Глава 7

«Я не мог спросить об этом за завтраком, поскольку Иззи, как обычно, начала бы ворчать и высматривать меня. Разумеется, потом она обязательно все рассказала бы маме и Ливви, так что мне пришлось отказаться от мысли поговорить с тобой во время завтрака. Ты мой самый близкий друг, поэтому я надеюсь, ты будешь до конца откровенен со мной. Итак, ответь мне, не сошел ли я с ума, приняв решение ухаживать за мисс Мерриуэзер? Вопрос звучит глупо, я никогда бы его не задал, если бы не знал, что мы оба сумасшедшие. Ты женился на моей сестре, а этот поступок, как понимаешь, ни за что бы не совершил человек в здравом уме…»

Из письма Генри Уэстона зятю графу Данстону.


Генри нахмурился. Диана считала его самовлюбленным павлином, полагавшим, будто каждая встреченная им женщина должна потерять голову из-за любви к нему… Впрочем, Диана была права, как он сам признался себе в глубине души после недолгого размышления. Разве он стремился вскружить ей голову? Скорее всего нет. Но когда Диана с такой уверенностью заявила, что никогда не полюбит его, то это невольно задело его мужское самолюбие.

— И все из-за того, что я нахал? Именно по этой причине вы никогда не полюбите меня?

— Это всего лишь одна из многих причин, мистер Уэстон.

— Пожалуйста, называйте меня Генри.

Диана замотала головой. От этого движения ее чудесные локоны пружинисто закачались вокруг лица. В лунном свете рыжие волосы переливались всеми оттенками, возникающими на небе во время заката — от золотистого до красно-коричневого.

Какими восторженными словами его мать отзывалась о ее волосах?

Замечательные? Великолепные? Восхитительные? Пожалуй, последнее. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Генри осторожно обхватил пальцами один из этих восхитительных локонов.

— Ч-что вы себе позволяете?

Странная дрожь в ее голосе вдруг коснулась чего-то глубоко спрятанного, что лучше всего было бы не будить. Хотя уже поздно: в нем проснулся и зашевелился первобытный мужчина, почти зверь.

— Пытаюсь понять, какого цвета ваши волосы, — сдавленным голосом ответил Генри.

Она бросила на него испуганный взгляд, и Генри впервые ясно разглядел, какого цвета у нее глаза. Золотистые искры сверкали, как звезды, на темно-коричневом фоне. Да и во всем ее облике было что-то от породистой арабской лошади. Как только их взгляды встретились, ее дыхание остановилось. Он по-прежнему держал прядь волос, но его глаза были устремлены на ее губы.

Только сейчас Генри по-настоящему впервые разглядел ее. Сколько раз он танцевал с ней за последние годы! Но если бы его попросили кратко обрисовать, как выглядит мисс Мерриуэзер, то он ответил бы, что у нее высокий рост и рыжие волосы. До сего дня он даже не знал, какого цвета ее глаза. Столько лет смотреть и ничего не замечать: как же он был слеп.

Как же он мог не видеть прежде этих чувственных губ? Они терялись на фоне ее всегда серьезного лица, полные сладострастия, манящие, влекущие к себе. Очевидно, Диана не отдавала себе отчета, каким привлекательным может быть для мужчин ее чувственный рот. Женщины порой не замечают, какая черта их внешности больше всего интересует мужчин, и вообще у них иногда бывают странные представления о собственных достоинствах и недостатках. С точки зрения Генри Уэстона, рот Дианы был совершенством, полным чувственности и сладострастия.

Он тревожил и волновал, пьянил и будоражил. И эти волнующие впечатления лишь усиливали внутренний жар.

Сделав над собой усилие, Генри выпустил прядь ее волос.

— Мне не повезло с волосами. Их цвет слишком броский и совсем немодный, — вздохнула Диана. — Вы мне задали вопрос, мистер Уэстон, почему я не могу полюбить вас. Так вот, я давно не та наивная девушка, которая с замиранием сердца ждет момента, когда красивый джентльмен поведет ее под венец. Скажу вам по секрету, скорее всего это мой последний сезон в высшем обществе. Если я не вышла замуж на протяжении стольких лет, то у меня есть все основания сомневаться, что мне удастся хоть когда-нибудь выйти замуж. Нет, я не питаю неприязни к брачному союзу. Мне бы очень хотелось иметь семью, свой дом, детей, но мне не очень хочется выходить замуж по любви, тем более если семейная жизнь будет сопровождаться скандалами. Достаточно взглянуть на моих родителей, их брак заключался по любви, и сколько они настрадались из-за этого! Сплетни, пересуды, косые взгляды и пальцы, указывающие в их стороны. Так что не рассчитывайте, что я паду жертвой вашего обаяния и привлекательности.

Вскочив на ноги, Генри протянул к ней руку:

— Вставайте. Давайте пройдемся.

После краткого замешательства Диана кивнула головой и встала.

— Не вижу причин отказать вам в вашей просьбе. — Она улыбнулась. — Впрочем, едва ли это можно назвать просьбой. Только пусть наша прогулка будет не слишком долгой. Половина гостей видела, как вы пошли следом за мной, и начнут судачить, если мы надолго задержимся.

Мнение посторонних людей нисколько не волновало Генри. Но тут он вспомнил слова отца, сказанные ему чуть ранее: ты должен вести себя благоразумно. Для того чтобы убедить лорда Парра продать Рейвенсфилд, Генри следовало стать более респектабельным. А этому лучше всего поучиться у мисс Мерриуэзер. Несмотря на семейный скандал, девушка в глазах светского общества служила воплощением респектабельности.

Они прошли в молчании вдоль одной из дорожек. Из открытых окон доносились звуки пианино и гул человеческих голосов. Генри укорял себя, что до сих пор уделял так мало внимания этой девушке.

Как она себя держала! Какая у нее величественная осанка! Какая длинная и красивая линия шеи! Как оригинально смотрелись на ее белоснежной коже медные пятнышки веснушек! И какой от нее исходил волнующий аромат. Чистый и свежий!

Его мать постоянно напоминала ему о мисс Мерриуэзер, не оттого ли он до сих пор не обращал на Диану внимания. Однако в глубине души он знал правду, которая была еще менее приятной. Светское общество с холодной и равнодушной небрежностью относилось к мисс Мерриуэзер, а Генри, будучи одним из ярких его представителей, подсознательно впитал эту точку зрения. Он спал с вдовами, флиртовал с великосветскими красавицами и танцевал с молоденькими девушками. Генри любил образ жизни, который поощряло светское общество, а светское общество, в свою очередь, любило и баловало его.

Как же повезло ему и его сестрам, что они родились в такой благополучной и богатой семье, а их родители мало в чем ограничивали своих детей. Как часто Генри вполуха слушал их наставления, и все об одном и том же — надо быть внимательнее к людям, к нуждам арендаторов, или что с прислугой следует вести себя как можно вежливее. Только сейчас до него дошло, почему мать не уставала напоминать о его долге потанцевать с девушкой из желтофиолей, оставшейся без кавалера, или даже с синим чулком. Ему стало стыдно: он всегда воспринимал это как тяжкую обременительную обязанность.

Тут Генри вспомнил, что хотел помочь Диане. И одновременно самому себе. Следовало во что бы то ни стало убедить лорда Парра: он респектабельный джентльмен, мечтающий обзавестись семьей, то есть стать тем, кем собирался стать сын Парра. Если он будет вести себя соответствующим образом, ухаживать за сверхдостойной леди, такой как Диана, то, вне сякого сомнения, ему удастся снискать благосклонность лорда Парра.

Что касается Дианы, то она только выиграет от того, что он увивается рядом. Ей нужен муж, и если он проявит к ней внимание, то это вызовет интерес и у других джентльменов.

Но самое главное, им уже удалось договориться: они не любят друг друга и никогда не полюбят. Чего же лучше?!

— У вас есть план? — напрямую спросил Генри.

— Какой план?

— Как какой? Вы же намерены выйти замуж в этом сезоне. Значит, у вас должен быть план.

— A-а, у меня точно такой же план, как и в прошлом сезоне, и в позапрошлом. Буду посещать как можно больше светских праздников в надежде повстречать достойного кандидата. Хотя не могу не признаться, что этот план пока не срабатывает, — не без горечи призналась Диана. — А что, у вас есть идея получше?

— Собственно говоря, есть. У меня к вам предложение, если мы договоримся, то каждый из нас извлечет для себя выгоду.

В глазах Дианы вспыхнул огонек заинтересованности.

— Может быть, вы замечали, как мужчины следуют примеру другого. Так вот, если я начну ухаживать за вами, то другие, заметив мои знаки внимания к вам, вероятно, последуют моему примеру.

Диана вскинула голову и перебила его:

— Вы собираетесь ухаживать за мной?

— Нет, я буду лишь делать вид, что ухаживаю.

— Не понимаю, к чему вы клоните?

— Надо добавить вам привлекательности. Мое присутствие рядом с вами поможет добиться этой цели.

— А что хотите взамен? — Диана подозрительно прищурилась.

В сообразительности ей нельзя отказать.

— Откровенно говоря, моя матушка вся извелась от желания женить меня. Ее стремление приобрело просто угрожающие масштабы. Для того чтобы она не устраивала мне парад невест на протяжении всего сезона, мне надо выбрать кого-нибудь, кто бы ей нравился, хотя бы вас, и ухаживать за вами.

— Мне тоже нравится ваша матушка, но…

— Послушайте, единственные, кого я буду обхаживать весь этот сезон, — это инвесторы моего будущего конезавода. Лорд Парр, чьи конюшни я надеюсь приобрести, считает меня несколько беспринципным. Мое ухаживание за вами позволит мне выглядеть респектабельнее в его глазах. А когда вы найдете джентльмена себе по сердцу и бросите меня, разумеется, лучше, чтобы это произошло ближе к концу сезона, думаю, лорд Парр не станет наносить мне вторую сердечную рану и продаст мне свои конюшни. Ну, как вам мой план? По-моему, все отлично.

Генри был чрезвычайно доволен самим собой. Он не только решил свои трудности, но и протянул руку помощи Диане, причем без всякого риска для себя жениться на ней.

— Ваш план, мистер Уэстон, это чистейшее безумие. — Диана от досады закусила губу.

Генри счел себя несправедливо обиженным столь искренним и горячим выпадом.

— Мой план гениален, — поправил он себя, не в силах отвести глаз от ее чувственных губ. — Зовите меня Генри.

Внезапно возникшее влечение между мистером Уэстоном и мисс Мерриуэзер было бы совершенно недопустимо, тогда как между Генри и Дианой оно имело все шансы на дальнейшее существование.

— Называть вас по имени мне как-то неудобно. Нет, нет, это непристойно.

Генри улыбнулся:

— Ну, что ж, в таком случае я мог бы с огромным удовольствием рассказать кое-что о тех радостях, которые дарит нам непристойность.

— О, как вы добры. Я очень ценю ваше желание помочь мне. Но если вы чуть-чуть подумаете, то сразу поймете: ваш план неосуществим. Нам пора возвращаться в дом. Моя матушка, наверное, уже волнуется, пытаясь понять, куда я подевалась.

Однако Генри не собирался так легко отступать от задуманного. Если ему не удалось убедить Диану с помощью логики, тогда придется подойти к этому делу с другой стороны.

— Вы правы, — сказал он, поворачивая вместе с ней к дому. — Простите меня. Идея действительно глупая. И конечно, неосуществимая.

— То же самое я сказала чуть раньше, — подозрительно поглядывая на него, сказала Диана.

— Я ведь совсем упустил из виду одну, наиболее важную деталь подобного ухаживания.


— Какую же?

— Правдоподобность.

Диана опустила плечи и снова замкнулась:

— Никто не поверит в то, что вы увлеклись мной.

Генри привел ее в дом, но вместо того, чтобы подняться по лестнице в зал, он толкнул ближайшую дверь и вошел внутрь. Это была библиотека. К счастью, там никого не оказалось. Не зря говорят: нахальство — второе счастье. Как это ни удивительно, но в чужих домах Генри Уэстону в нужный момент всегда попадались пустые комнаты. Он потянул Диану за собой и, как только они оказались внутри, закрыл двери.

— Мистер Уэстон, вы что, совсем спятили? — Диана вырвала руку и резко повернулась лицом к нему.

Генри, подняв обе руки раскрытыми ладонями вверх, словно умоляя ее не волноваться, медленно прошел на середину библиотеки.

— Диана, простите, мисс Мерриуэзер. Подождите, вы меня неправильно поняли. Я хотел сказать, эта роль вам не по силам, вряд ли вы сумеете создать у всех впечатление, будто вы увлечены мной.

Диана резко вскинула голову: как женщина, она была возмущена до глубины души. Она и думать забыла о приличиях. Задев ее за живое, Генри удалось сорвать с нее маску притворного равнодушия. Интересно, скоро ли она очнется и опять станет холодной светской леди?

— Вы считаете меня круглой дурочкой, мистер Уэстон? Вы прекрасно знаете, что брак с вами это очень выгодная партия. Многие женщины готовы отдать все, что угодно, чтобы связать вас брачными узами.

— Ах, так! Ну тогда любая из них могла бы без труда справится со своей ролью — изобразить увлечение. В свою очередь, я мог бы убедительно сыграть свою роль — опьяневшего от любви глупца. Но вот вы…

Диана вскинула голову в негодовании.

— Значит, вы полагаете, что мне не по силам сыграть влюбленную в вас дурочку?

Генри кивнул с удрученным видом.

— Так вот, я смогла бы сыграть эту роль, но вся загвоздка не во мне, а в вас. Ну, кто поверит, что вы увлеклись мной? Никто!

— Но почему же?

— Потому что вы… это вы, а я… это я, — запинаясь, проговорила Диана.

— Понятно. — Генри улыбнулся и сделал шаг к Диане. — Знаете, когда вас охватывает смущение, или возмущение, или возбуждение, короче говоря, когда вы — это действительно вы, вы становитесь чертовски привлекательной.

— Я не возбуждена. Не выдумывайте.

— Вы не привыкли к комплиментам, не так ли?

— Я не привыкла, когда мне льстят.

— Я вас не обманываю.

Генри не лукавил. Наоборот, он укорял себя: куда он только смотрел все эти годы. Диана на самом деле была красавицей.

Но не в обычном расхожем понимании этого слова. Она походила на лилию — высокая, нежная, элегантная. Ее очарование не бросалось в глаза, даже такой тонкий ценитель женской красоты, как Генри Уэстон, столько лет смотревший на Диану, только сегодня разглядел и понял это.

Оказывая ей внимание, он помог бы другим джентльменам снять шоры со своих глаз и увидеть всю красоту этой жемчужины. Генри почти не сомневался: к концу сезона у Дианы отбоя не будет от воздыхателей. Скорее всего от его затеи Диана выиграет намного больше, чем он предполагал в самом начале. Не будучи от природы слишком изобретательным, он ухватился за свою оригинальную идею.

Отступать назад нельзя было ни в коем случае.

— Мне кажется, мы стоим на перепутье, — тихо сказал он, делая еще один шаг к ней. — Никто из нас не считает, что другой способен так сыграть роль охваченного любовью человека, чтобы в нее поверили все остальные. В таком случае нам надо провести опыт.

— Какой опыт?

Он приблизился к ней вплотную, почти прижав к дверям.

— Поцелуй? — почти пискнула от испуга Диана. Она попыталась отойти назад, но идти было некуда, она уперлась спиной в дверь.

— Может, надо повторить это слово, чтобы вы лучше поняли? — Генри был полон решимости.

— Вы всегда ведете себя так нагло? — Диана гордо выпрямилась, всем своим видом показывая, что нисколько его не боится, и одновременно бросая взгляд на закрытые двери в тщетной надежде на побег. Генри усмехнулся. Ему раз или два удавалось ускользнуть из любовной западни, но ни одной даме до сих пор не удавалось ускользнуть от него.

У Дианы не имелось никаких шансов. Бежать было некуда.

Играя с ней как кошка с мышкой, Генри отступил назад. Сняв перчатки, он сунул их в карман жилета. Ласково взял Диану за руку и посмотрел ей в лицо, проверяя, как она отреагирует. Ее взгляд отражал настороженность, но страха или боязни в нем не было.

— Поцелуй — это не такая уж большая жертва с вашей стороны. В конце концов, надо убедить всех, что я ухаживаю за вами. Для того чтобы мое ухаживание выглядело убедительным, мне надо заставить вас поверить в то, что я к вам не равнодушен.

Генри нагнулся и зашептал ей прямо на ухо:

— А если вы, в свою очередь, докажете мне, что увлечены мной, наше представление станет еще убедительнее и лишь выиграет от этого.

Диана задрожала.

— Итак, Диана, можно мне поцеловать вас?

— Вы и тут не хотите оставить свои нахальные замашки. Зачем спрашивать позволения, если я целиком в вашей власти?

Ее голос звучал как-то странно. Генри не мог понять, то ли она взывает к его порядочности, то ли пытается, как это ни удивительно, соблазнить его.

— Да, вы правы. Нахал не спрашивает разрешения и обычно получает желаемое.

— Неужели? — Диана невольно облизала губы.

Как только ее розовый язычок прошелся по влажным и сладострастным губам, Генри напрягся от возбуждения.

— Мне не терпится вас поцеловать, — еле слышно прошептал он.

Она сглотнула комок в горле и слегка откинула голову назад, как бы позволяя ему совершить обещанное, а может, просто подчиняясь его желанию. Но Генри уже не различал подобных тонкостей. Поцелуй был неизбежен, более того, необходим, словно сама судьба подталкивала их к этому.

Диана судорожно стиснула руку Генри, тогда он свободной рукой ласково провел по ее шее. Как только его пальцы коснулись кожи, Диана моментально напряглась, глаза сузились. Генри почувствовал, как быстро пульсирует ее кровь. Легкими касаниями он принялся гладить ее нежную бархатистую кожу. Дыхание Дианы стало более спокойным, она расслабилась, а еще через мгновение тихо вздохнула и запрокинула голову назад в ожидании поцелуя.


Краска сбежала с ее лица. Кожа побледнела так, что сквозь нее проглядывали вены. Она походила на драгоценную фарфоровую вазу, изящную и хрупкую, с которой следовало обращаться очень бережно, чтобы не повредить.

Генри наклонился и нежно прижал губы к ее губам. Так целуются, поздравляя друг друга с каким-нибудь праздником. Он не мог даже вспомнить, когда он так целовался в последний раз. Поскольку Генри не имел никакого желания быть пойманным в брачные силки, он благоразумно оделял своей любовью вдов, актрис и женщин легкого поведения. Но поцелуй с Дианой вызывал у него чувства, схожие с теми, которые возникают у путешественника, открывшего новую землю.

Генри нежно провел пальцами по волосам и поцеловал снова чуть ниже в шею. Диана тихо вздохнула, она уже не сопротивлялась и не возражала, более того, судя по всему, ей это начинало нравиться.

Слабая дрожь пробежала по ее телу и передалась Генри, который не мог не почувствовать ее. Он прижался носом к коже, вдыхая ее сладкий и нежный аромат, — запах чистой и невинной девушки. Его губы, чуть касаясь, ласково скользили вдоль шеи. Дыхание Дианы, сначала сдержанное, стало более глубоким.

Как вдруг с ее губ слетел тихий стон, говоривший о многом. О том, что Генри действовал умно и правильно. Его охватило волнение. Он опять впился в ее губы, сохранившие запах миндального ликера, который подавали на десерт. В нем чувствовалась сладость и пряный привкус — и все это как нельзя лучше сочеталось с запахом самой Дианы.

Она считала его беспринципным человеком, нахалом, и Генри захотелось оправдать это мнение. Воспользовавшись ее слабостью, он опять крепко поцеловал Диану. Поцелуй совершенно опьянил его. Ему неудержимо захотелось продолжения.

Голос благоразумия слабо зашевелился в его сознании, пытаясь вступить в борьбу со страстью, но быстро отступил, проиграв схватку. Не в силах сдержать порыв, он прижал ее к себе. К его удивлению, Диана задрожала и сама прильнула к нему.

Все шло слишком хорошо.

Их тела подходили друг другу, как нельзя лучше. Глубинное, звериное желание овладело Генри, он почти не понимал, что делает, он жаждал обладать ею, а Диана, очевидно, нисколько не противилась его желанию. Казалось, еще минута, и он не выдержит, поднимет юбки и овладеет ею прямо здесь в библиотеке. Ее хриплое взволнованное дыхание, нарастая крещендо, доводило его до исступления.

Когда в последний раз им овладевала такая неистовая безудержная страсть? Виной всему была ее наивная неопытность, невинность, что оказалось для Генри новым, неизведанным, манящим и привлекательным. Все женщины, с которыми он сближался в последние годы, были опытными и сведущими в любовной игре.

Но его отношения с Дианой нисколько не походили на игру, в любом случае он не играл с ее чувствами.

Обхватив рукой ее бедра, он еще плотнее прижал ее к себе, идя все дальше и дальше по дороге, ведущей к блаженству. Оторвав губы от его губ, Диана слабо вскрикнула и отвернулась в сторону. Очевидный отказ от дальнейшего продолжения. Она уже не шла вместе с ним по одной и той же дороге, осознание этого было мучительно для Генри, так как его разгоряченное желанием тело жаждало продолжения.


— Генри, прекратите! — В тишине ее голос прозвучал громко, как выстрел, и подействовал отрезвляюще, как холодный душ. Боже, он целовал Диану Мерриуэзер в библиотеке Келтонов, где их легко могли бы обнаружить.

Но ему совсем не хотелось останавливаться.

Диана, нет, для них обоих будет лучше, если он мысленно будет называть ее мисс Мерриуэзер, выглядела растрепанной и смущенной, но это лишь придавало ей очарования. Она была явно готова к несерьезным отношениям, но к несчастью, не относилась к тем женщинам, с которыми можно спокойно и безнаказанно флиртовать и развлекаться.

Он отступил от нее, заставляя себя думать о холодных озерах и занятиях в университете, лишь бы отвлечься, заставить себя думать о чем-нибудь другом.

О чем угодно, только не о ней.

— Как хорошо, что вы так благоразумны, — признался Генри.

Диана заморгала, постепенно выплывая из чувственного тумана, охватившего ее сознание. Она провела рукой по губам, которые еще хранили следы его поцелуев.

— Вы целовали меня, — промолвила она, словно не веря в случившееся.

— А вы меня, причем очень правдоподобно и, как мне кажется, без всякого притворства. Вы почти убедили меня в своих чувствах.

— В самом деле? — Ее брови взлетели вверх.

Генри закусил губу. Как бы они оба ни притворялись, но и он, и она прекрасно знали, что минуту назад их захватила страсть.

— Учитывая вашу природную неприязнь к нахалам, можно было бы ожидать, что вы поведете себя… — он запнулся, подыскивая нужное слово, — …более сдержанно.

— Более сдержанно, — повторила она, заливаясь краской от смущения.

— Вот именно. Но если вы помните, между нами не было никакой сдержанности, более того, никакого отчуждения или неприязни, — ухмыльнулся Генри. — Раз вы убедили меня в своем искусстве притворства, то, поверьте мне, теперь мы сможем без труда уверить высший свет в наших взаимных чувствах.

Диана остановила его, подняв вверх указательный палец:

— Мое внезапное увлечение вами ни у кого не вызовет сомнений. Мужчины мной совсем не интересуются, поэтому вряд ли кого-нибудь удивит, если я стану бегать за вами как собачка и вымаливать знаки внимания. Все сочтут это неким помешательством.

Генри улыбнулся:

— Вот видите, речь уже идет о помешательстве. Как быстро мы начинаем понимать друг друга и верить в то, о чем час назад никто из нас не смел даже думать.

— Тем не менее, — продолжала Диана, не обращая внимания на скрытую насмешку, — ваш план не очень удачен. Кто вам поверит, когда вы ни с того ни с чего начнете проявлять интерес ко мне. Я уже вам говорила и опять повторю, если вы столь непонятливы: я не отношусь к тем женщинам, которые вызывают у мужчин страсть. На меня мужчины смотрят равнодушно, тогда как вы вызываете у женщин…

У Генри не было больше сил слушать подобную чушь. Она — женщина, мимо которой мужчины проходят равнодушно? Она что, забыла, с какой страстью они целовались всего несколько минут назад? Она не просто возбудила его, она буквально воспламенила в нем страсть. Его возбуждение до сих пор не улеглось, достаточно было посмотреть на его бриджи.

И она еще не верит, что он увлекся ею? И все же ее одолевали сомнения, и это было совершенно непонятно. Он и сейчас с трудом отводил глаза от восхитительных, чувственных губ, которые он целовал с такой жадностью и хотел бы целовать и дальше. Непонятно, как это случилось, но она вдруг превратилась для него в желанную и очень привлекательную женщину.

— По всей видимости, вам нужны дополнительные доказательства, — с довольным видом продолжал Генри. — Ну что ж, в таком случае с удовольствием вам их предоставлю.

Диана не сразу сообразила, что он имел в виду. Генри решительно подошел к ней и нежно обнял за плечи.

Так вот какие он имел в виду доказательства!

На этот раз Генри действовал смелее. Он сразу впился своими губами в ее рот без всяких предварительных осторожных нежностей, и тотчас же между ним и ею пробежал огонь, воспламенивший их тела.

* * *

Его восхитительные синие глаза светились от желания.

Диана вздохнула и обвила руками его шею. Если ее сознание еще колебалось, сопротивлялось, то тело сдалось, подчинилось происходящему. Если все нахалы умели целоваться так, как целовался Генри Уэстон, то нет ничего удивительного в том, что женщины становятся воском в их руках. Диана начала понимать, почему светские дамы, пользуясь каждым удобным случаем, сами увлекали дерзких нахалов в свои спальни.

О, святые угодники, откуда у нее столь греховные мысли?! Диана оторвалась от его губ и спрятала лицо на его плече, пытаясь привести чувства и мысли в порядок. Но это оказалось ошибкой. Его дурманящий, колдовской запах действовал на нее так же сильно, как его поцелуи.

— Вы опять скажете, что я к вам равнодушен? — Горячий шепот Генри будоражил и волновал ее чувства. Она чувствовала напряжение и твердость его тела.

— Вы и сейчас не верите мне? — простонал Генри. — Разве вы не замечаете, как ваше присутствие действует на меня? Разве это притворство? Я хочу вас.

Диана подняла лицо:

— Да, мне показалось, что я почти убедила вас.

Разозлившись, Генри выпалил в сердцах:

— Вы сказали «почти»?! Как верно подмечено! Вы почти убедили меня, так что я едва удержался от того, чтобы не взять вас прямо здесь в библиотеке.

Что?! Неужели он принял ее за шлюху! Диана чувствовала себя так, как будто ей дали пощечину. Ее родители разошлись из-за мнимой измены ее матери, которая никогда не изменяла отцу. Однако в глазах высшего света их брак распался именно по этой причине. Со временем Диана заметила, что очевидная предвзятость лондонского света по отношению к ее матери невольно передалась и на отношение высшего общества к ней. И после стольких лет безупречного поведения она совершила поступок, который, как это ни удивительно, не был чем-то неожиданным для лондонского света. На душе у нее стало так грустно, что на глаза навернулись слезы.

— Пожалуй, все случилось… о боже, вы плачете? Неужели я вас чем-то обидел? — Генри расстроился.

Диана отрицательно замотала головой. Горло так сдавило от слез, что она не могла вымолвить ни слова. Он обидел ее, но не своими действиями, нет, он разрушил ее внутренние преграды, и то, что раньше было надежно спрятано, вдруг вырвалось и освободилось, и это почему-то напугало Диану.

— Нет, я вижу, вы чем-то напуганы. — Генри протянул было к ней руки, но остановился. — Я немного забылся. Утратил самообладание. Обещаю, подобное больше не повторится.

Диана смахнула рукой выступившие слезы.

Генри беззвучно выругался себе под нос и сказал:

— Поверьте мне, впредь я буду вести себя сдержаннее.

Он опять протянул к ней руки. На этот раз уже не сдерживая себя, он ласково обнял ее и привлек к себе.

— Вы вели себя настолько естественно, что я думать забыл о том, как это ново и неожиданно для вас.

Его нежность вместе с откровенностью обезоружили Диану, она была готова сдаться, уступить ему, но тут ее пронзила отрезвляющая мысль — сейчас не время и не место для этого. Кроме того, ее слишком долгое отсутствие наверняка заметила мать. Другим, в чем она была уверена, до нее не было никакого дела. Никто, наверное, даже не заметил, куда она вышла и с кем.

Но все-таки не стоило забывать об осторожности.

— Будет лучше, если мы вернемся в общую залу порознь, — здраво заметила Диана.

— Да, да, — тут же согласился Генри. — Давайте я пойду вперед. У вас тогда будет несколько минут, чтобы успокоиться. Завтра я нанесу вам визит.

— О, в этом нет никакой необходимости, — прервала его Диана.

— Позвольте не согласиться с вами. Визит к вам станет для всех наглядным свидетельством, что я увлекся вами.

— В таком случае вы можете просто послать мне цветы.

Диана пыталась предотвратить совсем ненужное, с ее точки зрения, появление Генри в ее доме. Да и весь его план по-прежнему не внушал доверия.

— Какие цветы вам больше всего нравятся?

— Лилейники. Моя мама выращивала их в саду, когда я была еще маленькой. Мой отец… — Диана запнулась, но затем все-таки продолжила, — …называл их «лапочками», потому что считал их очень похожими на меня. Они такие светлые, яркие и в небольшую крапинку, словно на них веснушки.

— Прекрасно. Завтра я пришлю вам лилейники.

В его взгляде светилось такое внимание и участие, что боль, охватившая Диану от детских воспоминаний, тут же прошла.

— Но…

Генри приложил палец к ее губам:

— Никаких «но», никаких больше уверток и оправданий. Нам обоим хорошо известно, как вам хочется увидеть эти цветы.

Не успела Диана что-либо возразить, как он быстро повернулся и исчез, оставив ее наедине со своими спутанными мыслями и взволнованно бьющимся сердцем.

Он явно сошел с ума! Однако в глубине души она знала: ей будет приятно увидеть как цветы, так и самого Генри Уэстона. И спорить с этим просто бесполезно.

Загрузка...