«Когда вы получите мое письмо, наверняка узнаете из газет о шокирующем происшествии, угрожавшем жизни нашему монарху, которое случилось в театре «Друри-Лейн». Никого из наших не было на представлении, хотя вы знаете, как моя мать любит игру Сиббера. Впрочем, после того, что произошло, фарс на сцене перестал быть смешным…»
Из письма графини Данстон ее тетке вдовствующей маркизе Шелдон.
Хотя Генри едва ли не с радостью выслушал совет, данный ему мистером Мерриуэзером, завзятым лошадником и опытным заводчиком, что вызывало у такого же ярого лошадника, каким был Генри, должное уважение, после недолгих раздумий он решил, что не стоит следовать данному совету, а лучше оставить Диану в покое. Генри даже до разговора с отцом Дианы подумывал все бросить и забыть, но, к своему удивлению, вдруг обнаружил, что не может.
Генри заявился на скучнейшее, совершенно безынтересное для него суаре по одной-единственной причине — здесь должна была появиться Диана. Он несколько раз пытался увидеть ее в Лэнсдаун-Хаусе, но всякий раз получал от ворот поворот: его не принимали, с ним не хотели разговаривать.
Прислонившись к стене, Генри наблюдал за разворачивающимся перед ним действом. Он не хотел лукавить, некоторые балы ему очень нравились, но сейчас он искал не развлечений, а Диану.
Нет, он не выслеживал ее. Он мог бы подослать своего лакея Джаспера в Лэнсдаун-Хаус, чтобы выведать у какой-нибудь служаночки, где собирается быть ее госпожа. Но он не принадлежал к числу тех, кто ради достижения нужной цели не брезгует никакими средствами. Немного поколебавшись, он отверг этот не совсем приличный план. Для людей его круга и положения в свете существовали другие, более благопристойные способы добиться своего.
Выслеживать, шпионить за Дианой Генри не собирался. Он считал своим долгом спасти Диану от брака с занудой Стикли. Несмотря на все усилия и поиски слабого места у своего противника, положение Стикли выглядело безупречным. Баронет не имел никаких любовных связей, он не слыл забиякой и не сражался на дуэлях, его финансовые дела были в прекрасном состоянии. Единственным слабым местом Стикли оказалось его незнание лошадей и отсутствие вкуса в подобных делах. Генри как-то раз разговаривал об этом с Дианой, которая тонко чувствовала лошадей и хорошо в них разбиралась. Она ясно дала ему понять, что это пустяк, который не помешает ей выйти замуж за Стикли.
А вот заставить ее выйти замуж за себя у Генри не получалось. Нет, возможностей сделать ей предложение у него было предостаточно, но зная умонастроение Дианы и ее отношение к нему, рассчитывать на успех было бесполезно. И тогда у него возникла коварная мысль: для того чтобы заставить Диану выйти за него, надо ее скомпрометировать. Мысль была недурна и к тому же легко осуществима, но от нее пришлось отказаться. Это вызвало бы скандал, который Диана никогда бы ему не простила.
А ему больше всего хотелось видеть ее счастливой. Иногда Генри пытался убедить себя в том, что Стикли действительно хорошая пара для Дианы. Если она довольна им, а Стикли все-таки неплохой человек, ну что ж, пусть тогда выходит за него. А что Генри оставалось делать? По своей воле она за него не хотела, а принудить ее, как бы ему ни хотелось, он тоже не мог. Добром бы это не кончилось.
После недели слежки и преследований — да, черт возьми, он бегал за ней — ему, наконец, удалось разглядеть, что скрывается под маской холодной вежливости, которая словно приклеилась к ее лицу.
На рауте в доме Тиверторна он прокрался к буфету, когда Диана выбирала прохладительные напитки. Их взгляды встретились, прежде чем она отвернулась, и Генри разглядел в ее глазах недоумение, растерянность, неуверенность — все что угодно, но только не счастье.
Если бы Диана была счастлива, он нашел бы в себе силы отказаться от нее, а теперь ему нельзя отступаться. Он будет преследовать ее, пока не добьется объяснений.
Генри с мрачным видом смотрел на лорда Брантли, танцевавшего с Дианой. Про себя он решил, что в следующий раз, когда встретится с Брантли на ринге в клубе Джексона, он вздует его как следует. Если он нахал, то Брантли неисправимый повеса. Черт, Генри разозлился. Почему Диана так покраснела? Что такого мог нашептать ей на ухо этот шалопай? Скосив глаза, Брантли бросил на Уэстона насмешливый взгляд, в котором сквозила явная издевка. Он откровенно упивался страданиями поклонника, отвергнутого Дианой.
Брантли, видимо, пронюхал об их размолвке. Как только танец закончился, он повел Диану к ее матери. Проходя мимо Уэстона, Брантли опять ехидно ухмыльнулся. Настроение Генри стало еще хуже, когда он заметил Стикли, беседовавшего с леди Линнет. Шепнув что-то на ухо матери, Диана направилась в сторону дамской комнаты. Не теряя ни секунды, Генри устремился за ней.
Не оглядываясь по сторонам, Диана знала, что Генри следует за ней на расстоянии. За последние месяцы она привыкла к такой игре, и хотя умом она понимала, что этому пришел конец, что-то внутри нее желало продолжения. При мысли, что ее ждет, когда Уэстон настигнет ее в укромном месте, ее плоть трепетала в сладостном предвкушении.
Диана задержалась неподалеку от дверей дамской комнаты, чтобы позволить ему нагнать ее.
— Я тут все разузнал, — прошептал Генри. — Третья дверь направо, за ней небольшая комната для переодеваний. Когда вы можете поговорить со мной — прямо сейчас или чуть позже, после того, как приведете себя в порядок?
— А что, если я вообще не хочу с вами разговаривать?
— Решайте быстрее, времени у нас немного. — Он прошел мимо нее, чуть дальше по коридору, и исчез за указанными по счету дверьми.
Диана колебалась недолго и быстро проследовала за ним. Он прав, им надо поговорить. Диана жалела, что между ними все кончено. За неделю, прошедшую с момента их размолвки, она множество раз прокручивала в голове их последний разговор. Она могла бы объясниться как следует, но ее объяснению помешал некстати появившийся сэр Сэмюель. Зато теперь она поговорит с ним, и они расстанутся… друзьями.
Быстро оглянувшись, Диана открыла дверь и юркнула внутрь. Комната для переодеваний оказалась побольше кладовой для белья, но ненамного. В ней даже было одно небольшое окно, сквозь которое лился лунный свет, освещавший скромную донельзя обстановку. Стол, стул, комод и низкая скамейка у окна.
И сам Генри.
В одной рубашке с закатанными рукавами. Сюртук и перчатки он бросил на скамейку. Сердце у Дианы подпрыгнуло и быстро застучало. Как это ни странно, но в одной рубашке он казался еще больше и привлекательнее.
— Да ты здесь расположился, как у себя дома, — пошутила она.
— Я не знал, как долго ты заставишь себя ждать. Здесь очень душно, открыть окно на улицу я побоялся, могут заметить с улицы.
— Итак, что ты хотел мне сказать? — спросила Диана.
— Разве ты не знаешь?
Бархатистый тембр его голоса, как всегда, действовал неотразимо, он ласкал, нежил, но в его глубине, как это ни странно, чувствовалась… мольба.
«Это невозможно», — сказала про себя Диана.
Конечно, он хотел ее, но разве она ему нужна? А он, разве он ей нужен? Нужда в другом человеке очень опасна, ибо пробуждает сильные чувства. Диана замотала головой, пытаясь прогнать непрошеные мысли.
Но в этот миг Генри обнял ее за талию и привлек к себе. От него пахло солнечным зноем и мужским потом, и у Дианы сладко закружилась голова.
— Может, ты хочешь, чтобы я сказал тебе, чего я хочу?
Его теплое дыхание щекотало ей шею и щеку.
— Сказать или нет?
— Что ты говоришь? — Диана попыталась вспомнить о чем он спрашивал ее.
— Я спросил, не хочешь ли ты, чтобы я сказал тебе, что хочу, хотя ты, наверное, сама об этом догадываешься. — Он нежно поцеловал ее в щеку.
Диана глубоко вздохнула:
— Я не…
— Нет, ты знаешь, — настаивал он. — Потому что ты тоже хочешь меня.
Да, она хотела его. Генри соблазнял ее, уговаривал забыть об осторожности и правилах приличия. Что поделаешь, люди часто хотят то, что не принесет им добра. Да, она хотела его, но он не тот, кто ей нужен. Диана уже не была юной и наивной и хорошо понимала разницу между желаемым и нужным. А Генри как раз доставлял ей одни душевные переживания.
Генри поднес руку к ее груди, и его рука наполнилась. Он ничего не говорил, а ее тело безропотно повиновалось его желанию.
— Не надо, — взмолилась она.
— Не надо что?
— Не надо меня соблазнять. — Она осеклась, так как ее горло перехватило от возбуждения.
— Что ты хочешь от меня? — Уэстон усмехнулся, но веселья в его голове не было и в помине. — Я не могу больше ждать. Я хочу, чтобы ты так же горела от желания, как сгораю я. Хочу, чтобы ты не могла спать по ночам, все время думая обо мне. Хочу, чтобы ты ревновала меня к той даме, с которой я танцевал бы. Хочу, чтобы ты мучилась так же, как мучился я всю прошедшую неделю. Почему ты все это время так упорно отказывалась встретиться со мной?
Потрясенная, Диана чуть отклонилась назад, чтобы взглянуть ему в лицо. Страстное желание горело в его глазах, настолько сильное, что сердце Дианы воспламенилось. До сих пор она не была столь желанной ни для одного мужчины.
— Полагаю, что нам не стоит больше говорить об этом.
— Ты так не думаешь, — прошептал Генри. — Я все время мечтаю только о тебе… Я просто с ума схожу. Ты всегда стоишь перед моим мысленным взором. Я гадаю о том, где ты сейчас, что ты делаешь, с кем ты… Счастлива ли ты. А ты счастлива, Диана? Мне это очень важно знать.
— Я счастлива так же, как и ты. У тебя есть свой конезавод. У меня сэр Сэмюель. Между прочим, он намерен на днях переговорить с моим дедом.
— Понятно, он намерен просить твоей руки. — Генри расстроился.
— Да, и это замечательно.
— После того как ты провела неделю в его обществе, неужели ты не понимаешь, что он за человек? Я так надеялся на твое благоразумие.
Диана выразительно посмотрела на него.
— Мое благоразумие изменяет мне всякий раз, когда я вижу тебя.
— Вот и хорошо, — буркнул Генри и тут же с живостью поцеловал ее. Она не осталась в долгу, ее ответный поцелуй был не менее, если не более страстным.
Диана понимала, что между ними должно произойти. Им предстояло расстаться, так пусть он запомнит навсегда Диану Мерриуэзер, почти превратившуюся в старую деву. После семи сезонов она почти потеряла надежду выйти замуж. Каждый их поцелуй казался ей похищенным у судьбы сокровищем. Диана бережно откладывала каждый из них в своей памяти, чтобы потом после расставания наслаждаться волнующими воспоминаниями. Интуитивно она понимала, что игра с огнем опасна, однако ее прежняя жизнь казалась такой скучной и тусклой, что она была рада тому волнению и наслаждению, которые Генри внес в ее жизнь.
Он подхватил ее на руки и понес к окну. Она не сопротивлялась. Сев на скамейку, Генри посадил ее к себе на колени.
И вот тут стал заметен очевидный признак его возбуждения и несомненного влечения к ней. Нечто твердое упиралось в ее бедра и наводило на определенные размышления.
Очень нежно, что было даже удивительно для такого огромного и сильного мужчины, Генри провел пальцами по ее выпуклому лбу, линии носа, округлости щеки… В ответ Диана жадно припала губами к его обнаженной коже на шее.
— Боже, Диана. — Он весь дрожал от возбуждения.
Ее пальцы ловко и быстро пробежали по его волосам, затем по шее и уперлись в мускулистое плечо. Рубашка остановила их дальнейшее путешествие, а Диане так хотелось погладить его выпуклую грудь и все его тело, что скрывалось под одеждой.
— Ну а сейчас ты чувствуешь, что делаешь со мной?
— Надо быть совсем глупой, чтобы не понять этого, — отозвалась она.
Генри рассмеялся так, что у нее все задрожало внутри.
— Теперь ты понимаешь, как мне не хватало тебя эту неделю. Как мне хотелось видеть тебя, целовать. Обнимать. Мне даже недоставало твоих колких шуток.
— Я тоже скучала по тебе, — призналась Диана.
— Я хочу тебя. — Он поцеловал ее там, где кожа была нежнее и чувствительнее всего, за ухом. — А ты хочешь меня?
Она едва не задохнулась от наслаждения, когда он обхватил губами мочку ее уха.
— Да, да, — простонала она. Этот поцелуй был особенным, он разрушил последний барьер, сдерживавший ее страсть. Теперь Диану не просто влекло к нему, теперь все ее естество требовало, просило, жаждало продолжения.
Она почувствовала, как он задирает на ней юбку, и невольно напряглась. В ее ушах зазвучал его жаркий и вместе с тем умоляющий голос:
— Диана, не волнуйся. Клянусь, я не причиню тебе вреда. Я не перейду границы, но ты мне нужна сейчас.
Разомлевшая от его ласк, Диана не сопротивлялась. Да и как тут можно было сопротивляться, когда он то прижимал к себе, то осыпал ее поцелуями, то ласкал ее грудь. Воля и благоразумие отступили назад, исчезли, словно их и не было вовсе…
— Не волнуйся, — опять прошептал он. — Здесь и сейчас ты должна отдаться своим чувствам.
— А что, если… — Она запнулась. — А что, если это в самом деле меня тревожит?
Его рука скользнула под юбку и принялась ласкать ее щиколотку, голень, бедро…
— Ты боишься допустить кого-нибудь слишком близко к себе, не так ли?
Генри осекся: как он мог сморозить такую глупость, когда они были уже так близки.
Диана замотала головой. Она хотела быть как можно ближе к нему. Но он был ей не нужен. И вообще ей никто не был нужен.
— Ты позволишь мне? — промурлыкал он. Его рука скользнула еще выше туда, между ее бедер. Волна наслаждения подхватила Диану, она уже дрожала от желания. Тем не менее ее ноги сжались, то ли она хотела остановить его, то ли удержать его руку.
— Позволь мне, — бормотал он. — Откройся.
Он прижал ладонь плотнее и начал ласкать ее самое сокровенное место. Не в силах сдержать захлестнувший ее восторг, она застонала, открывшись для его ласк.
Возбуждение овладело ими. Генри действовал умело и решительно. Его нежные руки были повсюду. Они пробуждали в ней такую сильную страсть, что Диана, отбросив все страхи, целиком отдалась ее власти…
Его пальцы проникли еще глубже, внутрь ее самой, дотронулись до какой-то части ее тела, и она забыла обо всем. Прежней Дианы больше не было, осталось одно лишь потрясающее наслаждение, которое то усиливалось, то чуть ослаблялось под ласками его пальцев. Из ее горла рвались сладострастные стоны, а все ее тело дрожало, подергивалось, изгибалось.
— Ты хочешь меня, — прохрипел Генри.
— Не знаю, — с трудом выдохнула она.
— Ты не знаешь. Зато твое тело знает.
— Да, да, — горячо зашептала она. — Мне нужно… нужно…
— Что тебе нужно?
Она уже больше ни о чем не думала, кроме одного.
— Мне нужно большего, — горячо выдохнула она.
— Боже, чем я заслужил твою милость? Я нужен тебе. Я дам тебе то, что ты просишь. Целуй меня.
Диана с силой обвила его голову руками и принялась целовать его лицо, глаза, щеки. Она целовала его так, как он учил ее — страстно и самозабвенно.
Она покорилась его настойчивости, его ласкам. Откинувшись назад, подчиняясь инстинкту, она то раздвигала, то сжимала бедра. Она уже приближалась к чему-то новому, чудесному и страшному, словно неслась вниз с горы. Она судорожно уцепилась руками за край скамьи, пытаясь удержаться на краю пропасти. Казалось, еще чуть-чуть, и она взлетит на воздух.
— Давай, ты уже моя. — Генри удвоил ласки.
И тут она разлетелась на тысячу мелких частичек.