гнездышко телезвезды и мужа министра.

— А что думаешь ты? — Катя была невозмутима.

— Катя, ты знаешь, что мне тоже нелегко. Когда статья уже почти готова, я не могу остановить работу над ней, даже ради тебя. Я здесь потому, что мне хочется хоть чем-то тебе помочь. Но пока я не знаю правды, мне очень трудно это сделать.

Катя подошла к окну и посмотрела вниз, на море спешащих людей. Обычная привокзальная суета. Она обернулась, ее глаза сверкали.

— Как ты смеешь! Как ты смеешь злоупотреблять нашей дружбой и дурачить меня! Ты заставила меня прийти сюда, чтобы у тебя появилась возможность собрать материал для твоей поганой статейки. Все, что ты сказала о свидетельстве и о том, что известно Тони — абсолютно ничего не доказывает, и меня бесит, что ты любым способом пытаешься добиться от меня признания, чтобы подтвердить эти домыслы. — Кате непросто было сказать такое Лиз, но она чувствовала себя совершенно беззащитной. Нет ни Дейвины, ни пресс-службы, ни телестудии, где можно укрыться.

— Использую тебя, чтобы получить подтверждение? Катя, ты вообще поняла, что я пыталась сказать?

— Оставь Хьюго Томаса в покое. — Голос Кати почти переходил в плач. — И перестань охотиться за мной, слышишь? — Катя не спала несколько ночей подряд, ее нервы были на пределе. Это было слишком. Она не могла, да и не сможет никогда ничего объяснить. Она схватила сумочку и выскочила из номера.

Оказавшись на улице, Катя не знала, что ей делать. Прохожие, видя знакомое лицо, стали обращать на нее внимание, пытаясь припомнить, где же они видели эту красивую женщину. Нужно срочно сообщить Дейвине о том, что известно журналистам из «Кроникл». Где она сейчас может быть? Катя, все еще вне себя после разговора с Лиз, посмотрела на часы. Еще есть надежда, что Дейвина у себя в офисе. В любом случае ее помощник наверняка знает, где она.

Катя остановила такси и назвала водителю адрес министерства внутренних дел. В нескольких метрах поодаль мужчина, сидевший в черном «форд-эскорте», толкнул локтем своего напарника. Это был Стив Уэст из газеты «Кроникл», посланный непокорным редактором отдела новостей вслед за Лиз. Этот бедняга воображал себя Карлом Бернштайном, журналистом, который стал знаменитым благодаря Уотергейтскому скандалу.

— Вон она идет, — сказал он фотографу, а затем крикнул водителю: — Ради Бога, не упусти это такси!

Был час пик, и все дороги были заполонены автомобилями: люди торопились поскорей вернуться с работы домой. При нормальных обстоятельствах поездка от вокзала «Виктория» до офиса Дейвины заняла бы не более пяти минут, но сейчас Кате всякий раз, когда они останавливались у очередного светофора, приходилось с беспокойством смотреть на часы. Катю охватывал ужас, как только она вспоминала недавний разговор с Лиз. Она знала, что могут понаписать бульварные газеты, попади к ним хоть крупица информации. Даже если «Кроникл» напечатает только один снимок и задаст вопрос, зачем телезвезда приходила ночью в дом Хьюго Томаса на Роланд-Мьюс, эту новость немедленно подхватят все национальные газеты. Жизнь ее самой и Хьюго будет исследована вдоль и поперек — журналисты перевернут небо и землю в поисках фактов, подтверждающих их домыслы. Где бы ты ни находился — дома, в телестудии, в Уайтхолле[65], в палате общин, в правлении собственной компании — скрыться от них невозможно.

Проезжая мимо Бэкингемского дворца, водитель Стива прибавил газу, но на дорогу вышел полицейский, и, подняв руку, сделал разрешающий знак пешеходам.

Пока группа японских школьников не спеша переходила через проезжую часть, разглядывая сквозь черную ограду дворца развевающийся флаг, означавший, что королева находилась в резиденции, фотограф проклинал все на свете.

— Твою мать, ты видел куда поехало такси? — спросил Стив.

— Не знаю, — со вздохом ответил фотограф. — Но я уверен, что не на Пэлл-Мэлл. Давай свернем налево и посмотрим.

Но к этому времени такси, в котором ехала Катя, оставив позади статую королевы Виктории, уже исчезло из виду. В отчаянии они были вынуждены доложить Тони, что провалили задание, чем кривели его в неописуемую ярость.

Когда такси повернуло на Тотхилл-стрит, Кате снова стало страшно. Что, если Хьюго будет отрицать свою причастность к делу и тогда журналисты из «Кроникл» узнают о ее отношениях с Дейвиной? Последствия будут еще более ужасны. Дейвина — известный политик и птица куда более высокого полета, чем Хьюго. У нее есть реальная перспектива получить повышение в кабинете министров, а общеизвестно, что владелец «Кроникл» враждебно настроен по отношению к нынешнему правительству. Лиз, может быть, и хотела бы защитить Катю, но Тони никогда не упустит возможность заслужить благосклонность своего босса, который будет в восторге нанести премьер-министру еще один удар, потому что именно тот, по глубокому убеждению Фергуса, разваливает страну.

Уже, наверное, в сотый раз Катя ругала себя за то, что под влиянием охвативших ее чувств зачем-то поехала на Роланд-Мьюс, нарушив тем самым строгие правила конспирации. Но тем не менее, несмотря на все случившееся, Катя по-прежнему горела желанием увидеться с Дейвиной.

Хотя Катя рисковала и сейчас, она уже сознательно шла на это, потому что больше не видела никакой возможности связаться с Дейвиной. Как и большинство известных людей, Дейвина страдала в определенной степени манией преследования и считала, что ее телефонные разговоры обязательно прослушиваются специальным подразделением контрразведки. Вот почему после несчастного случаи она позвонила только два раза, да и то из теле фона — автомата, чтобы было труднее ее засечь, и оба раза говорила не более минуты.

Катя усилием воли переключилась с мыслей о своей любовнице на свою собственную карьеру. На телестудии едва ли сильно растрогаются, узнав, что их королева замешана в любовном треугольнике. Но будет еще хуже, если станет известно об истинном положении вещей.

Британские средства массовой информации, знаменитые своим ханжеством, ненавидят сексуальные меньшинства. Совсем недавно бульварная пресса опубликовала серию статей о гомосексуальных наклонностях одного из кандидатов в члены парламента. Выборы он проиграл, но по иронии судьбы его соперник, занявший это место, как было известно Кате и некоторым посвященным, тоже был гомосексуалистом. Как победившему кандидату удавалось держать в тайне свои сексуальные пристрастия, объяснялось крайне просто. Проигравший не скрывал, что он гей, а у победившего была жена.

Катя вздрогнула, представив, какой шум поднимется в прессе по поводу любовной связи двух таких известных женщин. Нечего и думать о том, что Лиз сможет сдержать эту лавину.

Катя понимала, что, намереваясь встретиться с Дейвиной в ее офисе, она сильно рискует, но Дейвина наверняка сразу поймет, в какой опасной ситуации они оказались. Им нужно обязательно скоординировать свои действия, и Дейвина обязательно должна подготовить своего мужа к встрече с журналистами.

Такси остановилось у министерства внутренних дел. В приемной, где дежурство велось двадцать четыре часа в сутки, скучали ребята из вечерней смены. Вечер в последний рабочий день недели считается мертвым временем. «Слава Богу, сегодня пятница», — думали про себя работники службы безопасности. Мало кто из высокопоставленных чиновников — в отличие от рядового персонала — оставался сидеть в министерстве в этот день позднее половины пятого.

Обычно настроенный враждебно и подозрительно ко всем входящим охранник разомлел при виде телезвезды, которая каждое утро во время завтрака являлась к нему в эротических фантазиях.

— Здрав-ствуйте, мисс Крофт, — запинаясь поприветствовал он, — очень рад вас видеть. Я никогда не пропускаю вашу программу. Чем мы обязаны такой чести?

Ей нужно было расположить его к себе, и Катя одарила его своей знаменитой улыбкой.

— Если можно, я бы хотела поговорить с миссис Томас, надеюсь, она еще здесь. Это для программы. — «Дура, ничего не объясняй», — подумала она.

— Мисс, вы договаривались о встрече?

— Нет, но она знает, по какому я вопросу. Если вы ей скажете, кто ее беспокоит, уверена, что она согласится поговорить со мной.

Дейвина, узнав, что Катя осмелилась нарушить все установленные между ними правила и, прийдя без предупреждения, сейчас ждет ее в приемной, пришла в негодование. Она уже приняла решение не иметь больше с Катей ничего общего. Как только Катя рассказала Дейвине про фотографию, та перекрыла путь своим чувствам так же легко, как заворачивала в ванной кран с водой.

Как она могла быть такой наивной, чтобы надеяться выйти сухой из воды? В течение нескольких незабываемых месяцев их любовной связи они с Катей обманывали себя, полагая, что смогут без труда осуществить свое намерение проводить больше времени вместе, а не встречаться урывками. Дейвине казалось, что она любит Катю, хотя инстинкт самосохранения всегда подсказывал ей, что с той слишком опасно иметь дело. Но в то же время чувство опасности лишь вдвое усиливало возбуждение. Если бы она только смогла тогда прислушаться к своему внутреннему голосу!

Ладно, возможно, еще не все потеряно.

Когда в эту среду она встречалась с премьер-министром, тот ей намекнул, что планируемые в правительстве кадровые перестановки будут в ее пользу. У Дейвины разыгралось воображение. Повышение сейчас будет означать, что если это правительство победит на следующих выборах, она в один прекрасный момент может стать министром внутренних дел, или канцлером казначейства, или, а почему бы и нет, даже премьер-министром. Маргарет Тэтчер начала свою карьеру с еще более низкого поста, чем она.

Дейвина много лет прожила в браке без любви, полностью погрузившись в работу и воспитание детей. Ей по-настоящему никогда не нравилось заниматься любовью с мужчинами, а, поговорив однажды на эту тему со своими университетскими сокурсницами, Дейвина неожиданно поняла, что в ее проблеме нет ничего необычного.

Впервые она почувствовала, как в ней нарастает сексуальное возбуждение, на вечеринке в честь сдачи экзаменов в Кембридже. Кавалеров было всего два или три, и она танцевала всю ночь с одетой в мини-юбку выпускницей исторического факультета. Когда они все уже расходились по своим комнатам, эта длинноногая студентка, взяв ее за подбородок, попыталась поцеловать в губы. Дейвина испугалась, почувствовав, как ее пронзило острое желание, и, увернувшись, быстро убежала — все последние дни своего пребывания в Кембридже она старалась больше не оставаться с ней наедине.

Даже когда она, будучи еще девственницей, была помолвлена с Хьюго, ей казалось, что она играет в чью-то чужую игру, правила которой установили ее родители. И для женщины, взбирающейся по политической лестнице, брак при таком раскладе оказывался лишь полезным приложением.

Через три года после рождения своего второго ребенка Дейвина снова почувствовала физическое влечение к женщине, и на сей раз она не стала противиться своим желаниям.

Как видный политик Дейвина Томас получала от самых разных групп поддержки множество приглашений с просьбами прийти к ним на встречу, и это, естественно, открывало перед ней широкие возможности в выборе своих партнерш. Но до недавних пор эти любовные связи с были нечастыми, тайными и, как правило, продолжались недолго.

Когда Дейвина познакомилась с Катей, она поняла, что с ней все будет по-другому. В первые недели их романа прошлое, настоящее и будущее вообще перестало иметь для них какое-либо значение. Это было самое беззаботное время в жизни Дейвины, которая всегда была вынуждена приспосабливаться к тому, чего от нее ожидали другие и что способствовало карьере: экзамены, удачный брак, двое очаровательных детей, великолепный дом. К тому же Дейвина являлась еще и очаровательной хозяйкой салона, где собирались видные политические деятели и бизнесмены из Европы и Америки.

Так почему же она готова была рискнуть всем этим ради призрачной надежды, что у них с Катей есть будущее? Почему ей показалось, что с Катей все будет по-другому? Ведь она прекрасно видела на примере других, как часто рушатся подобные иллюзии, и поэтому не могла понять, каким же образом она сама умудрилась попасть в эту ловушку. Это можно отчасти объяснить тем, что женщины, с которыми у Дейвины были любовные отношения до того, были не такими умными, не такими богатыми или не такими образованными, как она сама. Всегда чего-то не хватало. А Катя была ей почти ровня. Она к тому же была элегантна, известна и очень сексуальна.

Политика и слава действуют как наркотик. Похоже, высокопоставленные чиновники теряют ощущение реальности, становясь жертвами того, что ее водитель пренебрежительно называл «синдромом дефицита общения с посудомойками». Известные политики, утверждал он, видят в людях, с которыми они встречаются, лишь отражение собственных достоинств, и мания величия ведет их в конце концов в омут. И вот она, Дейвина, чуть было не стала очередной жертвой этого заблуждения.

Она собрала портфель и пошла в приемную, решительно настроенная поставить наконец все точки над «i».

— Я не ожидала увидеть вас здесь, мисс Крофт, — сказала Дейвина официальным тоном. — К сожалению, сейчас я должна уйти, чтобы навестить в больнице своего мужа. Если вы не против, можете проводить меня до палаты общин — там припаркован мой автомобиль.

Когда они достигли Парламентской площади, Кате почти пришлось перейти на бег, чтобы не отстать от Дейвины, манера которой быстро ходить была общеизвестна — она старалась быть в двух местах одновременно.

— Это срочно, — сказала Катя. — Ты знаешь, что иначе я бы сюда не пришла.

Дейвина кивнула, и Катя принялась торопливо объяснять:

— Речь идет о той фотографии, о которой я тебе говорила… на Роланд-Мьюс… так вот, Лиз Уотерхаус только что мне сообщила, что в отделе новостей опознали, что это я. Но еще хуже то, что они установили, кому принадлежит дом, и теперь они думают, что у меня роман с Хьюго. И они собираются написать на основе этого материала воскресную передовицу.

Дейвина замедлила шаг.

— Я знаю.

— Откуда?!! — Катя была потрясена.

— Обозреватель «Кроникл» сказал мне об этом сегодня днем в палате общин. Разумеется, я все отрицала, — ответила Дейвина ледяным тоном, и повернувшись к Кате, резко спросила: — А ты что им сказала?

— Я ничего не сказала. Я не подтвердила эти факты и не стала их отрицать.

Дейвина внезапно остановилась.

— Вероятно, ты допустила очень большую ошибку. Разве ты не понимаешь, что было бы намного лучше, если бы ты все отрицала с самого начала.

— Я не могла отрицать. Лиз сказала мне, что кто-то с Роланд-Мьюс видел, как я выходила из вашего дома.

— Ну и что? — Голос Дейвины зазвучал вдруг так враждебно, словно она приготовилась к атаке на врага. Такой Дейвину Катя видела первый раз и не могла поверить своим глазам — она забыла, что все газеты в один голос изображали ее министром, одно присутствие которого заставляет его служащих начинать заикаться. — Ты должка уяснить себе, что они не осмелятся публиковать подобную статью, если ты сразу будешь все отрицать. Можешь поверить мне как юристу: газета не может выдвигать подобных обвинений, если у нее нет прямых доказательств. А у «Кроникл» их нет, не так ли?

— Хотелось бы мне, чтобы ты оказалась права, но в наши дни газеты уже не утруждают себя разными юридическими тонкостями. В любом случае, даже используя уже имеющиеся факты и свидетельства, они запросто могут состряпать любую статью.

— Разве Лиз Уотерхаус не твоя лучшая подруга? Неужели ты не можешь попросить ее не пускать статью в печать.

— Не все так просто. Она не одна вовлечена в это дело.

Дейвина прошла мимо полицейского, стоящего у палаты общин. Узнав ее, он молодцевато отдал ей честь. Они спустились в лифте на подземную автостоянку, вероятно, самый дорогой гараж в мире, где, так как была пятница и уже довольно поздно, оставался только автомобиль Дейвины.

Когда они сели в ее синий кабриолет, Дейвина вытащила из сумочки ключи зажигания и стала вертеть их в руках. В ее голосе послышались металлические нотки. — Катя, думаю, ты поступила очень опрометчиво. Я предлагаю тебе с этой минуты иметь дело с журналистами только через своих адвокатов, и никаких прямых контактов.

— Спасибо за совет, — ответила Катя, уязвленная словами Дейвины. — Как ты думаешь, не станет ли такая реклама излишне способствовать моей карьере?

Дейвина, сжав руль в кожаном чехле, искоса взглянула на понурое Катино лицо.

— Твоей карьере? Очень эгоистичный взгляд на вещи, надо заметить. Могу ли я тебе напомнить, что я претендую на один из самых высоких постов в этом государстве? Это несколько посерьезнее, не правда ли, чем сидеть по утрам на твоем диванчике в телестудии?

Катя от боли, которую ей причинили слова Дейвины, даже закрыла глаза. Она была ошарашена той видимой легкостью, с которой Дейвина разрывала их отношения и даже отвергала ее проблемы. Но не может же она в действительности чувствовать так, как говорит, думала в отчаянии Катя, надеясь, что она сама неправильно пошла слова Дейвина. Но Катя прекрасно осознавала, что на самом деле, стремясь убежать от действительности, она просто себя обманывает.

— О Хьюго можешь не беспокоиться, — Дейвина разговаривала с ней таким тоном, словно обращалась к постороннему. — Я позабочусь, чтобы он все отрицал и его ответы не вызвали дополнительных осложнений.

— Что ты имеешь в виду?

— Если он должен будет решить, в какой роли ему оказаться: неверного мужа или же рогоносца, чья жена изменяет ему с женщиной, я думаю совершенно ясно, что он предпочтет, не так ли?

Дейвина рассуждала так, словно будь у ее мужа роман, сама она ему бы посочувствовала. Дейвина надеялась, что ей удастся поладить с Хьюго, если она сделает ставку на его отцовские чувства. Но признаться ему в своих сексуальных наклонностях она могла только в крайнем случае, чтобы избежать самого худшего — разглашения правды.

— Он сделает это для тебя?

— Нет, — Дейвина холодно улыбнулась. — Не для меня. Это даст ему власть надо мной, которой он сможет воспользоваться в любое время. И еще он сделает это ради наших детей. Она смотрела на изумленное лицо Кати. — И подумай о том, каким выходом это будет для тебя. Общественное мнение сможет тебе простить короткий роман с мужчиной, который теперь, разумеется, уже в прошлом, и который я также великодушно тебе прощаю. Но я хочу, чтобы ты поняла — я не желаю быть втянутой во все это, я просто буду выполнять роль обиженной третьей стороны. Если ты намекнешь своим подругам на то, что у тебя со мной близкие отношения, я буду все отрицать.

Дейвина сделала паузу для большего эффекта.

— И я сделаю так, что мы никогда больше не встретимся. Между нами все будет кончено.

— Разве сейчас не все кончено? — тихо спросила Катя.

Одно мгновение Дейвина колебалась. Было бы опасно полностью отвергать от себя Катю. Именно сейчас.

— В настоящее время было бы глупо продолжать встречаться, но когда все уляжется, я не вижу оснований, почему бы нам не видеться снова. — Дейвина взяла Катю за руку. — Давай только скачала пройдем через все это.

Но Катя поняла, что Дейвина просто-напросто от нее отделалась.