После ухода Барта Кристина приуныла, вновь дали о себе знать синяки и ссадины. Она проглотила две таблетки аспирина, приняла еще раз горячий душ и натерлась арникой Хелен Фарренс. Когда боль утихла, она прошла в студию и взялась за карандаш. Но при задернутых шторах для работы было слишком мало света. Она знала, что не сможет ни на чем сосредоточиться. Мысли Кристины разбегались: слишком велико было эмоциональное возбуждение, вызванное переменой в ее отношениях с Бартом; слишком жестокой и холодной была реальность, связанная с гибелью Антонио, нападением на нее и планами Барта и Фарренса по захвату преступников.
Горнисту передалось ее беспокойство. Он ходил за ней по пятам, вопросительно поглядывая на хозяйку. Перебирая пальцами потертый ствол ружья, она думала о дяде Сперджене, державшемся за него из последних сил в последние мгновения своей жизни, и возмущение преодолело ее нелюбовь к оружию. На короткий, яростный миг появилась надежда, что она получит шанс использовать его против того, кто довел старика до смерти.
Она взглянула на запястье, вспомнила, что часы разбиты, и пошла посмотреть на механические часы в спальне. Почти четыре. Где Хелен Фарренс?
Горнист с лаем подбежал к задней двери. Кристина поспешила на цыпочках за ним. Может, Хелен приехала? Она осторожно отогнула кончик занавески. Ничего. Ни машины, ни клубов пыли. Страх подкрался к ней и сжал желудок. Горнист снова взвыл и ощетинился. И тут Кристина уловила краем глаза какое-то движение. От тускло-зеленого болота вниз по дороге шли Усы и Борода, но за поворотом к дому исчезли. Она быстро задернула занавеси во внезапном страхе. Подделали ли они и в самом деле документы, как предположил Ли Фарренс?
Она овладела собой.
«Смешно впадать в панику без достаточных оснований. Даже если это контрабандисты, они не знают, что я здесь, и, конечно, ничего для них интересного в Стоун Хаусе нет», — твердо сказала себе Кристина.
Несколько успокоившись, она прошла в гостиную, взяла книгу, Горнист лег у ее ног. Но мешал сумеречный свет, да и роман, прежде казавшийся интересным, теперь, по сравнению с драмой, разыгравшейся в ее жизни, больше не увлекал. Отложив книжку, Кристина попыталась расслабиться — и не смогла. Она вновь бесцельно бродила по дому. Вверх в спальню, вниз в студию, назад в гостиную… протереть уже чистую плиту, поправить и так уже приведенную в порядок индейскую керамику на каминной доске, смахнуть черную шерсть Горниста с кушетки…
А Хелен все не было.
В доме становилось темнее и прохладнее, и Кристина достала из шкафа свитер. Она не могла разжечь огонь, не выдав себя, но при необходимости старомодная круглая печка, которую зимой она перетащила из спальни в студию, дала бы достаточно тепла для такого весеннего вечера. Кристина все прокручивала и прокручивала события вчерашнего дня, пытаясь найти хоть какую-то ниточку к нападавшим. Но как ни напрягалась, не могла вспомнить ничего существенного.
Внезапно — в духе этой пустынной страны — свет пропал в западных окнах, как будто стертый гигантской рукой. Голос Барта эхом отдавался в ее голове: «Закат в шесть тридцать, луна взойдет через час». Она попыталась отбросить холодящие сердце мысли о том, что с Хелен Фарренс что-то случилось. В конце концов, Кристина сама убедила Хелен, что с ней все будет прекрасно, у Хелен найдутся и другие дела, может она даже решила не возвращаться, поскольку могла ничего и не знать о сегодняшних планах. Кристина вспомнила о еде, привезенной женой главного смотрителя. Надо бы перекусить, но ее желудок запротестовал. Она приняла компромиссное решение: выпила высокий бокал чая со льдом и большой порцией сахара для калорийности.
Она плотнее завесила окна гостиной, закрыла двери в другие комнаты и зажгла керосиновую лампу. Желтый огонек весело заплясал на стенах. Горнист жалобно заскулил.
— Ох, Горнист, — прошептала Кристина, — прости. Раз я не хочу есть, это не значит, что и ты тоже не хочешь.
Она проскользнула почти в полной тьме на кухню, принесла миску и наблюдала, как собака азартно накинулась на нее. Улыбка заиграла у нее на губах, когда она вспомнила, с какой готовностью подружился пес с Бартом и как сдержан был с другими. Даже когда Кэл Хокинс дал ему кусок колбасы, Горнист отнесся к нему осторожно и недоверчиво.
Нахмурясь, она опустилась в кресло. Вновь в памяти зашевелились призраки. Глядя на собаку и не видя ее, Кристина старалась поймать то неуловимое, что дразня ее своей расплывчатостью все время ускользало от нее, точно капелька ртути. Чертыхнувшись, она открыла решительно книгу, пытаясь сосредоточиться на тексте. Горнист, вылизав миску, с любопытством обследовал занавески и устроился подле Кристины. Она упрямо читала, переворачивая страницу за страницей, не помня, что было на предыдущей.
На столике многозначительно тикали часы, ружье и приемопередатчик поблескивали в свете лампы. Ветерок снаружи утих, и после заката стало гнетуще тихо.
Краем глаза Кристина уловила движение маленького пятна. Дремавшая собака лежала, затененная креслом, но ее длинный хвост был на виду и шевельнулся, словно жил своей собственной жизнью, напомнив черную змею, готовую к нападению.
И внезапно призрак материализовался.
Теперь она знала, кто были контрабандисты. Она знала, кто и как убил Бегли и Альварадо. Она знала, кто спровоцировал смерть дяди и пытался убить ее.
Барт удобно устроился на склоне над сухим озером и наблюдал, как полная луна скользила в безоблачном небе. Она уже теряла свою яркую желтизну. Скоро она станет высоко, бледная и далекая, заливая долину фантасмагорическим сиянием.
Барт вышел из туннеля двадцатью минутами ранее, когда тьма была самой глубокой в эту ночь. Он не заметил и тени движения с мест, которые должны были занять Ли Фарренс и Джим Бродски. Казалось, он один на всем белом свете. Но Барт не сомневался, что друзья были на месте. Приятно работать с людьми, на которых можно положиться.
Его взгляд, как радар, ощупывал небо и землю. Барт не увидел машины Хелен у Стоун Хауса и теперь беспокоился. Он пробрался к пещере в сумерках по извилистой тропе, успев бросить долгий взгляд на убежище Кристины. Дом стоял темный и выглядел необитаемым, «шевроле» был не больше, чем горбатая тень у задней двери. Конечно, если бы Хелен припарковалась перед домом, он мог и не увидеть ее машину… но зачем бы ей это делать? Сегодня утром она поставила свой пикап рядом с «шевроле», на свободное место. Это было естественно.
И если, по какой-то случайности, Хелен не смогла приехать в Стоун Хаус, Барт теперь ничего не мог поделать. Ведь они договорились не пользоваться радио. Несмотря на непроизвольное побуждение броситься к Кристине, он понимал, что лучший способ защитить ее — это поймать контрабандистов. Он сделал все, что мог: попытался сбить убийц со следа ложной радиоинформацией, велел ей оставаться дома и не зажигать свет, научил пользоваться ружьем, да и собака с ней… но хватит ли всего этого? Неужели он не мог настоять, чтобы она отправилась к Фарренсам?
С тяжелым вздохом Барт глядел на озеро, призрачно высвечиваемое поднимающейся луной. Черт побери, при такой луне хорошо ухаживать за девушками, а не высиживать преступников!
А в Стоун Хаусе Кристина застыла в кресле, крепко вцепившись в его подлокотники: разрозненные впечатления, прежде едва отмеченные, теперь всколыхнулись, точные и отчетливые.
Кольца Эмми Хокинс, безвкусные безделушки, которые Кристина принимала за стразовые, хотя они выглядели вполне натурально, и роскошь трейлера Хокинса, и волшебный хронометр Кэла с алмазными вставками, и его кольцо с резным изумрудом, и зажим с золотой кошачьей головой на его галстуке в виде шнурка.
Она словно услышала голос Антонио: «Меня восхищает ваш удивительный галстук…». Разумеется. Господи, как же она сразу не сообразила, конечно, зажим сделан из латиноамериканского антиквариата, который Антонио узнал! Хокинс догадался об этом и решил убрать Антонио. Видимо, Кэл слышал, как Антонио приглашал ее в горы.
И потом этот интерес Хокинсов к Кристине и ее делам. Да, все теперь становится на свои места. Замечание Кэла, когда она рассказала им о Бегли, что со стариком всякое может случиться. Кристина хорошо помнила, что она не упомянула о возрасте Бегли.
И свет на болоте! Конечно, это были не Усы и Борода. Эмми как раз и поранила руку, когда искала с Кэлом что-то, что могло их выдать.
Но с ними не было Горниста. Какая ассоциация помогла выстроить все эти факты в одну логическую цепочку? Хвост! Хвост Горниста напомнил змею, а та, в свою очередь, рогатку, которой Кэл отпугивал рептилий. Она ясно увидела: рогатку с толстой лентой из хирургической резины и глубоким кожаным мешком — орудие, при помощи которого Кэл мог с достаточной силой метнуть подшипник, чтобы пробить старому человеку голову, а молодого столкнуть с горы…
Кристина потянулась из кресла за передатчиком Барта, но вспомнила, что говорил Ли Фарренс о радиомолчании; и это было как рука, прижатая к кричащему рту. Даже если б она была столь глупа, чтобы своим вызовом подвергнуть мужчин опасности, их приемники были выключены. Она переставила радиопередатчик ближе к часам. Было восемь с минутами. Кристина находилась в нерешительности.
Она понимала, как важно передать Барту то, о чем она наконец догадалась. Если бы арестовали Кэла и Эмми Хокинс в кемпинге Тауэр Рок, это могло бы предотвратить рискованную встречу на озере между скал. Но без радио…
Осторожно она приподняла уголок занавески. Луна превратила местность в черно-белую гравюру. Добраться бы до пещеры, и все будут в безопасности. А по болоту, в зарослях ивы, у нее есть шанс пройти незаметно. Опасным был только открытый участок между Стоун Хаусом и болотом. Внутри у нее все сжалось при мысли о пробежке там под лунным светом. Но она подумала о Кэле Хокинсе, уже убившем двоих, и о Барте. Как сказал Фарренс, контрабандисты вероятно предпочтут действовать попозже. Таким образом, маловероятно, что они сейчас находятся на пути к озеру.
Кристина вздернула подбородок, застегнула свитер и прикрепила фонарик к заднему карману джинсов. Ружье поблескивало, словно предлагая взять его, и она долго смотрела на него, прежде чем отвернуться. Его тяжело тащить, оно будет ей мешать. Да без опыта обращения с оружием она, вполне вероятно, только прострелит себе ногу.
Горнист, умоляюще заглядывая ей в глаза, подбежал к двери. Кристина заколебалась. Вдруг она неправа и контрабандисты поблизости, а собака залает и спугнет их прежде времени…
— Прости, Горнист, — шепнула она, — ты останешься дома и будешь хорошим мальчиком.
Она потрепала его мягкие уши, глубоко вздохнула и проскользнула в кухню. В темноте отдернула занавеску, и тонкое лезвие лунного луча проникло в комнату. Снаружи не было никаких признаков жизни. Кристина повернула ключ в замке и отворила дверь.
Была абсолютная тишина, свет таинственный и какой-то неземной. Под тенью карниза Кристина оглядела местность к востоку. Все было спокойно. Поглядывая в стороны и пригибаясь, она побежала к болоту. Гротескно переплетенные деревья превратились в цепкие руки, а кусты юкки пронизывали ночь, как грозные шпаги. Она споткнулась и чуть не поранилась о кактус, обманчиво мягкий и словно подбитый мехом при лунном свете. Пробежала более половины пути, когда на нее, взъерошив ей волосы, беззвучно опрокинулась тень. Кристина в страхе бросилась в черноту можжевельника, услышала ухающий звук и тут же увидала большую сову, с размахом крыльев в четыре фута, подымавшуюся в глянцевитую ночь с пойманной только что мышью в когтях.
Кристина отдышалась и двинулась дальше. У болота она остановилась в тени ивы. Перламутровые лунные лучи просачивались сквозь безлистный кустарник, освещая середину болота. На другой стороне которого серебрились лишь верхушки деревьев. В воздухе стоял раздражающий запах кувшинок. Все было недвижно.
Вдруг она услышала быстрые и уверенные шаги, хотела повернуть голову, но чьи-то сильные руки перехватили ей горло и приставили к нему холодное лезвие ножа.