Любовный квадрат

ГЛАВА 1 ЛОНДОН 1968

Был золотисто-солнечный июньский день, словно предназначенный для романтиков, поэтов и туристов с фотоаппаратами. Две юные девушки в мини юбках и туфлях на толстой подошве ждали своей очереди у дверей студенческого офиса на территории американского посольства. Они непринужденно болтали и были почти одинаково одеты, их можно было принять за подруг детства, но, на самом деле, американки только что встретились. Обе впервые путешествовали за границей, записались на летние курсы в Лондоне и нуждались в жилье.

Мона Девидсон из Нью-Йоркского Бруклина собиралась брать уроки актерского мастерства в Королевской Академии Драматических Искусств. Эми Энн Дин из города Провиденс, штат Род-Айленд, была помешана на спец. семинаре по истории архитектуры.

В качестве социальной услуги для тысяч студентов, приезжающих в Великобританию каждое лето, посольство находило лондонцев, готовых на два-три месяца принять в своем доме американцев. Во-первых, это был жест доброй воли по отношению к молодежи дружественной страны, а во-вторых, что не менее существенно, позволяло получить кое-какие деньги. Сотрудники конторы по размещению студентов относились к работе со всей серьезностью, но, естественно, не могли нести ответственность за то, что могло произойти. Если вы достаточно взрослы для учебы за границей, значит, должны позаботиться о себе сами.

Когда Мона предложила Эми последнюю пластинку жевательной резинки, а Эми поделилась песочным печеньем, выбор был сделан. Они поселятся в одной комнате и проведут лето вместе. Девушки ударили по рукам и поздравили друг друга, когда пришло известие из Калифорнии. Бобби Кеннеди мертв. После восемнадцати часов агонии, слухов и предположений, он, в конце концов, скончался от пули наемного убийцы.

Обе американки заплакали навзрыд и обнялись, соединенные общим горем.

– Я не вынесу этого! – стонала Мона.

– Я тоже! Я уже нанялась на работу, а ты? Мона была озадачена.

– Нанялась?

– На время избирательной компании, глупая! Я договорилась о работе в его команде по подготовке к выборам, начиная с сентября!

Глаза Моны сузились.

– Эй, только не говори мне, что ты республиканка! – она издала мерзкий смешок. – Меня сейчас стошнит.

Эми съежилась от страстности обвинения.

– Кто, я? Ну, черт, я…

Мона нос к носу приблизилась к своей дрожавшей компаньонке.

– Ты имеешь ввиду, что не собиралась голосовать за Бобби на президентских выборах?

– Ну… понимаешь ли… я…, – Эми словно проглотила язык.

– Забудь! – Мона отвернулась, давая ей отставку, – найди себе другую соседку!

– Пожалуйста, Мона…

– Забудь, я сказала! Америка – свободная страна. Голосуй, за кого хочешь.

– Я не могла бы голосовать за Бобби, даже если бы и хотела… и, поверь, я хотела, честно. Я не могу голосовать ни за кого.

– Хочешь сказать, ты слишком глупа, чтобы зарегистрироваться?

– Мне восемнадцать исполнится только в декабре! – Эми собралась с духом и положила руку на плечо Моны. – О'кей?

В порыве раскаяния Мона повернулась и снова обняла подругу.

– Извини, пожалуйста.

Она сама только в апреле стала совершеннолетней. Мона достала из сумки пачку бумажных салфеток.

– Вытри глаза, а то потечет тушь.

– Я не пользуюсь тушью.

Мона решила разрядить обстановку и перешла на поддразнивающий задиристый тон.

– Хочешь сказать, это натуральные ресницы?

– Ну, да…

– Двойные ресницы, как у Элизабет Тейлор?

Эми никогда не думала о своих ресницах в таком плане.

– Я бы убила, чтобы иметь такие!

Эми понимала, что ее дразнят, но была абсолютно неспособна ответить в том же духе.

– Знаешь, сколько времени занимает у меня намазывание туши? Часы. Несколько часов, говорю тебе. А иногда я нечаянно размазываю, и приходится начинать все сначала. А у тебя натуральные? Как ты посмела так подкосить меня? Разве я тебе не подруга?

Эми только и смогла выдавить:

– Да…

Мона улыбнулась. Игра окончена.

– Высморкай «ос.

Эми послушно сделала то, что ей велели.

– Так-то лучше. С тобой все нормально? Эми кивнула.

– Итак, мы друзья, правильно?

Мона протянула свой розовый пальчик, чтобы скрепить их соглашение. Эми воспользовалась подсказкой и подняла мизинец в знак доверия. Они сцепили пальцы и на счет раз-два-три молча качнули руками. Священные узы были установлены.

Мона взяла на себя новую ответственность.

– Все так, а не иначе, Эми. Бобби мертв, но мы-то живы. Как всегда говорит моя старенькая бабуля: «Жизнь продолжается». Верно?

– Верно!

– Мы счастливицы, ты и я, и не должны забывать об этом. На целое лето в Англии! Господи, я знаю ребят, которые отдадут четыре своих зуба, чтобы побывать здесь. Послушай, какие мы везучие, да?

– Да, – Эми уже начинала чувствовать себя лучше.

– Мы должны максимально использовать наш шанс. Прожить каждое мгновение на все сто. Испить все до последней капли. Потому что ничего не известно заранее, верно? Никогда не знаешь, что тебя ждет. Сейчас ты выиграл предварительные выборы в Калифорнии и уверен, что станешь Президентом Соединенных Штатов, а через мгновение, бах! Ты мертв! – ее голос дрожал, а слезы все лились и лились по щекам. – Верно? – она умоляла о поддержке.

– Верно!

У бабушки Эми тоже есть любимая поговорка: «Нет худа без добра». До сегодняшнего дня Эми не очень-то разделяла подобную философию. Но, несмотря на несчастье, она приобрела новую подругу, с которой проведет лето и которая поможет ей, если случится то, чего она боится. Эми никогда в жизни не чувствовала себя так одиноко. Родители стали чужими. До прошлых выходных она считала Лу Хамфриза лучшим другом и будущим мужем. А сейчас вовсе не была уверена, что хочет, чтобы запланированная на ее день рождения помолвка состоялась. Он всегда соглашался с ее взглядами на нормы поведения. Во время их встреч в Гарварде они осторожно занимались любовью, не доводя дело до конца. Но в прошлую субботу, за неделю до ее отъезда в Европу, он переступил черту, не слушая протестов.

– Это доказательство, что ты любишь меня, Эми.

– Ты ведь знаешь, я люблю тебя.

– Тогда зачем ты уезжаешь на три месяца? Что, интересно, я буду делать? Заниматься онанизмом?

Он знал, что она ненавидит подобную вульгарность. И как много значит для нее этот летний семинар.

– Я доверилась тебе. Что, если я беременна?

Он растянул губы в самодовольной уверенной улыбке, которая всегда казалась ей такой успокаивающей.

– Тогда мы поженимся. Просто. Мы поженимся в любом случае, так какая разница?

Разница, как он прекрасно знал, заключалась в плане, заранее продуманном до мелочей. Они закончат учебу, найдут работу, поженятся, решат вопрос с квартирой, съездят в путешествие и только потом заведут детей. Если же она беременна, все изменится. Мона опытна. Осенью она собирается снять квартиру вместе с тремя студентками из Нью-Йоркского университета, тоже будущими актрисами. Если случится худшее, Эми может открыться Моне. Она скажет, что делать.

Мисс Каннер, атташе по культуре в Службе помощи студентам, наклонилась над своей папкой и вскоре триумфально произнесла:

– Вот отличный вариант для вас обеих! Две маленькие спальни в очаровательном доме прямо у Кингз Роуд в Челси.

Мона открыла рот и схватилась за сердце.

– Челси! Сейчас я потеряю сознание!

По сведениям, почерпнутым Моной из статьи для туристов в воскресном номере «Тайме», Карнаби-стрит была местом для покупок, салон Видал Сассуна в Мейфейр – парикамахерская, где вам сделают геометрическую стрижку, в Челси – только Челси – район, где можно жить. Все, что вам нужно сделать, говорилось в газете – это пройти вниз по Кингз Роуд, и вы столкнетесь с такими людьми, как Джон Озборн, Твигги и другими знаменитостями в кофейном баре «Кения» или в пабах типа «Челси Поттер». Держа в памяти эту статью, она надеялась однажды переехать в Челси, и вот теперь мечта так быстро исполнилась!

Предстоящее лето подарило еще одну яркую надежду. В Академии вытравят малейшие следы ее бруклинского акцента. Ходили слухи, что сам Лоуренс Оливье регулярно курирует занятия по драматическому искусству.

– Ты будешь играть Офелию. Он увидит тебя и поймет, что ты в двадцать раз лучше, чем Джин Симмонс! – предсказывала ее мать.

– Только не Офелию, ма!

Это была тема их частых споров, проходивших всегда в традиционном порядке:

– Меня стошнит.

– Офелия была достаточно хороша для меня, и она достаточно хороша для тебя!

Рахиль Давицки в четырнадцать лет играла Офелию в еврейской постановке «Гамлета» и хранила пожелтевшие вырезки из газет, свидетельствующие о ее романтической красоте и таланте.

– Она позволила Гамлету помыкать собою.

– Она не могла помочь себе. Она была влюблена.

– Если любовь делает из тебя сумасшедшую, я не хочу ее. Лучше сыграть леди Макбет.

– Ты слишком молода.

– Порция. Я сыграю ее в сегодняшнем модном наряде – мини-юбке, правильно? Современный адвокат…

– Съешь что-нибудь. Ты худа, как палка!

Ее мать была выдающейся занудой. Борьба Моны с выпуклостями на фигуре стала постоянной проблемой. Она сбросила десять фунтов на грейпфрутовой диете и продолжала «работать» над собой. К тому моменту, когда надо будет играть Порцию, она станет худой и изящной. Оливер ее увидит, и преклонив колено, попросит сняться в его новом фильме. «Ларри, дорогой, если ты настаиваешь… Я отложу дебют на Бродвее до следующего года».

Голос мисс Каннер прорвался в ее фантазии.

– Молодая женщина, которой принадлежит дом, кажется очень милой. Собственно говоря, она не намного старше вас обеих. Печальная история. Родители погибли в аварии. Все, ну почти все имущество перешло правительству в уплату долгов. Бедняжка, единственное, что ей удалось сохранить – это маленький дом, поэтому она решила взять несколько ПГ.

– Что такое ПГ? – спросила Эми.

– Платящие гости. Это способ сказать по-светски, что вы держите пансион.

Условия были хорошими, учитывая месторасположение. Двадцать фунтов в неделю с каждой.

– Разрешается пользоваться кухней и гостиной. Вы сами стираете, покупаете себе еду и, конечно, напитки. Молоко доставляют в дом каждое утро. Вы можете договориться о пользовании телефоном, электричеством и горячей водой. О, и еще одна вещь.

– Привидение? – с надеждой спросила Мона.

– К сожалению, нет центрального отопления, но с другой стороны – сейчас лето.

– По мне, так просто великолепно, – Мона сгорала от нетерпения переехать. Одной ночи в молодежном общежитии было более, чем достаточно.

Мисс Каннер позвонила, чтобы удостовериться – комнаты еще свободны.

– Номер четыре, Челси Мьюз. Вас встретит леди Джорджина Крейн.

– Леди? – на сей раз Мона попыталась сдержать свой восторг, но он был слишком велик. – Погодите, пока об этом узнает моя мать! А тетя Руфь? Да об этом они сообщат каждому в Бруклине! Мой Бог, мы должны делать реверансы или что-нибудь подобное?

Терпение Хелен Каннер часто проходило суровую проверку при общении с американскими студентами, но эта девушка, Мона, заставила ее рассмеяться, несмотря на чувство собственного достоинства, поддерживаемое дипломатами.

– Светские манеры не требуются. Ими вы можете смутить хозяйку. Запомните одну вещь: люди с титулами редко пользуются правом называть себя в соответствии с этикетом. Кроме случаев объявления свадьбы или при заказе столика в ресторане. Возможно, она попросит называть ее без лишней помпы, Джорджиной. Просто будьте такими же милыми, как всегда. Помните, вы представляете Соединенные Штаты Америки, поэтому ведите себя хорошо, оплачивайте счета и… прекрасно проведите лето!

Вдруг обе молодые девушки, даже бойкая Мона, показались трогательно юными и ранимыми. Хелен Каннер проводила их до ворот посольства и объяснила, где сесть на автобус. Она импульсивно обняла своих подопечных.

– Если появятся проблемы, позвоните мне. Даже с картой, полученной от мисс Каннер, найти Челси Мьюз оказалось непросто. Они дважды прошли мимо по узкой подъездной дорожке, не поняв, что уже у цели. Прохожий заметил их растерянность и проявил участие.

– Это как раз позади вас.

Табличка с адресом не только изрядно пострадала от времени, но и была спрятана за деревом.

Челси Мьюз Королевский Округ Кенсингтона и Челси СВ-3

Королевский Округ? Посетительницы переглянулись и улыбнулись. Приключение начинается. Войти в особняк, значит, сделать шаг назад во времени. Это возвращение к булыжным мостовым, газовым уличным фонарям эпохи Шерлока Холмса и игрушечным домикам с ярко выкрашенными деревянными дверями и окнами, утопающими в цветах. Их новое летнее жилище, дом леди Джорджины развеселил девушек канареечно-желтой дверью с черным молотком, вернее, не молотком, а устройством в форме раковины морского моллюска.

– Ну не сказка ли?

– Я боюсь. Что, если мы ей не понравимся?

– Конечно, она полюбит нас! Мы же американки, верно?

– О, Мона, я так рада, что нам не надо демонстрировать светские манеры!

Ярко-желтую дверь открыл не ливрейный лакей и не горничная в переднике и чепце – сама леди Джорджина Крейн встретила их на пороге. Густые блестящие волосы цвета жженого сахара были уложены в красивую прическу, только несколько прядей падали на длинную грациозную шею. В зелено-голубых глазах сверкали золотистые искорки, а темные брови контрастировали с фарфоровой кожей лица. Моне Девидсон показалось, что перед ней сказочная принцесса из любимой детской книжки.

Правда, вместо воздушного муслинового платья и зеленой бархатной накидки это волшебное существо было одето в традиционную современную одежду розовых и яблочно-зеленых тонов: пуловер с кардиганом и клетчатая юбка в складку (до колен, а не мини). Единственные украшения – нитка жемчуга и золотой браслет. «Так элегантно и аристократично», – подумала Мона, внезапно ощутив гротескность собственного яркого и кричащего стиля. Сверхизобилие цвета и форм, копна черных кудрей, которые, казалось, росли свободно и неуправляемо, полные губы, безуспешно уменьшаемые с помощью карандаша телесного цвета, грудь и бедра, от натиска которых почти трещали швы на ее блузке и мини-юбке. Что касается новых супер-мини, о них придется забыть. Она представляет собой возвращение к Рубенсу. Ни при какой погоде ей не удастся носить суперкороткие юбки. Проклятая Твигги, в таком случае! Вид Джорджины расстраивал еще больше, вызывая беспокойные мысли. Мона думает, что кто-нибудь, действительно, позволит ей играть Порцию с ее внешностью? Порция выглядит, как Джорджина. Будет удачей, если ей дадут роль Фальстафа. Ее будущее – радио, где никто не увидит пышных форм. Стать такой, как Джорджина – это уже за пределами мечтаний, нечего и завидовать. Мона может провести сотни лет на диете, делать пластические операции, выпрямлять волосы – все бесполезно. Она никогда не будет выглядеть, как Джорджина. Или говорить, как Джорджина, Господь милосердный, с этим восхитительным акцентом. Ей не следовало приезжать в Англию, все в Академии будут хохотать над ней. Может, стоит притвориться больной и немедленно уехать домой? Мать убьет ее.

– Как мило, что вы пришли, – сказала Джорджина с легкой улыбкой, которая заставила девушек почувствовать себя слонихами в посудной лавке, но, с другой стороны, каким-то образом заверила – все будет в порядке, если они постараются топать поосторожнее.

– Смотрите под ноги, – добавила она, – Боюсь, ковер на лестнице несколько потерся.

Эми тоже чувствовала себя подавленно, хотя и по другим причинам. Она могла бесстрастно оценить неоспоримую красоту английской розы, какой являлась Джорджина Крейн. Она судила об англичанке непредвзято, так как сама обладала стройным длинноногим телом теннисистки, короткой, выбеленной хлорированной водой бассейна, стрижкой пловчихи и дерзким веснушчатым лицом – наследие английских предков. Пока ее тело и волосы были безупречно чистыми, а вес стабильным – кстати, у нее никогда не возникало проблем с весом – она не беспокоилась, как выглядит. Она не завидовала Джорджине и не тосковала по самосовершенствованию.

А вот, что действительно взволновало Эми – это гостиная Джорджины. Райская роскошь по сравнению с практичностью ее родительского дома. Стены увешаны фотографиями и картинами. Мягкий диван и стулья расставлены вокруг старинного низкого столика рядом с камином, закрытым медной решеткой и украшенным сухими цветами. Когда она напишет Лу, то есть, если она напишет Лу, именно это и надо будет описать. Она предпочитала не думать о нем и о последнем уик-энде. Она хотела обсудить этот вопрос с матерью, но подходящий момент так и не представился. Возможно, потом, узнав друг друга поближе, она поговорит об этом с Моной. Если не будет слишком поздно.

– Могу я предложить вам чаю? – Джорджина указала на обитый ситцем диван. – Пожалуйста, располагайтесь поудобнее, пока я принесу поднос.

Эми буквально провалилась в мягкий диван, так, что ее подбородок оказался почти на уровне колен. Увидев ее затруднительное положение, Мона выбрала один из стульев и села на самый краешек, с трудом удерживая равновесие.

Ее внимание привлекла фотография в рамке. Это был удивительно красивый молодой человек в стиле Лесли Ховарда или Питера О'Тула.

– Кто же это, интересно? Может, ее брат? Помни, спрашивать невежливо.

На подносе уместился огромный заварочный чайник, покрытый вязаной салфеткой, кувшин с кипятком, молоко, сахар и тарелка с шоколадным печеньем.

Джорджина наполнила первую чашку с грацией прирожденной аристократки.

– Сахар? – спросила она Эми, ее звенящий голос прекрасный образец салонных манер в копилку Моны.

– Да, пожалуйста, – Эми видела достаточно английских фильмов, чтобы ответить соответственно.

– Белый или демерара? Недоумение.

– Демерара.

Чем бы это ни было.

– Одну или две ложечки?

– Две, пожалуйста.

Коричневый сахар. Теперь она знает. Если кто-нибудь на семинаре предложит ей демерара, она будет в курсе, что это такое. Путешествия чрезвычайно поучительны.

– Молока?

Эми сказала «нет». Теперь очередь Моны.

– С лимоном, пожалуйста.

– О, дорогая, – Джорджина нервно оглянулась, словно ожидала найти лимон где-то рядом. – Я ужасно сожалею. Я, действительно, приношу свои извинения.

Простофиля.

– О нет, пожалуйста. Это я должна извиниться. Когда Мона была смущена, она всегда говорила слишком много. Данный момент не составил исключения. Она пыталась сдержаться, но не смогла.

– Видите ли, у меня русские предки. Польские, точнее. Ну, вернее, скорее, русские. В общем, мы обычно пьем чай, когда не очень хорошо себя чувствуем. Или после еды. В стакане, с лимоном.

– Ах, русский чай. Мы тоже так пьем, – Джорджина была истинно аристократична, смягчая неловкость. – В следующий раз я не забуду о лимоне.

– Это совершенно не важно, действительно. Я не должна была ничего говорить. Действительно, прекрасно и с молоком. Я люблю молоко. Действительно, – она почувствовала, как взмокла спина.

У Эми были свои трудности, она пыталась удержать на колене чашку с блюдцем. Когда Джорджина предложила ей шоколадное печенье, чашка опрокинулась, горячая жидкость потекла по ноге, промочив виниловую туфлю, а печенье, как летающая тарелка, пролетело через всю комнату.

Инстинктивный порыв Моны помочь окончился также плачевно – второй опрокинутой чашкой. Комичность ситуации растопила лед. Девушки расхохотались с нервным облегчением, и Джорджина, еще ребенком научившаяся наливать чай, не глядя на чайник, опрокинула свою чашку.

Годы спустя, когда Мона вспоминала происшедшее и спрашивала подругу, было ли это случайностью или просто жестом вежливости, Джорджина ссылалась на полную потерю памяти.

– Думаю, вы хотите увидеть… – Джорджина искала правильное слово. – Помещения? Да, помещения. Простите. Все это совершенно для меня непривычно. Я не совсем хорошо знаю, как быть хозяйкой пансиона, никогда не принимала ПГ.

Мона бросилась на выручку.

– А мы никогда не были ПГ, правда, Эми? Уверена, мы будем здесь очень счастливы, так ведь, Эми?

Ее эйфория длилась недолго. Сказать, что спальни были маленькими, значит, вспомнить разные старые водевильные шутки. В каждой – узкая кровать, стол, лампа и комод.

– А где туалеты?

– Нет ни одного на этом этаже.

– Куда предполагается вешать одежду?

– За дверью есть крючки.

– Телевизор?

– Только в гостиной.

Мона любила смотреть фильмы в кровати.

– Думаю, я смогу взять телевизор напрокат.

– Боюсь, нет Проводка слишком слаба. Если будет еще один телевизор, все пробки перегорят. Я боюсь, во всем доме нужно переделать систему электричества.

К этому времени Мона хотела, чтобы Джорджина перестала бояться по всякому поводу. Разве она не знала, что американцам нужны туалеты и телевизоры?

И душ. Здесь была только одна ванная комната, маленький туалет, но зато сама ванна, еще довоенная, огромная, с ножками в виде львиных лап. Эми пришла в востор.

– Bay! В нее поместятся сразу два человека!

Джорджина покраснела. «Не такая уж холодная малышка, в конце концов», – отметила Мона, раздумывая, не является ли мужчина с фотографии причиной внезапного румянца.

– А душ?

– О Боже, – Джорджина снова вздохнула. Даже она, казалось, устала говорить «Боюсь, нет».

– О Боже, – эхом повторила Мона. Без душа она просто не могла жить. Утром ей нужно принять душ, чтобы проснуться. Как еще можно вымыть волосы? Нет смысла обманывать самих себя.

– Я боюсь… Ну, я думаю, Эми и я… Джорджина поспешила согласиться.

– Не стоит отрицать, все здесь довольно примитивно. Никогда не бывает достаточно горячей воды. Я знаю, американки проводят полжизни, принимая ванны. И смотря телевизор. Мне очень жаль, действительно.

Две американки согласились, что это очень досадно. Словно для того, чтобы заставить их почувствовать себя лучше, она добавила:

– И боюсь, нет холодильника. Они даже не посмотрели кухню.

– Нет холодильника?

– Я как раз собиралась приобрести. Один друг организует это, точнее, он так говорит, – краска вновь залила ее щеки.

– Ну, если вы действительно скоро получите холодильник, может быть… – Эми задумчиво заглянула в одну из маленьких спален, которая могла бы стать ее. Она напомнила ей комнату Лу в Гарварде, с такой же узкой кроватью. – Комнаты невелики, но они уютные. Как ты думаешь, Мона?

– Нет, не хочу и слышать об этом. Я вижу, вам не будет здесь удобно. Уверена, посольство подберет вам более подходящий вариант.

Эми и Мона неохотно согласились. Куда Эми положит свою теннисную ракетку? А магнитофон и фен? Мона не упомянула, что у нее есть еще пишущая машинка, утюг и складная гладильная доска.

– Спасибо за чай.

При слове «чай» они снова расхохотались.

Спокойствие Челси Мьюз вдруг взорвалось ревом мощного автомобиля, свернувшего на подъездную дорожку и душераздирающим скрипом тормозов. Стук в дверь, и мужской голос прокричал:

– Джорджина!

Он так колотил молотком, что, казалось, возникла реальная угроза желтой двери.

– Джорджина! Сейчас же открой эту чертову дверь, или я вышибу ее!

Две посетительницы застыли на месте, а хозяйка дома бросилась вниз по узкой лестнице. Когда в гостиную донеслись приглушенные звуки любовной возни, девушки переглянулись в благоговейном трепете. Среди тихого шепота и смешков можно было различить слово «американки». В конце концов, приближающиеся шаги возвестили о возвращении заметно возбужденной Джорджины, покрасневшей намного сильнее, чем раньше. Она на ходу придавала рассыпавшейся прическе некое подобие порядка. Высокий, стройный мужчина, шедший позади нее, был явно незнакомцем с фотографии.

– Так, так, так… – он откровенно оценивающе осмотрел визитерок. – И что же мы здесь имеем?

Джорджина шагнула вперед, чтобы познакомить гостей.

– Мисс Девидсон, мисс Дин, позвольте мне представить мистера Ника Элбета.

Моне вспомнился официальный прием из пьесы Шоу «Как важно быть серьезным». В Штатах больше не было необходимости представлять кого-либо друг другу.

– Вы американки? – напыщенно проговорил он, словно это было самое замечательное и необычное явление. – Какое счастье! Добро пожаловать в Лондон!

Ник каждой по очереди потряс руку, что вызвало секундное замешательство. В Америке девушке не пожимают рук.

– Где ты нашла их, Джорджина? Они совершенно восхитительны!

– Вспомни. Я заключила договор с американским посольством. В конечном итоге, это ведь твоя идея!

– И они прислали тебе этих двух прелестниц? Думаю, я пойду и тоже подпишу договор. Мне пришлют таких же?

– О, Ник…

Джорджина, до этого холодная и спокойная, не могла оторвать от Ника руки. Поглаживая лацканы его блейзера, она застенчиво спросила:

– А что случилось с моим новым холодильником?

– Не новым, солнышко. Я никогда не говорил, что он новый. Порядком использованный холодильник, точнее говоря, редко использовавшийся, от того парня, что живет на барже на набережной. Ему просто не нужны эти чертовы аппараты, – и в порядке объяснения гостям Ник добавил: – Предпочитает чистое виски. Без льда.

– Так, когда же мы увидим холодильник?

Ник Элбет полез в карман за серебряным портсигаром и стал тянуть время, выбирая сигарету, затем осторожно вставил ее в мундштук из черепашьего панциря. Дальнейшие поиски его серебряной зажигалки заняли несколько минут, и прежде чем вспыхнул огонек, пришлось пару раз потрясти зажигалкой. Не замечая сосредоточенного внимания, обращенного на него, он осторожно прикурил сигарету, медленно затянулся и только потом ответил:

– Подлец требует с меня еще десять фунтов.

– Но это же абсурдно! Я дала тебе пятнадцать. Конечно, это должно быть достаточно за подержанный холодильник.

– Позже, Джорджина. Нам не следует обсуждать бытовые проблемы при твои новых ПГ. Что они подумают? Не стоит беспокоиться. Холодильник будет здесь завтра, и ты наморозишь столько льда, сколько нужно для всякой там кока-колы, – он одобрительно потрепал Джорджину по щеке. – Умная девочка, что взяла этих американок.

На сей раз Мона поняла – она должна заговорить, хотя и чувствовала, что переплюнула по нахальству собственную мать.

– Ну, видите ли… дело вот в чем. Мы не переезжаем сюда.

Удрученная Джорджина подтвердила заявление Моны унылым кивком.

– Не переезжаете? Чепуха, Джорджина! Это из-за холодильника, так, ведь? Глупый я осел, но не стоит беспокоиться. Холодильник будет здесь завтра, слово чести.

– Ник, пожалуйста. Дело не в нем. Просто, комнаты не подходят. Девушки уже собрались уходить.

Но его было невозможно убедить.

– Они не могут вот так познакомиться и уйти! Не желаю и слышать об этом!

Мона шагнула к двери.

– Мы лучше пойдем.

– Я очень сожалею, – заверила их Джорджина. – Было так приятно поболтать.

– Огромное спасибо за угощение, – ловкое передразнивание Моной выговора Джорджины привело трех девушек к новому взрыву хохота.

Ник был несокрушим.

– Вы не можете уйти прямо сейчас. Это будет слишком неприлично! Я еще не пил чай!

К этому времени чайник уже остыл.

– Солнышко, будь ангелом и принеси нам всем свежую заварку.

Когда Джорджина покорно направилась вниз, Мона поняла, что они почти запуганы.

– Мы, действительно, очень сожалеем. Дом, правда, ужасает, но…

Лукавый взгляд Ника уперся в ее глаза, и мозг Моны отключился. Она не могла придумать, что сказать дальше. Эми закончила ее фразу.

– Он очаровательный. Джорджина великолепна. Но здесь нет душа и…

– Нет душа? Вся проблема в этом? А вы слышали о последних научных открытиях?

Душ, как он объяснил, стал причиной того, что у американок так много сексуальных проблем. Ванна значительно, значительно полезнее для различных женских органов.

– Стоять в душе – это для мужчин. Для женщин изначально свойственно купаться в теплой ароматизированной воде, это приносит настоящую пользу. Мона рассмеялась.

– Ладно, не заливайте.

– Правда! Уверяю вас!

Выработанным движением конспиратора он убедился, что дверь плотно закрыта, и взял обеих за руки. Посадив девушек на диван, он расположился на полу у их ног и положил ладони на коленки юных американок.

Очень важно, чтобы они изменили свое мнение. Для их собственного блага, а также и для блага Джорджины. Он согласен, есть определенные неудобства, но разве будет лучше в какой-нибудь современной многоэтажке, лишенной шарма и исторического своеобразия, только из-за наличия душа? Время, проведенное в доме Джорджины станет незабываемым на всю жизнь. Она, конечно, слишком скромна, чтобы рассказать о себе и своих предках.

– Она потомок титулованного рода, восходящего к царствованию Елизаветы, I: Более того, – здесь он понизил голос, хотя невозможно было услышать его внизу на кухне, – этот дом стоит на месте старого Челси Паласа, дворца, где королева Елизавета потеряла свою невинность, соблазненная Томасом Сеймуром.

– Я видела фильм «Юная Бесс» с Джин Симмонс! – Мона была очарована.

Завороженная Эми ловила каждое слово, хотя и знала, что все это ложь. Ей было все равно. Этому мужчине невозможно сопротивляться.

– Семья Джорджины пережила все политические передряги на протяжении веков, и жизнь была прекрасна до прошлого года.

Оказалось, несчастный случай, убивший родителей, оставил Джорджину и без единого пенни. Аристократичные друзья повернулись к ней спиной. Жених, гвардейский офицер из другого старинного рода, расторгнул помолвку. Мона и Эми были ее единственной надеждой. Они не позволят ей упасть духом.

– Она ведь снова может пойти в американское посольство, не так ли? – предположила Эми.

– Нет, она не сделает этого. Я знаю ее слишком хорошо. Для нее это очень унизительно.

Она так беспокоилась из-за необходимости приема незнакомцев в собственном доме, а вы вдвоем отлично подходите. Только увидев вас вместе, я смог сказать, что все получится прекрасно. Подумайте о веселье, вечеринках, Кингз Роуд… – к финальной части речи его брови нахмурились. – Если вы сейчас уйдете, не знаю; что будет делать Джорджина.

Они услышали шаги на лестнице. Ник Элбет сжал обеих американок в теплом объятии и по очереди поцеловал им руки.

– Пожалуйста, умоляю вас, не дайте ей упасть духом!

Он распахнул дверь гостиной и взял чайный поднос из рук Джорджины.

– Отличные новости, Джорджина, киска! Мона и Эми передумали. В конце концов, они решили остаться.

Вздох облегчения полный слез стал доказательством, что они совершили доброе дело, гуманный акт. Ее решительная верхняя губа не давала им раньше понять, в каком отчаянии она была. Стоя позади Джорджины, чтобы его не было видно, Ник посылал им воздушные поцелуи, беззвучно шевеля губами:

– Благословляю вас, мои ангелы!

Ник поставил поднос и превратил простую процедуру наливания чая в радостную праздничную церемонию. Когда он наполнял чашки, чай почему-то становился крепче, горячее и ароматнее, чем раньше. Счастье Джорджины обволакивало их всех. Мона и Эми вдруг ощутили себя удачливыми и привилегированными.

– Сказать вам кое-что? – отважился Ник.

– Что? – хором отозвались девушки.

– На улице у меня стоит большой автомобиль. Почему бы мне не свозить девчонок за вещами? А потом я приготовлю для всех поесть. Хорошо звучит?

Что бы он ни сказал, звучало здорово. Кто мог противостоять этому мужчине и обещаниям веселья, радости и волшебства, всем тем вещам, ради которых Мона и Эми приехали в Лондон? «Худшее, что может случиться – мы пожалеем о своем выборе», – рассудила Мона. «Не велика беда, верно?» В мыслях Эми Лу Хамфриз и другие гарвардские мужчины были разом посрамлены умом и стильностью Ника Элбета. Ее дурные предчувствия рассеялись. Она приняла верное решение провести лето заграницей.

«Даймлер» 1926 года, с огромными фарами и натуральной кожаной обивкой из лайки добавил очарования в романтическую ауру уединенного особняка. Мона и Эми смело шагнули в волшебное «Зазеркалье» Алисы, в другое пространство, в королевство, от которого Америка находилась невероятно далеко, так же, как и поблекшее несчастье с Бобби Кеннеди. Впереди их ожидало удивительное лето.

Трудно поверить, что они встретились только несколько часов назад, знают друг друга только с сегодняшнего дня. И уже сейчас они в Челси, переезжают к титулованной англичанке, а повезет их за вещами на автомобиле старой марки мужчина, не похожий ни на кого из тех, которых они знали.

Когда огромная машина вырулила на Кингз Роуд, Мона и Эми сцепили руки в восторженном предчувствии грядущего лета.

– Разве он не великолепен? – прошептала Мона. Эми пихнула ее локтем.

– Тише! Он услышит тебя!