Любопытство не порок

Глава 6

– Мамочка моя, – простонала Маринка, закрывая глаза и медленно оседая на пол.

Не обратив на нее внимания, я наклонилась и схватила Риту за запястье и послушала пульс. Ничего не поняв, я приложила ладонь к ее шее. Теперь уже стало ясно однозначно: пульса не было, Рита мертва.

– Что там, Оля? – слабым голосом спросила Маринка, старательно не открывая глаза и отползая вдоль стены в сторону двери.

– Что там, что там, – проворчала я, – хреново, вот что.

Я распрямилась и, оглядевшись, подошла к столу, на котором стоял телефон.

– Бежать нужно, Оля! Драпать! – вдруг вскрикнула Маринка, резво вскочив на ноги и подбегая ко мне. Она сжала мою уже протянутую к телефону руку и заговорила быстро-быстро:

– Оленька, не делай глупостей! Мы ничего не знаем, ничего не видели. Пошли, пошли отсюда скорее!

– Давай вызовем «Скорую», – твердо ответила я, – я же не врач, может, какие-нибудь реанимационные действия ей помогут. – Эти слова я высказала уже не так твердо, как хотелось, потому что сама не очень-то верила в возможность эффективной помощи.

В это время легонько стукнула дверь. Мы с Маринкой, одновременно вздрогнув, посмотрели на нее. Никто не вошел. Мы переглянулись, и Маринка, как всегда шустрая, подбежала к двери и толкнула ее, наверное, желая посмотреть, не стоит ли кто-нибудь за ней.

Дверь не поддалась.

Она толкнула еще раз, потом еще.

Я подошла и, стараясь оставаться спокойной, тихо повернула ручку двери и слегка нажала на нее. Ничего не изменилось.

– Откройте немедленно! – заорала Маринка и забарабанила в дверь кулаками.

Ситуация мне нравилась все меньше. Я посмотрела на труп Риты, на запертую дверь, на единственное окно, за которым отчетливо просматривалась решетка, и почувствовала, что меня накрывает самая настоящая паника.

Я прикинула, что все это означает, и возможный вариант мне не понравился. Кто-то нас запер, теперь этот кто-то звонит в милицию и говорит, что слышал из кабинета крики о помощи. Сейчас приедет наряд, нас повяжут и минимум несколько дней будут усиленно нам с Маринкой трепать нервы, а потом отпустят под подписку о невыезде.

И это в лучшем случае.

Я подбежала к столу и схватила трубку телефона. Я подумала, что если я сейчас позвоню по «ноль-два» и сообщу о происшедшем, то у нас появится маленький шансик не так скверно выглядеть в глазах наших доблестных органов.

Маринка продолжала долбить в дверь уже ногой, осматриваясь вокруг себя. Громко вскрикнув, она прыжком отскочила от двери, нагнулась, подняла с пола завалившееся под стол пресс-папье и, зажав его обеими руками, опять помчалась к двери.

Я бросила трубку на место, даже не успев донести ее до уха.

– Остановись! – крикнула я Маринке. – Прекрати немедленно!

– Теперь услышат! – рявкнула она и замахнулась своим орудием.

– Стой, тебе говорят!

Маринка удивленно обернулась.

– Ты чего раскричалась? – уже спокойнее поинтересовалась она. – Я себе все руки отбила об эту гадскую дверь, а этой штуковиной нормально будет…

Я подскочила к ней.

– Ты посмотри, подруга, что взяла, – дрожащим голосом проговорила я.

Маринка недоуменно посмотрела на меня и затем медленно перевела взгляд на тяжелое пресс-папье, продолжая сжимать его обеими руками.

Один из углов этого тяжелого пресс-папье был перепачкан кровью.

Взвизгнув, Маринка уронила свое орудие на пол и так резко отскочила назад, что ударилась спиной о дверь. Рефлекторно она принялась вытирать ладони о подол платья.

– Руки у тебя чистые, – не скрывая досады от ее глупости, сказала я, – отпечатки свои стереть нужно и быстро-быстро.

– Ой, мама, – дрожа от ужаса, прошептала Маринка, – а чем же, а? Чем же вытереть, Оленька?

– Платочком! – заорала я, теряя уже всякое самообладание. – И быстрее вытирай! Понимаешь: быст-ре-е!

Я вернулась к столу и опять взялась за телефон.

– А у меня нет платочка, – жалобно произнесла Маринка и всхлипнула.

– Возьми мой. – Я осмотрелась в поисках своей сумки и, заметив ее лежащей на краю стола, сказала:

– В сумке посмотри.

Маринка, кивнув, подбежала, раскрыла мою сумку, порылась в ней, выудила платочек и, нагнувшись над лежащим на полу пресс-папье, принялась лихорадочно его вытирать.

Я набрала «ноль-два» и приложила трубку к уху. Гудков не было. Постучав по аппарату, я нагнулась, посмотрела на провод, идущий к розетке, и носком ботинка нажала на розетку. Телефон не работал.

Еще один подарочек для Ольги Юрьевны!

Я швырнула трубку и повернулась к Маринке.

– Придется продолжать стучать и орать, – сказала я, – телефон не работает.

Маринка оглянулась на меня, рассеянно кивнула и опять занялась вытиранием пресс-папье.

Я подошла к двери и, ткнув в нее кулаком несколько раз, крикнула, как можно громче:

– Э-эй, кто-нибудь! На помощь! Пожар!

В этот момент в кабинете потух свет.

– Включи! – истерически закричала Маринка. – Включи немедленно, дура! Мне страшно!

– Тихо ты! – крикнула я, сама перепугавшись. – Я ничего не выключала!

Маринка замолчала, а я попыталась сообразить, где же находится выключатель. Сразу я не смогла это вспомнить, поэтому, пошарив руками по стене сначала справа, потом слева от двери, я наконец нащупала его и щелкнула им несколько раз. Кроме этих щелчков, никаких больше результатов не последовало.

– Оля, Оленька, а ты где? – послышался почти прямо над моим ухом трепещущий от страха Маринкин голос.

– Я-то здесь, а света нет, – ответила я, и тут же мне на плечо легла Маринкина рука, но на всякий случай я переспросила:

– Это ты?

– Ага, я, – ответила она, – что дальше делать будем?

– Хороший вопросик, – одобрила я. – Ломать дверь, что же еще? Больше ничего придумать не могу. Сумеем?

– Хрен его знает, – честно ответила Маринка и, ударив в дверь, визгливо закричала:

– Выпустите нас отсюда, козлы-сволочи!

Я ощупью выбрала себе место на двери, стараясь не попасть по ручке, и тоже ударила, но не сильно, а скорее пробуя, какой от этого будет результат, для моих рук, например. Результат мне не понравился.

– Тихо, – вдруг успокоившись, сказала Маринка и опять схватила меня за плечо, – ты слышишь?

За дверью явно прослушивалось какое-то движение. Кто-то невидимый нам подошел к ней и загремел связкой ключей.

– Откройте, пожалуйста, дверь, – сдерживая все эмоции, милым голосом произнесла Маринка, – у нас замок заклинило, и мы…

Я услыхала, как в замочную скважину был вставлен ключ, он повернулся несколько раз, и дверь открылась. В коридоре тоже было темно.

Не знаю, как повела себя Маринка, а я не успела даже рот раскрыть, чтобы что-то сказать нашему неизвестному освободителю. Раздался резкий сухой щелчок, и мне по глазам ударила вспышка света, потом опять щелчок и снова вспышка.

– Прячься! – крикнула я Маринке и, упав на пол, метнулась в сторону.

В горле запершило. Выстрелы все продолжались. Не знаю, сколько их было. Может, пять, а может, и семь. Я почувствовала, что мне становится трудно дышать, непрошеные слезы потекли из глаз, из носа тоже потекло, да так резво, что я даже успела этому удивиться.

«Газовый пистолет!» – догадалась я, прикрывая лицо ладонями, стараясь не тереть глаза, но пока я это сообразила, уже несколько раз потерла…

Сев на пол, я ткнулась лицом в подол и, стараясь дышать неглубоко и осторожно, стала вжиматься в стену спиной, чувствуя, что погибаю и ничего с этим поделать не могу.

Выстрелы закончились, стукнула, снова захлопнувшись, дверь в кабинет, а я все продолжала сидеть, перебарывая подступающую дурноту.

Подол в том месте, где я прижалась к нему лицом, стал уже совсем влажным от слез и прочего. Это, кстати, принесло некоторое облегчение, потому что через мокрую ткань дышать стало легче. Вместе с облегчением стали появляться и первые здравые мысли. Я вспомнила про окно и сообразила, что открытая форточка будет единственным шансом побыстрее закончить с этим кошмаром, который сейчас происходит с нами.

Чтобы добраться до окна, нужно было сориентироваться, где я нахожусь. Не открывая воспаленных глаз, я начала вспоминать расположение мебели в кабинете. Примерно соорентировавшись, я встала, пошатываясь, и, выставив вперед правую руку, осторожно даже не пошла, а стала красться в выбранном направлении.

Через пару шагов я наткнулась на что-то мягкое.

– Маринка? – спросила я и удивилась тому, как хрипло и незнакомо прозвучал мой собственный голос.

Маринка ответила мне неразборчивым скулежем, и я обошла ее, при этом едва не упала, зацепившись своей ногой за ее ногу.

Крепко зажмурив глаза, я, задевая за стулья и натыкаясь на столы, бросилась в направлении окна.

Не знаю, сколько прошло времени с начала моего путешествия, мне показалось, что немного, в итоге я, два раза больно ударившись коленом и наверняка при этом порвав колготки, добралась до окна.

Чтобы дотянуться до форточки, мне пришлось взгромоздиться на подоконник. Со второй попытки мне это удалось.

Я села на подоконнике на корточки и, дотянувшись до фрамуги, нащупала и открыла ее.

На меня пахнуло замечательно вкусным свежим воздухом. Чуть ли не высунувшись наружу, я дышала, дышала, не открывая глаз, и никак не могла надышаться.

Наконец вспомнив, что я здесь не одна, с сожалением отстранилась от раскрытой форточки и прохрипела:

– Маринка, иди сюда.

Послышались звуки падения стульев, скрежет сдвигаемых столов, негромкое бормотание. Я, вытянув вперед руки, стояла рядом с окном и ждала. Глаза все еще открыть было невозможно, хотя значительно полегчало.

Маринка добралась до меня минут через пять, а может, и больше.

– Я здесь, я здесь, Оля, – шептала она. Поймав ее за руку, я помогла ей подойти ближе.

Постепенно слезоточивый газ рассосался и улетучился. Я, растирая по лицу остатки туши и слез, наконец решилась открыть глаза.

С улицы от фонарей падал слабый свет, позволяющий рассмотреть кабинет.

Маринка стояла рядом со мною с закрытыми глазами и с широко открытым ртом. Я уже было собралась пошутить на эту тему, но не решилась.

Обойдя ее, я поспешила к двери.

– А уже смотреть можно? – робко спросила у меня Маринка.

– У меня получается, – ответила я и толкнула дверь. Она опять оказалась запертой. Прижавшись к ней ухом, я прислушалась. Кроме тишины, я не услышала ничего.

– Как ты думаешь, сколько сейчас времени? – спросила у меня Маринка поразительно спокойным голосом.

– Не знаю, но мне кажется, что из галереи уже все ушли. А нас снова заперли.

Маринка промолчала, а я, подумав, что ее вопрос имеет смысл, постаралась разглядеть на своих часиках, что же показывают их стрелки. Хотя действие газа уже кончилось, но малейшее напряжение в глазах вызывало новый приступ слезотечения.

– Посмотрела, сколько натикало? – снова спросила Маринка.

– Сама смотри, я не вижу, – огрызнулась я, начиная уже здорово волноваться и нервничать от безысходности.

Попасть в ловушку и даже не иметь представления, как из нее выбраться! Давненько вы, драгоценная моя Ольга Юрьевна, не вляпывались в такое удовольствие.

– А чем это пахнет? – неожиданно спросила Маринка и зашмыгала носом. – Мне кажется или что-то горит?

Я принюхалась. Действительно, по кабинету поплыл слабый запах гари. Я поняла, что запах идет из-под двери.

– Там что-то горит, – сказала я и, осознав смысл своих собственных слов, вздрогнула от навалившегося ощущения ужаса. – Если мы не выберемся в самое ближайшее время, то потом уже…

– Что?! Сгорим?! – крикнула Маринка и забарабанила кулаками по стеклу:

– Караул! Помогите!

Внезапно она замолчала и, посмотрев на меня, сказала:

– Это ты во всем виновата!

– Не поняла! – удивилась я. – Ты бредишь, что ли, от страха?

– Сама ты бредишь, – огрызнулась Маринка. – Это ты первая закричала, что здесь пожар, когда пожаром и не пахло. Сглазила!

– Тьфу ты. – Я решила не вступать в бестолковую дискуссию и отошла от двери.

– Господи, господи, – Маринка сжала виски руками и закачалась на месте, – если бы здесь был Виктор, он бы все разрулил быстро и молча.., и все прошло бы, как кошмарный сон.

Услышав про Виктора, я едва не вскрикнула и хлопнула себя ладонью по лбу: так долго быть такой дурой, это непростительно, Ольга Юрьевна!

Я подбежала к столу и вытрясла из своей сумки сотовый. Быстро нажав нужные кнопки, я прислушалась к длинным гудкам, доносившимся из трубки.

– Звони в милицию, пусть приезжают немедленно! – закричала Маринка и, подскочив ко мне, затрясла меня за руку, в которой я держала телефон.

– Отстань! – Я оттолкнула ее и услышала, что мне наконец ответили.

– Виктор, – раздался знакомый четкий голос.

Я от волнения даже не сообразила, что нужно говорить, и почувствовала внезапно странное умиротворение, словно мы с Маринкой уже выкарабкались из этой истории.

– Да, – повторил Виктор, и, уже испугавшись, что он сейчас положит трубку, я закашляла и позвала:

– Виктор, нам срочно нужна твоя помощь…

Маринка дернула у меня из рук трубку:

– Срочно приезжай, – заорала она, – нас тут сжигают.., уже одну убили…

– Дай сюда! – рявкнула я и, забрав свой сотовый, кратко и четко изложила Виктору все, что произошло.

– Еду, – ответил он и отключился.

Я сложила трубку и убрала ее в футляр.

– Ну, когда он наконец появится? – с весьма раздраженной интонацией, совершенно не подходящей к ситуации, спросила меня Маринка.

Я пожала плечами:

– Он постарается побыстрее.., а интересно, тут есть противопожарная сигнализация?

Я посмотрела на потолок и, хотя видно было плохо, но мне показалось, что я заметила характерные, похожие на воланы от бадминтона, индикаторы сигнализации.

– Ты думаешь, если она есть здесь, то ее нет в коридоре? – ехидно спросила у меня Маринка. – Она тоже отключена!

Я молча признала ее правоту. Иногда и Маринка говорит верные вещи.

Запах дыма усиливался, теперь уже приходилось радоваться тому, что входная дверь плотно закрыта и сдерживает собою его клубы. Судя по всему, пожар бушевал в галерее серьезный.

Мы с Маринкой прижались к окну, но, несмотря на открытую форточку, даже в этом месте дышалось уже с трудом.

Я пыталась открыть окно полностью, но старые деревянные рамы, покрытые десятками слоев краски, решительно отказались мне подчиниться.

– Да что же это такое, – проворчала Маринка. – Пока он приедет, вся дымищем провоняешь насквозь.., потом и в десяти водах не отмоешься…

– Хорошо, успел бы приехать, пока мы живы. – Я ударилась в самый махровый пессимизм. Ведь запросто могло так получиться, что Виктор приедет, а сделать ничего и не успеет.

От этой мысли стало себя так жалко, что захотелось плакать. Еле сдерживаясь, я начала молча сочинять статью – последнюю в моей жизни. Эффект получился обратный задуманному: плакать захотелось еще сильнее.

– О-оль, а ты о чем думаешь? – Маринка, шмыгая носом, толкнула меня локтем в бок.

Я глубоко вздохнула и посмотрела на плохо освещенный уличный закуток, куда выходило окошко нашей тюрьмы. Немного помолчав, я честно ответила:

– Мозаику складываю. И пока она ложится плохо. Как, по-твоему, кто все это нам с тобою устроил? Получается, что Жанна, больше некому…

– Да пошли они все к едрене-фене, – взвилась Маринка, – нашла о чем думать! Ты соображай, как выбраться отсюда… Слушай, – Маринкин голос поднялся до торжествующего фортиссимо, – мы еще в форточку не кричали, вот!

Она заскочила на подоконник и прильнула к форточке. Я уже заранее напряглась, приготовясь услышать классический Маринкин крик, но неожиданно Маринка негромко воскликнула:

– О, привет, ну наконец-то!

В это мгновение и без того куцее освещение померкло, и я увидела мужской силуэт около окна.

Виктор, присев на корточки, посмотрел на Маринку и кивнул ей.

…Можно считать большим везением то, что единственное окно кабинета Жанны выходило в тупик между глухими стенами трех старых домов.

В традиционном центре нашего города много таких безнадежных тупичков, происхождение которых никого не интересует, они стали просто местной достопримечательностью и по мере возможности и необходимости используются всеми знающими людьми. Используются в основном, конечно, как бесплатные туалеты.

Получив от меня по телефону информацию, которую я, как ни старалась, а, наверное, высказала сумбурно, Виктор, как всегда, сумел сделать правильные выводы из минимума данных. Не тратя времени на разговоры, хотя Маринка и пыталась, по своему обыкновению, втянуть его в переливание из пустого в порожнее, Виктор быстро осмотрелся и произнес только два слова:

– Понял, ждите.

После чего он поднялся на ноги и исчез в полумраке.

– Куда это он подевался?! – нервно выкрикнула Маринка, стараясь высунуться из форточки, но у нее это не получилось, и она от негодования даже затопала ногой по подоконнику.

Я же решила, что нужно поступить более конструктивно, и, отойдя в глубь кабинета, задержала дыхание, потому что здесь уже почти нечем было дышать, на ощупь подобрала со стола свою сумку и рукой прощупала ее содержимое. Оставить хоть что-нибудь, могущее намекнуть на меня, не хотелось.

– Оля, вот он! – крикнула Маринка, и я опять бросилась к окну.

– Отойдите от окна, – скомандовал Виктор, нагнувшись с той стороны, и сделал резкий жест рукой. Мы с Маринкой не спросили ни о чем, потому что слишком хорошо знали Виктора. Если он что-то говорил, нужно было делать так и не иначе.

Мы с Маринкой отпрянули и встали слева и справа от окна. Послышалось урчание мотора, затем какой-то скрежет, переходящий в звук, похожий на стон, и через несколько минут, показавшихся мне очень-очень долгими, все кончилось. Оконная решетка, изогнувшись, оторвалась от правого откоса.

Мы с Маринкой, поднявшись на подоконник, стали дергать рамы на себя, стараясь открыть наконец-то окно. Задребезжали стекла, закачались фрамуги, но и в этом деле нам помог Виктор. Коротко махнув рукой, он разбил первые стекла и, поддав снаружи, помог внутренним рамам открыться.

Первой вылезла Маринка, за нею я.

Встав на твердую землю, я посмотрела на окно, из которого только что выбралась. Словно черный туман выползал из него и стелился по грязной, оттаявшей после первых заморозков земле.

Виктор выдрал решетку с помощью троса и заднего бампера какой-то машины, стоявшей на выходе из тупика.

Схватив нас с Маринкой под руки, он быстро повел нас подальше от этого места.

…Мы все вместе добирались до моего дома на такси. От нас с Маринкой настолько сильно пахло дымом, что шофер не удержался и завел разговор про шашлыки. Никто из нас не поддержал этой темы, даже Маринка угрожающе засопела, и шофер, очевидно, сообразив, что не в шашлыках основной интерес в жизни, замолчал и попросил расплатиться с ним еще до того, как мы доехали.

До самого моего дома не было сказано больше ни слова.

Поднявшись ко мне в квартиру, Маринка, видимо, решив, что на сегодня план по молчанию уже перевыполнен, разразилась бурной речью, зачем-то пересказывая мне все, что с нами произошло. Так как я при всех событиях присутствовала, то не стала дожидаться окончания этой истории и заперлась в ванной.

Плескалась я долго и когда наконец вышла, Маринка, позевывая и потирая глаза, уже совсем потеряла интерес ко всему, кроме сна.

Что и требовалось доказать.