Лунные капли во флаконе

Глава 9

К приезду мистера Ричарда Харви готовились всю неделю. Едва мисс Черрингтон пошла на поправку, было решено более не откладывать визита долгожданного гостя и назначить его на последние выходные июня. В доме еще ни разу не принимали гостей, и оттого вся прислуга была немного на взводе, стараясь угодить вкусам столичного гостя. Все приготовления лежали на сухопарых плечах экономки миссис Уильямс: хозяйка дома лишь выразила желание, чтобы было «ничуть не хуже, чем на приеме у леди Уайтфилд с Реджент-стрит». Мистер Черрингтон же высказался еще более кратко, сказав, что не потерпит, чтобы сына его хорошего друга и делового партнера приняли неподобающим образом. И теперь миссис Уильямс словно тень появлялась во всех комнатах, едва остальным слугам стоило на минуту замешкаться или оторваться от работы. И вот, когда все ковры были вычищены, занавески постираны и выглажены, а серебро блестело, она с чувством глубочайшего удовлетворения прошлась еще раз по комнатам, проверяя с помощью белых перчаток отсутствие пыли даже в таких местах, куда никому бы не пришло в голову заглянуть.

— Как вы считаете, мистер Гласфорс, не слишком ли рано приезжает мистер Харви? — спросила она как бы между делом.

— Что вы имеете в виду? — дворецкий посмотрел на женщину сверху вниз с некоторым любопытством.

— Я имею в виду болезнь мисс Черрингтон. Еще неделю назад неясно было, поправится ли она, а теперь мы уже принимаем гостей.

— Как я могу судить, мисс Черрингтон выглядит замечательнейшим образом. К тому же, миссис Уильямс, не забывайте, что решение принимаем не мы, а мистер Черрингтон больше всего на свете не любит переносить планы.

Экономка открыла было рот, чтобы возразить, но решила промолчать и отвернулась к гортензии на подоконнике, которой еще не коснулась ее всеобщая ревизия.

— Вы правы, это действительно не наше дело, — коротко бросила она и оторвала увядающий листик.

Открытое ландо, запряженное двумя лошадьми, подъехало к дому Черрингтонов сразу после пятичасового чая, когда жара уже немного начала спадать, уступая место свежести летнего вечера. Хруст гравия под колесами был слышен еще раньше, чем экипаж повернул на подъездную дорожку, и Гласфорс поспешил сообщить мистеру Черрингтону о прибытии гостя.

Пока кучер и горничная выгружали его немногочисленные вещи, Ричард спустился на землю и неторопливо направился к парадной лестнице, оглядываясь вокруг. То был высокий молодой человек привлекательной наружности, чей возраст еще только приближался к отметке двадцати пяти лет, а манера держаться выдавала человека, всю жизнь прожившего в столице. Его нельзя было бы перепутать даже с самым знатными представителями Чатема или Рочестера в том числе и по одежде: он был одет в светлый однобортный сюртук модного фасона в тонкую синюю полоску и такие же брюки, крой которых выдавал руку мастера, вокруг шеи был завязан шелковый светло-голубой платок, лента в тон украшала цилиндр. Определенно, этот человек мог приехать только из Лондона.

— Рад видеть вас, Ричард, — мистер Черрингтон встретил его на пороге и протянул руку. — Надеюсь, вы хорошо добрались?

Мистер Ричард Харви, как и его достопочтенный отец, были одними из тех немногих людей, кто одним лишь своим появлением заслуживал улыбки мистера Черрингтона — пусть даже и совершенно незаметной; уголки его губ слегка дернулись и тут же вернулись обратно, привычно рисуя жестко очерченный рот.

— Приветствую, мистер Черрингтон! — Ричард энергично потряс его руку. — Вы выбрали замечательное место, так близко к Лондону, и все же здесь чувствуется свежесть морского воздуха. Ведь верфи Чатема недалеко отсюда, если я не ошибаюсь?

Мистер Черрингтон кивнул и добавил:

— Местный воздух рекомендовали моей жене, а я, как вы знаете, не могу жить далеко от Лондона, ведь там все мои дела.

Ричард огляделся. С порога дома открывался неплохо вид на сад у подъездной дороги и липовую аллею, по которой он приехал. Шум города остались далеко позади, здесь же можно было услышать стрекот кузнечиков и шелест деревьев. Должно быть, среди этой идиллии скука становится вечным спутником жизни. Сам же дом… Что ж, он выглядел впечатляюще: суровое строение георгианской эпохи, тяжелый темно-красный кирпич и величественные колонны по бокам главного входа придавали ему монументальности, но несмотря на свой солидный и богатый экстерьер, даже в этот солнечный день он казался холодным и неуютным.

— У вас красивый дом, — сказал Ричард, вовсе не стремясь поведать хозяину дома о своих суждениях. — Отличная покупка!

— Надеюсь, изнутри он понравится вам не меньше.

Он сделал приглашающий знак рукой, и оба джентльмена вошли в дом. Мистер Черрингтон был прав: изнутри он смотрелся совершенно по-другому, и, несмотря на ожидания, был обставлен вполне современной мебелью, а не антиквариатом начала века. В холле было свежо и темно, и прохлада приятно контрастировала с жарой на улице.

— Вы не голодны с дороги? Ужин скоро подадут: мы садимся за стол в 7 часов, так уж заведено.

— Ну, тогда не будем нарушать вашу традицию. Но где же миссис Черрингтон, где мисс Амелия?

— Полагаю, готовятся к ужину. Моя жена так давно не принимала гостей, что уже позабыла, как это делается. Пойдемте, я покажу вам дом!

Ричард пошел за мистером Черрингтоном, с любопытством изучая интерьер. Общая гостиная, малая гостиная, главная столовая, утренняя столовая, зимний сад…

— Ремонт еще не закончен, в одной из комнат в восточном крыле я решил сделать музыкальную комнату для дочерей, — заметил мистер Черрингтон, когда они вновь вернулись в холл.

Комнаты и впрямь сверкали новизной. Настолько, что на каминной полке в гостиной еще не поселились привычные глазу статуэтки, все возможные поверхности еще не устлали кружевные салфетки. В большинстве помещений не было видно почти никаких следов присутствия хозяев, не считая скромно задвинутой в угол корзины с рукоделием, забытой то ли миссис Черрингтон, то ли ее дочерью.

— Не хотите ли пройти наверх ко мне в кабинет и выпить аперитива перед ужином? — поинтересовался мистер Черрингтон. Он уже стоял на лестнице, и едва ли его вопрос подразумевал возможность отказа.

Кабинет полностью отражал характер Бертрама Черрингтона, а также был единственной комнатой в доме — возможно, не считая спален — которая имела свое неповторимое лицо. И давала понять, что здесь главенствует мужчина, а если женщина сюда и заходила, то только для того, чтобы быстро протереть пыль или почистить ковер.

Когда дворецкий как всегда незаметно вошел в кабинет со стаканами на серебряном подносе, Ричард изучал библиотеку мистера Черрингтона, а тот лишь кивал в ответ на его вопросы и восторги.

— Это ведь первое издание Адама Смита, 1776 год! — молодой человек недоверчиво оглядел книгу в коричневом переплете и дотронулся до позолоченных букв на корешке. — Настоящая редкость. Это недавнее приобретение, не так ли? Отец мне ничего о нем не говорил, хотя, вы знаете, он страстный книголюб.

— Тогда пусть Альберт сам приезжает с визитом и посмотрит и другие покупки, — скупо улыбнулся мистер Черрингтон.

— Отчего же вы не устроите библиотеку внизу? Это кажется мне куда более полезным, чем музыкальная комната. К тому же фортепьяно и так хорошо вписывается в интерьер гостиной, — заметил Ричард, когда они уже сидели в мягких честерфилдских креслах в полутьме кабинета возле высоких книжных полок и пустующего камина. Благородный темный цвет кожаной обивки и деревянной мебели успокаивал и настраивал на степенный разговор.

Мистер Черрингтон задумчиво покрутил в руке стакан, и, нахмурившись, коротко ответил:

— Еще не хватало, чтобы моя дорогая жена или, еще того хуже, мои дочери совали нос в библиотеку. Там для них нет ничего интересного!

— Вот уж действительно, — засмеялся Ричард. — Хотя, позвольте заметить, Амелия прекрасно образованная девушка с тонким вкусом, насколько я могу судить. Ваша заслуга!

— Да бросьте, — отмахнулся мистер Черрингтон. — Однако ваша симпатия лестна мне, как ее отцу. Хоть я и предпочел бы, чтобы она занималась более полезными вещами.

— Она уже достаточно хорошо себя чувствует? Мы очень взволновались, когда услышали о ее недомогании. Вы же знаете, как Амелия дорога мне и всей нашей семье.

— Более чем. Насколько я знаю, вчера она уже выходила на улицу и спускалась к обеду, когда меня не было. По правде говоря, я не думаю, что ее болезнь была так опасна, как говорил врач. Миссис Черрингтон сама чуть не слегла от нервов, но вы же знаете женщин — эти наседки будут кудахтать по любому поводу. И раз моя дочь оправилась за неделю, значит, и нечего было переживать. Куда больше меня озадачила смерть сына нашего соседа. Ваш отец не рассказывал вам об этом?

Ричард покачал головой и подался вперед к своему собеседнику, готовый слушать.

— Да и нечего особенно рассказывать, никто толком не знает, что произошло. Как я могу судить, он возвращался домой в грозу, и его лошадь понесла, испугавшись грома. Юноша был хорошим наездником, но лошадь была еще не обкатанной, он не удержался в седле и сломал себе шею, — пожал плечами мистер Черрингтон.

— Должно быть, Амелия ужасно перепугалась, узнав о происшедшем! Она очень нежная девушка, представляю, как поразила ее смерть соседа.

— Я ценю, что вы так заботитесь о чувствах Амелии, однако не вижу причины ее волнениям: такое происходит, и это жизнь. Возможно, моей дочери стоит научиться воспринимать ее такой, какая она есть, а не через страницы сентиментальных романов. Впрочем, это не самая интересная тема. Расскажите лучше, как ваши дела в Лондоне? Я часто вижу вашего отца, но уже давно ничего не слышал о вас.

— Ах, Мэри, ты видела, какой он красавчик? — Конни прикрыла дверь, из-за которой наблюдала за мистером Черрингтоном и его гостем, и повернулась к старшей подруге.

Та усмехнулась себе под нос и протянула ей два кончика белоснежной скатерти, подготовленной специально к приезду гостя.

— Помоги-ка лучше ее натянуть, нам надо все успеть.

Конни проворно расправила льняное полотно на столе и вновь принялась за свое.

— Что же ты мне не сказала, что к нам такой гость приедет! Я бы, может…

— Утихомирься ты, такой джентльмен, как Ричард Харви, не для тебя. Он хороший молодой человек, я-то его с самого юного возраста знаю, когда его отец и мистер Черрингтон только познакомились. Он юноша с образованием, воспитанием и состоянием, по нему все лондонские барышни вздыхают.

— Уж я думаю! Я в этой глуши и забыла, как одеваются настоящие джентльмены. Мистер Черрингтон-то всегда так строго одет, пусть и у лондонского портного обшивается, а на местных без слез не взглянешь. А тут… Я когда его вещи разбирала, чуть не плакала — такие рубашки! Сама бы такие носила!

Мэри снова сдержала смешок и передала ей стопку тарелок — тех самых, что до сего дня пылились в буфете.

— Как думаешь, у него есть невеста? Не может быть, чтобы не было: красив, высок, темноволос… Мечта!

— Конни, что же ты делаешь! — воскликнула главная горничная.

— Да что такого? Я просто сказала…

— Ты зачем эти бокалы поставила? Они для шампанского, неужели не видишь? Его сегодня к десерту подадут, а ты пока приготовь вот эти — винные. Совсем он тебе голову вскружил, видать.

— Что есть, что есть, — вздохнула она.

— Поставь розы в эту вазу в центре стола, — Мэри огляделась, вспоминая, что еще забыла.

Стол выглядел идеально и дожидался разве что проверки мистера Гласфорса. Горничная поправила столовые приборы и салфетки и с видимым удовольствием обернулась к Конни:

— Я так надеюсь, что все пройдет идеально. Господа это заслужили. Бедная мисс Черрингтон едва отошла от болезни, а миссис Черрингтон так давно не принимала гостей! Она, бедняжка, никак не может выбрать платье, и мне надо еще помочь ей с прической. А ты пойди к мисс Черрингтон, она, небось, тоже волнуется.

Когда Конни уже почти скрылась в дверях, Мэри окликнула ее и заговорщически подмигнула.

— Ты же ведь слышала?

— Что? — удивилась горничная.

— Нашу мисс Черрингтон в невесты мистеру Харви прочат. Так что постарайся, чтобы она сегодня настоящей красавицей была! — шепнула Мэри ей на ухо и добавила громко: — И поторопись!

В столовой горело больше свечей, чем в любой другой день, и оттого комната выглядела необыкновенно торжественной и праздничной: свет озарял каждый уголок, отражался в натертой до блеска бронзе подсвечников и серебряной посуде, проникал сквозь стекла буфета, лился с потолка на белоснежную накрахмаленную скатерть и сервированный по последней столичной моде стол. Газовые лампы — такие скучные и современные — уступили этим вечером место роскошным канделябрам, словно гостям из прошлого.

В тот день Ричард Харви ограничился лишь легким ланчем, съеденным еще в Лондоне перед самым отъездом. Однако теперь полдень, казалось, отошел в далекое прошлое, а потому предстоящий ужин был как нельзя более кстати и представлялся молодому человеку весьма соблазнительной перспективой. Мистер Черрингтон, негромко обменявшись парой слов с дворецким, вернулся в его общество.

— Дамы вот-вот спустятся, — заметил он, бросая слегка недовольный взгляд на часы над каминной полкой.

Будто в ответ на его слова послышался негромкий шорох платьев, дверь распахнулась, и в столовой появилась миссис Черрингтон, по случаю ужина нарядившаяся в вечернее серебристо-серое платье. Должно быть, оно пылилось в ее гардеробе целую вечность, а сама его обладательница чувствовала себя неуютно в роскошных шелках и множестве оборок, щедро украшающих корсаж и ниспадающих с турнюра, и оттого куталась в шаль такого же серого цвета, чтобы укрыться от слишком пристальных взглядов.

— Ах, мистер Харви, какое счастье видеть вас в нашем доме! — проговорила она, подплывая к молодому человеку и протягивая ему свою тонкую руку.

— Миссис Черрингтон, я не могу передать свою радость от встречи с вами, — не остался в долгу Ричард. — Могу заверить вас, что мы часто вспоминаем о вас, а моя матушка шлет вам сердечный привет и сокрушается, что больше не может наслаждаться вашим обществом, как прежде.

Миссис Черрингтон лишь благодарно улыбнулась в ответ и опустилась на стул, предусмотрительно отодвинутый для нее Гласфорсом.

— Прошу к столу, — скупой жест хозяина положил конец обмену любезностями.

Подняв взгляд, Ричард, наконец, увидел Амелию, вошедшую сразу же вслед за матерью и все это время с легкой улыбкой наблюдавшею за ним. Несмотря на бледность, щеки были ее тронуты румянцем, а голубые глаза блестели, и Ричард смог убедиться, что девушка выглядит совершенно здоровой. Нежность ее лица и плеч подчеркивало платье цвета слоновой кости с разбросанными по всей ткани крошечными цветочками, вышитыми золотой нитью. Единственным украшением служило тонкое коралловое ожерелье, оттеняющее фарфоровую, точно полупрозрачную, кожу девушки. Казалось, она почти не изменилась с их прошлой встречи, только нечто в ее взгляде заставило Ричарда по-новому посмотреть на девушку, да так пристально, что та поспешила отвернуться.

— Мисс Черрингтон, — произнес он, поклонившись.

— Мистер Харви, какая радость для нас, — в ответ девушка улыбнулась и посмотрела на него так же внимательно, как и он, когда пару мгновений назад изучал ее. Формальностям был положен конец.

Едва они успели рассесться за столом, как по комнате разлился аромат запеченной форели, уже дымящейся на широком серебряном блюде. Горничная в хрустящей накрахмаленной наколке и таком же переднике, быстро и бесшумно, как тень, положила на тарелки порции рыбы, и исчезла вместе с опустевшим блюдом. Ричард же успел оценить как чудесную сервировку, так и прекрасное место, отведенное ему за столом — напротив мисс Черрингтон, увлеченно разделывающей рыбу маленьким серебряным ножом.

— Форель просто изумительна, миссис Черрингтон, — вежливо заметил молодой человек. — Впрочем, ужины у вас всегда были безупречными, сколько я себя помню, — этот комплимент вызвал у хозяйки дома легкую улыбку.

— Благодарю вас, Ричард, за теплые слова, — отозвалась она, — жаль, что у меня самой почти нет аппетита.

— Но что же здешний климат? Находите ли вы его живительным? — продолжил беседу Ричард, перебирая в голове темы, подходящие для двух благовоспитанных дам. За столом в доме Черрингтонов всегда царило такое молчание, будто бы хозяева всерьез уверовали в поговорку про серебро и золото, причем первый металл не жаловали вовсе.

— Несомненно, — опередил жену мистер Черрингтон. — Здешний климат идет миссис Черрингтон на пользу.

— Воздух здесь просто волшебный, — подтвердила Амелия, не отрываясь от своей трапезы, — мы с матушкой ощутили это в полной мере. Полагаю, вы еще не видели нашего сада?

— У мистера Харви еще будет время осмотреть и сад, и окрестности, — прервал ее отец. — Однако полагаю, что не погрешу против истины, сказав, что моя настоящая гордость — это конюшня, — добавил он.

— Мне уже не терпится осмотреть все это, — кивнул Ричард.

Амелия подняла голову и посмотрела на него, немного приподняв брови. В ее глазах читалось насмешливое «Вам, приехавшему из Лондона, и правда все это может быть интересно?», и Ричард коротко кивнул, надеясь, что расшифровал удивление мисс Черрингтон верно.

— Не стоит торопиться, — мистер Черрингтон сдержанно улыбнулся. — По правде говоря, нам хотелось бы надеяться, что вы останетесь у нас подольше. Дамы будут разочарованы, узнав, что вы не прогостите у нас и недели.

Тем временем перед миссис Черрингтон словно по мановению волшебной палочки появилась супница, и хозяйка, приняв из рук горничной небольшой половник, принялась разливать первое блюдо. На то время, пока дама владела половником, в комнате вновь установилась привычная тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем напольных часов.

— К сожалению, в моем распоряжении всего несколько дней, — сообщил Ричард, с выражением искреннего сожаления пожимая плечами, — хотя я и сам был бы рад погостить в вашем чудесном доме подольше. — Он бросил взгляд на Амелию, которая слушала его с едва заметной улыбкой, слегка склонив голову к плечу и делая вид, что полностью увлечена супом. — Боюсь, что мой отец не одобрит столь длительной праздности. Вы же сами знаете, как много дел ждет нас в Лондоне.

— Что ж, в этом его можно понять, — отозвался мистер Черрингтон.

Ричард лишь улыбнулся в ответ, отдавая должное супу, за которым последовала следующая перемена блюд — молодой барашек с картофелем и пирог с дичью — настоящий повод для гордости кухарки, миссис Гиффорд. Беседа возобновилась лишь после того, как подали десерт: сыр, ягодное желе, фрукты и бланманже.

— Вы часто совершаете прогулки по окрестностям? — Ричард через стол посмотрел на Амелию, десертным ножом разрезающую персик. Та усмехнулась и кивнула ему в ответ.

— Теперь, когда я выздоровела, то, несомненно, посвящу этому больше времени. К тому же наконец-то наступило настоящее лето, и я не могу дождаться, когда смогу совершить первую верховую прогулку.

Миссис Черрингтон подняла на дочь испуганные глаза, но вслух не сказала ничего.

— Да, я отлично понимаю вас! На пути сюда у меня была превосходная возможность рассмотреть округу из окна экипажа, и могу предположить, что здешние поля и дороги как нельзя лучше подходят для конной прогулки.

— Ах, вновь эта тема, — прошептала миссис Черрингтон, роняя десертную ложечку.

Внезапно слова мистера Черрингтона о недавнем происшествии по соседству перестали быть для Ричарда лишь очередной байкой, и он поспешно извинился:

— Это действительно не лучшая идея, вы совершенно правы. И мне не следовало бы затрагивать этот вопрос.

— Почему же, — мистер Черрингтон даже не взглянул на жену. — Я вовсе не желаю, чтобы тема лошадей, верховой езды, а так же карет, подков и экипажей становилась в моем доме запретной. И полностью разделяю ваше желание. К слову, я непременно должен показать вам недавно приобретенных мною жеребцов. Если вам будет угодно, мы могли бы завтра же объехать окрестности верхом. Здесь есть не только поля и леса.

— О, это прекрасная мысль! — обрадовался Ричард, которому только что грозило застрять в болоте словесных реверансов и неудобных ситуаций, от которых его так ловко освободил мистер Черрингтон. — Мисс Амелия, составите ли вы нам компанию?

— Навряд, — сухо ответил вместо дочери мистер Черрингтон. — Полагаю, для такой поездки она еще недостаточно окрепла. Мы же с вами можем доехать до чатемских верфей, если сохранится такая же ясная погода, как сегодня. Мы вполне сможем осмотреть их, и еще успеем домой к ужину.

Амелия посмотрела на отца и уже открыла рот для ответа, однако в последний момент передумала и, вернувшись к персику, снова принялась терзать его ножом.

— В таком случае, мне остается лишь надеяться на то, что мисс Амелия согласится на недолгую пешую прогулку. Обещаю, что приложу все усилия, чтобы не переутомлять ее, — это обещание прозвучало так искренне, что даже у мистера Черрингтона не нашлось ни одного аргумента против. Девушка вновь посмотрела на него, и Ричард готов был поклясться, что она едва сдерживает смех.

— Уверяю вас, мистер Харви, наш сад как нельзя лучше подходит для такой прогулки, и вы сами в этом убедитесь. А в низине за рощей сада есть премилый ручей, — сообщила Амелия. — Не желаете ли персик? Кажется, эта ваза стоит слишком далеко от вас. Они такие сладкие и мягкие!

— С удовольствием, — Ричард принял из ее рук спелый фрукт, невзначай коснувшись ее руки. — И правда, очень мягкие. Вы не можете себе представить, мисс Черрингтон, как я рад видеть вас такой здоровой и бодрой.

— Все это только благодаря здешнему воздуху, покою и тишине. Не могу передать, как я благодарна отцу за возможность жить в таком чудесном месте. — Она с признательностью взглянула на мистера Черрингтона.

Тот хмыкнул, одновременно кивая дворецкому в знак того, что ужин окончен. Горничные принялись убирать со стола посуду.

— Перейдемте в гостиную, — господин Черрингтон встал, и то же сделали все остальные, следуя его примеру.

В холле Ричард с интересом изучал резьбу на лестничных перилах. И, несмотря на то, что узор на них был довольно типичным для конца прошлого века, он даже пару раз обошел лестницу, словно не мог насмотреться на отполированные ступени и темно-бордовый ковер. Впрочем, эта процедура заняла бы значительно меньше времени, если бы мисс Черрингтон вышла из столовой чуть пораньше и не заставила его придумывать случайный повод для неожиданной встречи с ней без чуткого наблюдения родителей.

— Вас так заинтересовала лестница? — полушутливо спросила девушка и округлила глаза. — Я уверена, с ней связана какая-нибудь очень интересная история, и в свое время она займет место в Британском Музее.

— Мисс Черрингтон, как вы можете догадаться, ваша персона интересует меня куда больше этой лестницы, — ответил Ричард предельно официально. — И я действительно рад видеть вас в добром здравии.

— Я польщена. И рада, что моя легкая простуда не помешала вашему визиту. Обидно болеть летом, но еще обиднее было бы отменить из-за этого ваш приезд. Здесь и так порой невыносимо скучно.

— Не вы ли говорили, что наслаждаетесь здесь тишиной и покоем?

— Наслаждаюсь. Но все же визиты приносят мне не меньше удовольствия.

Ричард усмехнулся: «Визиты»! Насколько он мог знать, дом Черрингтонов и в Лондоне редко был открыт гостям из-за постоянных болезней миссис Черрингтон, и едва ли юная Амелия когда-либо имела возможность почувствовать себя светской дамой. Однако теперь она повзрослела — за те несколько месяцев, что они не виделись, нечто новое проникло в каждое ее слово, в каждый взгляд и жест.

— Не желаете ли проводить меня в гостиную? Мой отец будет тревожиться, не украли ли вы меня. Это ведь так неприлично, стоять здесь, в темном коридоре, одним!.. — она встряхнула головой и протянула ему руку, как если бы он был ее кавалером на балу, и теперь ему предстояло вести ее по огромному залу, а не дойти до ближайшей двери.

— Как бы ваши родители не испугались за вашу честь и не запретили мне впредь видеть вас, — зашептал Ричард и наклонился к самому ее уху, перед тем, как распахнуть дверь в гостиную.

Едва переступив порог комнаты, миссис Черрингтон опустилась на обитое лиловым шелком канапе, расположенное сбоку от камина, словно только и ждала, чтобы вновь присесть и слиться с обивкой.

— Мэри, мое рукоделие, — тихо проговорила она, и, почти мгновенно получив из рук камеристки корзинку, принялась неторопливо извлекать из нее нитки, игольницу и очередную недовязанную салфетку. Происходящее вокруг ее больше не касалось — она оградилась от внешнего мира тонким слоем кружева, нанизанного на спицы.

— Присядем, — предложил мистер Черрингтон гостю, опускаясь в одно из глубоких кресел, стоявших на другой половине гостиной, у окна. Более позднего появления Амелии он будто бы и не заметил — или же не посчитал необходимым обращать на это внимание.

Гласфорс уже поставил на отполированную буковую столешницу между ними хрустальный графин и два бокала.

— Виски? — предложил хозяин дома.

— Да, пожалуй, — согласился Ричард, наблюдая, как дворецкий опускает мелко наколотый лед на донышки бокалов.

— Амелия, сыграй нам что-нибудь, — мистер Черрингтон кивнул в сторону рояля, вспомнив о присутствии дочери. Та обернулась, коснулась пальцами затейливо уложенных завитков прически, и послушно подошла к инструменту. — Ведь ты еще не забыла свои уроки музыки?

Взяв небольшую стопку нот с крышки рояля, покрытой малиновым бархатом, девушка быстро перелистала их. Просматривая названия пьес, она на какое-то мгновение приподняла бровь, но все-таки выбрала одну из них, и, наспех пробежав глазами нотные строки, расправила юбку и чинно села в профиль к остальным.

— Мистер Харви, не могла бы вы помочь мне?

— Все что угодно для вас.

— Вас ведь не затруднит переворачивать страницы в нотной книге?

Будь в этом зале один из тех художников эпохи романтизма, он бы немедля схватился за кисть, такую идеалистическую картину представляли эти двое молодых людей: светловолосая юная девушка, чьи пальцы легко порхают над клавишами, и высокий статный молодой человек, переворачивающий для нее страницы.

Из-под пальцев Амелии лилась спокойная и незатейливая мелодия — одна из тех, что всегда исполняются благовоспитанными молодыми леди на музыкальных вечерах. Миссис Черрингтон рассеянно слушала, устремив взгляд в никуда; ее руки, сжимающие рукоделие, опустились на колени. Наконец музыка стихла, и мистер Черрингтон одобрительно кивнул.

— Что ж, я вижу, что твой учитель музыки не напрасно потратил время.

Девушка повела плечом и, слегка нахмурившись, пролистала нотную книгу в поисках чего-нибудь еще, достойного исполнения.

— Мисс Амелия, я помню, что как-то на Рождество вы исполняли для нас несколько песен, — вдруг произнес Ричард. — Не споете ли вы и теперь? Я не забыл, что у вас очень славный и нежный голосок.

Амелия повернула к нему голову, чуть склонив ее к плечу, и внимательно посмотрела на молодого человека.

— Благодарю за ваш лестный отзыв, мистер Харви, — ответила она. — Право, я так давно не пела на публике!

— Не скромничай, милая, — произнесла миссис Черрингтон. — Раз наш гость просит…

— Спой, Амелия, — отец чуть приподнял бокал, подчеркивая свои слова.

Девушка немного смущенно улыбнулась.

— Тогда, если вы не будете возражать, я исполню одну балладу. Возможно, она не так красива, как та рождественская песня, однако я никак не могу выбросить ее из головы. Я думаю — я уверена — что нашему гостю она понравится, — и вновь Ричард поймал ее особый взгляд, ради которого он готов был вновь изучать хоть каждую ступеньку лестниц дома Черрингтонов.

Девушка вздернула подбородок, чему-то улыбнувшись про себя, и ее пальцы вновь легли на клавиши.

Ее обычно негромкий и мелодичный голосок вдруг обрел глубину и заиграл новыми глубокими интонациями: то становился тихим и вкрадчивым, то высоким и звонким; то он искрился весельем, а мгновение спустя в нем уже сквозило неподдельное отчаяние. Казалось, что девушка не просто исполняет песню, а проживает ее здесь и сейчас; что видит перед собой ту графиню, которая оставила свою прежнюю жизнь и ушла с цыганским табором.

Она пела, полностью отдавшись во власть музыки и слов, не замечая своих слушателей. Лицо Амелии порозовело, золотистый локон выбился из прически около виска, пальцы быстро бегали по клавишам, и даже глаза, казалось, потемнели, превратившись в бездонные омуты, в которых плескались невиданные доселе страсти.

Ричард взволнованно слушал, подавшись вперед и не сводя с девушки глаз; мистер Черрингтон низко склонил голову, созерцая ковер, а его супруга то и дело исподтишка бросала на него тревожные взгляды, словно пытаясь угадать, какие мысли скрываются за непроницаемым выражением лица мужа.

Наконец Амелия пропела последние строки, прозвучал последний аккорд и постепенно смолк, растворяясь в наступившей тишине. Несколько мгновений в комнате царило молчание, а потом его разорвали хлопки.

— Браво, мисс Черрингтон! — воскликнул молодой человек. — Это было поистине чудесно. Но где же вы узнали об этой песне? Я ни разу не слышал ничего подобного.

— О, я нашла сборник старинных английских баллад среди старых бумаг, которые обнаружили на чердаке во время уборки. Эта баллада называется «Графиня-цыганка». Текст показался мне весьма занимательным, и я сама подобрала к нему аккомпанемент, — она очаровательно улыбнулась.

— В таком случае это делает вам честь, — добавил Ричард. — А ваш голос еще лучше, чем я запомнил. Вы могли бы стать настоящей певицей.

Амелия рассмеялась.

— Вы смущаете меня такими комплиментами, мистер Харви. Множество девушек поют куда лучше меня.

— Что ж, так и есть, — скупо сказал мистер Черрингтон. — Но даже музыка хороша в меру. Мистер Харви, вас еще не утомила игра моей дочери?

— Нет, она прекрасна. Однако здесь немного душно, на мой взгляд, и я предпочел бы пройтись.

— Вы уже видели наш зимний сад? Там воздух гораздо свежее, чем в большинстве комнат, — откликнулась Амелия, позабыв и о фортепьяно, и о пении. — Он расположен прямо здесь, следом за гостиной.

— Только мельком, — отозвался он, вставая с кресла и делая несколько шагов по гостиной. — И буду рад, если вы покажете мне его. — С этими словами молодой человек предложил девушке локоть, она положила на его сгиб пальцы, и они степенно вышли в соседнюю комнату, оставив дверь в гостиную открытой.

Зимний сад представлял собой оранжерею, которая пока еще почти пустовала; здесь окна пропускали куда больше света, чем во всех остальных помещениях дома, а обстановка ограничивалась лишь несколькими стульями со светлой льняной обивкой да небольшим ореховым столиком на изогнутых ножках, украшенного одной-единственной кружевной салфеткой. Когда-нибудь здесь должны будут появиться экзотические цветы и растения, которым требуется много солнца, пока же главным украшением и источником тонкого аромата служили розовые кусты, протянувшиеся вдоль обеих стен. Сами розы еще не распустились, но некоторые сорта, самые ранние, уже дали бутоны, набухшие в преддверии скорого цветения.

— Здесь, должно быть, ваш персональный райский уголок, — заметил Ричард, окидывая комнату беглым взглядом.

— Я так рада, что вам у нас нравится, мистер Харви, — сказала девушка, отходя к задрапированным темно-зеленой тканью горшкам, где раскинулись широкие глянцевитые листья орхидеи.

— А вам здесь хорошо? Ведь это самое главное.

— Вполне, — ответила та. — Разумеется, у этого дома, как почти у любого другого, есть свои недостатки, но все же я чувствую себя так, словно уже давным-давно живу здесь.

— Что ж, значит, это место и правда стало вашим домом. Знаете, когда я читал ваши письма, мне казалось, что в них угадывается тревога, но теперь я вижу, что это не так. Я рад, что вы довольны своей жизнью. — Он заложил руки за спину и сделал несколько шагов по помещению. — По правде говоря, я не ожидал… — он не договорил, подбирая слова.

— Чего именно вы не ожидали? — с любопытством спросила Амелия, слегка подавшись ему навстречу.

— Что по приезду обнаружу столь приятную перемену в вашем настроении, — он повернулся к ней и улыбнулся. — Быть может, я слишком давно не видел вас, и попросту успел за это время позабыть, какая вы на самом деле. И за это прошу простить меня, — Ричард галантно поклонился. Он казался серьезным, но в уголках его глаз затаилась улыбка.

— И какая же я на самом деле? — она склонила голову к плечу и лукаво посмотрела на молодого человека.

Ричард усмехнулся.

— Очаровательная, полная жизни… и к тому же вы стали еще красивее, чем прежде.

— О, как вам не стыдно так льстить мне, мистер Харви, — с притворным укором ответила она. — Но что же в моих письмах вызвало такую тревогу?

— Все дело в том, что я привык считать вас все той же наивной и милой девочкой, мечтательной и чувствительной. Вы ведь помните, как в прежние времена вы торопились отделаться от вашей гувернантки, когда я приносил вам какой-нибудь роман? По правде сказать, от вашей суровой мадам даже мне становилось немного не по себе. Зато я отлично помню, с каким восторженным видом вы сообщали мне после свои впечатления! И, похоже, эту восприимчивость к литературе вы сохранили до сих пор.

— Так вот в чем дело! Что ж, вряд ли вы могли ожидать, что я буду писать иные письма — ведь мама или отец прочитывают их, прежде чем отправить, так что у меня просто не было иного выхода, кроме как ограничиться таким скромным кругом тем, — закончила она, уже не сдерживая смеха.

— Вы правы, — Ричард подхватил ее веселье, — едва ли я мог ожидать чего-то иного. Однако сегодня… Ваша баллада произвела на меня неизгладимое впечатление.

— Думаю, на моих родителей тоже, — Амелия закусила губу, точно пытаясь подавить смешок. — Графиня-цыганка, разве не прелестно! Меня пленит ее свобода.

— Хотели бы и вы стать такой же? — спросил Ричард.

— Вы же знаете меня, вот и ответьте на свой вопрос сами, — усмехнулась Амелия. — Но, должно быть, вы считаете меня невероятно скучной, иначе писали бы мне не так редко.

— О, теперь я могу клятвенно пообещать, что впредь стану писать вам гораздо чаще! — он шутливым жестом прижал руку к груди.

— Смотрите же, я буду ждать, — девушка погрозила ему пальчиком. — Здесь, конечно, не так тоскливо, как может показаться, но все же признаюсь, что часто скучаю по Лондону. Временами мне не хватает общества, это правда.

— Что ж, сейчас я могу пообещать вам, что, по меньшей мере, в ближайшие несколько дней у вас будет общество, хотя бы даже и только мое, — он подошел к ней и, поклонившись, снова предложил ей локоть.

— Мне кажется, вы недооцениваете себя, — не сводя с него лукавого взгляда, она взяла его под руку. — Но вы снова меня обманываете — завтра вы на целый день уедете с моим отцом бог весть куда, так что вашего общества мне не видать.

— Зато вечером я вернусь и буду предоставлен в полное ваше распоряжение, — произнес молодой человек в свое оправдание. — К тому же, вы хотели показать мне сад.

— Посмотрим, как вы сдержите свое обещание, — они неторопливо направились обратно, к дверям в столовую. — Но наш сад и в самом деле того стоит, можете мне поверить!

В комнате мисс Черрингтон было прохладно, но, несмотря на это, она попросила оставить окно приоткрытым.

— Мисс, после вашей болезни вам лучше бы быть осторожной, — заметила Конни, но девушка лишь рассмеялась в ответ:

— Оставь так, и лучше помоги мне с прической. Столько шпилек, я сама ввек не управлюсь!

Горничная принялась аккуратно распутывать пучок, вынимая одну за другой шпильки и заколки, которые держали причудливую прическу. Пока она возилась, Амелия прикрыла глаза и откинула голову на спинку стула, улыбаясь каким-то своим мыслям. Волосы светлыми прядями падали на ее плечи, и Конни расчесывала запутавшиеся кудряшки.

— У вас такие красивые волосы, мисс, — проговорила она, аккуратно водя по ним щеткой.

— Правда? Ты так думаешь? — Амелия приподняла голову и удивленно на нее посмотрела.

— Конечно, разве вы сами не видите? Цвета светлой пшеницы и так очаровательно завиваются на кончиках, многие девушки о таких только мечтают.

— Вот уж не подумала бы, — фыркнула Амелия и повернулась к ней: — Ладно, это не имеет значения. Скажи, как ты находишь мистера Харви?

Глаза Амелии блестели живым интересом, и она улыбалась так, как служанка еще ни разу не видела. Неужели один вечер смог так сильно ее изменить? Неужели один человек… смог? Конни расплылась в ответной улыбке.

— Он просто замечательный, мисс! — совершенно искренне ответила горничная и даже, кажется, немного покраснела, но в тусклом свете газовой лампы этого было не увидеть. — И он так на вас смотрел…

— Как так? — подхватила Амелия и с любопытством посмотрела на служанку, жадно ожидая ее ответа.

— Ах… Мисс, разве вас саму не смущает этот разговор?

— Смущает? Вот уж нет, мне крайне интересно, что же ты увидела!

— Я немногое успела заметить, мисс, но мне кажется, что вы очень понравились мистеру Харви, — смущенно проговорила горничная. — Но вы ведь давно знакомы?

— Да, — девушка неопределенно пожала плечами. — Но мы так мало общались. Давай, заканчивай скорее с волосами, я ужасно устала и хочу спать!

Амелия проснулась будто бы от легкого толчка и резко открыла глаза. Спала ли она, или находилась на той тонкой грани между сном и бодрствованием, когда не можешь определить, какому миру ты принадлежишь. Полная луна светила в окно, и в комнате было почти светло. Мягкий свет стелился по ее пустому письменному столу, переходил на постель и касался ее рук, лежащих поверх одеяла. Дверь тихонько скрипнула, и Амелия повернула голову на этот звук. Дженни вошла в комнату и, увидев, что ее хозяйка не спит, улыбнулась.

Она присела на краешек кровати и провела рукой по волосам девушки, убирая их со лба. Как хорошо, словно в старые времена, когда они сплетничали обо всем на свете, забираясь с ногами на кровать Амелии и шепча друг другу всякие глупости.

Девушка приподнялась на локте и взяла ее руку в свою.

— Кажется, я выздоровела, моя дорогая Дженни. Ведь жар спал? — она приложила тыльную сторону ладони горничной к своему лбу.

Та кивнула.

— Наконец-то я поправлюсь, болезнь страшно вымотала меня, оставив без сил… Я так давно не выходила и не дышала настоящим воздухом… Но уже завтра я встану, ведь правда?

— Конечно, — кивнула та.

— Ты знаешь, кто мне в этом помог?

Она отрицательно покачала головой. Амелия задумчиво посмотрела на зеркало, в котором серебрилась лунная дорожка, и промолчала.

— Спите, мисс, — прошептала Дженни и исчезла.

Амелия не слышала ни ее шагов, ни стука закрывающейся двери, погрузившись в сон, который впервые за долгое время не окунул ее в мир кошмаров.