Любимица папарацци

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Темпест проснулась среди ночи и осторожно пошевелилась, боясь разбудить Гевина. Часы показывали два тридцать.

Обнаженная, она лежала в кольце его рук, и это заставляло ее чувствовать себя очень уязвимой. Более того, она стала бояться, что ее увлеченность перерастет в серьезное чувство и это сделает ее совершенно беззащитной перед ним.

Она заглянула ему в лицо, освещенное лунным светом, и ее захлестнуло желание прикоснуться к нему, когда он вот так беззащитен и находится в ее полной власти.

Повернувшись в его объятьях и стараясь не делать резких движений, она провела пальцем по колючему подбородку, щекам, губам и замерла, когда его дыхание изменилось. Темпест зажмурилась, надеясь, что не разбудила его.

— О чем ты задумалась?

Его голос, хриплый ото сна, звучал неторопливо и тягуче.

— Ни о чем, — улыбнулась она.

— Разве? — Он погладил ее по спине. — Тогда почему ты так напряжена?

— Есть немного, — призналась Темпест.

— Что-то не так?

Она постаралась расслабиться и просто пожала плечами.

Его взгляд стал внимательным. Взяв ее за подбородок, он поднял ей голову и заглянул в лицо.

В свете луны было так легко представить, что она видела в его глазах нежность и, может быть, немного любви, но Темпест не стала себя обманывать.

— Скажи мне, — повторил Гевин.

— Это ничего и одновременно все. — Она не нашла других слов, чтобы выразить свои чувства.

Гевин закинул подушки за спину и положил ее на себя. В его жесте было нечто собственническое и вместе с тем оберегающее, защищающее от остального мира. Возможно, это была только иллюзия, но Темпест позволила себе немного помечтать и забыть о том, что за ночью настанет день и все может измениться: то, что началось так стремительно, так же стремительно и закончится.

— Расскажи мне о части, где содержится «все».

— По ночам я часто не сплю. Бессонница. Это мое обычное состояние.

— Почему ты не спишь?

Говорить откровенную ложь не хотелось, а правду — тем более. В течение нескольких лет она и ее лечащий врач пытались найти причину бессонницы. Особенное внимание они уделяли той ночи, когда умерла ее мать.

Темпест помнила, как в середине ночи ее разбудила няня и сказала, что мать зовет ее к себе. Как она бежала по холлу к большой темной спальне родителей, чтобы прикоснуться к холодной обессиленной руке. Отец, сидящий на краю кровати и не замечающий ее… Машины с включенными сиренами, подъезжающие к их дому… И няня, которая следит за ней с таким выражением лица, словно знает больше, чем может сказать…

— Так почему? — не дождавшись ответа, переспросил Гевин.

— Просто тревожные мысли, — сказала она полуправду.

— И что тебя тревожит?

— Сейчас мы с тобой вместе. Сегодня ночью, — добавила она, напомнив себе, что у них с Гевином нет будущего. — Мы такие разные.

— Да, у нас с тобой мало общего, — отозвался Гевин.

Сердце ее упало. Он с ней согласился. А она надеялась, что он возразит.

— Но ведь «мало» — это не значит «ничего», — с отчаянием произнесла она.

— Конечно, — кивнул он. — Например, мы вращаемся в одних кругах. — Гевин обнял ее крепче. — С тем лишь отличием, что ты принадлежишь к высшему обществу, а я нет. Я всего лишь подделка, и люди об этом знают.

— Ты не подделка. — На миг она забыла о терзающей ее боли. — Ты заработал свое право находиться среди этих людей, тогда как большинство других получили это право благодаря своему рождению.

Если уж кто и подделка, так это она сама. Первую половину своей сознательной жизни она прожила как избалованная наследница состояния, в котором не было и цента ее труда. Единственное, что она заработала, — это скандальную репутацию, тень от которой будет преследовать их семью всегда.

— Что-то мне подсказывает, что ты также заплатила немало, чтобы принадлежать к этому обществу. — Гевин нежно прижался к ее губам, и его поцелуй ничего от нее не требовал, наоборот — давал ей все.

— Давай сойдемся на том, что каждый из нас заплатил свою цену. — Она с радостью приняла его поцелуй, чтобы забыть о неприятных мыслях. За одним поцелуем последовал другой, и Темпест не успела заметить, как оказалась снизу, прижатая сверху мужским телом.

После ночного разговора, который закончился так же, как начиналась эта ночь, Темпест чувствовала себя совсем без сил. Наконец ей хотелось спать, но она боролась со сном. Тело еще хранило следы его губ. Щетина оставила на нежной коже груди маленькие царапины, и сейчас они напоминали о безудержной страсти их первой ночи.

Никто и никогда не любил ее так жадно и одержимо. Даже во сне Гевин не выпускал ее из своих объятий, продолжая свои ласки.

До этой ночи она не осознавала всей глубины своего одиночества.

— Детка, спи, — пробормотал Гевин, внезапно проснувшись. — Что еще случилось?

Как сказать то, чего не выразить словами?

Она повернулась на бок и провела рукой по его лицу. Гевин напрягся, но через секунду расслабился, позволив ей изучать себя.

Ее пальцы коснулись невидимого шрама возле левой брови. Еще один, поменьше, был чуть ниже глаза.

— Это откуда?

— Неудачное падение со скейтборда.

— Ты умеешь кататься на скейтборде?

— Почему тебя это так удивляет?

— Сама не знаю.

— Почему бы тебе не допустить, что мне, как и многим мальчишкам, просто нравилось кататься?

— И падать?

Он лениво усмехнулся.

— Не падая, не научишься кататься. Только через падение можно чего-либо добиться.

Темпест чувствовала, что за его словами кроется что-то еще, но не сразу поняла, что именно.

— Ты говоришь о прошлом? — с расстановкой произнесла она. — Ведь твоя компания возникла после падения, разве не так? Династия вашей семьи продолжает существовать благодаря…

— Не было никакой династии и не будет. — Гевин не дал ей договорить.

— Почему? Потому что для этого нужно забыть о прошлом и смотреть в будущее?

— В этом будущем ты видишь себя? — проницательно спросил он.

Она опустила глаза.

— Я не знаю. Единственное, что я знаю, так это то, что сейчас ты не счастлив.

— Ты так хорошо успела меня изучить. — В его голосе помимо воли проскользнула ирония.

— Я чувствую это.

— Допустим. И с каких пор тебя стало волновать мое счастье и почему?

Действительно, почему? Ведь вчера этот вопрос ее заботил мало.

— Темпест? — Гевин сжал ее запястья. — Я задал тебе вопрос.

— Меня волнует твое счастье, но я не знаю почему, — сказала она наконец. — Гевин, пожалуйста, не настаивай. Если бы я знала, все равно бы не сказала, потому что ответ мог бы тебе не понравиться.

— Откуда такая уверенность?

— Интуиция.

— Разве ты не можешь ошибаться?

Темпест закусила губу.

К счастью, он не стал настаивать. Прижавшись к ее губам долгим неторопливым поцелуем, он обнял ее.

— Давай-ка лучше спать, дорогая.