Лунная дорожка счастья

Глава десятая

Хейл не пришел. И хотя он не обещал, Кристина не знала огорчаться ей или радоваться. Она слишком устала от непривычной бурной жизни, новых знакомств, жутких приключений и новой информации — причем не только о других людях, но, что самое неприятное, и о себе. Физические и душевные силы постепенно возвращались к ней, но они все еще были слабы и ненадежны, как неверный любовник.

Возможно, это был не самый лучший момент для решения, от которого будет зависеть вся ее будущая жизнь. Она сознавала, что даже один уикэнд, проведенный с Хейлом, приведет к далеко идущим изменениям.

Его присутствие и его отношение к ней казались Кристине волшебными и возбуждающими чарами, в атмосфере которых она никогда не жила и о которых даже не мечтала. И Хейл был готов ее окутать ими, как драгоценным плащом. Это, вне всяких сомнений, были всего лишь эмоции, а реальность вполне могла оказаться эфемерной или даже печальной через какое-то время. Вот в этом как раз и был краеугольный камень: несмотря на намеки Хейла, Кристина не чувствовала уверенности в том, что это «какое-то время» вообще состоится.

Была ли она готова обменять несколько дней, недель, даже месяцев роскоши и удовольствий на медленное возрождение и приобретение душевного равновесия, которые сменили пропасть темноты и отчаяния? Жизнь снова вернулась в свое русло. Возможно, не следовало бы резко менять ее течение. А что если эта неопределенная привязанность к Хейлу, которая могла оказаться привязанностью в силу привычки, распустившаяся быстро, как парниковый цветок, вдруг она точно так же быстро завянет и высохнет? Тогда, может, ей вообще не стоит расцветать?

Но в отношении Хейла была такая отчаянная настойчивость, такой неудержимый порыв, который требовал немедленного ответа. Его позиция была твердой: если она откажется, то другой возможности у нее не будет. Кристина же не была уверена, что готова к какому-либо решению, тем более торопливому и безрассудному.

Кроме того, Хейл вовсе не был ее единственной надеждой на более полнокровную жизнь в будущем. Во время этого неожиданного весеннего пробуждения она вдруг поняла, что ей интересны и другие мужчины. Она знала, что во многом ее чувства к Хейлу были вызваны тем, что он был для нее привычен, был ее связью с прошлым. Но теперь.

Она чувствовала себя сконфуженной и растерянной, как бабочка, крылья которой окрепли, но она не знала зачем и куда лететь. Кристина расслабилась и попробовала успокоить волнение чтением книги Мэри Аустин «Земля дождика», этой любовной лирической прозой, написанной другой женщиной, которая нашла и постигла сущность пустыни.

На следующее утро, когда Кристина работала в студии, а в открытые окна лился свежий ветерок, она услышала шум подъехавшего автомобиля и вскоре не без удивления увидела голубой «линкольн» Хейла.

— Привет, — закричала она из окна. — Разве твоя машина умеет прыгать как кенгуру?

Хейл вышел из машины с выражением легкого удивления на лице.

— Что ты имеешь в виду?

— Я подумала, что она перепрыгнула через цепь для того, чтобы избавить своего изнеженного хозяина от ходьбы.

Он засмеялся.

— А, ты об этом. Но, боюсь, что в этом нет никакой экзотики. Я остановился у заставы и поговорил с твоими друзьями Хокинсами. Они сказали, что я могу попросить лесничего. Я так и сделал, и он разрешил мне проехать.

Кристина облокотилась на подоконник, понимая, что проиграла этот раунд.

— Ну, и что ты думаешь о нашем доблестном защитнике пустынь? — спросила она, чувствуя при этом легкие угрызения совести. Барт Девлин уже показал ей, что он гораздо более сложный человек.

— Очень доблестный, — сухо ответил Хейл, — и очень скрупулезный. У меня сложилось такое впечатление, что он не пропустил бы меня, если бы не узнал машину, — он сказал, что видел ее здесь прошлой ночью. Неужели одной сторожевой собаки тебе недостаточно?

— Этот пес стережет не меня, а девственную флору, фауну и геологию.

— Понимаю, — он из тех людей, которые любят в одиночестве скакать на закат верхом на любимом коне.

Кристине показалось смешным чувствовать себя оскорбленной за Барта: разве она сама совсем недавно не думала о нем точно так же? И все же…

— Итак, — продолжал Хейл, — сколь ни очаровательна эта сцена из «Ромео и Джульетты», но собираешься ли ты пригласить меня в дом?

Она улыбнулась; Хейла было трудно сбить с толку. Он всегда действовал настойчиво и привык добиваться своего.

— Дверь не заперта, — сказала она и побежала вниз.

Встревоженный и ощетинившийся Горнист, тершийся у ее ног, тихо зарычал и побрел в гостиную. Хейл вошел, и она вытолкнула собаку на улицу. Они настороженно посмотрели друг на друга. Горнист в это время сильно ударил всем своим телом по двери.

Кристина хотела предложить ему сесть в кресло, но Хейл положил ей руки на плечи и посмотрел прямо в глаза. Затем медленно коснулся ее губ своими, нежно лаская пальцами уши, шею и спину под тонкой блузкой. Ее плоть задрожала от уже забытых прикосновений мужчины, становящихся все более уверенными и быстрыми. Его губы стали горячими и жадными, в какое-то мгновение страсть захватила ее, и она ответила.

Но затем, при вспышке непонятной паники, она внутренне сжалась и застыла в его объятиях. Он обнимал ее еще несколько мгновений, но потом отпустил, глядя на нее влажными, изголодавшимися и неудовлетворенными глазами. Он почти до боли сжимал ее руку и продолжал нежно гладить ее по щеке.

— А ты расцвела этим утром, Тина… расцвела и готова отбросить свой покров ложной скромности, который носила так долго. Я всегда был уверен в том, что в тебе есть буйство, которое только и ждет освобождения, и что я буду именно тем человеком, который раскрепостит тебя… Он попытался снова привлечь ее к себе, но она вырвалась из его объятий. Немного придя в себя, произнесла как можно более спокойно:

— Хочешь кофе, Хейл?

— Ты же прекрасно знаешь, что я не хочу кофе, Тина. Я хочу тебя.

Все еще волнуясь, чувствуя себя неловко и неуверенно, она ничего не ответила, пошла на кухню и щедро насыпала кофе в старую кофеварку. Получилось черное крепкое варево, призванное вернуть ей хоть толику здравого смысла. Хейл подошел и обнял сзади за талию.

— Существует множество удовольствий, Тина, которые ты никогда еще не испытывала. Так много прелестей, которые можно увидеть, ощутить, попробовать… целый мир, волнующий, необычный, манящий…

Его слова будили ее воображение, образы, которые он рисовал, увлекали. Она готова была схватиться за любую соломинку, чтобы не утонуть в этом пьянящем водовороте, и первое, что подсказал ей инстинкт, — это сопротивление.

— Некому будет позаботиться о Горнисте…

Хейл, как безумный, провел рукой по своим волосам.

— О Боже! — он быстро пришел в себя и переключился на обычный терпеливый и рассудительный тон. — Пока оставим пса у кого-нибудь, а потом заберем его, если он для тебя так много значит.

Кристина стояла и смотрела в окно на холмы, где она с Бартом нашла череп Бегли, ощущая в себе странную пустоту. На кухне все более настойчиво звучала дробь зерен в кофеварке: «Пока, пока, пока…» У нее было некое иррациональное чувство, что за настойчивостью Хейла что-то кроется. О да, вполне возможно, он жаждет ее; возможно, он ищет стабильности, которую она для него олицетворяет… но к чему после столь долгого времени это давление, эта поспешность? Она не успела ответить себе на эти вопросы, как заметила, что Хейл достает с полки чашки. Он уже пригладил свои взлохмаченные волосы, лицо его было спокойно. В ответ на ее взгляд он довольно беззаботно произнес:

— Если путь к твоей благосклонности лежит через домашнее хозяйство, то хочу показать, что я не полный профан в этом вопросе, впрочем, я только учусь.

Она выдавила из себя улыбку.

— О, Хейл… — она нашла поднос, а он поставил на него чашки и блюдца. — Глупо сидеть дома в такой хороший день. Пойдем на веранду, на воздух.

— Должен заметить, что это несколько необычно — не видеть воздуха, которым дышишь, — сказал он, беря в руки чашку кофе. Затем внимательно посмотрел на Кристину. — И еще я должен заметить, что этот факт чрезвычайно благотворно на тебе отразился. Я никогда еще не видел тебя такой свежей и энергичной.

— Когда ты в последний раз видел меня, я была не в самой лучшей форме. Любое другое состояние по сравнению с тем можно назвать улучшением.

— Да, ты была мало на себя похожа. Мне пришлось напоминать себе, что то маленькое, хрупкое привидение было Тиной Вилз.

«Что, без сомнения, должно говорить мне о том, как он был тогда со мной мягок и сдержан», — подумала она, но эта мысль очень быстро утонула в смущении от своей неблагодарности.

— Этот твой нежный солнечный загар ароматен, как зрелый абрикос, — продолжал Хейл и посмотрел на ее блузку. — Зеленый цвет тебе идет, но белый подошел бы больше. Белый и немножко зеленого, что-нибудь длинное, свободное, но очень простое и, конечно, серебряные украшения с жадеитом.

— Это так бы подошло для этих мест, — холодно перебила его Кристина.

— Я и не говорю, что все это следует носить именно здесь, — он поднял брови. — Знаешь, а мне очень понравилось, что ты захотела тогда именно жадеит. Я знал, как он тебе пойдет. Дэвид боялся, что ему не хватит денег, но он оказал мне некоторые услуги, когда устанавливал компьютерную систему, поэтому я взял номинальную цену. Он должен был быть у тебя. И, знаешь, когда я вижу его на тебе, мне кажется, что мои руки касаются твоих пальцев, твоих ушей, твоей шеи. Ты когда-нибудь ощущала это, Тина?

Она резко покачала головой, чувствуя, что ей отвратительна даже мысль об этом. И что он зациклился на жадеите? Может, это он следил в ресторане у Мигуэля? Она решила сменить тему разговора и сказала, указав вдаль:

— Смотри, как те цветы ловят солнце. Их лепестки как будто объяты пламенем.

Хейл нехотя взглянул на них, а затем снова повернулся к Кристине.

— А тебе явно пришелся по душе этот край, не так ли? У меня нет никаких возражений против того, чтобы проводить отпуск где-нибудь в пустыне. Кстати, я подумываю об открытии филиала в Палм-Спрингс.

— В пустыне находится мой дом, — заметила она раздраженно. — И мне наплевать на Палм-Спрингс.

Хейл заметил, что она разозлилась, поставил чашку на стол и, подойдя к Кристине, погладил ее по волосам. Его прикосновение, теплые лучи солнца и запахи весны кружили ей голову.

— Я не говорил, что наш дом обязательно должен быть в Палм-Спрингс, — прошептал он, проводя ладонью по ее подбородку и приподнимая ее лицо. — Где ты захочешь, Тина… где ты захочешь… и даже больше…

Она посмотрела в его зовущие глаза. Как было бы просто отдать себя на волю этого влечения, избавиться от мелочной экономии и надоедливых счетов, одеваться в белое и носить жадеит, топазы и золото, испытывать всевозможные наслаждения до тех пор, пока они не насытят…

— Прошу прощения за вмешательство, — раздался резкий и чистый голос.

Кристина повернулась в кресле и увидела Барта Девлина, спокойно стоящего у веранды. Хейл медленно выпрямился, продолжая покровительственно держать руку на ее плече.

— Значит, мы снова встретились, лесничий, — процедил он.

Удивление Кристины сменилось любопытством, с которым она рассматривала двух мужчин: Барт, гордый, суровый, прямолинейный в своей зеленой униформе, носимой им с гордостью, как символ доблести; безупречно одетый Хейл, прямо-таки излучающий изысканность и слегка надменное превосходство. Они смотрели друг на друга, как волки, решившие драться за свою территорию.

— Чем мы можем вам помочь? — спросил Хейл, не дав Кристине и рта открыть.

— Я бы хотел поговорить с миссис Вилз, если вы не возражаете.

Хейл продолжал стоять, держа руку на плече Кристины.

— Конечно. Говорите прямо сейчас.

Барт посмотрел на него в упор и твердо ответил:

— Наедине.

Кристина быстро поднялась и слегка коснулась руки Хейла.

— Небольшая пешая прогулка тебе не повредит, Хейл.

Он пожал плечами и отошел, правда, стараясь не терять их из виду.

— Мы не слышали, как вы подъехали, — сказала Кристина.

— Я оставил машину чуть дальше на дороге. Пытался оценить уровень популяции черепах. Множество из них обитает по берегам оврага, знаете ли, и я решил зайти… просто, я хотел спросить вас…

— Да? — сказала Кристина, помогая ему.

Он выпрямился.

— Ну, во-первых, я хотел чтобы вы знали: главный смотритель согласился с тем, что череп скорее всего принадлежит Бегли. Вместе с управлением шерифа они хотят организовать тщательное расследование этого дела. Возможно, на следующей неделе. Мне кажется, по прошествии трех лет несколько дней не имеют большого значения. И еще я хотел узнать, не встречали ли вы этим утром Альварадо и наблюдателей за сусликами.

— Нет, не встречала… — Она оглянулась, проследив за напряженным взглядом Барта: осторожно переступая через колючие кусты, Хейл возвращался к веранде.

— Тогда, я попробую найти их позже, извините за беспокойство.

Он кивнул и, резко повернувшись на каблуках, быстро пошел прочь по дороге, прежде чем она успела сказать ему о своей встрече с Альварадо, назначенной на этот день. Кристина в замешательстве смотрела ему вслед.

Это была совершенно ничего не значащая беседа, особенно если он знал о ее госте. Или, может быть, он и пришел как раз из-за того, что она не одна? Но тогда с какой целью? Он, конечно же, не мог подозревать Хейла, которого совершенно не интересовала пустыня.

— И что же такое важное и очень личное хотел сказать этот большой Держиморда? — спросил Хейл и обнял ее за плечи.

— Вообще-то, ничего. Во всяком случае, ничего важного, — Кристина все еще была удивлена. — Сказал, что смотрители и управление шерифа решили провести расследование. Помнишь про ту локтевую кость, о которой я тебе рассказывала? На мгновение, вспомнив о предупреждении Барта никого не посвящать в тайны их находок, она подумала о том, что слишком много болтает. Но тут же решила, что, рассказывая сейчас об этом Хейлу, она никак не повредит расследованию.

— Неужели? И когда они собираются спустить своих собак?

— Он сказал, что вероятнее всего на следующей неделе. Как ты думаешь… они найдут останки этого бедняги?

— Забудь, успокойся. Я же говорил, что это не имеет к тебе никакого отношения. — И он крепче обнял Кристину.

Многие говорили точно так же, пожалуй, все, кроме Барта. И она пыталась поверить. Но, все же, это имело к ней отношение. Фрэд Бегли, погибший таинственной смертью, жил в Стоун Хаусе; ее родной дядя, чье присутствие до сих пор ощущалось в построенном и подаренном им доме, умер не менее таинственно. Нет, это имело к ней отношение, пусть и не прямое, но имело.

— Ты только представь себе, — не унимался Хейл, — музыка, танцы, веселье, модные платья и завтрак в постели, о твоих вещах и украшениях будет заботиться прислуга…

Но ее настроение вдруг изменилось, и все эти прелести уже потеряли свою притягательную власть над ней, казались глупыми детскими фантазиями. Она отстранилась от него.

— Я не могу, Хейл. Извини, но я не могу, — она и сама не могла понять, как вдруг пришла к этому решению.

Его лицо помрачнело и выражало крайнее напряжение.

— Значит, ты отвергаешь культурную жизнь, полную богатства, наслаждений и путешествий, — всего того, что я могу дать тебе, — из-за каких-то там мерзких дел, связанных с куском кости никому не известного старого пустынного бродяги, которого ты даже никогда не видела? Ты не хочешь поменять отсутствие электричества, отсутствие удобств в каком-то сарае посреди пустыни на настоящую виллу, на шикарный дом, наполненный красивыми и дорогими вещами?

Повышенный тон говорил о том, что он, всегда так уверенный в себе, теряет самообладание.

— Неужели ты предпочитаешь компанию грязной собаки и глупого, невежественного чурбана, этого лесничего мне?

Кристина попыталась успокоить его задетое самолюбие.

— Все совсем не так, Хейл… Конечно, то, что ты предлагаешь, очень соблазнительно. И ты — самый обаятельный и добрый человек из всех, кого я когда-либо встречала. Просто… Просто я к этому не готова. Что я смогу тебе дать взамен? Я еще не совсем выздоровела. Мне нужно время…

— Уже нет времени, — сказал он, и в его голосе звучало отчаяние, и он вдруг крепко прижался щекой к ее волосам. — Я был терпелив, тактичен, разве нет, Тина? Бог мой, я никогда не относился так ни к одной женщине. Не ставь меня в невыносимое положение, Тина. Попробуй. Если я не смогу заставить тебя хотеть себя, желать оставаться со мной, ты оставишь меня, вернешься сюда. Но я знаю, что смогу. Поедем со мной, Тина… Поедем!

— Извини, — повторила она беспомощно и мягко отстранила его.

Он посмотрел на нее неожиданно злыми, холодными, пугающими ее глазами.

— Очень хорошо. Значит, таково твое решение. Я предоставил тебе выбор. Это все, что я мог сделать, и ты не сможешь обвинить меня за то… за то, что случится потом.

Он сел в машину и завел мотор. Некоторое время, пока он разворачивался, чуть не задев при этом Горниста, она стояла оцепенев. Затем сбегала за ключами от своей машины и проводила его до ворот. Хейл вел машину очень быстро, поднимая тучи пыли и песка. У барьера она поравнялась с ним и увидела, что он сидел за рулем, как каменный, глядя прямо перед собой. Но после того как она открыла ворота, пропустила его и стала привязывать цепь, он вышел из машины и подошел к ней.

— Я уезжаю сегодня в три часа дня. Ты еще можешь принять разумное решение. Измени его, Тина. Измени свое решение, ради нас обоих.

Она покачала головой, неожиданно почувствовав отвращение к настойчивости — даже назойливости — в словах, жестах, выражении лица. И с издевательскими нотками в голосе она сказала:

— Боюсь, я могу пропустить назначенное тобой время, Хейл. Я договорилась сегодня пойти и полазить по скалам.

На какое-то время его глаза впились в нее, и он показался ей просто отвратительным. Затем, не говоря ни слова, он метнулся в «линкольн» и, взвизгнув протекторами, машина помчалась по дороге.