Глава 18

«Лорд и леди Уэстон пригласили меня к себе домой на другой день после банкета. Вся их семья была в сборе, так что я не удивлюсь, если они и сегодня продолжают праздновать вашу свадьбу. Мне там очень понравилось, но тебе стоило бы предупредить о том, что меня там ожидает. Как только я вошел под крышу дома, меня не оставляли в покое ни на минуту. Удивительно, но у леди Уэстон и у леди Шелдон был наготове для меня список невест. Целых семь имен. Одна из моих невест, она еще ходит в школу, строила мне глазки, а я строил глазки тетке твоего мужа. Было так весело, что я даже не заметил, как потерял три пуговицы на сюртуке. Между нами, я случайно услышал, как леди Данстон шептала своей сестре, что предупредила тебя насчет кареты. Кроме того, было сказано много такого, чего я не хотел бы знать…»

Письмо Александра Мерриуэзера сестре Диане Уэстон.


— Просыпайся, любовь моя.

Диана промычала что-то невразумительное, не желая расставаться с чудесным сновидением. Ей снилось, что Генри целует и ласкает ее грудь. Каждое прикосновение его губ, зубов, языка вызывало у нее сладострастный трепет.

— Ди, проснись и поцелуй меня, мы уже подъезжаем.

Она была уже на краю блаженства, если бы только он догадался и тронул ее там, между ног. Генри поцеловал ее в шею, но, видя, что она не хочет просыпаться, легко потряс за плечо. Диана стала выплывать из сонной пелены, и тут он тронул ее за бедро почти там, где ей хотелось. Его пальцы скользили по внутренним поверхностям ее бедер, словно лодка между берегами Темзы. Очень скоро Диана потеряла терпение, застонала и впилась страстным поцелуем в его губы.

Генри зарычал, его плоть напряглась под сидевшей на его коленях Диане. Затем с довольным видом ухмыльнулся:

— Я же говорил тебе, любовь моя, что доведу тебя до исступления.

— Еще не довел, — солгала Диана.

— Ладно, в таком случае мы сейчас все быстро исправим. — И он тут же просунул палец еще глубже.

Диана застонала, услышав ее стон, он улыбнулся от удовольствия и продолжил свои волшебные движения, вызывавшие у нее такие острые ощущения. Его ритмичные поглаживания сделали свое дело, Диана была уже на краю блаженства. Это было восхитительно и одновременно мучительно. Она стремилась вперед, к неизвестному концу, сулившему что-то необыкновенное, а он медлил и не торопился.

— Зачем ты мучаешь меня? — простонала она, сгорая от страсти. Судя по ее голосу, ее никак нельзя было назвать мученицей.

— Ага, ты уже горишь от страсти, не так ли?

Лгать и притворяться у нее больше не осталось сил. Генри прав, в этот миг Диана даже думать забыла о боли, о которой ее предупреждали.

— Да, да. Еще! — Она задыхалась от возбуждения.

— Вот и хорошо, то, что нужно. — Генри хладнокровно отнял от нее свои руки.

— В чем дело? Что ты делаешь? — возмутилась Диана.

— Сейчас мы прервемся. Но скоро продолжим, как только приедем и очутимся в спальне. Так будет лучше и для тебя, и для меня.

Глаза Генри потемнели и превратились в темное синее море. Он весь напрягся и прошептал:

— Мне следовало взять тебя в Лондоне.

Диана была согласна с ним всем сердцем.

— Ты можешь меня взять здесь и сейчас. Ты же сам признавался, что можешь это проделать в карете. Ну, давай, я хочу тебя.

— Нет. — Он решительно затряс головой и осторожно снял ее со своих колен. Ошеломленная, сбитая с толку Диана не сопротивлялась, она едва не онемела от досады и удивления, тогда как ее распаленное тело жаждало, просило, требовало удовлетворения.

Генри выглянул в окно.

— Минут через пять мы будем дома. — Он лукаво посмотрел на нее. — Как только мы приедем, я вынесу тебя на руках из кареты, независимо от того, одета ты или полураздета.

Постучав пальцами по лбу, он с притворно задумчивым видом произнес:

— Мне нравится мысль внести тебя в дом с обнаженной грудью.

От его шутливого замечания Диану подбросило словно пружиной. Она поспешно стала натягивать на себя сорочку, корсет, платье, поправлять юбки. Но за пять минут привести все в порядок, завязать тесемки, подвязки, шнуровку на платье не было никакой возможности. Диана бросила умоляющий взгляд на Генри. Он понял все без слов. Надо заметить, с ролью камеристки он справился блестяще. Диана сперва удивилась, а потом приревновала: сколько же раз ему приходилось заниматься подобными вещами, если он так ловко и быстро все делал.

— Наверное, мне придется отказаться от услуг Элли. Как я погляжу, ты можешь одевать меня не хуже, чем она, — пошутила она.

— Предпочитаю тебя раздевать, а не одевать, — парировал он.

— Но ты очень ловко умеешь делать и то, и другое.

Он отодвинул занавески на окне.

— Посмотри. — Он указал на внушительный дом из красного кирпича, так Диана впервые увидела Рейвенсфилд-Холл. Она взяла его за руку и благодарно стиснула ее.

— Тебе нравится?

Она молча кивнула. Перед ее мысленным взором протек последний месяц, недавнее венчание и совсем свежие воспоминания об их путешествии в карете. Она с любовью взглянула на Генри. На своего мужа! А теперь перед ней возвышался величественный дом, их будущее семейное гнездо. Это было настоящее счастье — нежданное, огромное, невероятное. На миг ей даже стало страшно — не приснилось ли ей все это?

Слезы подступили к ее горлу, навернулись на глаза. Для того чтобы прогнать их, Диана шумно вздохнула и окинула себя взглядом. То, что она увидела, напутало ее. Она была одета, но как?! Неопрятно, неаккуратно, короче говоря, с первого взгляда было ясно, чем они тут занимались в карете.

— М-да, ты не менее ловок, чем Элли, но тебе не хватает аккуратности. — Диана принялась завязывать и подвязывать все так, как это должно было выглядеть.

Генри с немым удивлением наблюдал за тем, как она суетилась, прихорашивалась, наводила глянец. Он подал ей перчатки, а она ему его галстук, ответный знак любезности.

Натянув перчатки, она удивленно посмотрела на него, но Генри не думал одеваться.

— Генри? — укоризненно воскликнула она.

Поняв ее немой вопрос, он не спеша принялся расстегивать пуговицы на рубашке.

— Что ты делаешь? — воскликнула Диана.

— Как что? Раздеваюсь, делаю противоположное тому, что делаешь ты. Раз ты решила одеться, то я, наоборот, разденусь, чтобы сберечь несколько секунд.

— Генри, перестань. Что за глупое ребячество? — Диана осеклась, увидев его обнаженный торс. Он походил на греческого атлета, статуи которых она видела в Британском музее и в галерее своего деда.

Диана не могла отвести глаз от его фигуры. Подняв руку, она дотронулась до его руки, на которой упругими клубками двигались мышцы. Его грудь покрывали светло-золотистые волосы. Ей стало интересно, а какие они на ощупь? А соски на его груди такие же чувствительные, как и ее собственные? Что он почувствует, когда она примется ласкать их своими мягкими длинными пальцами или трогать языком, как делал он с ее грудью?

— Боже, Ди, если ты будешь смотреть на меня такими глазами, я не выдержу и займусь любовью с тобой прямо на пороге собственного дома.

Он открыл дверцу кареты и выпрыгнул наружу, прежде чем она остановилась. Протянув руки, он схватил ее и прижал к груди.

— Джаспер, — Генри окликнул лакея на козлах, — ты не только превосходный камердинер, но и отличный кучер.

Моя жена хочет от моего имени поблагодарить тебя за то, как ты вез нас сюда. Поездка ей очень понравилась и доставила столько наслаждения, сколько не доставило бы никакое другое путешествие.

— Генри! — Диана стукнула локтем в его грудь. — Довольно.

— Ты права, дорогая, мы напрасно теряем драгоценные секунды. Джаспер, как и все остальные слуги, сегодня ты свободен. Можешь повеселиться в ближайших трактирах «Сарацин» или «Ринг в Букхэме». Не забудь завтра утром шепнуть остальным слугам, чтобы нас не беспокоили. Если понадобится, я позвоню…

— О, теперь я никогда не смогу без смущения смотреть ему в лицо, — пожаловалась Диана.

Но Генри уже не слушал ее, а бежал к дому.

— Больше ты никого не увидишь. Я все устроил так, чтобы эта ночь принадлежала только нам двоим.

Передняя дверь открылась, и за ней они увидели радушно улыбающегося низенького толстенького человечка в очках. Его улыбка стала шире, едва он увидел хозяина.

— Мистер и миссис Уэстон, позвольте принести вам мои самые искренние поздравления.

— Тиммс, какая неожиданность. Почему вы не спите?

Обнаженная грудь и растрепанный вид, по всей видимости, нисколько не смущали Генри.

Дворецкий радостно закудахтал:

— Я остался в доме, чтобы приготовить вам холодный ужин. Меня надоумила моя жена, она решила, что после дороги вы проголодаетесь.

— Мы очень благодарны вам обоим, — крикнул Генри, пролетая мимо дворецкого и ступая на лестницу. — Думаю, что теперь я увижу вас и вашу миссис лишь на следующей неделе.

— На следующей неделе? — удивленно переспросила Диана.

— Да. Полагаю, что до тех пор нам не удастся выбраться из спальни. — Генри усмехнулся. — Думаю, твоя обнаженная грудь произвела бы на беднягу гораздо больше впечатления, чем это сделала моя.

Диана сглотнула комок в горле, мысленно представив картину, набросанную в двух словах Генри. Но они уже стояли перед дверьми в спальню. Через миг Генри вбежал внутрь и бережно положил ее на кровать.

— Не закрыть ли нам двери? — спросила Диана.

— Не волнуйся. Я на ночь отпустил всех слуг. Все они местные жители и рады провести ночь в кругу своих родных и близких. Сегодня ночью только я один буду наслаждаться твоими сладострастными стонами. — Не говоря более ни слова, он принялся расстегивать пуговицы на ее платье, причем делал это так быстро, что Диана догадалась: одевая ее, он умышленно некоторые из них не застегивал.

— Боже, ты прекраснее, чем я ожидал, — пробормотал он, с вожделением взирая на ее обнаженное тело.

— Ты по-прежнему одет, — стыдливо прошептала она.

— Сейчас исправим. — Рассмеявшись, он в мгновение ока скинул с себя одежду.

Диана не подсматривала за ним, напротив, даже отвернулась в сторону. Он залез к ней в постель, обнял, прижал к себе и поцеловал. В тот же миг Диану охватило возбуждение, равное по силе и остроте тому, которое владело ею в карете и которое Генри отказался тогда продолжить и довести до завершения.

Диана опять сгорала от страсти, готовая на все.

Она застонала, как только он опять просунул руку в самый низ ее живота и принялся ласкать ее еще более изощренно и активно, чем в карете. Вскоре Диана уже находилась на самом краю неведомого ей блаженства, казалось, еще немного и наступит то, к чему он так искусно вел ее.

— Нет, нет, — взмолилась она, как только он опять отнял свою руку. — Только не сейчас.

— Сейчас, моя любовь, мы с тобой вместе разделим это счастье.

Генри чуть приподнялся и осторожно вошел внутрь ее. Это слияние их тел поразило Диану. Волна удовольствия омыла ее сердце, но тут он продвинулся чуть дальше и чуть глубже, став еще чуть ближе. Внутри нее что-то напряглось, ей стало больно, это не походило на прежние ласки.

— Я причинил тебе боль? — с тревогой спросил он.

— Нет, — солгала Диана. Она испугалась, что он из любви к ней остановится. Не будучи сильной и острой, боль оказалась вполне терпимой.

— Хорошо, хорошо, — бормотал он себе под нос, проникая еще глубже.

Но тут Диана зашипела от боли, так как в самом деле стало очень больно.

Он замер, остановленный ее реакцией.

— Со мной все в порядке. — Она поспешила успокоить его и улыбнулась. — В самом деле, мне ничуть не больно. Ты уже внутри меня.

Дианой овладело странное состояние: ощущения полного слияния их тел воедино.

— Ты сотворена для меня, — зарычал он, чуть отстраняясь от нее.

Испугавшись, как бы он не оставил ее, Диана обхватила его за спину и притянула к себе, удерживая.

— Не оставляй меня.

— Я никогда не оставлю тебя. — И он опять вошел в нее.

— Да, да, — застонала она. Последнее препятствие между ними было пройдено. Его движения стали ритмичными, что только усиливало ее возбуждение. Оно нарастало, ширилось, заполняя все больше и больше ее тело невыразимым наслаждением.

Она обхватила его бедра ногами, стараясь слиться с ним как можно полнее и дышать в такт его движениям. Она, как безумная, целовала его в лицо, губы, грудь, тем самым приводя его в исступление.

— Боже, я сейчас не выдержу, — простонал он. Его движения стали более сильными, более глубокими, более активными. Он был тяжелым мужчиной, но эта тяжесть в данный миг только усиливала остроту ее ощущений. Как вдруг внутри Дианы что-то взорвалось, в глазах потемнело, и она перестала ощущать свое тело. Наслаждение, заставлявшее содрогаться ее тело, нашло себе выход в крике, в котором было мало человеческого и совсем ничего от прежней Дианы.

— Мы летим вместе, Ди, — простонал Генри. Затем без сил он повалился на нее.

Когда они пришли в себя, и он попытался освободиться, Диана обхватила его тело руками и ногами, не желая отпускать от себя. Если бы это только было возможно, она удерживала бы его внутри себя очень долго, как ей казалось, всю жизнь. Они были близки, как могут быть близки только очень любящие друг друга люди. Их сердца бились в такт, их вздохи сливались вместе. Они превратились в одно тело, слились в одну душу — в нечто цельное и нераздельное.

Родственные души.

Диана раньше называла так людей, которые понимали друг друга с полуслова. Оказывается, она ошибалась.

Неужели точно такие же чувства испытывали и другие семейные пары, по-настоящему любящие друг друга? Это неудержимое манящее влечение друг к другу, привязанность, потребность… Ей даже стало смешно от мысли, что совсем недавно она подумывала о браке с сэром Сэмюелем. Представив его на месте Генри, она невольно содрогнулась. Неужели она намеревалась провести с ним всю свою жизнь?! К счастью, этого не случилось.

Свалившееся на нее счастье казалось ей невероятным, сказочным, нереальным. Диана никак не могла поверить в то, что это правда. Генри пробудил ее к жизни. Благодаря ему она распустилась, словно цветок. Ее сердце переполняла радость. Как вдруг неприятный отвратительный червь сомнений зашевелился в ее душе. Ее счастье, вся она целиком и полностью зависела от Генри. История повторялась, все было точно так же, как давным-давно в ее детстве.

Ее родители тоже женились по любви. Но тут на смену прежним негативным мыслям в голову Дианы пришла другая, совсем новая, вызванная ее недавними ощущениями. Неужели ее мать и ее отца соединяла точно такая же любовь, которая соединяла ее и Генри? Почему бы и нет? Но в таком случае, как, наверное, тяжело переживала ее мать разрыв с отцом?

Сердце Дианы сжалось от боли и сострадания. Бедная мама… На ее глазах выступили слезы.

— Неужели тебе еще больно? — встревожился Генри, и глубокая складка пролегла между его бровей. — Неужели я был слишком груб?

Диана отрицательно замотала головой:

— Это… от счастья. — Она всхлипнула.

— Успокойся, Ди. — Он был сама нежность и внимание. — Поспи, отдохни. И все пройдет.

Он погладил ее по голове, как это делал отец. И Диана едва не разрыдалась от сладких воспоминаний детства. Она поспешно закрыла глаза, а затем уткнулась лицом в его широкую грудь. Так они лежали, обнявшись, а он ласково поглаживал ее по голове, шепча ей на ухо разные нежные слова. Вскоре у нее на душе стало покойно и хорошо, и она уснула.

Он лежал и молча смотрел на нее. У него внезапно перехватило дыхание от мысли, что живот Дианы очень скоро начнет увеличиваться, там будет расти их будущий ребенок. Говоря о детях, он больше шутил, чем воспринимал это всерьез, но теперь все предстало перед ним в совершенно ином свете. В его воображении тут же возник крепкий, улыбающийся младенец со светлыми кудряшками.

Подумать только: совсем недавно он жаловался на то, что его жизнь течет бессмысленно, что он как бы плывет по течению. И вдруг словно по мановению волшебной палочки все переменилось. Теперь в его жизни появились цель и смысл. Он стал владельцем поместья, женатым человеком. Ему надо было заботиться о добывании средств, о процветании конезавода, о будущем своих детей. Убаюканный подобными мыслями, он заснул.


Проснувшись, Генри ощутил ноющую боль в своем пенисе, которую он отлично понимал, как надо лечить. Сердце его радостно и ровно стучало в груди. Он не знал, что явилось причиной такого безоблачного настроения. То ли давали знать долгие месяцы воздержания от плотских утех, то ли действительно их брак был благословен небесами, а может, благодаря сочетанию обеих причин. Только теперь он понемногу начинал понимать, какое счастье выпало на его долю. Заниматься с Дианой любовью было величайшим наслаждением. Она оказалась на редкость способной ученицей.

— Проснись, любовь моя, — прошептал он.

Диана тихо вздохнула, пошевелилась и открыла глаза.

— Я обещал сделать тебя счастливой и, как видишь, сдержал свое обещание.

Очнувшись ото сна, Диана встала и попыталась укрыть свою наготу простыней, чем немало позабавила Генри. Но он, шутки ради, удержал другой конец простыни и не дал ей такой возможности. Сердито хмыкнув, она схватила лежавшее в стороне покрывало и набросила его на себя как накидку.

Генри закинул обе руки за голову и, смотря в потолок, сказал:

— Не знаю, куда ты направляешься, Ди, но позволь напомнить, что я обещал держать тебя в постели целую неделю. А ты теперь хорошо знаешь, что я держу свои обещания.

— А разве вчера ночью мы не спускались вниз в столовую, чтобы перекусить?

— Верно. — Генри усмехнулся. — Представляешь, если бы нас там обнаружила миссис Полгрей? Если бы она увидела, как ты облокачиваешься своим голым задом о новый стол из дерева сикаморы, ее, наверное, хватил бы удар.

Диана решительно тряхнула головой:

— Не знаю, как тебе, но мне больше всего хочется увидеть наш новый дом при солнечном свете, и чтобы ты не отвлекал меня.

Генри неохотно поднялся и, встав, сладко потянулся.

— Мне кажется, тебе очень нравится, когда я отвлекаю-привлекаю твое внимание.

Глядя на его обнаженное тело, Диана машинально облизала языком губы. Ее движение не осталось незамеченным. Он многозначительно взглянул ей в глаза.

Заметив его взгляд, она подняла вверх руку, как бы удерживая его.

— Нет, нет, довольно. Я не собираюсь проводить целую неделю в четырех стенах, — она взглянула невольно на кровать и закончила, — и в постели. После вчерашнего я не могу без смущения смотреть в лицо Джасперу и Тиммсу. Зачем пропускать завтрак, который приготовила для нас миссис Полгрей, и тем самым обижать эту заботливую женщину. Кроме того, мне не терпится познакомиться с остальной прислугой.

Генри подошел к ней и нежно поцеловал ее.

— Ладно. Но как я погляжу — на смену милой Диане опять пришла строгая, никогда не забывающая о приличиях мисс Мерриуэзер. Ну что ж, кто-то ведь должен следить за респектабельностью Рейвенсфилда. Сейчас вызовем твою камеристку.

Генри дернул за колокольчик. Пройдя в примыкавшую к спальне уборную, он нашел там приготовленный для утреннего туалета тазик с водой. Быстро умывшись, он вернулся к Диане. Как раз в этот момент в спальню вошла Элли. Велев ей приготовить ванну для хозяйки, а для себя горячую воду для бритья, Генри окинул взглядом убранство их спальни и недовольно поморщился. Несмотря на все его старания, было заметно, что мебели не хватает как здесь, в спальне, так и во всем доме. Ему не хотелось ради быстроты жертвовать качеством и удобствами, поэтому приходилось временно мириться с очевидными недостатками.

— Все отлично, любовь моя. Элли скоро приготовит для тебя ванну, а пока можешь взглянуть на свою комнату при свете дня и оценить ее.

Завернувшись в покрывало, Диана прошла в другую смежную комнату.

— Только учти, там еще кое-что недоделано, — крикнул Генри ей вдогонку, — но со временем мы все поправим. Ванная в соседнем помещении. Что касается гардин…

Когда Диана вернулась назад, она с благодарностью поцеловала его.

— Мне все очень понравилось. То, что мы выбирали вместе, и то, что ты выбирал сам. Я все заметила, все оценила: картину с лилиями на стене и другое полотно с богиней Дианой. А чудесные фарфоровые фигурки на каминной полке, изображающие вакхическую сцену, напомнили мне нашу прошедшую ночь! Когда ты только успел столько сделать?

— Мне помогли, — признался Генри. — Я обратился за помощью к сестрам. Я просил их покупать то, что им понравится, когда они будут ходить по магазинам. И как мне кажется, они приняли мою просьбу весьма близко к сердцу. В течение недели сюда в поместье доставляли ящики с мебелью, разной утварью, коврами, посудой. Если тебе что-то не нравится, ты только скажи, мы все поменяем.

— Напротив, я ведь сказала тебе, мне все очень, очень нравится.

— Только не влюбляйся слишком сильно в нашу спальню, — шутливо возразил он. — В противном случае тебя силком отсюда не вытащишь.

— Нахал, каким ты был, таким и остался. Впрочем… — Она опустилась перед ним на колени и спустила вниз его брюки. Протянув руку, она нежно дотронулась до него. Это была самая интимная ласка, какая только может быть.

— Он как атласный, — прошептала она. — Одновременно такой твердый и такой мягкий, очень похож на тебя.

— Ди, что ты делаешь… — Его голос прервался от охватившего его наслаждения, когда она ласково погладила пальцем по чувствительной головке.

— Мартина говорила мне кое о чем, — ласково усмехнулась Диана и провела пальцами по всей его длине. — Тебе нравится?

— Еще как. Только не останавливайся, — взмолился он.

По ее губам скользнула улыбка искусительницы, в глазах зажегся озорной огонек. Она нагнулась и поцеловала его в бедро. По всему было видно, что ей нравится такая игра, что уж говорить о самом Генри? Ему казалось, еще немного, и он взорвется от наслаждения.

— Хотя Мартина забыла упомянуть, может быть, даже умышленно, о боли при первой брачной ночи, зато она очень много рассказывала о тех удовольствиях, которые дарит постель. Она говорила о том, что мужчинам очень нравится, когда их целуют… везде и повсюду.

Диана наклонилась и опять поцеловала его в бедро.

— Поцелуй сюда.

Приподнявшись, она поцеловала его чуть ниже пупка.

— Поцелуй туда.

Генри прерывисто вздохнул и положил руки ей на голову, как бы намереваясь чуть наклонить ее голову, направить ее следующий поцелуй туда, куда ему больше всего хотелось.

— Ди, молю тебя.

— А вот самый интимный поцелуй — поцелуй любовников.

Она осыпала его живот поцелуями. От этих нежных порхающих поцелуев кровь забурлила в его жилах. Генри не знал, то ли ему благодарить Мартину за такие советы, то ли удавить эту старую греховодницу.

— Ты можешь также… Иногда… Если ты захочешь… — Генри стеснялся попросить ее о дальнейшем продолжении. Хотя это казалось ему неприличным, непристойным до ужаса, но голос плоти заглушал голос рассудка.

— Да? — Она вопросительно посмотрела на него.

— Я хочу тебя, — солгал он.

— Да? А мне показалось, что ты хочешь немного другого. — Она прикоснулась губами к его дрожащей напряженной плоти. Она расчесывала языком волосы на его самом интимном месте. Закинув голову назад, Генри застонал от наслаждения.

— Я хочу… взять тебя, — заскрипел он зубами.

Диана с готовностью кивнула и, потянув его за руку к себе, легла на спину прямо на ковер на полу. Она соглашалась без возражений, без уловок, ее готовность обезоруживала.

Обрадованный ее молчаливым согласием, охваченный страстью, Генри не стал медлить. Она раздвинула ноги, словно приглашая его. Он приник к ее горячей влажной плоти и вошел в нее решительно, одним быстрым ловким движением, наполняя Диану жгучим сладострастным желанием. Застонав, она открылась навстречу ему, пытаясь вобрать его в себя, продлить это удивительное чувство полного единения. Между ними протянулась невидимая, но прочная нить, которая мешала дышать, думать, от которой разрывалось сердце.

Когда все было закончено, Генри улегся на бок и прошептал:

— Помнится, кто-то уверял меня, что не собирается проводить весь день в четырех стенах. Нет, любовь моя, я не жалуюсь, а только хочу сказать, что все больше и больше привязываюсь к этой комнате, слишком много приятных воспоминаний начинает связывать меня с ней. Но мне кажется, тебе стоит немного поторопиться, иначе вода в ванне, приготовленной для тебя, совсем остынет.

Диана подскочила, словно испуганный котенок и с такой же уморительной гримасой.

— Боже, они, наверное, все слышали.

Генри усмехнулся:

— Если наши слуги еще не приобрели способность слышать, что надо, и не слышать, чего не надо, в таком случае им придется этому поучиться. Я говорю во всеуслышание, что намерен заниматься любовью с моей женой везде и в любой момент, где и когда мне захочется. — Генри многозначительно посмотрел на двери в соседнюю комнату.

— Итак, поторопись, моя любовь, принять ванну. Пока мне не захотелось проверить, способна ли ванна вместить нас обоих. А потом спускайся вниз к завтраку.

Одеваться Генри помогал его камердинер Джаспер.

— Как повеселился этой ночью?

— Замечательно. — Джаспер развязно улыбнулся. — Я мог бы рассказать вам столько всего, впрочем, вы все равно не поверите ни одному моему слову.

— Конечно, не поверю. Разве я похож на слабоумного, чтобы верить твоим россказням. Но крепко заруби у себя на носу: никаких шашней с горничной моей жены, в противном случае это будет твоя последняя выходка.

Джаспер послушно закивал головой:

— Сегодня утром я видел мистера Кингсли. Ему надо поговорить с вами о чем-то важном. Он сказал, что в этом нет ничего плохого, но лучше это дело не откладывать в долгий ящик.

Кингсли был старшим конюхом. Грубоватый, немногословный, уже в годах, раньше он управлял конюшней в Уэстон-Мэнор, пока Генри не переманил его к себе в Рейвенсфилд. Судя по всему, дело было действительно важным. Кингсли не бросал слов на ветер.

— Хорошо, но сперва я позавтракаю вместе с женой. Передай Кингсли, что сразу после завтрака я непременно зайду к нему на конюшню. А потом кое-кому надо будет немного поспать. — Генри с любовью посмотрел на скомканные простыни, измятые подушки на их кровати, и его сердце взволнованно забилось.

Загрузка...