Лунная дорожка счастья

Глава вторая

Из Тауэр Рок он в нерешительности ехал по дороге и уже было направился к горной цепи. Но передумал и развернулся в противоположную сторону. У Барта на самом деле было слишком много дел, чтобы навещать Кристину Вилз. Особенно, если учитывать то, что ей почти всегда удавалось вывести его из себя своими высокомерными городскими манерами.

Он до сих пор помнил тот ноябрьский день, когда она впервые появилась в Джошуа Три Нэшнел Монумент. Он увидел ее в приемной для посетителей, и первое, что ему бросилось в глаза, это копна рыжевато-каштановых волос и огромные глаза на слишком бледном худом лице — карие и блестящие, как у молодого оленя.

Она тогда сказала:

— Я Кристина Вилз. Я получила письмо от мистера Скиннера с сообщением о том, что моим двоюродным дядей Спердженом Гринафом мне оставлена в наследство частная собственность.

Барт ликовал. Их служба давно пыталась выкупить все частные владения в пределах Монумента. В период до 1936 года, когда Монумент только организовывали, чтобы сохранить особенно красивую и интересную часть калифорнийской пустыни, были оформлены купчие на несколько частных участков и шахт. С тех пор большинство из них были покинуты, а многие уже куплены их организацией.

Сперджен Гринаф, старая пустынная крыса, упрямо отказывался продать свою землю. Раньше у него была скотина, которую он пас на общественных полях, даже не заботясь получить на это разрешение. Ходили слухи, что во время действия сухого закона у него процветала контрабандная торговля спиртным, но обыск его тридцати акров не подтвердил их.

Около восемнадцати месяцев назад лесники нашли старика мертвым в его каменном доме. Он сжимал старое ружье. Врач сказал, что смерть наступила от сердечной недостаточности, и Барт очень удивился, узнав, что старому хитрецу было девяносто семь лет.

Фрэнк Скиннер, человек, ответственный за связи с частными владельцами, приходил в ярость от повторяющихся отказов старика продать свою землю. Не раз Сперджен выгонял его из дома, ругаясь и угрожая вслед ружьем.

Скиннер надеялся, что теперь не возникнет никаких проблем с выкупом земли у штата, поскольку никто не знал ни о каких родственниках покойного. Но в банке из-под табака на каминной полке в доме Сперджена было найдено собственноручно написанное им, заверенное при свидетелях и бесспорно имеющее юридическую законность, завещание.

Барт тогда улыбнулся молодой миссис Вилз.

— Скиннера сегодня нет, но возможно, я смогу помочь вам, мэм. Если мы обо всем договоримся, он сможет составить бумаги и послать их по почте, чтобы вам не ездить сюда лишний раз. — Его энтузиазм мгновенно исчез, когда он увидел выражение ее лица. — Вы ведь планируете продать нам свою собственность, да?

— О нет, — ответила она твердо. — Я собираюсь здесь жить. Если это возможно, я бы хотела посмотреть дом, пожалуйста.

Барт, которому поручили показать ей дом Гринафа, изо всех сил старался отбить у нее охоту жить там.

— Дому больше шестидесяти лет, — говорил он, умело ведя машину по колдобинам дороги, — старик Сперджен построил его сам, возможно, дом скоро развалится.

— Я ищу тишину и покой, а не роскошь.

— Там нет ни электричества, ни телефона.

На какое-то мгновение ему показалось, что наследница испугалась. Но она сказала невозмутимо:

— Электричество можно провести.

— Нет, мэм. Провода будут пересекать землю Монумента, а это запрещено.

После небольшой паузы она пожала плечами:

— Дядя Сперджен жил ведь здесь.

— Надеюсь, в доме не обосновались крысы, — с сарказмом заметил Барт.

Она искоса посмотрела на него, и Барт решил изменить тактику.

— Зима на носу, а там нет центрального отопления. У нас бывает очень холодно.

На сей раз она посмотрела на него с нескрываемым недоверием. В солнечный денек начала ноября на свежем бодрящем воздухе его заявление, видимо, прозвучало для нее странно.

— Но ведь здесь же пустыня, — возразила она.

— Да, мэм. Но это высокогорная пустыня, у нас бывают большие перепады температур, даже иногда снег. Место Гринафа находится на высоте в триста шестьдесят футов над уровнем моря.

К глубокому разочарованию Барта, Стоун Хаус с его чудной планировкой выглядел невероятно чарующе и приветливо. Над западными холмами, как бредущие белые овечки, по небу плыли маленькие облака; на юге спокойно простиралась широкая долина. Казалось, можно вглядываться в безграничные просторы пустыни вечно.

Несмотря на возраст и тяжелый характер, Сперджен Гринаф, как и многие закоренелые холостяки, вел свое домашнее хозяйство очень аккуратно. Стоун Хаус остался крепким, его не повредили ни термиты, ни пустынные крысы. Внутри были четыре аккуратные комнаты, и даже белые стены были чисты. Толстый слой пыли лежал на удобной мебели, но не было ничего похожего на въедливую сальную грязь от коррозийного смога Лос-Анджелеса.

Кристина была очарована. Она осмотрела кухню с керосиновой плитой и старомодным деревянным холодильником; спальню и старинную ванную комнату с душем и вырезанной из камня ванной; гостиную и выходящую из нее длинную узкую комнату с многочисленными окнами на северную сторону, которая, как она решила, будет отличным местом для ее студии.

Барт стоял рядом и сурово молчал. Но про себя он думал, что зима с перевозкой дров и керосина, возможно, необходимостью размораживать замерзшую воду, длинные холодные вечера без телевизора и общества соседей сделают свое дело, и ее энтузиазм, наверняка, скоро угаснет. Несколько месяцев такой жизни — и она будет рада продать дом и уехать к городским удобствам и комфорту. К тому же новая хозяйка выглядела изможденной и не очень сильной, и он, чувствуя моральный долг, должен будет время от времени навещать ее.

Теперь, проехав мимо лагеря Тауэр Рок, Барт раздраженно думал, что, вопреки его надеждам, зима была слишком мягкой. Снег был только в январе, и всего несколько дней заморозков. А Кристина Вилз оказалась очень решительной женщиной и быстро приспособилась к трудностям. Неохотно, но ему пришлось признать, что за исключением двух-трех случаев, ей не нужны были его официальные визиты вежливости.

Но те печальные, как у оленя, глаза притягивали Барта помимо воли, ему казалось — он очень хотел в этом убедиться, — что ее смех должен звучать как песня жаворонка. Но Кристина никогда не смеялась…

Рев работающего мотора и звук прокручивающихся колес неожиданно привлек его внимание. Какой-то идиот проигнорировал объяснения придерживаться дорожных указателей, и теперь его «кадиллак» застрял в песке. В мрачном настроении Барт поехал на выручку.

Кристина отнесла рукопись в дом и бесцельно осмотрелась вокруг. Нужно было многое сделать по дому; прежде всего, помыть окна, из которых открывался чудесный вид на море полевых цветов. Ее губы скривились в каком-то подобии улыбки. Окна здесь будут всегда: завтра, на следующей неделе, в следующем месяце. Но цветы были не вечны, и наслаждаться ими надо было сейчас. К тому же, разве доктор не прописал ей занятия на свежем воздухе? И разве она не мечтала о таких прогулках по утрам?

Она захлопнула дверь с каким-то легким, радостным ощущением. Ей всегда была ненавистна домашняя работа, этот ужасный вечный бег белки в колесе. И оказалось просто благословением господним, что дела по дому в пустыне были менее утомительны и гораздо легче, чем в городе. Позвав Горниста, она пошла по берегу высохшего русла. Собака следовала за ней по пятам.

Когда в мае первые крохотные цветочки появились из песка, Кристина купила в главном офисе Монумента книгу Эдмунда Джегера о диких цветах. Теперь она могла различить эриофиллу, изумрудную филярию, золотистую ментезелию, которую иногда называют сверкающей звездой, белую лайю и прекрасные маленькие голубые и лимонно-желтые цветки, которые ужасно, как скунс, пахли, если их надломить. А вот эти цветы с только что раскрывшимися бутонами были ей неизвестны, и она решила посмотреть их название в книге, когда вернется домой.

Дом… Стоун Хаус. В этих словах сквозила какая-то теплота. Впервые в жизни дом был просто домом, а не местом, где жили люди, которых она любила. Когда она была ребенком, ее родители вели цыганский образ жизни, постоянно переезжая с места на место, так как ее отец работал инженером-строителем. Они перебывали почти во всех городах на западе страны. Потом был курс занятий в Куинардской Школе Искусства в Лос-Анджелесе, где Кристина узнала, что чувство композиции, чувство линии и умение рисовать были недостаточны для того, чтобы стать хорошим художником.

Она встретилась с Дэвидом Вилзом во время последнего ее семестра. Он только что подписал контракт с компьютерной компанией, и их первая квартира была маленькой и немного обшарпанной. Но Дэвид работал яростно, как черт, и быстро продвигался вверх по служебной лестнице. Их квартиры становились просторнее и солнечнее.

Примерно за год до того, как катастрофа — опухоль мозга у Дэвида — потрясла их мир, они купили чудесный дом-кондоминиум на Голливуд Хилз. Кристине он нравился, она наслаждалась его техническими приспособлениями и приходом прислуги раз в неделю. Но главное его очарование заключалось в том, что в нем жил Дэвид.

А Стоун Хаус привлекал сам по себе, своей индивидуальностью, неожиданностью, великолепием и величием окружающего мира.

Она слегка улыбнулась. Возможно, она была, как выразился один из представителей Джошуа Три, «прирожденной пустынной крысой». Должно быть, она унаследовала от дяди Сперджена гораздо больше, чем сама подозревала, поскольку с первого взгляда на эту прекрасную землю полюбила ее.

К тому же она знала, что, несмотря на отдельные периоды депрессии, охватывавшие ее, когда даже рай был бы ненавистен, здешний образ жизни шел ей на пользу. Тишина и одиночество были своеобразным коконом, в котором она отдыхала, пока ее истерзанная душа готовилась к возрождению. Чистый, бодрящий воздух излечивал ее легкие после смога больших городов. Она набрала несколько фунтов, а ее бледную кожу покрыл ровный здоровый загар. От упражнений укрепились мышцы, а нервное напряжение, в котором она находилась во время долгого умирания Дэвида, постепенно отпустило ее.

Но что, возможно, было еще более важным, чувства и эмоции, казалось, умершие вместе с Дэвидом и оставившие пустоту, начали возвращаться. С приходом весны от одного только вида великолепия цветущей, зеленеющей пустыни, радость, которая, как она думала, навсегда исчезла из ее души, рвалась и билась наружу, как из артезианского колодца.

Кристина шла по периметру своих владений, — ну или почти по периметру, потому что, если здесь когда-либо и существовали пограничные столбы, теперь их уже не было, — и вскоре оказалась у задней стены Стоун Хауса. Горнист исчез в зарослях узкой протоки, извивающейся с холмов на запад.

Она позвала его, и, прищурив глаза на солнце, увидела, что пес снова ей что-то тащит. Горнист был сегодня чрезвычайно щедр на подарки. Он несся к ней, а в зубах его торчала кость, около фута длиной.

— Боже мой, Горнист, где ты это нашел? — спросила Кристина, когда он гордо положил находку у ее ног, глаза Горниста горели, и он подпихнул кость ближе к ней.

— Уверена, что ты считаешь находку величайшим сокровищем, но это как раз то, без чего я могу обойтись. В любом случае, спасибо.

Она отбросила кость под куст и направилась к дому.

Горнист некоторое время в нерешительности постоял, потом схватил кость и побежал за ней. У Стоун Хауса он снова предложил ей кость. Кристина неодобрительно покачала головой, взяла ее и посмотрела с мимолетным любопытством.

Кость хорошо сохранилась. Поверхность была сухой, немного мельной и в некоторых местах поцарапанная. Кость такой величины, думала она, очевидно, принадлежала оленю или очень большой овце. По крайней мере, Горниста в смерти животного винить нельзя. Кость явно была старше, чем он сам. Кристина положила ее на мусорный ящик у двери.

Стоял душный день, солнце было уже в западной части небосклона, освещая высохшее золотистое русло, и Кристина вспомнила, как одна женщина в магазине говорила о необычайно красивых розах, распускающихся по вечерам у окружной свалки. Это развеселило ее. Где еще рядом друг с другом можно увидеть контейнеры с мусором и прекрасные дикие цветы? А ее мусорные баки были почти полны.

Она пошла к большим металлическим бакам, чтобы отнести их на заднее сиденье «шевроле», но остановилась, услышав звук приближающейся машины. По дороге к Стоун Хаусу ехал пикап лесничего, а человек за рулем был Барт Девлин.

Лесничий Бартоломью Девлин — последний из сильных и молчаливых жителей Запада. За его привлекательностью и старомодной обходительностью скрывалось презрение к изнеженным городским пижонам.

«Пережиток прошлого, — думала про него Кристина. — В восьмидесятых годах прошлого столетия он смог бы стать маршалом в Виргинии. Даже имя его навевало мысли о Диком Западе. Черный Барт Девлин — гроза дорожных грабителей и воров скота».

Она с легкой радостью вспоминала его вьющиеся черные волосы и голубые глаза, кажущиеся еще ярче из-за темного загара, глаза, в которых, казалось, пряталась способность к ирландской живописи и энергии. Когда она впервые увидела Барта, его мрачное, но справедливое неодобрение захвата легкомысленной женщиной земли, которая по праву должна быть частью владения размером в девяносто квадратных миль Джошуа Три Нэшнел Монумент, только придало ему еще больше мужественной привлекательности.

Он вышел из машины и приветствуя ее вежливо прикоснулся рукой к полям своей шляпы. Горнист неистово радовался, и гость ласково почесал его за ухом. По необъяснимым причинам Горнист очень полюбил Барта Девлина. Обычно собака была довольно равнодушна к посторонним.

— Он в отличной форме, — заметил Барт. — Я ехал проверить газзлеры и решил по пути узнать, все ли у вас в порядке.

Газзлеры, как уже выяснила Кристина, — это крытые цементом резервуары, которые собирали весенние и дождевые воды, чтобы предохранить растения пустыни от их испарений.

— Все хорошо. Я как раз собиралась отвезти мусор на свалку. Я слышала, там цветут чудные по красоте цветы.

В ответ он только кивнул. Затем добавил:

— Выдался хороший год для цветов. Осенью было больше дождей, чем обычно. Однако деревья в Джошуа Три будут цвести красивее на второй год после дождливой зимы.

— Правда? Тогда я предвкушаю удовольствие увидеть их в цвету следующей весной.

Кристина никак не могла вывести их беседу из этой проторенной неестественной колеи. Она заметила, как Барт глубоко вздохнул, и почувствовала злорадное удовлетворение от того, что так задела его упоминанием о следующей весне.

Сквозь зубы он сказал:

— Ну что ж, не буду вас задерживать.

— Неужели у вас нет времени, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного? — спросила Кристина, как бы извиняясь за то, что вновь задела его.

В конце концов, несмотря на его безразличное скептическое отношение, Барт очень помог ей, показав, как управлять ветряной мельницей, как предохранять воду от замерзания, как выливать керосин в большой бак на кухне.

— Нет… — он был раздражен, и ответ прозвучал неуверенно. — Нет, спасибо, — повторил он тверже. — Но я поставлю мусорные баки в вашу машину.

— О, я могу сама… — начала Кристина.

Но он поднял контейнеры и закинул их на заднее сиденье машины, как будто они были невесомыми. Потом, увидев сокровище Горниста, Барт остановился, поднял кость и внимательно принялся изучать.

— Откуда это у вас?

— Горнист принес, когда мы гуляли сегодня утром. Он всегда притаскивает какие-нибудь штуки, от которых я не в таком большом восторге, как он.

— Вы знаете, где он ее нашел?

— Ну, не совсем точно. Он выбегал вон из того русла между холмами, — Кристина указала к востоку от дома. — Я думала, это оленья или овечья. Но выглядит достаточно старой, — добавила она, защищая репутацию Горниста.

Барт опять внимательно посмотрел на кость, потом на Кристину.

— Нет, мэм, не оленя и не овцы, — он замолчал, но лицо его выражало крайнюю обеспокоенность. — Мне кажется, это человеческая локтевая кость.