Любовник

Глава 9

Энн раз за разом тревожно пробегала глазами по рядам кожаных корешков. «Беовульф», «Кентерберийские рассказы», «Смерть Артура» — английская история о том, как мужчина и женщина предали своего короля. В ушах продолжал звенеть голос дворецкого: он больше не с нами. Эвфемизм, обозначающий смерть, словно покойный переехал в другое место, но забыл упаковать свое тело.

Энн вела пальцем по тисненным золотом надписям: Шекспир, Чарльз Диккенс, «Грозовой перевал» Эмили Бронте. Кожаные переплеты были заметно потерты.

Энн не могла представить, чтобы Майкл зачитывался романами.

Она ощущала запах дорогой кожи и аромат свежесрезанной сирени. В доме, наполненном цветами и наслаждением, нет места смерти. Она вздрогнула, пытаясь отбросить мысли о смерти в прошлом и… настоящем. К сожалению, смерть — это неизбежная реальность.

Вечернее солнце сверкнуло на полировке дубового пола. А обтянутые темно-синим шелком золоченые шезлонги отбрасывали глубокие тени. К услугам отдыхающих перед каждым креслом стояли покрытые медным сплавом скамеечки для ног — пугающее напоминание о прежних временах, о прежней культуре. Китайские лампы из кости, с драпированными темно-синим шелком абажурами, на которых были вышиты золотые лилии, развеивали сгущавшийся полумрак,

В дверях появился Майкл и молча уставился на Энн. От этого взгляда у нее перехватило дыхание. В этот момент он вовсе не выглядел жаждущим любви мужчиной, Тем, кто несколько минут назад вел ее по лестнице в спальню. Прекрасные глаза потухли, помертвели и стали похожи на кусочки мрамора в глазницах чучела совы в вестибюле дома ее родителей. Он словно никогда не ведал радостей плоти.

— Почему ты не снимешь эту шляпку? — спросил Майкл.

Только тут Энн вспомнила, что у нее над головой по-прежнему раскачивается белый плюмаж. А он между тем бездушным тоном продолжал:

— Мужчины не ждут, что женщины станут целовать их.

— Прости, не поняла, — растерялась Энн.

— Ты хотела знать, чего я жду от женщин.

— Значит, ты не рассчитываешь, что женщина тебя поцелует?

— Нет, — без всякого выражения ответил он.

— Понятно. — Энн проглотила застрявший в горле ком. Атмосфера в комнате наэлектризовалась, как перед грозой.

— А что, мадемуазель Эймс, разве ты не желаешь знать, чего я жду от любой женщины?

Энн внутренне содрогнулась от безликого французского обращения.

— Да. — Она почувствовала, как сводит мышцы спины. — Хочу, иначе бы не спрашивала.

— Я жду, чтобы женщина лизала меня, сосала, кусала. — На этот раз его голос показался удивительно чужим. — Все, что я делал ночью с тобой, а потом утром, когда доводил до экстаза.

Его слова прозвучали вызовом. Ночью он ласкал ее губами, языком и зубами. И утром использовал те же средства. Он знал, как удовлетворить женщину, а Энн не представляла, как подойти к мужчине. И теперь сравнивала стоявшего перед ней человека с тем, который умолял ее стать его любовницей. Но у нее ничего не получалось.

В экипаже он был резок и раздражался оттого, что не мог исправить то, что постоянно вмешивалось в его жизнь. Эти чувства были ей понятны. Но Энн не знала, как себя вести с теперешним Майклом.

Впившись ногтями в ладони, она вспомнила, как ночью царапала ими спину Майкла. Интересно, остались ли на ней царапины?

— Отошел кто-то из твоих знакомых? — скованно спросила она и сама на себя разозлилась. Не смогла себя заставить произнести слово «умер»!

— Да.

— Прими мои соболезнования. Я пойму, если ты хочешь побыть один.

Мишель так долго и пристально смотрел на нее, что сердце Энн стало давать перебои.

— Это не стало неожиданностью. — Он оттолкнулся от косяка, подошел к мраморному камину и присел на корточки.

Энн вспомнила груду золы за железной решеткой камина стряпчего. Юрист не походил на человека, который разжигает огонь в апреле.

Она не предполагала, что в библиотеке француза окажется столько английских книг. Чирканье спички нарушило сгустившуюся тишину. Легкий запах гари смешался с ароматом сирени. Майкл поднялся так резко, что даже споткнулся и отвернулся от лизавших черные угли желтых языков пламени. На какое-то мгновение вся его жизнь отразилась у него на лице: страх, который он испытал пять лет назад, когда огонь пожирал его кожу. И с которым боролся до сих пор, когда приходилось разжигать камин. И потеря человека, который был ему ближе, чем просто знакомый.

Энн тоже долгие годы боролась со страхом потери, а когда наконец родители ушли, испытала облегчение, которое походило на предательство. А он, судя по всему, оказался не готов.

Майкл заставил ее смириться со своим одиночеством, а взамен предложил утешение — словами и наслаждением. Научил ее смеяться. Негоже, чтобы он оплакивал свою потерю один.

Энн решила предложить ему единственный способ облегчения, который приходил ей в голову.

— А как следует спросить, если женщина хочет лизать мужчину? Сосать? И кусать?

— Мужчины не стеснительны, — начал подначивать он. Теперь Майкл снова походил на того, кого мадам Рене назвала «жеребцом». — Если женщина хочет мужчину, она откровенно говорит ему об этом.

Сердце у Энн давало перебои.

— Я хочу тебя, — проговорила она. Угли затрещали в камине, Майкл непроизвольно дернулся.

— И как же ты меня хочешь, Энн?

— Перед окном. — Ее колени под платьем чуть не подломились. — На свету, чтобы видеть тебя всего.

Ноздри Майкла раздулись, изборожденные шрамами пальцы застыли в воздухе.

— Брать в рот пенис — это не одно и то же, что брать язык. Тебе может не понравится его вкус. — Голос сделался резким, будто этот человек никогда не ведал радости. — Не все женщины это любят.

— Но тебе же нравится целовать женские гениталии?

— Мне — да.

— Почему?

— Потому что я знаю, что это доставляет удовольствие женщинам. Секс по своей сути — вкус удовольствия. — Не стоило повторять, что в последний раз женщина ублажала его пять лет назад. И с тех пор его никто не пробовал. Все и так было очевидно.

— Я хочу тебя, Майкл. Хочу ощутить губами биение твоего сердца. И еще — потеряться в другом наслаждении.

Проходила секунда за секундой, тишину нарушали только потрескивание огня в камине, удары сердца в груди у Энн и замирающий отголосок его слов. На своем затылке она ощущала тепло огня.

— Я не хочу, чтобы ты пожалела о том времени, которое мы проведем вместе, — натянуто проговорил Майкл. Шрамы на правой щеке и на виске казались свежими в луче солнца.

— Я не пожалею о своем решении, — возразила она.

Майкл потянулся к пуговицам на брюках, а у Энн возникло странное чувство, что все это она уже когда-то видела.

— Нет! — импульсивно воскликнула она. Он замер.

— Что значит нет? — мягко спросил Майкл. Прошлой ночью он с наслаждением доверил пуговицы ей — самой невинности, которая не понимала, что следовало делать. Но, кажется, теперь она знала, как поступать.

— Подожди, позволь мне. — Энн хотела похоронить воспоминания о смерти и болезнях. На этот раз пальцы не подвели. А то, что рвалось из-под шерстяной ткани, было уже знакомо.

Это для нее. Не потому, что она заплатила, а потому, что он ее желал. Энн опустилась на колени, так что юбки распластались по полу, потянулась к ширинке и нащупала курчавые волосы. В нос пахнуло чем-то горячечным, но тут же повеяло чистым мускусным запахом мужской плоти и сирени. Солнце осветило весь его пенис и обозначило множество оттенков. Темная кожа морщилась у росистой от влаги сливы, а выше чернела бахрома пружинистых волос.

Она осторожно взяла его в руку, вложив в ладонь крайние пять дюймов, на красной головке серебрились капельки,

Не похоже на сосиску, да и на сигару тоже. И на дряблую тряпку, как у отца. Таким она запомнит Майкла надолго.

Энн провела по сливе пальцем. Та оказалась влажной и скользкой, пол кожей прощупывался пульс. Она представила, что возьмет ее в рот, и там моментально пересохло. Пальцы осторожно исследовали похожий на глаз кончик, из которого показалась одинокая слеза.

— Нужно брать его весь? — Энн осторожно дотронулась до головки губами, и плоть дрогнула от ее прикосновения. Она отпрянула.

— Нет.

Энн ощущала его взгляд. Майкл сжал руки в кулаки, мышцы на шее напряглись, словно в агонии. Энн наклонилась и старательно ткнулась в пенис губами, подражая ему, когда он ласкал ее ночью. Нежно, но не настойчиво. Закрыв глаза, пробовала на вкус, а орган трепетал и бился подобно сердцу.

Потом нерешительно вложила его между губами. Рот раскрывался все шире и шире, пока не наполнился целиком.

Вкус оказался чистым, немного солоноватым. Странное ощущение, но отнюдь не противное. В кольце пальцев ощущалась упругость. Майкл довольно заурчал и охватил руками ее шею. От неожиданности Энн попыталась отстраниться и посмотрела вверх, но он не ослабил хватки. Обрамленные бахромой ресниц веки прикрыли глаза. Зрачки превратились в булавочные головки, зато фиалковые радужки ярко сияли.

— Ну как, тебе нравится? — спросил он.

— Нравится, — честно призналась Энн.

— Ты понимаешь, что произойдет, если ты будешь продолжать?

Энн посмотрела на трепещущую головку и слизнула очередную слезу.

— Ты извергнешь семя.

— Тебе в рот, — уточнил Майкл.

Он думал, что она отпрянет, но этого не случилось. Наоборот, она потянулась и поцеловала его в бархатистый кончик — bitte. А потом захватила в рот столько, сколько смогла.

Шероховатая рука скользнула с ее шеи вверх — к шляпке. Энн пронзил страх. Она увидела в его пальцах блестящую шляпную заколку — светлая сталь была остро заточена — и отодвинулась.

— Доверься мне, — прошептал Майкл, но она не умела: всю жизнь ее учили никому не доверять. Энн глубоко вздохнула.

— Скажи, что теперь делать?

— Снова возьми в рот.

— Скажи по-французски, как другим.

Красивым. Веселым. Раскованным. Таким, какой она никогда не была.

На мгновение замерла даже пульсация в ее ладони. Солнечный столб уперся прямо в любовников и очертил блестящие тела, серую шерсть, белый хлопок и блестящий металл. Даже угли перестали потрескивать в камине. А затем…

— Prends-moi dans la bouche — возьми меня в рот. Энн закрыла глаза и приняла его в рот. А в мозгу, словно наяву, продолжала блистать остро отточенная булавка.

— Leche-moi — лижи меня.

Женщина послушалась.

— Mords-moi — кусай меня.

Она осторожно куснула.

— Suce-moi — соси.

Энн повиновалась.

— Plus profond — глубже.

Она потянулась губами вперед так, что они коснулись кольца ее пальцев.

— Plus fort — сильнее.

Пальцы сомкнулись крепче. Интересно, он тоже наслаждается близостью, когда сосет женщину, к которой испытывает влечение? Когда сосал ее?

Изборожденные шрамами пальцы впились в ее затылок.

— Pius vite — быстрее.

Энн явственно осознала хрупкость собственной шеи, мужскую мощь его руки и женскую силу своих прикосновений. Она стала двигаться быстрее, дрожа от близости открытия, и целиком погрузилась во вкус и плоть Мишеля дАнжа.

Его член продолжал твердеть и утолщаться. Но вот что-то произошло, нечто невероятное. Он готов был взорваться у нее во рту. Что-то громко звякнуло позади, и Энн догадалась, что на деревянный пол упала шляпная булавка. В тот же миг руки Мишеля сомкнулись у нее на шее, и он хрипло выкрикнул:

— Narrete pas! Черт! Только не останавливайся!

В небо ударила струя горячей и густой жидкости. Темп, напор — вот в чем суть наслаждения Мишеля. Энн инстинктивно сглотнула. Да, ей понравилось. Sauce. Blanc. Came. Французские слова катались у нее на языке. Шляпка слетела с ее головы. Внезапно она оказалась на ногах и от неожиданности заморгала, а сильные пальцы уже вынимали из ее волос заколки и освобождали пучок. Наконец пряди рассыпались по ее плечам.

Лицо Майкла раскраснелось, а глаза превратились в щелочки.

— Я не хочу сделать тебе больно.

— Ты не сделал мне больно. — Голос ее дрожал. Энн поразила сила его оргазма и ее способность его вызывать.

Майкл потерял над собой контроль. Вот в чем заключалась разница между любовником и наемным для наслаждения мужчиной. Перед ней стоял человек, сгоравший от страсти.

— Я не причиню тебе боли, что бы ни произошло. — Еще больше прядей упало ей на спину, а посыпавшиеся на пол заколки отдались эхом ударов ее сердца. — Поцелуй меня, пососи язык, как сосала конец.

— Но слуги…

— Не посмеют войти. — Майкл положил ей ладонь на талию. — Не потревожат.

Ее льняная рубашка не защищала от жара его тела. Смешно, но Энн почудилось, будто к ней в живот провалился теплый ком — его сперма, а в промежности развернулась раскаленная пружина.

— Ты когда-нибудь извергал семя в женщину без этих французских штучек? — неожиданно для себя самой спросила она.

Мишель замер, теперь он снова овладел собой.

— Да.

Сердце Энн продолжало трепетать. Как быстро он оправился от приступа страсти! Она запрокинула голову.

— А существуют другие способы предохраниться от беременности?

— Есть такие приспособления, которые женщины вставляют внутрь.

— И они безболезненны?

— Да.

— И не снижают удовольствия?

— Так мне говорили.

— А где их можно приобрести?

— У врача.

Энн нахмурилась:

— Почему не в аптеке?

— Перед тем как воспользоваться таким приспособлением, необходим осмотр.

У Энн не оставалось сомнений, какие части тела осмотрит врач, прежде чем выпишет рецепт.

— Спасибо.

— За что?

— За откровенность. И за науку! — Она больше не станет думать о мужской сперме только как о средстве оплодотворить женщину.

— Но я еще не закончил — собираюсь поделиться с тобой наслаждением.

Энн почувствовала, что ее волосы сделались тяжелыми и горячими. Вечернее солнце высвечивало все ее седеющие пряди.

— Не чувствуй себя обязанным меня благодарить. Я вполне удовлетворена.

— Но я должен, и вижу, что этот шезлонг — прекрасная альтернатива кровати.

— Я не хочу, чтобы ты рассиживался в шезлонге.

— В шезлонг сядешь ты. Голая. Лицом к солнцу. Чтобы полнее открыться, ноги положишь на подлокотники. А я начну тебя щекотать — внутри и снаружи.

Раз… Два…

Майкл вышел на балкон, посмотрел на тусклые шары газовых фонарей и отсчитал отдаленные удары часов. Он представил, как Энн спит постели, подперев щеку ладонью, и вспомнил наслаждение, которое испытал, когда она сосала его член.

Глаз уловил движение внизу, щелкнул дверной замок.

— Ты ее опоил. — Габриэль говорил спокойно, словно сообщал само собой разумеющееся. Майкл не обернулся и не ответил.

Другой возможности не было: он не хотел, чтобы Энн неожиданно проснулась, когда в доме будет находиться Габриэль, и поэтому после ужина добавил в бокал ее вина каплю настойки опия. Затем он выпил остатки вина, используя ее тело как сосуд, и любил, пока женщина не заснула.

— На этот раз ты воспользовался ключом. — Майкл не стал сердиться на то, что Габриэль прошел прямо в спальню и заметил явную ненатуральность сна его любовницы, которая и в забытьи переживала недавно испытанное наслаждение. И наслаждение, которое она доставила ему.

Майклу-Мишелю. На какое-то мгновение она помирила того и другого. И благодарила его за удовольствие.

— Ты ведь не затем меня позвал, чтобы ее забрать? — Габриэль был необычайно прозорлив. Но в его тоне Майкл почувствовал отчуждение. — Или я ошибаюсь?

Было поздно отсылать из дома Энн. Лохматые черные тучи закрыли полумесяц, который недавно освещал беззвездное небо.

— Я тебя позвал, чтобы освободиться от тела стряпчего.

— Ты его убил?

— Так необходимо спрашивать? — спокойно парировал Майкл.

Габриэль вышел на балкон и встал рядом с ним. Он заметил, что Майкл обеими руками вцепился в железную ограду.

— А почему ты сам от него не избавился?

— Не могу оставить Энн.

— Что так? — ухмыльнулся Габриэль.

Солнечный свет, отраженный луной, образовал на небе мутный ореол. Шляпная булавка тоже отражала солнечный луч. А от того наслаждения, которое она ему доставила, у женщины светилось лицо. И этот внутренний свет казался не слабее сияния луны.

Ее губы пробовали его на вкус. Его сперму, его наслаждение, когда она удовлетворяла продажного мужчину. Майкл представил солоноватость собственной спермы и сладость ее возбуждения и едва удержался от возвращения в спальню, чтобы разделить с ней пьянящий вкус обоюдного удовлетворения.

— Потому что он ее убьет, — наконец отозвался он. — А я не могу.

Ночь разорвал громкий, яростный лай. Дрались собаки. За еду? За территорию? За суку? Майкл понимал, что он ничем не лучше этих шавок. Последние двадцать семь лет он только и делал, что отвоевывал место под солнцем, добывал женщин. Еду, чтобы ублажить желудок.

Он любил смех и страсть Дианы. А Диана обожала его изощренность и силу. Майкл не ждал, что она станет его благодарить. И она не благодарила.

Пронзительный визг возвестил об окончании баталии.

— Обратись в полицию, — посоветовал Габриэль. Майкл едва сдержал злобный рык, повернул голову и перехватил взгляд Габриэля.

— В чемодане упакован Литтл, а чемодан в моем кабинете. Как ты полагаешь, полиция поверит, что он попал сюда случайно?

Светлые, как у Энн, глаза Габриэля сверкнули в темноте. Но в них не было ее мягкости, ее открытости.

— И чего же ты хочешь, Майкл?

Вчера он ответил бы по-другому, но сегодня — не вчера, а завтра может вообще не наступить.

— Я хочу Энн, — выдохнул он в пропитанный угольным дымом прохладный ночной воздух. — Хочу провести с ней остаток времени.

— И это все? — насмешливо спросил Габриэль.

— Нет. Я хочу нанять нескольких твоих людей. Мне нужны кучер, конюх и охранники, чтобы сторожить дом.

— Их можно убить.

Новые трупы у его ног.

— Все имеет свою цену, предложи каждому по тысяче фунтов…

— За такие деньги они убьют тебя самого…

— Но предупреди: если Энн пострадает или будет похищена, они не получат ни фартинга. И тогда я убью их сам, — спокойно продолжал Майкл.

— А если убит будешь ты?

Внутри у Майкла вспыхнула искра протеста, но тут же погасла. У таких людей, как он, не существовало будущего.

— Если Энн будет в безопасности, изыми средства в моем поместье и заплати сколько надо. Все, что у меня есть, — в твоем распоряжении.

Послышался глубокий вдох, и в прохладном воздухе показалось облачко пара.

— Иногда мне кажется, я мог бы сам убить тебя, Майкл.

Майкл насмешливо улыбнулся:

— Нельзя убить человека, который и так давно уже мертв.

— А ты сам когда-нибудь убивал, старина?

По его милости мертвы мужчины, женщины и дети.

— Да.

— Я имею в виду другое: ты убивал по-настоящему? Сознательно? Слышал хрипение в горле? Видел кровь на своих руках — горячую и липкую, как похоть. Понимал — к добру или худу, что этот человек мертв и ты в этом повинен?

Майкл видел завиток белокурых волос, благородный нос и черную, не светлее ночи, бездну в глазах Габриэля. В мозгу всплыли когда-то выученные в Итоне строки: «Почил высокий дух. — Спи, милый принц, Спи, убаюкан пеньем херувимов». «Гамлет», акт 5, сцена 2. Майкл вспомнил автора, название книги и место, откуда взята цитата. Но не припомнил лица наставника, лиц родителей и сестры.

Враг отнял у него память.

— Если ты не хочешь рисковать своими людьми, я обращусь в другое место.

— Майкл, ты не можешь иметь и то и другое.

— Что именно? — Он напрягся.

— Твоя смерть не спасет Энн Эймс.

Холодный ночной воздух пронизал Майкла до костей.

— Откуда ты узнал?

На губах Габриэля заиграла ядовитая усмешка.

— Ты же знаешь, я Габриэль — посланник Божий.