Любопытство не порок

Глава 7

Утро началось для меня ужасно: с больной головой и привкусом гари на губах. Посмотрев на просветлевшее окно, я с огорчением поняла, что давно уже пора вставать.

Как я доползла до ванной, даже вспоминать не хочу – это был подвиг, а я дама скромная и в саморекламе не нуждаюсь.

Марина моя громко стонала, лежа на диване, и когда я подошла к ней и спросила о ее самочувствии, она, не открывая глаз, очень вежливым тоном послала меня к черту. Я даже не обиделась, потому что прекрасно ее понимала, хотя, между прочим, не скажи она вчера мне о том, что Рита с Жанной ругаются, ничего бы и не было. Может быть.

Оставив Маринку в покое, я прошла на кухню. Там за столом сидел Виктор и слушал новости по радио.

– Про пожар объявили? – спросила я его.

Виктор кивнул и встал. На плите стоял горячий чайник, и Виктор собирался накормить меня завтраком.

Замечательный парень, он даже положил на краешек стола пачку моих сигарет. Увидев их, я не смогла сдержаться и передернулась от отвращения: после того как мне пришлось принудительно дышать дымом в замкнутом пространстве, делать это добровольно не хотелось совершенно.

– Яичница, – сказал Виктор, и я сразу же кивнула. Он мог бы и не объявлять свое меню для меня, все равно, кроме яичницы, сегодня на моей кухне невозможно было больше ничего приготовить.

Я уже заканчивала завтрак, когда зазвонил телефон. Это беспокоился о своих потерянных товарищах по работе Кряжимский. Утешив его, что и я, и Маринка, и Виктор живы и здоровы, я пообещала, что на работе мы, конечно же, появимся. У меня, правда, не хватило наглости уточнить, когда мы это сделаем, а добрейший Сергей Иванович почему-то и не спросил об этом. Он только напомнил, что уже десять часов, и мне сегодня предстоит встреча со следователем.

Вот об этом, кстати, я и забыла.

Вскоре после его звонка выползла на кухню и Маринка в весьма склочном расположении духа и, зыркнув на нас с Виктором припухшими глазами, ничего не сказав, спряталась в ванной.

Ожидая ее появления, я направилась в гостиную пощелкать каналами телевизора. Телек был интереснее и безопаснее злой Маринки. А уж если злая с утра Маринка схлестнется с хмурой Ольгой!..

Короче говоря, телевизор должен был помочь предотвратить вселенский кризис местного масштаба.

Новости обрадовали меня видеорепортажем с кошмарного пожарища в «Арт-галерее».

Огонь наружу из здания не вышел, но внутри повыгорало достаточно. Коротко стриженный пожарный капитан рассказывал: «Очаг возгорания находился в административном коридоре. Скорее всего в мусорной корзине была оставлена бутылка с остатками хозяйственной жидкости, а ввиду того, что вчера местные художники…»

Я убрала звук и смотрела только изображение: закопченные стены выставочного зала. Обгорело всего несколько картин и одна или две сгорели полностью.

Когда пожарные новости сменились спортивными, я выключила телевизор и вернулась на кухню.

Там уже восседала Маринка и усталым голосом язвила молчавшему Виктору по поводу его никому не известной личной жизни.

– Мне по «ящику» сказали, что причина пожара в «Арт-галерее» лежала в мусорке, – объявила я, входя на кухню.

– И что это было? – спросила Маринка, морщась, словно заранее предвидя неумную шутку с моей стороны.

– Что-то вроде бутылки бензина, как я поняла, – ответила я.

– Ну ясно, – Маринка жестом попросила Виктора налить ей чашку чая. – Помню, когда я сдавала на права, мне инструктор тоже говорил, что для зажигания нужен бензин.., в общем, как-то так… Короче: само загорелось, получается?

– Этого не сказали, – возразила я, – даже если они так сперва и подумали, то кое-что, найденное в кабинете, заставило их передумать.

Маринка вздохнула и промолчала. Скорее всего ее угнетало то же, что и меня. Хоть и мутило и голова была чугунной после вчерашнего, но видение убитой Риты действовало сильнее.

Я присела за стол, выпила чаю за компанию, и наконец-то мы собрались ехать на работу.

Моя «Лада», предусмотрительно не взятая на презентацию, стояла там же, где я ее и оставила вчера, – перед подъездом. Виктор без просьб и напоминаний сел за руль, а мы с Маринкой постарались устроиться поудобней на заднем сиденье автомобиля.

Пока ехали, меня едва не укачало, и я прокляла все на свете: если бы не необходимость выяснить причины покушения, черта лысого я поехала бы сегодня на работу. Да и в ближайшие пару дней тоже.

Посторонних в редакции не было.

– Ну наконец-то! – провозгласил Ромка, встречая нас около входа.

– Про тебя врут, что ты кофе варишь, почти как я, – мрачно сообщила ему Маринка, поглядывая почему-то на настенные часы.

– Почему же это врут? – надулся Ромка, сразу же купившись на эту простенькую хитрость, – и не врут вовсе, я правда умею…

– Ну так свари, пожалуйста, а то мы с руководством совсем обалдели после праздничка-то, – подвела Маринка итог дискуссии и запросто прошла в мой кабинет.

– Опять звонил следак из Волжского, – заговорщицки сообщил мне Ромка, – напоминал, что он вас пригласил сегодня на беседу.

– Спасибо, Рома, – поблагодарила я его и побрела за Маринкой в кабинет.

– В два часа, – выкрикнул Ромка мне вслед, и я кивнула, не оборачиваясь.

Через двадцать минут вся наша творческая бригада сидела вокруг кофейного столика и пробовала Ромкин кофе. Я рассказала все подробности вчерашнего происшествия.

– Это та тетка все и провернула, – тут же отреагировал Ромка. – Мафия.

Я вопросительно взглянула на Сергея Ивановича.

Он помолчал, пожал плечами и начал размышлять вслух:

– Пока неважно, кто все это устроил, важно – зачем. Создается впечатление, что после убийства Риты было решено устроить пожар и скрыть все следы, а вы под раздачу неприятностей попали случайно, исключительно по вине собственного любопытства, милые дамы.

Я промолчала, Маринка приоткрыла уже рот, чтобы что-то ляпнуть резкое, но только вздохнула и пробормотала:

– Я рассказала Ольге то, что видела, а она решила собственными глазами.., мда.

– Вы думаете, что причина пожара в необходимости скрыть убийство Риты? – Я задала этот вопрос, наверное, только из-за своего несносного занудства. Я сама уже так думала, но мне хотелось, чтобы Кряжимский еще раз убедил меня в этом.

– Пожар получился слишком уж ерундовый по общему ущербу… У меня такое впечатление, что убийство было случайным и убийца перепсиховал. Вы абсолютно правы, говоря, что умнее было бы вызвать милицию… Есть, правда, второй вариант, – Сергей Иванович задумчиво посмотрел на меня.

– Обрадовались возможности грохнуть и нас за компанию? – спросила Маринка, презрительно скривившись. Хороший Ромкин кофе обвально ухудшил ее и без того плохое настроение. – И кому же это понадобилось и зачем, скажите, пожалуйста?

– Кому – не знаю, – ответил Кряжимский, – а зачем – это вы уж у себя спросите. Что-то где-то вы сделали нежелательное, и у вашего противника не осталось выбора. Пардон, я оговорился: у нашего противника. Конечно, у нашего.

В ответ на его слова Виктор энергично кивнул, а Ромка забарабанил пальцами по столу и пробормотал: «один за всех»…

Мы с Маринкой переглянулись.

– Точно: Жанка, сука, – проговорила она и тут же быстро закончила:

– Не понимаю ничего.

– Ты с Антоном далеко зашла? – тихо поинтересовалась я у нее.

– Хватит, а? – Маринка посмотрела на часы, потом быстро обрела взглядом всех присутствующих. – Никуда я с ним не заходила. Мы тихо-спокойно разговаривали в зале, и все. И вообще: что за дела? Мы, слава богу, не в Турции живем средневековой, чтобы за один разговор с парнем… Чушь, чушь, чушь!

Маринка распыхтелась не на шутку, и я поспешила исправить положение.

– Единственное, что приходит в голову, так это взаимосвязь покушения на нас со смертью Спиридонова, – произнесла я.

Маринка, услыхав мои слова, вздрогнула:

– А при чем здесь Спиридонов?

– Он мне сказал одну фразу, смысла которой я не поняла. – Мне почему-то захотелось улыбнуться, словно стараясь таким образом замять признание в собственной глупости.

– И что же он тебе сказал? – прищурилась Маринка.

– Он даже не прямо утверждал, а намекнул мимоходом, что его смущает эта выставка, ну та, на которой мы вчера с тобою развлекались… Вот о его смущении я и рассказывала всем встречным-поперечным…

– Вот блин! – в сердцах вскрикнула Маринка. – Да чтоб я с тобой хоть раз еще куда-нибудь пошла!.. Нет, Сергей Иванович, как вам это нравится, а? Она, можно сказать, вызывает огонь на себя и еще меня хватает за компанию. Спасибо, подруга! – Маринка высказала все это на одном дыхании, потом посмотрела на Ромку. – Рома, солнышко, – не меняя интонации, обратилась она к нашему всеобщему воспитаннику, – не пойму никак, что именно в твоем кофе не так, как нужно, налей еще, – и протянула свою чашку.

Пока Ромка выполнял ее просьбу, я достала из сумочки пачку сигарет «Русский стиль», выбила одну и посмотрела на нее, оценивая при этом свои ощущения. Как ни странно, но сигарету мне видеть было не противно. Я рискнула и закурила.

Так как все молчали и ожидали продолжения моих слов, а сказать больше мне было нечего, я обратилась к Сергею Ивановичу:

– Какие у вас есть данные об этой выставке? Выкладывайте все, и будем вместе соображать.

– Минутку, – Сергей Иванович встал и вышел из кабинета.

В возникшей тишине Маринка задумчиво проговорила:

– Слишком много пили на этой презентации, и полумрак был, как в стрип-клубе. Слушай, а может быть, там притон наркоманов?

– Может, – кивнула я, – но я думаю, что Спиридонов про наркотики, конечно, что-то слышал, но эта тема была для него малоинтересна. Он ведь всю свою жизнь посвятил живописи.

Вернулся Кряжимский, неся в руках красочно оформленный буклет и несколько листов с отпечатанным на них текстом.

Он снова сел на стул, взглянул на пустую чашку. Ромка вскочил с места, взял кофеварку и вышел, пробормотав: «Пойду заварю еще неудачного кофе».

Маринка хмыкнула, я усмехнулась.

Кашлянув, Сергей Иванович начал говорить:

– Как вам уже известно, господа, выставка была совместной, так сказать. Наряду с интересными работами старых мастеров из частных коллекций были выставлены и работы недавних выпускников художественного училища. Причем работы молодых художников были копиями тут же выставленных старых картин.

– А зачем это? – спросила Маринка. – Они показывают, что тоже так умеют, что ли?

– Вероятно, – пожал плечами Кряжимский. – Вот здесь все эти пары и представлены вместе, – он развернул принесенный буклет и пролистал его, показывая нам. – Тут есть один абзац, – продолжил он, – смысл которого в том, что если заинтересованные лица захотят приобрести качественную копию, то они уже будут знать, куда обратиться.

– Вроде нормальная коммерция, – заметила я, – а вас что-нибудь смущает?

– Меня нет, – ответил Сергей Иванович, – оснований для этого не имею.

– Да, – заметила я со вздохом, – маловато информации.

– Да считай, что совсем нет, – сказала Маринка. – Ты в своей жизни когда-нибудь интересовалась живописью серьезно? – спросила она у меня.

– Нет, – призналась я.

В этот момент зашел Ромка и принес новую порцию кофе.

– Увы, такой же неудачный, как и в прошлый раз, – с лицемерным вздохом сказал он и начал разливать кофе по чашкам.

Маринка уже открыла рот, чтобы съязвить на эту тему, но вдруг заподозрила, что над нею издеваются. Она вытаращила глаза на Ромку, но тот, низко наклонив голову, быстро разлил кофе и сел на свое место, все так же не поднимая глаз. Я заметила, что он улыбается. Ну что ж, так Маринке и надо.

– А какие картину пострадали от пожара? – продолжила я расспрашивать Кряжимского.

– Собственно, всего одна, – ответил он, откладывая буклет и перечитывая свои листочки, – причем сгорела буквально дотла, остались от нее только…

– Рожки да ножки, – радостно подхватил Ромка.

– Почти, – усмехнулся Сергей Иванович, – в этом случае они называются фрагментами подрамника.

Он снова взял буклет и, полистав его, нашел нужную репродукцию.

– Эта картина почему-то без пары, – заметил он, – следовательно, копии не было. Неизвестный автор, Голландия, восемнадцатый век, изображен букет летних цветов.

Я взяла буклет и посмотрела. Особого впечатления на меня этот шедевр не произвел. Большущий букет на темном фоне. Эта охапка цветов мне показалась безвкусной. Страсть голландских художников к огромным букетам, кухонным натюрмортам и толстомясым дамам была мне известна. И эта картина была как бы одной из многих.

– Ничего себе цветочки, только их слишком много, – тоже заметила Маринка. – А мне, кстати, уже давненько никто цветов не дарил, – зачем-то сказала она и посмотрела на часы.

– Ты куда-то спешишь? – спросила я у нее.

– Не-а, просто контролирую ситуацию, – так искренне наврала она мне, что, знай я ее хуже, поверила бы.

– А из чьей коллекции эта картина? – задала я последний вопрос Сергею Ивановичу.

– Тут написано, что Гринцпуля. Я такого не знаю, но могу узнать. Надо?

– Я думаю, да, – кивнула я и встала. – Ну что, времечко подкатывает к моему свиданию со следователем. Указаний вам, Сергей Иванович, никаких давать не буду, вы сами все знаете. Виктор, ты меня подбросишь до РОВД?

Виктор кивнул и встал.

Мы вышли с ним вместе, и, добравшись до Волжского РОВД на моей «Ладе», я отпустила Виктора обратно, сказав, что вернусь в редакцию на перекладных.

Дежурный сержант, сидящий за стеклянной перегородкой сразу за входной дверью, выслушал меня и, позвонив, путано объяснил, что кабинет старшего следователя Трахалина находится на третьем этаже. Я все это уже знала, потому что когда-то уже имела удовольствие общаться с Петром Ивановичем Трахалиным. Помнится, в прошлый раз он всерьез собирался посадить меня в тюрьму. По крайней мере, так мне пояснил верный и преданный Фимочка Резовский.

Поднимаясь по лестнице, я, вспомнив о Фиме, тут же попеняла себе, что ничего ему не сообщила о своем визите в это заведение. Но, подумав, что в случае задержки мои друзья все равно ему позвонят и он тут же примчится, бросив все свои дела, я перестала об этом думать.

Кабинет Трахалина располагался в самом конце бесконечно длинного коридора за светло-желтой дверью. Табличка на двери отсутствовала, блестел только один номер. Перед дверью стояли обшарпанные стулья, на которых, слава богу, ожидающих посетителей не наблюдалось, и, правильно это поняв, я постучала в дверь и приоткрыла ее.

Петр Иванович Трахалин, старший следователь РОВД, сидел за столом и, низко наклонив голову, что-то писал.

– Вы по какому делу, девушка? – спросил он меня, оторвавшись от своего важного дела.

Слегка обозлившись от того, что он сделал вид, будто меня не узнал, хотя мы с ним встречались, и совсем недавно, я шагнула в кабинет и высказала:

– А это уж вы мне сейчас скажете, товарищ следователь, или, может быть, вы пошутили, приглашая меня для беседы? Тогда до свидания.

– Бойкова Ольга Юрьевна? – прекратив играть, вдруг признал меня Трахалин. – Проходите, пожалуйста, очень рад вас видеть.

– Правда? – засомневалась я.

У меня уже крутился на языке ядовитый ответ, но я решила сдержаться. Пусть сначала мне расскажут о причинах моего вызова сюда, ну а там видно будет.

Я прошла в кабинет и села на стул, стоящий напротив Трахалина.

Разговор со следователем был скучен и тягуч, как надоевшая жвачка. Трахалина весьма интересовал вопрос, почему я, взяв письмо от Спиридонова, не позвонила сразу же в УВД или еще куда-нибудь? Под «куда-нибудь» он явно имел в виду нашу городскую психолечебницу. Эту тему он пережевывал настырно и угрюмо, постоянно возвращаясь к одному и тому же: почему я не позвонила в органы?

Я вяло отговаривалась, как могла, и ждала, когда же наконец он закончит.

Я уже настолько изнемогла, что не сдержалась.

– Я все поняла, Петр Иванович, – прервала я его, состроив одну из своих милейших улыбок, действующих обычно на мужиков затормаживающе. Сработало и на этот раз. Трахалин заткнулся на полуслове, посмотрел на меня, раскрыв рот – жалкое зрелище между прочим, – и, словно очнувшись, опустил голову и нервно закрутил в пальцах зажигалку.

– В общем и целом, Ольга Юрьевна, вы меня поняли, я надеюсь, – после затянувшейся паузы сказал он и наконец поднял на меня глаза.

– Именно так, в общем и целом, – закивала я и, перехватывая у него инициативу, спросила:

– Петр Иванович, не расскажете ли вы мне, как погиб Спиридонов Николай Игнатьевич?

– Увы, это не в моих силах. Служебная информация огласке не подлежит, – с тяжелым вздохом произнес Трахалин, вынул из стола пачку сигарет «Петр Первый» и задумчиво посмотрел на меня.

Я решила не напрягать следователя, и так уставшего от разговора с неуступчивой дамой, да еще и вынужденного изображать из себя джентльмена.

– Давайте закурим, – предложила я ему, словно это была моя идея, и вынула из сумочки свои сигареты.

Мы закурили, и, расслабившись, Трахалин проговорил:

– Ну, вроде все мы с вами обсудили, Ольга Юрьевна…

– Вы хотели мне рассказать подробности, – робко напомнила я ему.

– Не хотел, – попытался заупрямиться он, но я уже вцепилась в него мертвой хваткой, не меняя, впрочем, приветливого выражения лица.

– Петр Иванович, – сказала я, – вот представьте себе ситуацию. Наша газета печатает письмо Спиридонова о смерти, теперь нам уже деваться некуда, мы должны дать подробности этого дела и вообще держать его на контроле. Предположим, что, не получив от вас необходимой информации, мы задействуем другие источники. Представляете, что будет дальше?

– Если вы про увеличение тиража, то этот вопрос не ко мне, – выдал Трахалин неожиданную фразу.

– Я не про тираж, – пояснила я, – с этим, слава богу, справляемся, я совсем про другое. Ведь наши источники могут оказаться неполными и даже более того, они, возможно, исказят суть дела. – На меня нашло вдохновение, я положила ногу на ногу и откинулась на спинку стула. – Так вот, – продолжила я, – представьте себе, что после статьи о том, как главный редактор газеты побывала в РОВД и с ней провели беседу, – я понизила голос, и он зазвучал у меня особенно притягательно (по крайней мере, мне говорили, и не раз, что он так звучит), – а о нашей с вами встрече я не смогу не написать статью – положение обязывает. Мы публикуем нашу версию событий. Если она окажется неверной, то мы напечатаем опровержение, указав, что органы не оказали нам содействия, а это уже можно квалифицировать как противодействие. Верно?

Трахалин слушал меня с таким удивленным выражением лица, что мне пришлось даже нахмуриться, чтобы сдержать напавшую на меня смешинку. Заметив, что он еще не придумал, как ему реагировать на мой выпад, я продолжила:

– Если вы расскажете мне подробности этого дела, я гарантирую верное описание событий, что выгодно для меня. И в этом случае вы во мне получите союзника, который тоже найдет, чем с вами поделиться…

Я говорила быстро и увлеченно, почему-то думая про Фиму Резовского. Я так долго была знакома с этим неординарным человеком, что кое-чему у него научилась. Наверное, он бы порадовался за меня, если бы имел возможность слышать мои разглагольствования.

Трахалин заслушался так, что забыл про свою сигарету, и она вся издымилась в пепельнице. Когда я закончила, он встряхнул головой, посмотрел на то, что осталось от его сигареты, и вынул из пачки новую.

– Ну вы даете, – пробормотал он, – кто бы мог ожидать, что вы так разговоритесь…

– Не все ж вам одному, – ласково подтвердила я его наблюдение.

Помолчав, Трахалин спросил у меня:

– Я могу быть уверенным, что в случае получения вами какой-либо важной информации вы сначала известите меня, и только потом мы с вами вместе решим, что стоит печатать, а что нет?

– Нет, – честно ответила я и быстро добавила:

– Но я вам гарантирую, что если что-то появится, то вы это узнаете раньше наших читателей.

Трахалин опять надолго задумался. Задумалась и я. Ольга Юрьевна предложила пари Войковой. Или нет, лучше не так. Оля поспорила с Оленькой на то, что Трахалин согласится, потому что подумает, что в случае чего сумеет надавить на «Свидетеля» и задержать неугодную ему публикацию.

Пока Трахалин молчал, прикидывая, что ему выгодно, молчала и я, соображая, на что же я спорю сама с собой.

Трахалин принял решение первым. Он мне объяснил, что принимает мое предложение, но не потому, что оно ему очень понравилось, а потому, что я ему симпатична.

Я промолчала, вздохнула и поняла, что выиграла-то Оленька, впрочем, как и следовало этого ожидать.

– Значит, так, – начал Трахалин, снова закуривая и оценивающе поглядывая на меня, – позавчера приблизительно в тринадцать тридцать пять гражданин Спиридонов вернулся к себе домой. Там его уже ожидал гражданин Диванов Борис Иванович. – Тут Трахалин кольнул меня быстрым острым взглядом, но я так равнодушно поморгала ему в ответ, что он поджал губы и продолжил, словно и не проверял меня только что на вшивость. – По свидетельству Диванова, Спиридонов был чем-то возбужден и отказался объяснить причину этого. Он только напомнил Диванову про письмо, которое хранилось у него, затем попросил извинения, сказал, что он ненадолго, и вышел на лоджию. С лоджии он бросился вниз. Так как квартира Спиридонова была на девятом этаже, то результат оказался предсказуемым. Диванов, по его словам, сначала не понял, что означает продолжительное отсутствие его старого друга, подождал, потом тоже вышел на лоджию. Не обнаружив там Спиридонова, прошел по всей квартире и снова вернулся на лоджию. Там его внимание привлекла толпа народа внизу… Ну, в общем, вот и все.

Трахалин так переволновался, по-видимому, оттого, что свою малюсенькую услугу он посчитал чуть ли не должностным преступлением, что достал скомканный платочек из кармана брюк и вытер вспотевший лоб.

– И никаких сомнений ни у следствия, ни у экспертов? – уточнила я.

– Что вы! – Трахалин даже позволил себе улыбнуться, радуясь, очевидно, что его собеседница оказалась такой дурочкой и не понимает очевидных вещей. – Письмо, мотив, – начал перечислять он доводы, – ни в крови, ни в желудке не было обнаружено ничего, заставляющего подумать о чужой злой воле…

– И полный набор переломов и разрывов, – тихо добавила я.

– Конечно, а как иначе… – Помолчав, Трахалин подвел итог:

– Вот и все, что я могу вам рассказать. Загадок нет, и все ясно.

Я не ответила и подумала, что, возможно, он и не прав, как минимум одну загадочку найти здесь можно.

– Вот и все, – повторил Трахалин, – не забудьте, пожалуйста, про наше соглашение.

– Не забуду, – пообещала я, – если что, то как только, так сразу.

Обменявшись еще ненужными любезностями, мы расстались.

В редакцию я возвратилась на такси, всю дорогу прокручивая в памяти разговор со следователем.