Лунные капли во флаконе

Глава 2

Амелия застыла над выдвинутым ящиком комода и осторожно коснулась рукой свежих, недавно выглаженных и аккуратно разложенных стопок белья: отдельно лежали нижние рубашки, отдельно — панталоны; чулки удостоились еще одного ящика. Хлопок и лен под рукой источали чистоту и приятную прохладу, от них едва различимо пахло лавандой. Вдруг, словно о чем-то вспомнив, девушка наморщила лоб и обернулась:

— Почему Дженни не пришла сегодня помочь мне с утренним туалетом? Вы же все знаете, как сильно я ее люблю!

Конни — эта молчаливая новая горничная, напоминавшая небольшого грызуна, если бы только у мышей были рыжие волосы, расправила корсет наподобие силков для дикого зверя и произнесла невозмутимо:

— Позвольте сегодня мне помочь вам, мисс.

Амелия отвернулась и демонстративно стянула с себя ночную сорочку, самостоятельно сменив ее на тонкую рубашку, чувствуя внимательный взгляд Конни на своей обнаженной спине. Это ей не понравилось: ни взгляд, ни сама Конни, юркая и пронырливая, ни то, как непочтительно она облачала ее тело в корсет, шнуруя, словно на манекене. Мать довольна новой служанкой, но девушке хотелось, чтобы только Дженни, заменившая ей подруг, могла касаться ее, расчесывать волосы и без умолку болтать о всяких женских глупостях. Она стерпела, когда Конни принялась за платье, однако представив, как эти чужие руки будут застегивать пуговицы прямо у ее горла, отпрянула.

— Конни, ты свободна, — произнесла она как можно более холодно. — Моя горничная справлялась с этой работой куда как лучше.

Конни хотела было что-то сказать, но закусила губу и лишь коротко кивнула, а Амелия, гордо подняв голову, отошла к зеркалу.

— Мисс, позвольте заметить, — нерешительно произнесла служанка уже у самой двери, когда девушка подумала, что осталась одна, — что вчера ночью, когда я вас раздевала, ваш корсет был зашнурован задом наперед.

Та лишь передернула плечами: что за вздор! Какая только чушь не придет в голову глупой женщине. Наверное, хочет опорочить свою подругу, чтобы занять ее место в доме и получать жалование побольше. Уж Амелия-то знала, какие у ее Дженни золотые руки, как ловко та справляется со всеми крючками и петельками, и уж точно никогда бы не допустила такой оплошности. К тому же всем известно, что задом наперед шнуруются лишь плебейки и некие «недостойные женщины», которым горничной вовсе не полагается. Амелия, конечно же, к их числу не относилась.

Когда Конни ушла, девушка облегченно вздохнула. Она хотела сделать еще кое-что, а присутствие прислуги только бы помешало. Улыбнувшись своим мыслям, она достала бумагу для письма, которая ждала своего часа с момента переезда, и потянулась к чернилам.

Амелия еще раз пробежала глазами письмо: изящный, убористый почерк, над которым она трудилась столько лет вместе с мадемуазель Пати. Она говорила, что девушка должна писать легко и воздушно, но при этом разборчиво — слишком много закорючек не красят письмо. Только иногда, когда Амелия была слишком взволнована и торопилась, строчки прыгали по чистым листам тетради, словно кролики. Но сейчас она была довольна своей работой. Она хотела было немного сбрызнуть бумагу лавандовой водой, но подумала, что матушка может отругать ее за такое — это было бы слишком фривольно.

Письмо надлежало непременно показать матери. Даже если бы Амелия писала подруге — если бы у нее была подруга — она вряд ли бы осмелилась отправить ей письмо без разрешения родителей. Настоящим счастьем было то, что ей разрешали поддерживать переписку с Ричардом, ее старым добрым другом. Она искренне надеялась, что в их дружбе нельзя усмотреть ничего дурного или предосудительного. Общение с мужчинами было той скользкой дорожкой, на которой Амелия чувствовала себя лишенной зрения и слуха одновременно. По правде говоря, никакого общения у нее никогда и не было, и девушка понятия не имела, что из себя вообще представляют мужчины — разумеется, кроме Ричарда, но она знала его самого детства и не считала чужим. И в глубине души она надеялась, что отец отдаст ее ему в мужья, что она станет миссис Харви и никогда в жизни больше не столкнется с другими мужчинами, от которых, как говорили ей и матушка, и гувернантка, одни лишь неприятности для молодой девушки.

Амелия подхватила сложенные листы, на которых уже высохли чернила, и с легким сердцем спустилась вниз, в гостиную. Сейчас, в полдень, это была самая светлая и теплая комната во всем доме, а новые шторы делали ее еще более просторной. Однако окна были плотно закрыты, невзирая на относительно теплую погоду — матушка не переносила сквозняков. Она надеялась, что когда лето, наконец, вступит в свои права, она сможет сидеть на шезлонге во дворе, но пока предпочитала покой и тишину гостиной. Когда Амелия осторожно приоткрыла дверь и зашла в комнату, стараясь излишне не шуметь, миссис Черрингтон полулежала на диване, прикрыв глаза. Возле нее на стуле стояла корзинка с рукоделием — сейчас это было вязание, которое она полюбила всей душой и теперь вязала салфетки для нового дома. Крючок и пряжа лежали рядом с ней, но сегодня работа продвигалась очень медленно, крючок раз за разом упускал петли, и ряд тут же расползался. Утомленная этим занятием, миссис Черрингтон откинулась на подушки и смежила веки, давая отдых глазам и рукам. Лицо ее выглядело сейчас так умиротворенно, будто в своих мыслях она унеслась далеко-далеко отсюда: от этого дома, этой жизни и этого мира. Может быть, в мечтах она вновь стала юной девушкой, и, весело смеясь, бегала по саду возле родительского дома? Или же была девушкой чуть постарше — розовощекой, миловидной мисс Кейтлин Броуди, которая готовится к помолвке с подающим надежды юношей Бертрамом Черрингтоном?

Но никому не дано было знать, чем заняты мысли миссис Черрингтон.

— Матушка! — тихонько позвала Амелия, и свой собственный голос показался раскатом грома в этом сонном царстве. Ей почудилось, что она сейчас незваным гостем вторгается в неведомый ей мир, отвлекает мать от ее мыслей своими глупыми, мелкими делами.

Между мгновением, когда Амелия зашла в комнату и тем, когда миссис Черрингтон открыла глаза, прошла целая вечность. Она тяжело вздохнула и посмотрела, наконец, на стоящую в дверях дочь, и уже через мгновение лицо ее приняло обычное сосредоточенное и несколько печальное выражение, которое оно имело всегда, когда к ней обращались слуги или домочадцы.

— Да, милая? Что-то случилось?

— Простите, матушка, я не хотела вам мешать, — смущенно сказала девушка и протянула ей несколько сложенных листов. — Отец разрешил мне вчера написать письмо Ричарду, и я все утро провела за этими страницами. Я бы очень хотела, чтобы вы взглянули на него!

Амелия потупила взгляд. Она не считала, что написала что-то неприемлемое, но если матушка вдруг заметит нечто, чего ей не следовало писать, она провалится под землю со стыда. Миссис Черрингтон говорила, что девушка не должна иметь никаких постыдных мыслей относительно мужчины, но Амелия не знала, какие из ее мыслей могли считаться подходящими, а от каких ей следовало бы избавиться. Разумеется, она никогда бы не написала, что хочет вновь выйти на прогулку с Ричардом, как ходила несколько лет назад в сопровождении мадемуазель Пати, или что хотела бы опереться на его руку, как матушка иногда опиралась на отца. И уж тем более, что в самых тайных своих мыслях надеется, что однажды… Она густо покраснела и еще сильнее закусила губу.

Кейтлин приняла сложенные вдвое листы бумаги и неторопливо поднялась с дивана, чтобы подойти к окну. Близоруко прищурившись, она поднесла письмо поближе к лицу и быстро пробежала его взглядом. Действительно ли мать читала его, Амелии оставалось лишь догадываться, поскольку лицо женщины все это время оставалось бесстрастным.

— Ты можешь отправить его сегодняшней почтой, — произнесла она, наконец, и с видимым облегчением вернулась к дивану.

— Ах, спасибо вам, maman[1]! Я так рада, что вы с отцом позволили мне этот маленький каприз!

Мать покачала головой.

— Сядь, Амелия, — она легонько кивнула на стул, стоящий подле.

Пока девушка убирала с него рукоделие, пока подбирала платье перед тем, как присесть, пока думала про себя, что же хочет сказать ей мать, никогда не разговаривавшая с ней дольше пары минут, миссис Черрингтон, казалось, вновь погрузилась в свои мысли. Она снова облокотилась на подушки и откинула голову, а Амелия сидела перед ней, нервно теребя платье.

— Отец разрешил тебе писать, — начала Кейтлин, — но нам обоим не нравится твой неумеренный восторг по этому поводу. Амелия, приличная девушка не должна бежать писать письмо мужчине, едва получив дозволение, и уж тем более не должна так радоваться одному лишь этому факту. Нам придется подумать о том, чтобы ограничить твою корреспонденцию.

— Мне очень жаль, матушка.

— Кроме того, — миссис Черрингтон словно и не слышала слов дочери, — отец заметил вчера, что ты ведешь себя неподобающе. Пойми, дорогая, что мы оба желаем тебе только добра. Но если ты не будешь показывать достаточного почтения и проявлять уважение к окружающим людям, никто не захочет жениться на тебе. Твоя добродетель сомнительна, и вместо того, чтобы работать над собой, ты становишься лишь более упрямой и непослушной.

— Но… — Амелия прикрыла рот рукой и вскинула брови. Какое счастье, что матушка сейчас не смотрела на нее!

— Ты снова споришь, — устало вздохнула Кейтлин. — Тем самым ты лишь утомляешь меня и своего отца. Амелия, ты в том возрасте, когда пора подумать о том, что скоро к тебе будут свататься мужчины. И ты должна стать такой, какой они хотят видеть свою будущую жену.

— Но как? Я желаю этого больше всего на свете, — поспешила заверить девушка. — Я делаю все, чему учила меня мадемуазель Пати, разве что не очень хорошо рисую.

— Мужу от тебя нужны не рисунки, а покладистость и добрый нрав. Ты должна соглашаться со всем и никогда не спорить, а о своих желаниях забыть. Отец сказал, что тебе следует читать меньше книг, ограничившись советчиками молодой девушке — там пишут полезные вещи, романы же делают тебя нервной. Ты все также просыпаешься по ночам? Я могла бы дать тебе свое снотворное.

Какой стыд, неужели родители узнали, что в Лондоне она плохо спала и видела кошмары? Однажды Дженни даже поймала ее ночью в коридоре и сказала, что она ходит во сне. Амелия потом проплакала весь день и умоляла горничную не рассказывать ничего матери. Она боялась расстроить ее и привлечь к себе ненужное внимание, к тому же больше такого не повторялось, хотя кошмары стали преследовать ее чаще. Но так было до переезда сюда.

— О нет, матушка, не волнуйтесь! Здешний воздух просто чудесен, и я сплю, как младенец!

Мисси Черрингтон удовлетворенно кивнула.

— Не бойся, милая, отец найдет тебе подходящего жениха. Это будет хороший молодой человек, и ты должна ему соответствовать. Я уверена, что скоро от твоих былых кошмаров не останется и воспоминания, для этого надо всего лишь перестать читать, больше заниматься полезным трудом, бывать на свежем воздухе и правильно питаться. Я сказала Мэри, чтобы она следила за тем, как ты ешь и чем занимаешься весь день — у меня нет на это времени и сил, но горничные вечно бездельничают, а теперь смогут присмотреть за тобой.

Мисс Черрингтон замолчала, считая разговор законченным. Амелия продолжала сидеть на стуле напротив нее, не зная, куда деться и что ответить. Разумеется, матушка лучше знает, что следует делать, и уж конечно только она может дать ей правильный совет относительно поведения и будущего брака: кроме как к матери, больше ей не к кому обратиться, и она должна впитывать каждое ее слово, точно губка. Матушка права: если Амелия не изменится, то не сможет стать хорошей женой. У нее дурные мысли, она плохо спит и ест, ей снятся такие вещи, которые не должны сниться хорошей девушке, она может вспылить или сказать резкость, бывает непочтительна с родителями… Должно быть, она действительно ужасный человек, и матушка пытается это деликатно до нее донести. Но отчего же так больно?.. Амелия почувствовала, что готова расплакаться, поэтому быстро вскочила со своего стула и бросилась к двери.

— Дорогая, постой, — остановил ее голос матери. — Ты поставила мою корзинку слишком далеко, я не хочу за ней вставать. Подай ее мне, будь любезна!

— Одну минуту, — она быстро отерла глаза рукавом платья.

— Хочешь чаю? — спросила Кейтлин, внимательно распутывая пряжу и не поднимая глаз на дочь.

— О, нет, я… Я пока не хочу, спасибо большое. Я… Я лучше пойду!

Она вышла из комнаты, аккуратно закрыла за собой тяжелую дверь и бросилась наверх, к себе. Вслед она услышала настойчивый звон колокольчика миссис Черрингтон, и через пару секунд поспешные шаги Мэри — камеристка была большой, полной и шумной, и не заметить ее в доме было решительно невозможно. Амелия тихо поднялась в спальню, и, только закрыв дверь, дала слезам волю. Только бы матушка не заметила, что она вновь проявляет свою слабохарактерность и дурной нрав! Она изменится, обязательно изменится, станет такой, какой все хотят ее видеть!

Колокольчик миссис Черрингтон был маленьким, но таким пронзительным, что не услышать его было невозможно. Едва у Мэри выдался короткий перерыв, который она хотела потратить на штопку собственного белья, как серебряный звон огласил весь дом, добираясь до самых дальних его уголков. И, едва затихнув, зазвенел вновь. Мэри представила себе, как хозяйка нетерпеливо звонит снова и снова, уверенная, что ее камеристка прохлаждается без дела.

— Да иду я, иду, — пробурчала она себе под нос, поспешно направляясь к хозяйке.

Та сидела в малой гостиной, пронизанной солнечным светом, в которой было так душно и жарко, что горничная просто не понимала, как хозяйка еще не взопрела во всем своем белье, платье из плотной ткани, да еще и укутанная шалью.

— Миссис Черрингтон, не желаете ли открыть окно?

— Да что ты, Мэри, должно быть, ты шутишь! На улице только вчера шел дождь, там холодно и сыро, я тотчас же простужусь.

— Вы правы, мэм, — привычно ответила камеристка. Уж она-то лучше других знала, что с хозяйкой лучше не спорить.

— Мэри, принеси мне чаю с кексом, я проголодалась.

— Сию секунду, мэм. Желаете чего-нибудь еще?

— Ах, я даже не знаю… — Кейтлин посмотрела на нее взглядом капризного больного ребенка, уставшего от своей беспомощности и безделья. — Амелия очень меня утомила! Она бывает так непослушна. Наверное, я слишком много сил истратила на разговор с ней, но такова наша материнская доля, не правда ли?

— Конечно, мэм.

— Пожалуй, я закончу на сегодня свою работу, я хочу отдохнуть.

Она отдала Мэри едва начатое вязание — два небольших ряда, из которых в итоге должна получиться салфетка. Та с трудом сдержала улыбку: с такой скоростью салфетка будет готова самое раннее к концу века. А скорее всего, миссис Черрингтон просто-напросто надоест вязание, и она отдаст его горничной, да еще будет постоянно понукать, чтобы та заканчивала быстрее, желая увидеть результат. Как будто у Мэри больше дел нет!

— Помоги мне подняться! Я чувствую, скоро снова начнется мигрень, — Кейтлин приложила ладонь тыльной стороной ко лбу и поморщилась. — Я поднимусь в свою комнату, приготовь мне успокоительные капли!

— А чай, мэм?

— Отнеси в спальню, я лучше выпью его там. Видимо, я сегодня не слишком здорова.

Мэри направилась за лекарством для хозяйки — хотя то и стояло на ее тумбочке, и всего-то надо было накапать раствор в стакан воды, но эта функция всегда поручалась камеристке. О чае можно было не волноваться: миссис Черрингтон наверняка заснет или хотя бы задремлет и не вспомнит о нем до вечера. От этого своего успокоительного она половину дня проводила в полудреме, и, по правде говоря, это всех вполне устраивало.

— Покажи-ка руки, — сквозь зубы процедила кухарка, уперев руки в боки и в упор рассматривая стоящую перед ней девочку. Та послушно вытянула вперед ладони, по-прежнему не поднимая глаз.

— Переверни! — приказала кухарка и придирчиво сощурила глаза. — Хмм… — осмотрев ее чистые ногти и не найдя, к чему придраться, она вздохнула. — И как же тебя зовут?

— Джуди Такер, — ответила новенькая.

— Хмм… Что ж, Джуди Такер, быстренько положи это вон там и надевай-ка фартук, — махнув рукой в сторону посудомойни, Мод отвернулась и принялась греметь котелками. Девушка послушно подняла с пола узелок со своими нехитрыми пожитками и отнесла, куда ей было приказано. — Пойдешь к Конни, она покажет тебе, как управляться с каминами. А мне недосуг сейчас возиться с тобой, уж скоро обед надо госпожам подать, а после за ужин браться. И смотри, не копайся там долго, вернешься — сразу же примешься за посуду. Вот и посмотрим, на что ты годишься!

Покончив с этой впечатляющей речью, кухарка присела перед плитой, чтобы разжечь огонь пожарче.

— Так ты еще здесь? — покончив с очагом, она обернулась на свою новую помощницу. Потом, сообразив, что девочка понятия не имеет о том, кто такая Конни, она снова вздохнула, всем своим видом показывая, как тяжело ей приходится в окружении столь недалеких и непонятливых людей.

— Найдешь ее наверху лестницы: она как раз разбирает вещи, которые вынесли с чердака. Не дождусь, когда там, наконец, устроят для нас комнаты. Уже вторую неделю внизу спим, словно селедки в бочонке. Да что смотришь, тебе-то все равно спать здесь, за кухней. Ступай, чего стоишь? Да смотри, не вздумай попасться господам на глаза, живо отсюда вылетишь!

Подкрепив угрозой свою и без того убедительную тираду, Мод с головой ушла в работу. Тихонько вздохнув, девочка поторопилась на поиски горничной.

Найти горничных оказалось несложно — они сидели в окружении старых вещей, время от времени чихая и отирая глаза от пыли.

— Ума не приложу, что во всех этих коробках! — громким шепотом возмутилась Мэри, аккуратно вытирая толстый слой пыли с полусгнившего деревянного ящика, потемневшего от времени.

Еще несколько таких же стояли на площадке у лестницы, ведущей в кухню. Один из них был открыт, и перед ним на коленях стояла Конни. Она осторожно вынимала оттуда разные предметы, бумаги, газеты и прочий хлам, составляющий содержимое ящика. То, что еще хоть как-то могло пригодиться в хозяйстве, она вытирала куском фланели и откладывала в сторону, а совсем уж непригодное бросала в большое жестяное ведро, куда обычно ссыпали пепел. В последнюю категорию попадало куда больше вещей. Мэри наблюдала за ее работой, деловито рассматривая то, что Конни бережливо откладывала, и качала головой: ну что ценного может быть в этом хламе!

— Вот этим уж точно место только на свалке, — заметила она, брезгливым взглядом провожая щипцы для снятия нагара, которые Конни аккуратно опустила рядом со всем остальным, что, по ее мнению, еще могло пригодиться. — Кому они теперь нужны? Уж и не помню, когда в последний раз свечи доставали. Да к тому же на них полно ржавчины, сама погляди!

— Может и на свалке, а может, и нет, — не осталась в долгу Конни. — Уж лучше я все это покажу миссис Уильямс, а она сама решит, что оставить, а что на выброс пойдет. А ржавчину и отчистить можно, — подытожила она и принялась за следующий ящик.

Мэри только фыркнула и помахала перед носом пальцами, когда горничная дернула за крышку, и над ней взвилось облачко пыли.

— Смотри-ка, здесь бумаги какие-то… — Конни осторожно извлекла на свет божий целую кипу слежавшихся и пожелтевших страниц. От долгого хранения на чердаке они отсырели, и чернила, когда-то красовавшиеся ровными строчками, растеклись, превратившись в аляповатые фиолетовые пятна. Разобрать хоть что-нибудь было решительно невозможно. Напоследок горничная достала небольшую книжечку в твердой бордовой обложке из кожи, выглядевшую чуть менее потрепанной, чем все прочее в этом ящике. — А вот это, похоже, хорошо сохранилось. Наверное, господское. Может быть, здесь что-нибудь важное… — Она протерла книжечку со всех сторон. — Знаешь что, а отнеси-ка ты это хозяйке. Пусть сама взглянет!

Мэри пожала плечами, но все-таки любопытство победило. Она взяла книжечку из рук Конни и сморщила нос.

— Плесенью пахнет, — она на мгновение заколебалась. — Вот что, пускай полежит пока в холле и проветрится, — решила она. — Все равно миссис Черрингтон сейчас отдыхает. И думать нечего, чтобы ее беспокоить. Чего доброго, у нее снова от разговоров голова разболится, а мне опять приводи ее в порядок да уговаривай, чтобы к ужину вышла. Пойдем пока передохнем, ты же, небось, с утра еще ничего не ела!

Это была одна из тех минут относительного затишья, когда горничные наконец-то могли присесть и с час поработать иглой, что почти что приравнивалось к отдыху; даже кухарка могла совсем ненадолго оставить свои бесконечные хлопоты вокруг блюд, которые предстояло приготовить для хозяев. За дальним концом стола расположились Мэри, уже успевшая отнести чай миссис Черрингтон, и Конни, занятая шитьем. Сбоку от каждой лежала стопка вещей, которые предстояло заштопать, или пришить воротничок либо пуговицы.

Из небольшой комнатки позади кухни раздавался металлический перестук посуды и голоса. Точнее, расслышать можно было только громкий голос Мод.

— Не трать столько мыла, иначе не напасешься его. По-твоему, у нас тут своя мыловарня? То-то же! А эту щетку пока не трогай. Запомни, она только для большого котла, в котором готовится мясо. Для меди бери вот эти. А вон те — для глиняных горшков. Да и впрямь, откуда тебе все это знать!

Покончив с поучениями, Мод появилась на пороге кухни, налила себе чаю и уселась напротив горничных.

— Уж больно строга ты с ней, — негромко заметила Мэри, усмехаясь. — Вроде бы девчонка работящая. Но распускать молодежь не годится, что верно — то верно. — Она несколько раз кивнула головой в подтверждение своих слов и склонилась к шитью, чтобы перекусить нитку.

— А мне она понравилась, — Конни понизила голос. — Вроде бы ловкая и быстро схватывает, что ей говоришь. Посмотрим, как она завтра сама с каминами управится.

Мод фыркнула.

— Вот то-то и оно, посмотрим! А то поначалу-то может она и ничего, шуршит, как мышка, а потом глядь — а у мышки-то острые зубки. Уж я-то повидала таких. А этим, деревенским, и подавно палец в рот не клади.

— Это уж точно, — охотно подхватила Мэри, откладывая в сторону ночную сорочку своей госпожи. — Да и чего от них ждать, если они живут, словно поросята в хлеву: говорят, что и спят все вместе, в одной комнате! Стыд, да и только.

Услышав это, даже Конни подняла голову и чуть приоткрыла рот, на мгновение забыв о нитке с иголкой. Кухарка только махнула рукой.

— Лучше и не говори. А что уж говорить о кухне? Я-то сама в их домах не бывала, да и слава богу! Только знаю, что у них даже и дымохода порядочного не сыщешь, что уж о плите говорить. Да и то сказать — вы же видели, как они вырядились, когда на работу наниматься явились? Небось, полдеревни собралось, не меньше!

— Да-да! — поддакнула Мэри. — Я сама смотрела из окна наверху, вот уж видок у них был! Сразу видно, что никакого понятия о приличиях. Двое так вообще босиком явились, точно последние нищенки. — Она передернула плечами и снова принялась за работу. — А уж юбки…

Кухарка кашлянула, и Мэри вовремя примолкла: в кухне появилась миссис Уильямс. Все присутствующие непроизвольно выпрямили спины.

— Миссис Гиффорд, сегодня придется подать ужин в половине седьмого — господин Черрингтон вернется из города раньше. Кроме того, миссис Черрингтон заказала сливовый пудинг.

Мод встала и всплеснула руками.

— Ох, ну и дела, придется поторопиться. Кстати, миссис Уильямс, раз уж мы заговорили о пудинге — сахар-то почти весь вышел! Для целого пудинга точно не хватит. — Для пущей убедительности она сложила руки на груди и решительно поджала губы.

Экономка кивнула.

— Хорошо, идемте. — Они направилась к кладовой, а кухарка, сняв с полки жестяную банку, которая и впрямь почти опустела, поторопилась за ней. Послышалось глухое позвякивание ключей. — И, миссис Гиффорд, подготовьте к завтрашнему дню список продуктов, которые вам понадобятся на всю следующую неделю. После завтрака мы с вами посмотрим, чего нам не хватает.

Мод вернулась с наполненной жестянкой, и присела к столу, чтобы допить чай. В следующее же мгновение в заднюю дверь постучали.

— Ни минуты покоя! — воскликнула Мод, в сердцах со стуком опуская кружку на стол. — Джуди! Джуди, ты оглохла?

На пороге посудомойной появилась перепуганная девочка. На ее руках виднелись следы мыльной пены.

— Отопри-ка дверь, да посмотри, кто там! Небось, опять кто-то из ваших, деревенских.

Джуди бросилась по коридору к двери, в которую уже снова стучали.

— День добрый! Не желаете купить молока и сметаны? — не дожидаясь приглашения, в темный коридор шагнула невысокая полноватая женщина в простом темном платье и длинном белом переднике. По всей видимости, свой товар она оставила за порогом, поскольку сейчас с удовольствием растирала плечи, затекшие от тяжести бидонов с молоком.

Мод поспешила к ней навстречу.

— Молоко в прошлый раз у вас славное было, это правда, — с небывалой любезностью признала она.

— Так я и сметаны принесла, и масла, — не задержалась с ответом молочница. — У нас ведь своя маслобойня во дворе, всегда все свежее! Не то, что в городе. Уж не знаю я, что там за молоко может быть — небось, разбавленное все, как есть!

Кухарка только поджала губы и прищурилась.

— А ты что стоишь? — прикрикнула она на замешкавшуюся Джуди. — Все горшки домыла? Если нет, то заканчивай побыстрее и иди чистить овощи для обеда.

Девочка исчезла.

— А вы лучше заходите да попейте чаю, — уже совсем другим тоном обратилась Мод к новоявленной гостье. — Покажете, что там у вас за масло, да может, какие новости расскажете. — Дождавшись, пока молочница внесет свои бидоны внутрь, Мод прикрыла за ней дверь. Та вытерла руки о фартук и присела на край скамейки. Мэри искоса взглянула на нее. Возникла недолгая пауза, которая, однако, быстро закончилась.

— Да какие у нас новости! — жизнерадостно воскликнула молочница. — Все одно и то же, разве что вот… — она рассеянно поскребла затылок и поправила косынку, — давеча сосед помер, вроде как от лихорадки. Неделю лежал — с постели встать не мог, не то что на поле выйти. А уж кашлял так, что я в своем доме ночью просыпалась! Да и то сказать, — она вдруг перешла на шепот. — Я еще и не то слышала. Два дня назад проснулась в самую полночь от того, что у них в сарае петух вдруг закукарекал. Ни с того, ни с сего! Это ночью-то! Верный знак, что кто-то в доме помрет, я сразу так и сказала. Я, Салли Уокер, в таких делах еще ни разу не ошиблась. — Она с превосходством обвела взглядом присутствующих, которым в ее представлении было далеко до подобной житейской мудрости. — Уж чего только не делала его жена, какими только снадобьями не поила, уж и шерстью горло обвязывала, да только зря все это. Вчера на рассвете скончался, ничего не помогло. Коли на роду написано, так и помрешь в свой срок.

Мод покачала головой.

— А ведь то же и у нас было, — вспомнила она. — Мэри, ты ведь помнишь, как покойница наша быстро убралась? Слегла перед самым Вознесением, и всего за несколько дней сгорела. А ведь совсем молодая была! — Она покачала головой. — Это та самая горничная, которая до тебя у нас работала, — пояснила кухарка, потрясая указательным пальцем перед самым носом Конни. Та нахмурилась: она не любила таких разговоров, как и упоминаний о своей несчастной предшественнице.

— Хорошая работница была, и способная, и быстрая, — продолжила Мод. — Да что теперь горевать…

— А что сосед, — после короткой паузы снова заговорила болтливая молочница, — бывало, здесь и не то творилось. Деревня наша — еще полбеды… — она помолчала, перебирая тесемки своего фартука, а потом многозначительно обвела взглядом служанок. — Что уж говорить о господском-то доме! Вот где настоящая чертовщина творилась!

— Этот чай совершенно холодный, — слабым голосом пожаловалась миссис Черрингтон дочери, которая смиренно внимала, стоя возле постели матери. — Должно быть, Мэри не подогрела его как следует!

Амелия подумала, что мама вполне могла просто-напросто задремать, как это часто случалось, и, разумеется, чай успел остыть; однако она разумно предпочла оставить эту мысль при себе.

— Я оставила мой колокольчик в гостиной. Принеси его, чтобы я могла вызвать эту растяпу Мэри. Хотя нет, лучше найди ее сама, так будет гораздо быстрее. Скажи, чтобы она поскорее явилась сюда вместе со свежим горячим чаем. И пусть положит туда ложку меда — кажется, меня все-таки продуло. — Она слабо взмахнула рукой и опустила ее себе на лоб. Амелия поспешила выполнять просьбу матушки, тихонько прикрыв за собой дверь.

На втором этаже Мэри не оказалось, и Амелии пришлось дойти до конца коридора, где за неприметной дверью скрывалась отдельная лестница, ведущая на цокольный этаж. Слегка приподняв подол, хотя пол блестел чистотой, девушка принялась осторожно спускаться по лестнице. Ступени здесь были значительно выше и круче, чем она привыкла. Из кухни поднимался запах готовящейся еды, и раздавались голоса. Прислуга всегда любит поболтать, это известно! Неудивительно, что мама так утомляется — если у служанок столько времени на болтовню, значит, они не слишком перетруждаются. Миссис Уильямс стоит лучше следить за ними — ведь это ее обязанность.

Амелия дошла уже до середины лестницы.

— …В тот день дым стелился аж до самой деревни. В церкви во все колокола били, и потушили быстро, да что толку! Хоть и горела всего одна комната, а все же дыму было — не сказать, сколько. Во всем селе тряпицы было не сыскать, чтобы насквозь гарью не пропахла. Поди, выгорело все подчистую. А что дым такой едкий, горький, так это неспроста… Нехороший был тот пожар! Да что говорить — младенцы два дня не спали от этой гари, все плакали. А у коров молоко пропало. Еще тетка моя здесь на кухне служила, а меня-то и вовсе на свете не было. Так вот сколько она потом ни проходила вблизи господского дома, всякий раз такой страх на нее нападал, что бывало перекрестится — и бежать со всех ног.

— Да если ты тогда еще не родилась, откуда же так хорошо все знаешь? — поинтересовался кто-то ехидным голосом.

Амелия, как завороженная, сделала еще несколько шагов.

— Так сколько о том разговоров потом было по всему графству, да еще лет двадцать потом этот дом стороной обходили. Даже, говорят, в газетах писали! А уж как ночь наступит, так и вовсе, бывало, приближаться боялись. Слышала я, один наш пастух за овцой не уследил, она сюда и сбежала, прямо вот до дома несколько ярдов не дошла, а на следующий день и сдохла! — Голос рассказчицы на секунду прервался. Потом она продолжила несколько тише:

— А сам-то хозяин, ну тот самый… — Амелия сделала еще шаг, вслушиваясь в каждое слово. — Поговаривают, что он и вовсе с ума сошел после пожара того! Сначала все слонялся вокруг да около, видать, не было ему покоя ни ночью, ни днем, а потом однажды взял, да и пропал! Кто говорит — в город уехал, да только никто в это не верил. Уж так его совесть давила и душила, что не выдержал бедняга и свихнулся! Точно говорю! Такое дело нечистое с рук не сходит, и говорить нечего. Может, и сам черт его по ночам мучить приходил. Тут у нас лес недалеко есть, прямо за деревней, так небось там и сгинул, как совсем житья не стало. Исчез, и поминай, как звали. Верно вам говорю: в этом доме не одна живая душа мучилась, и дом этот дурной. Прошлые жильцы здесь долго не продержались, быстро сбежали, их тоже стали несчастья преследовать. Как его ни ремонтируй, как ни проветривай, а что нечисто, так нечистым и останется, помяните мое слово. Еще намучаетесь вы здесь!

Амелия почувствовала, что у нее дрожат руки, а от духоты начинает кружиться голова, она покрепче вцепилась в перила и поспешила ступить на ровный пол. Должно быть, последний шаг получился слишком громким, потому что на кухне вдруг наступила тишина. Через несколько мгновений перед Амелией появилась Мэри:

— Мисс Амелия, что же это! Что-то случилось? Что-то с миссис Черрингтон? Что же вы не позвонили?

Девушка, наконец, вспомнила, зачем пришла сюда.

— Да, маме… Миссис Черрингтон нужно как можно скорее принести горячего чаю. С медом, — пролепетала она, и, не дожидаясь ответа, развернулась и поспешила обратно, вверх по лестнице. Она чувствовала, что если сию же секунду не выберется отсюда, то просто упадет в обморок.

Оставив слуг убирать посуду после ужина, супруги Черрингтон перешли в уютную гостиную. Кейтлин сразу же опустилась на диван, а ее супруг обернулся к дворецкому, незамедлительно появившемуся по звонку.

— Как обстоят дела с наймом рабочих, Гласфорс? — поинтересовался он.

— В полдень приходили несколько человек от мистера Адамса, сэр, — как всегда неторопливо и обстоятельно начал дворецкий. — Мистер Адамс также порекомендовал садовника, и у меня сложилось впечатление, что он вполне нам подойдет. Он осмотрел сегодня весь сад, и я остался доволен тем, как внимательно он подходит к своей работе. Кажется, его ничуть не напугало, что здешний сад изрядно запущен. А двое мужчин из числа работников мистера Адамса смогли бы отстроить сарай. С вашего разрешения, сэр, мы можем их нанять. К тому же за совсем небольшую плату.

Мистер Черрингтон задумчиво кивнул.

— Что ж, я надеюсь, что могу положиться на ваш опыт и дальновидность. В наших интересах закончить строительство и ремонт как можно скорее. Комнаты для слуг уже готовы?

— Да сэр, готовы, и женская прислуга сможет их занять по распоряжению миссис Уильямс. Сэр, экономка интересовалась, что делать с той комнатой в восточном крыле первого этажа.

— Я разберусь с этим и дам знать о своем решении. Нужно выяснить, подлежит ли она ремонту.

— С вашего позволения, сэр, я могу осмотреть ее и составить для вас небольшой отчет о ее состоянии.

— Хорошо, Гласфорс, так и сделайте, — кивнул мистер Черрингтон, все еще задумчиво крутя в руках сигару. Та пустая комната не давали ему покоя: без нее дом все-таки казался несовершенным и незаконченным.

Когда дворецкий удалился, хозяин опустился в глубокое мягкое кресло, предвкушая долгожданный отдых, и, наконец, закурил. Его жена полулежала, томно откинувшись на спинку дивана, а ее взгляд задумчиво бродил по гостиной, не задерживаясь ни на одном предмете.

— Я слышал, слуги освободили чердак? — поинтересовался он, не глядя на жену. — Надеюсь, ты проследишь, чтобы все быстро расселились и у нас больше не было эксцессов с ужином, подобным вчерашнему.

Кейтлин посмотрела на мужа и села прямее, словно о чем-то вспомнив.

— Ах да, слуги… По правде говоря, я полностью полагаюсь в этом на миссис Уильямс, она занимается этим.

Мистер Черрингтон удивленно приподнял бровь:

— Дорогая, меня совершенно не волнует, кто этим занимается, я ожидаю, что в моем доме будет порядок и покой. Я слишком многого хочу?

— О, разумеется, нет! Но миссис Уильямс так славно справляется, она просто чудо, а не экономка. Никто лучше нее не может управляться со слугами.

— Да, я уже понял, что миссис Уильямс справляется прекрасно! — раздраженно отозвался муж. — А что с наймом дополнительной прислуги? Тебе хоть что-нибудь об этом известно?

— Миссис Уильямс…

— Я слишком часто слышу это имя! Разве она хозяйка в доме? Разве я женился на миссис Уильямс?

— Прости, милый, если ты желаешь…

— Я надеюсь, ты сама разберешься со своими женскими обязанностями, и мне не придется отвлекаться на эти пустяки, — твердо сказал он, давая понять, что эта тема закрыта.

Не менее пяти минут, пока мистер Черрингтон наслаждался своей сигарой, миссис Черрингтон обдумывала, что ей следует сказать. В итоге она не нашла ничего лучшего, как вновь достать вязание, чтобы хоть чем-то занять руки. Маятник часов качался так неторопливо и размеренно, словно растягивал и без того медленно текущее время.

— Как прошел ваш день? — вдруг спросил Бертрам, как ни в чем не бывало.

Миссис Черрингтон вновь подняла на него глаза.

— Вполне спокойно, — она сделала паузу. — Амелия приносила мне прочитать письмо, которое она написала Ричарду Харви.

— Хм, хороший молодой человек, — задумчиво покачал головой мистер Черрингтон. — Из достойной семьи. Думаю, я приглашу его погостить к нам ненадолго — это укрепит их дружбу с Амелией, и быть может, в ближайшее время мы сможем объявить об их помолвке. Свадьба в следующем году была бы как нельзя более кстати. Сколько лет исполнится Амелии? Девятнадцать?

— Восемнадцать, милый, но не слишком ли поспешным будет…

— Прекрасный возраст, — отрезал он.

— Конечно, как скажешь, — согласилась миссис Черрингтон и глубоко вздохнула. — Несомненно, для нашей дочери весьма полезен будет собственный дом и ведение своего хозяйства.

— Если только она станет им заниматься, — язвительно заметил супруг.

— Наша Амелия — такая деликатная девочка, я переживаю, сможет ли она…

— Я уже говорил, как нам повезло с соседями? Мистер Адамс — хозяин местного пивоваренного завода. Он очень помог нам с людьми, прислал сегодня садовника и строителей, а его помощь при переезде была просто неоценима. Большой души человек, хотя и простоват. Что поделаешь, ведь он из деревенских nouveau riche, разбогател на пивоварении. В любом случае, нашим долгом будет отплатить ему любезностью за любезность и в знак признательности пригласить к нам на обед. Насколько я успел понять из наших коротких бесед, он имеет довольно большой вес в этой части графства, причем пользуется как уважением людей, имеющих влияние, так и простого народа. За последние несколько лет его состояние изрядно выросло, как говорят. Да, мы положительно должны пригласить их.

Сложно было понять, действительно ли мистер Черрингтон жаждет дружбы с представителем верхушки местного общества, или же рассчитывает свои собственные схемы сотрудничества и уже предвкушает некую финансовую выгоду.

— Это было бы чудесно, — снова согласилась жена. — Здесь, вдали от города, нам не помешает подходящее общество. Да и Амелии будет полезно немного развеяться.

— Меня не интересует досуг Амелии, — отрезал мистер Черрингтон. — У нее и так не слишком много дел. На твоем месте я бы лучше подумал не о ее досуге, а о том, чтобы научить ее хоть чему-нибудь полезному. Я не хочу краснеть перед своим будущим зятем, что в жены ему досталась бесполезная и праздная девица.

— Мы говорили с ней сегодня об этом, дорогой. Она будет работать над собой.

— Обед в саду будет неплохим вариантом, — Бертрам вернулся к старой теме, всматриваясь в темное окно, за которым находился тот самый сад, однако сейчас в нем можно невозможно было разглядеть ничего, кроме тусклого отражения гостиной. — Надеюсь, у тебя найдутся силы подготовить все необходимое и составить меню. Или у твоей миссис Уильямс, ведь она смыслит в этом куда больше.

— Но на улице прохладно!

— Потеплеет, — коротко ответил он.

— Ах, милый Бертрам, я подумала сегодня, не позвать ли нам доктора Бруннера! Меня настиг ужасающий приступ мигрени, и я полдня пролежала в кровати, совершенно не в силах подняться. Быть может, он снова пропишет мне те чудесные розовые пилюли?

— Доктор? Одно из твоих излюбленных развлечений? — мистер Черрингтон сердито забарабанил костяшками пальцев по подлокотнику кресла, потом резко повернулся к жене. — Вот что, дорогая, меня не волнуют подробности твоих недомоганий, и не смей больше заговаривать о них, когда я говорю совершенно о другом! Ты могла бы уже запомнить, что я не люблю, когда меня перебивают. Забудь хотя бы на время о своих глупых капризах, и вместо этого подумай о том, как лучше принять гостей.

Миссис Черрингтон часто заморгала, будто ей в глаз попала соринка.

— Но я… — начала было Кейтлин, однако осадила себя и лишь тихо произнесла: — Прости, дорогой. Если тебе это досаждает, я не буду больше жаловаться.

— Хм… — он наградил жену скептическим взглядом. — Я надеюсь, что так и будет. И что ты вспомнишь о своем долге хозяйки дома. А о докторе забудь, и чтобы я больше не слышал об этом. Не думаешь же ты, что я буду платить по нескольку гиней всякий раз, когда тебе придет в голову подобная прихоть? Неслыханно! Наверняка в округе найдется подходящий врач, к чьим услугам мы и прибегнем. Нужно будет спросить мистера Адамса. Вряд ли его семья вызывает лондонского врача!

— Да, это чудесная идея. Я уверена, что Адамсы смогут оказать нам неоценимую помощь, — покорно согласилась Кейтлин.

Она никак не могла выбросить из головы то, что услышала днем в кухне. В этом самом доме был пожар? Неужели та женщина из деревни и в самом деле говорила об их уютном доме? Об этом самом доме, где такие просторные комнаты, а из окон открывается столь чудесный вид? Он горел? И весь этот дым, из-за которого дети не могли заснуть, и что-то там ужасное с коровой… Гарь и едкий дым повсюду, подумать только! И кто-то недавно умер? Мысли роились в голове девушки, не желая складываться в единую картину.

После ужина Амелия сразу же ушла из столовой, но никак не могла заставить себя подняться в комнату, которая теперь представлялась ей чужой. Подумать только, пожар! Что там говорила эта болтунья? Запах гари, пропитавший все вокруг — как это кошмарно! Ей не хотелось думать об этом, но в ее памяти снова и снова звучал голос деревенской сплетницы. Девушка задумчиво уставилась в темноту окна в холле, но оттуда на нее глянуло лишь собственное отражение. Нужно подумать о чем-нибудь другом. Ричард! Наверное, он скоро ответит на ее письмо. Обязательно ответит! Она вздохнула и повернулась к лестнице, чтобы подняться в свою спальню.

На низком столике у стены что-то тускло блеснуло. Амелия сделала несколько шагов и нерешительно взяла в руки темно-красную книжечку с миниатюрным замочком: он-то и привлек ее внимание. Обложка была изготовлена из мягкого материала, похожего то ли на бархат, то ли на замшу. Она слегка потерлась от времени, но все-таки было ясно, что эта вещица принадлежала человеку благородному и обладающему недурным вкусом. А еще — что этой книжечке уже немало лет.