Глава 13 Нежданные визитеры

А вот интересно, почему? Почему ее имя упорно вызывает у меня воспоминание о набоковской Лолите? И дело даже не в схожести имен, но просто-напросто не покидает ощущение, будто кто-то настойчиво, исподволь подталкивает меня к тому, от чего я даже мысленно теперь пытаюсь отстраниться. Однако же этот некто продолжает мне твердить, мол, почему бы не попробовать? Ну что особенного ты при этом потеряешь? Да, конечно, вроде бы и ничего. Разве что уважение к самому себе, если малая толика его еще где-нибудь осталась. С другой стороны явное несовпадение обстоятельств заключается в том, что Лулу уже вовсе не подросток, если верить хотя бы моим собственным глазам, которые то и дело упираются в довольно соблазнительные изгибы девичьей фигуры. Но вот опять же, если окажется, что я ее отец, то для меня она всего-навсего любимый, или позабытый, или отвергнутый, но все же обязательно — ребенок! И это при всем при том, что выпало на ее долю за последние дни.

Такие противоречивые мысли занимали меня утром, после завтрака, пока я смотрел, как проворно Лулу убирает со стола, как ловко, даже изящно моет грязную посуду… Впрочем, меня так и подмывало ее спросить: «А чем же за постой расплачиваться будешь, милая?» Ну, это скорее уж из области черного юмора, а если честно, я хотел бы ей задать другой вопрос:

— Послушай, а тебе не приходило в голову, что я никак не могу быть твоим отцом? Просто потому хотя бы, что ты на меня совершенно не похожа. Ну ни капельки!

Надо признать, что эта мысль пришла мне в голову с явным опозданием — еще чуть-чуть, и вообще нельзя было бы повернуть назад. А продолжать все так, как оно идет… это же просто невозможно! Ну потому хотя бы, что жить постоянно вместе с кем-то — нет, уж извините, такое совсем не для меня. С недавних пор я однозначно осознал — ни молодая, ни пожилая, ни даже юная мне в этом смысле совершенно ни к чему. Поверьте, я вовсе не кокетничаю. Видимо, так уж я устроен или, что более вероятно, такая у меня судьба.

В младенческие годы самым любимым для меня занятием было гонять на трехколесном драндулете по коридору коммуналки взад-вперед, покамест кто-то из соседей не донесет моим родителям. На некоторое время помогало, но через день-другой все продолжалось с новой силой, как будто бы за время вынужденного простоя у меня и в самом деле прибавлялось сил. Что, впрочем, и неудивительно — в столь юном возрасте организм растет, как ему и полагается. Но вот однажды незабвенная Маруся, низкорослая толстушка с добрым, вечно улыбающимся лицом, после очередного моего велопробега эдак вот поманила пальчиком и говорит:

— Вовчик! Тут для тебя кое-что есть.

Надо сказать, про Марусю поговаривали, что в спецстоловой, где-то близ Старой площади, там она служила поварихой, ей выделяют солидный дополнительный паек. Говорили даже, будто она сама насчет этого пайка подсуетилась. Однако же мало кому приходилось его видеть, а уж попробовать — кто только об этом не мечтал!

Когда я вошел, к угощению уже все было готово — колбасы твердые и вареные, разнообразные сыры, копченая рыба нескольких сортов, пирожные, конфеты, яблоки, бананы… Словом, глаза просто разбегались. И все это она предложила съесть. А если вам говорят «Угощайся!», кто ж откажется? Тем временем, пока я осторожно принимался за еду, Маруся вознамерилась кое-что поменять в своей одежде. И вот, помню, я таращу глаза на ее полуголую грудь циклопических размеров и, позабыв про все на свете, само собой, не задумываясь о последствиях, пихаю в себя эту самую еду…

Как и чем меня потом лечили, память отказывается подсказать. Помню только, что после выздоровления взамен трехколесного велосипеда мне купили двухколесный, подростковый, для которого наш коммунальный коридорчик однозначно не годился. Так что, если погода позволяла, я катался по двору, а при появлении Маруси старался улизнуть, что называется, с глаз долой, подальше от очередного промывания желудка. В общем, в памяти осталась лишь огромная белая грудь, почти такая же, как у той бабенки в «Амаркорде», какие-то смутные, весьма запутанные вкусовые ощущения и уже гораздо позже сформулированное убеждение по поводу того, что даже в удовольствиях надо знать тот самый свой предел, дойдя до которого непременно следует остановиться. И еще временами возникает некое сомнение — а тем ли увлекался я тогда и не стоило ли заняться мне с Марусей чем-то более приятным, нежели набивать колбасой свою утробу? Впрочем, я, кажется, уже упоминал, что прошлое частенько дает мне повод для подобных сожалений.

Так вот я вам и говорю, что удовольствия следует чередовать с недолгим ожиданием, когда всего лишь мысленно готов себе представить, как хорошо было бы вздремнуть, или пойти к кому-то в гости, или, наоборот, пригласить подружку повечерничать к себе домой. А ежедневная услада с утра до вечера либо же с вечера до самого утра — это, на мой взгляд, ну просто явное излишество, чреватое такими же малоприятными последствиями, как и то давнее обжорство.

И все же попробуйте представить себе на миг, что я признал в Лулу свое внебрачное дитя и, следуя неписаному закону, мы стали жить вместе. И тут вы спрашиваете меня — а что же дальше? Признаюсь, что не готов ответить на ваш вполне логично возникающий вопрос, потому как прежде, чем о будущем задумываться, требуется расчистить завалы настоящего. Нынешние же мои проблемы в том, чтобы доказать соседям, консьержке, милиции, начальству на работе, которому, кстати, на все на это наплевать, — доказать, что Лулу всего лишь моя дочь, а вовсе не молоденькая квартирантка, вынужденная время от времени исполнять обязанности наложницы или супруги. Нет, правда — ну кто же разрешит одинокому холостяку удочерить какую-то пришлую девчонку? Я бы ни в коем случае не позволил. Однако вслед за таким умозаключением неумолимо возникает другой, по сути риторический вопрос: а тогда зачем мне это нужно? Эх, если бы все дело было исключительно во мне!

Итак, в том, что касается будущего, моего с Лулу, — сплошной туман, а сквозь эту мутную пелену проглядывает дорожная развилка у булыжника, на котором нацарапано что-то непонятное, не исключаю даже, что слово из трех букв. Прошлое Лулу по-прежнему весьма расплывчато, но есть надежда на некоторое просветление. На мой взгляд, только это и стоит обсуждать, а все остальное — лишь суета сует и пошлые намеки, чреватые кровосмешением. И все же если озаботиться вопросом, откуда она все-таки взялась, тогда в результате вот какое у меня возникает подозрение. Лулу — это самый натуральнейший двойной агент! Вот именно так я рассудил, и, если верить этому всерьез, легко понять, в каком состоянии я сам в эти минуты находился. Кстати, почему именно двойной? Да потому, что разобраться с более тривиальным случаем особого труда мне не составит. Итак, агент, попавший в крайне непростую переделку, что уж тут таить — в беду! Более того, лишь благодаря случайной встрече в лифте агентесса избежала печальной участи быть замурованной в подвале или упокоиться на дне расположенного поблизости пруда. Ох! Жуть, какие мысли иногда приходят в голову! Однако же и то верно, что очень кстати у меня в квартире оказался Интернет — агенту было бы удобно поддерживать связь со своим непосредственным начальством. А согласитесь, звучит многообещающе, будто Лулу, только представьте, — Мата Хари двадцать первого века! Впрочем, не знаю, чей она там агент на самом деле, но своей дочери я бы такой судьбы не пожелал. Да и что особенного могла она узнать из общения с привычной клиентурой? Аморалку по партийной линии вряд ли им пришьешь — не те у нас нынче времена! И кто поверит, что, обнимая юную прелестницу, банкир способен выболтать самые сокровенные секреты? Подобные предположения — явно из области фантастики, а это, как я уже признался, не мой жанр.

Не знаю, кому такая мысль в голову взбредет, что будто бы носит при себе каждый олигарх зашитую в трусы флешку с компроматом на самого себя, любимого, — что-то на манер Кощеева яйца. Да и не могла Лулу ничего такого выкрасть — я тоже ведь не прост, халатик ее уже прошмонал, прощупал, все как полагается. Другое дело, если она вещицу эту у меня в квартире спрятала. Надеюсь, не пришло ей в голову заныкать перстень с бриллиантом вместо того пресловутого яйца? А ну как заявятся после этого ко мне с постановлением на обыск? Вдруг это заранее заготовленная кем-то из недоброжелателей подстава, чтобы меня как следует прижать? А и не важно, для чего. То есть, может статься, просто так, без никакого повода, для профилактики, поскольку у людей моей профессии всегда есть что-то, способное вызвать пристальный, прямо-таки жгучий интерес…

Словом, как ни гадай, как ни крути, однако единственным доступным источником некой деликатной информации оказываюсь для нее один лишь я, и это всего более смущает. Нет, правда, ну кому какая разница, знаю я чего-то или нет? Но в том-то и беда, что разницы буквально никакой, для них ведь главное в другом — в том, чтобы меня сцапать!..

В этот момент раздался знакомый улюлюкающий звонок — ну вот и делай после этого добро людям! На всякий случай, мысленно держась рукой за ножку табуретки, я осторожно отодвинул щеколду и приоткрыл дверь.

Честно скажу — чего угодно ожидал, но вот только этих мне и не хватало. Передо мной стояли уже знакомые вам персонажи, можно даже сказать, властители моих дум еще пару дней назад — те самые Кларисса и ненасытная ее подруга Томочка. Им-то что понадобилось? А в придачу оказался еще и некий субъект малопривлекательной наружности.

На голове — бейсболка, надо полагать, чтобы спрятать плешь. Загривок породистого пса… нет, скорее уж быка-производителя. Толстые, плотоядные губы обрамлены колечком из густой щетины, тщательно ухоженной, как и полагается столь важному предмету на лице. В этом средоточии банальностей явно не к месту были красивые и печальные глаза, видимо доставшиеся ему в наследство от мамаши. Что-то подсказывало мне, будто это и есть небезызвестный Тамарин муженек. Видимо, из дальних странствий возвратясь, обманутый супруг решил, само собой, по наущению Клариссы — кто бы сомневался! — поставить кои-какие точечки над i. Да мне-то что с того? Может, оно и так, да только я и говорю — мне-то к чему вся эта делегация?

Пускать или же не пускать? Вариантов наклевывалось всего-то ничего, то есть в общем-то совсем немного — либо же сразу их спровадить, избрав в качестве надежного аргумента табуретку, либо подождать, пока им самим это противостояние у чужих дверей не надоест. В сущности, сейчас только скандала мне и не хватало. А слышать наяву то самое, чем довелось давеча насладиться в Интернете, — это я про Томочкино-Клариссину перебранку на виртуальном форуме, — нет, опасаюсь, как бы вполне благопристойное общение не завершилось вульгарным мордобоем. Я ведь на то, что они в юбках, не посмотрю — приложу так, что мало не покажется! Короче, пришлось сделать вид, будто я ничуть не удивлен тем, что они меня наконец-то разыскали. Любовь, или как там это у Томы называется, сама укажет верный путь, ну а мне суждено, как водится, строить самооборону. Поставив на пол табуретку, я вышел из квартиры и предусмотрительно захлопнул за собою дверь. Чтоб заставлять гостей ждать — это уж точно не в моих правилах.

— Сударыня, вот вы и вы! — Я по очереди уперся взглядом то в одну, то в другую посетительницу. — Боюсь показаться неучтивым, но никак не смогу сегодня вас принять.

Признаться, я и сам удивился тому, что только что сказал, настолько произнесенные мной слова оказались очень кстати. Все выглядело так, будто я беседую со своими пациентками. Ну ясно же — кому, как не мне, полагалось знать, в чем обе подруги отчаянно нуждаются. Другое дело, что амбулаторно, без госпитализации такое вылечить нельзя, об этом даже я знаю.

— Это почему же? — Возмущение Томочки выражалось в том, что она упрямо демонстрировала мне свою ощерившуюся пасть, забывая, что кусать-то ей пока что по большому счету нечем.

— Как бы это вам подоходчивее объяснить? Вот он, наверное, поймет. — Я ткнул пальцем в Николашу. — В общем, я сегодня не один, и полагаю, что вмешательство в мою личную жизнь будет в данных обстоятельствах не вполне уместным.

Хорошо, что я догадался обозначить довольно приличную дистанцию между собой и незваными гостями, иначе наверняка не миновать Тамариных когтей. Николаша ощущал себя явно не в своей тарелке, в то время как Кларисса незаметно для Томы ухмылялась, делая вид, что поправляет свалившийся на лицо казацкий чуб.

По правде говоря, я готовился к тому, что вот ко мне приходит некто в штатском, вооруженный огромадным пистолетом, и под прикрытием накачанных бойцов в армейском камуфляже начинает мне давить на психику в намерении взять для чего-то на испуг. Ситуация, что называется, чревата, но все же нельзя сказать, что совершенно безнадежная — у нас, у мужиков, всегда есть возможность так или иначе столковаться. Ну а с бабами о чем мне говорить?

И тут неожиданно вперед выдвинулся Николаша:

— Мне очень неприятно. Но есть основания предполагать, что в вашей квартире скрывается некая особа. — Он замялся, покосившись на Клариссин чуб, и после паузы продолжил: — Второй день уже, как нет от нее никаких известий, а подозрения у нас на этот счет возникают очень нехорошие. Вот ведь и вы сами признаете, что у вас в квартире дама. А ну как найдут ее тут без документов, без одежды? Сами понимаете, какой может произойти конфуз.

Отдавая должное фундаментальному образованию Томочкиного мужа, хотя бы и прерванному на половине долгого пути по причине нездоровья, я вынужден был признать, что мало-мальски доступной логики в его словах даже теперь не ночевало. Видимо, на способе мышления сказалось длительное отлучение от интеллектуального сообщества в период отсидки в хабаровском СИЗО, а также в глубинах Мирового океана, если только припомнить нынешнюю Николашину профессию. Не исключаю также — пожалуй, так оно и есть, — что Николаша по рождению просто-напросто болван! Ну в самом деле, симпатичная леди, да еще и без одежды — это же самое оно! Нет уж, ему этого явно не понять, а потому и незачем тратить время на пустые объяснения.

Видимо, ответ, равно как и мое мнение о Николаше, однозначно читался на моем лице, поэтому пришла пора вмешаться тяжелой артиллерии.

— Слушай, Вовчик, давай сделаем это по-хорошему. Если ты выдашь нам девчонку, обещаю, что все обойдется без последствий, — молвила Кларисса.

— Радость моя, но ведь это произвол. Рабство у нас давно отменено. С какой стати я должен вообще все это от тебя выслушивать?

— Мое дело — предложить. Ну а ты как знаешь. Но уж если что случится… — Тут Кларисса многозначительно, как бы с налетом неизбывной грусти закатила глаза, сложила руки на груди и словно бы приготовилась произнести заупокойную молитву. — Если что случится, в этом ты уже сейчас можешь обвинить только самого себя.

Честно вам скажу, что вот именно ей мне почему-то захотелось верить. Да, уж если так, то, значит, и впрямь положение мое нешуточное. Ох, как бы тут не погореть! Потому что, хотя на мнение этой троицы мне глубоко начхать, однако яснее ясного, что кроме них есть в этом деле и куда более солидные персоны.

И вот когда я уже готов был согласиться на некоторые уступки, то есть прежде, чем поддаться наглому нажиму, приготовился выслушать условия, на которых мне надлежало их предложение принять, в этот самый момент за моей спиной послышался скрип открываемой двери. В образовавшуюся щель высунулась голова в косичках и произнесла удивительно емкие и понятные слова:

— Папа! Ты скоро? А то обед остынет.

Вслед за этим столь же неожиданно дверь захлопнулась. Должен признаться, что поначалу я озаботился лишь тем, откуда могли появиться у Лулу эти самые косички. И только потом подумалось, что, может, так оно и есть, то есть этот совершенно неожиданный для меня экспромт случился очень кстати. В самом деле, хотя смысл обращения Лулу не вполне соответствовал ранее произнесенным мной словам, предложенный ею вариант разрешения конфликта оказался гораздо эффективней, потому как сразу после слова «папа» в рядах атакующих наметилось обратное движение. И правда, если рассуждать по логике, ситуация кардинально поменялась — ну кто осудит несчастного родителя, пытающегося спасти от полного бесчестья свое дитя? К тому же дочь — она и есть дочь, чего же здесь противозаконного, если живет она со своим отцом в одной квартире? А есть ли на то надлежаще оформленные документы — да кто их сразу разберет?

Томочка наконец-то прикрыла ладошкой свою неотреставрированную пасть. Зато Николаша в явном изумлении раззявил рот, обнажив крепкие, натруженные, заждавшиеся сытного обеда зубы. И лишь одна Кларисса через амбразуры-прорези свалившегося на лицо чуба взирала на меня насмешливо и агрессивно. Но даже и она вынуждена была отступить.

Лиха беда начало! Ну что ж, по случаю маленькой виктории я выставил к обеду бутылочку красного вина. Что будет завтра, меня уже не очень волновало.

Загрузка...