Любовь

Пьеса для чтения Логопедия

Вечер. Квартира Вити. Зрителям она видна как бы в разрезе — это тем легче представить, что квартира небольшая: кухня да одна комната. Беспорядок ощущается скорее в воздухе, чем в конкретных предметах, — иначе у молодых людей и быть не может. Однако сейчас здесь все блестит. В партере чувствуется запах чистящего средства.

На кухне Витя убирает стол, протирает пыль с антресолей, хлопочет. В комнате на разобранной кровати сидит Ярослав. Ярослав — ровесник Вити и Миши. Выше их ростом, с довольно коротко обритой головой и выдающейся мускулатурой, он производил бы впечатление грозное, если бы не вечно потерянная мордочка, которая бывает еще, пожалуй, у енотов. Медлительность его объясняется не глупостью, но желанием основательно разобраться в любой ситуации. Вообще, он весьма и весьма умен, но из-за профессиональной деятельности это не всегда заметно; дело в том, что Ярослав — не социолог или писатель, а физик-теоретик.

Ярослав грустно играет на гитаре. Думы его далеко отсюда.

ЯРОСЛАВ (тихо, чтобы не услышал Витя). …Не улетай, не исчезай. Я умоляю!..

Слышится залихватский стук. Витя бросает тряпку на торшер и спешит открывать. В квартире появляется Миша, запуская внутрь зимнюю прохладу и свежий дух дезодоранта.

МИША (пожимая Витину руку). Ну, как живете, пидоры?

Ярослав цокает, Витя кивает. Очевидно, что они привыкли к такому обращению. Они хорошие друзья.

ВИТЯ. Проходи.

МИША (раздеваясь). Привет! Чего делаете?

Ярослав подходит к Мише, пожимает его руку и молча возвращается к гитаре. Витя идет на кухню.

МИША (разочарованно). Мои немногословные друзья.

Он уходит мыть руки. Витя весь в хлопотах: там мусор забыл убрать, здесь стул не так поставил. Наконец нервное состояние его отпускает, он мечтательно глядит в окно. Затем подходит к кофемашине, варит кофе.

ВИТЯ (громче, чем можно было от него ожидать). Ярослав, кофе!

Ярослав бросает гитару, бежит на зов природы. Тогда же к нему присоединяется Миша. Друзья втроем сидят за одним столом. Освещение тусклое, романтическое. Капучино для Вити, Ярослава и американо для Миши, несомненно, как-то их характеризуют.

МИША. Ну чего, рассказывайте. Ярослав, как с Лизой?

ЯРОСЛАВ. Хорошо все.

МИША. Говорили сегодня?

ЯРОСЛАВ. Сегодня — нет.

МИША. А когда говорили?

ЯРОСЛАВ (смутившись). Ну-у… На прошлой неделе.

Молчание. Витя залпом выпивает свой кофе.

МИША. А ты чего?

ВИТЯ. А чего я, у меня отпуск.

МИША. Написал что-нибудь?

ВИТЯ. Маме с утра написал. (Пауза.) Твоей.

Миша кивает, торжественно раскрывает сумку и достает оттуда тощую рукопись. На титульном листе значится заглавие: «Сто рублей».

ВИТЯ. Это что?

МИША. Пьеса. Будем читать по ролям.

Друзья садятся плотнее. В глазах Ярослава читается неподдельный интерес.

МИША. Вить, ты читаешь за Витю.

ВИТЯ. Сильно.

МИША. Я, соответственно, читаю за Мишу. Ярослав, ты читай, пожалуйста, за второстепенных персонажей и… И давай за автора почитаешь, хорошо?

ЯРОСЛАВ. Ну ладно.

Молчание. Друзья сосредоточенно вглядываются в текст.

МИША. Ну?

ЯРОСЛАВ. Что ну?

МИША. Будешь читать?

ЯРОСЛАВ (осознав). А-а-а!.. (Читает.) «Диме, другу дней моих су… Су…»

МИША. Суровых.

ЯРОСЛАВ (кивает). «Суровых». И далее по тексту.

Молчание. В зрительном зале слышится неловкий смешок.

МИША. Читаешь?

ЯРОСЛАВ (читает про себя). Погоди. Так, ну хорошо. «День. Сетевая кофейня во франкском стиле».

ВИТЯ. В каком?

ЯРОСЛАВ. Фракском.

МИША. Ярослав, блин, тебя как родители читать учили?

ЯРОСЛАВ (невозмутимо). Никак. Они развелись.

Молчание. Неловкое.

МИША (недовольно). Ну неважно. Во французском стиле, не во франкском.

Витя, которого армия научила в первую очередь внимательности к ближним, решает сменить тему.

ВИТЯ. А Лиза сейчас в Париже. Вот он и пугается. Неизвестности.

Ярослав хмурится. От слов «а Лиза», словно бы специально поставленных в таком порядке хитрым драматургом, активизируется умная колонка.

КОЛОНКА АЛИСА (голосом насмешливого робота). Я — ничего не боюсь! Париж — город любви, а я люблю вас! Не хотите ли послушать Бодлера? Из «Цветов зла»: Novis te cantabo chordis, o novelletum…

ВИТЯ. Алиса, выключись.

МИША. Алиса, стоп.

Алиса обиженно потухает. Молчание.

ВИТЯ. А вот если она живая? И любит на самом деле какого-то другого робота… Аристократического, с таким голосом возвышенным.

Голос этот артисту предлагается найти самостоятельно.

ВИТЯ. Ком иль фо, се ля ви!

МИША. А ля гер ком а ля хер!

ВИТЯ. М-м, нет, это другое… А зовут его как-нибудь по-дворянски. Робот Оболенский!

МИША. Василевский!

ВИТЯ (мечтательно). Зеленский!

Молчание. Друзья опасливо поглядывают на колонку. Боятся слежки. Ярослав тяжело вздыхает — и Миша вспоминает про него.

МИША. Поругались, что ли?

ЯРОСЛАВ. Ну сейчас да.

МИША. А почему?

ЯРОСЛАВ. Ну я типа времени мало с ней провожу, и с ней вообще мало кто общается.

МИША. А ты реально с ней мало времени проводишь?

ЯРОСЛАВ. Ну мы переписываемся…

ВИТЯ. Хуисываемся.

МИША (переживая за товарища). Да погоди. Ну посмотрите хоть кино какое-нибудь вместе… Или там музыку послушайте. (Пауза.) А вы… Ну… Этим занимаетесь? По телефону.

ЯРОСЛАВ. Чем?

МИША. Ну… Этим.

Миша недвусмысленно демонстрирует, чем они занимаются.

ЯРОСЛАВ (пискливо). А ты с Наташей?!

Миша расстраивается. Это находит отражение в его глазах.

МИША. Ладно, дальше-то будешь читать?

ЯРОСЛАВ (делая над собой неимоверное усилие). «Играет…»

ВИТЯ. Это будет тяжело.

ЯРОСЛАВ. «Джо Дасян, Шарль Азна… Зна-зна… Самовар. И Эдит Паф».

МИША. Пиф-паф.

ВИТЯ. Паф-паф.

ЯРОСЛАВ. Ну мне читать?

МИША. Читай, только со следующего абзаца.

ЯРОСЛАВ (бодро). «Витя — молодой человек двадцати лет».

МИША. Вот!

ЯРОСЛАВ. «Пальто ему велико и напоминает армейскую шинель».

МИША. Можешь же, когда хочешь!

ЯРОСЛАВ. «Символизм не проходит мимо внимания Вити, заставляя его стесняться, краснеть и обижаться на само…» Самое?

МИША. Не са́мое, а самоё. Слово такое.

ЯРОСЛАВ. Нет такого слова.

ВИТЯ. Оно устаревшее просто.

ЯРОСЛАВ. А-а-а…

МИША. Иногда я поражаюсь, Ярослав, как Лиза смогла тебя полюбить.

ЯРОСЛАВ (чистосердечно). И я тоже.

МИША. Ты ей стихи читал когда-нибудь?

ЯРОСЛАВ (подумав). Нет.

МИША. А в любви как признавался?

ЯРОСЛАВ. Ну как…

ВИТЯ. А я сейчас покажу.

Витя поднимается из-за стола, подходит к Ярославу и встает перед ним на колено. Молчание. Друзьям становится неловко.

ЯРОСЛАВ. Ну?

ВИТЯ. Пошли трахаться?

МИША. Тьфу!

Он поднимает Витю и возвращает на место. Вдруг у Миши дзынькает телефон. Он хочет перевернуть его экраном вниз, но вспоминает сюжет собственной пьесы и с неохотой читает сообщение. Он улыбается.

ВИТЯ. Наташа?

МИША (кивает). Вам привет.

ВИТЯ и ЯРОСЛАВ (одновременно). И ей.

МИША. Соскучился! Люблю ее.

Друзья молчат, уважая его чувство. Но Ярослав не выдерживает. Его раздирают этические противоречия.

ЯРОСЛАВ. Любви нет!

МИША и ВИТЯ (одновременно). Иди на хуй!

Ярослав всплескивает руками. Лиза не писала со вчерашнего дня — это выбивает его из колеи.

МИША. Ладно, давайте дальше. Там есть один момент клевый. Сейчас…

Перелистывает страницы. Это несложно — их немного.

МИША. Во. Сейчас, я начну… «И как?»

ВИТЯ. Что как?

МИША. Да в пьесе же, вот. «И как?»

ВИТЯ. А. «Херней занимаются и думают, что это очень смешно. Невозможно этот балаган выносить. Еще все с такими серьезными рожами слушали».

МИША. «И чего, совсем никого интересного?»

ВИТЯ. «Вася только. Но он нажрался».

МИША. «А девушки?»

Молчание.

Молчание продолжается.

Одинокий смешок в зале повторяется — и теперь ему не так одиноко.

МИША. Ну? (Пинает под столом Ярослава.) Чего ты рассеянный-то такой сегодня? В университете что-то?

ЯРОСЛАВ. Да там контра была. Ща… «Ви-тя корчит ро-жу, ко-то-рая в их к… Кругу означает: “Все девушки были (хихикает) некрасивые”».

ВИТЯ (мрачно). Это он хорошо читает.

МИША. Не сбивай!

ЯРОСЛАВ. «Миша по-ни-мающе ки… Кивает. Молчание. Все мысли Вити крутя́тся вок-круг девушки Стругацких».

МИША (с обидой). Сам ты девушка Стругацких!

ЯРОСЛАВ. «В голове своей он уже представил, как будет выглядеть их дом и пару раз пердумал…»

Миша с Витей хохочут. Ярослав в недоумении.

ЯРОСЛАВ. А что это за слово!

МИША. Перепридумал, Ярослав!

ЯРОСЛАВ. А, бля… Ну там сколько слогов.

ВИТЯ. Шесть!

МИША. Пять.

ВИТЯ. Ну пять! Может, тебя к логопеду сводить?

МИША (авторитетно). У меня дефектолог знакомый есть.

ЯРОСЛАВ. Ну а на хрена там две приставки?

Миша приобнимает друга, хлопает его по плечу.

МИША. Это одна приставка, товарищ. Учиться тебе еще и учиться.

Вдруг у Ярослава звонит телефон. Звучит «Океан Эльзи». Это определенно настраивает на его сторону Мишу — известного эстета, а Витю, как офицера запаса, приводит в недоумение.

МИША. Лиза?

ЯРОСЛАВ. Ага.

ВИТЯ. Смотри в слове «враг народа» буквы не перепутай.

МИША. Это два слова.

Ярослав удаляется в комнату. В этот момент осветители вытворяют небольшой трюк со сценой — выключают свет на кухне и включают в комнате. Необходимо это техническое новшество для того, чтобы зритель сосредоточился на главном, не отвлекаясь на частности.

Ярослав снова садится на разобранную кровать, берет в руки гитару. Начинает наигрывать ту же грустную мелодию. Отвечает на звонок.

ЯРОСЛАВ. Да. Да, это я. Да. Как дела? (Улыбаясь.) И я тебя люблю. Да. Да ну что ты такое говоришь! Ты прекрасная, нет на свете девушки красивее, умнее и талантливей тебя — ты мой свет, Лизочка, моя душа… Конечно. Да, милая, да, да — с тобой я чувствую себя бедным Абеляром, недостойным Эрастом, целующим прекрасную и нежную Элизу. Я хочу жить с тобой, хочу просыпаться, чувствуя тебя в своих объятиях, и не будет мне счастья без этого, никогда! Я думаю о тебе всегда — с друзьями, на учебе, когда преподаю; без тебя мне нет жизни, моя чудесная, прекрасная Лиза. Содержание снов и дневных видений целиком в тебе и только тобой исчерпывается, мне все время тебя мало, ты — мой мир, моя вселенная, самая прекрасная вселенная на свете. Я люблю тебя! Люблю!

В комнате медленно тускнеет свет, зрителю должно быть достаточно упоминания возлюбленной Абеляра и текста главного хита певицы Гречки, чтобы убедиться в романтической натуре Ярослава. Ежели этого мало — помилуйте, драматург бессильно опускает кисть.

Одновременно светлеет кухня — снова два друга, Миша с Витей, снова только они вдвоем. В данный момент они увлеченно читают Мишин текст. Именно этот акт самовлюбленной аутотерапии и завершает пьесу — после него зрителя ждут лишь занавес, очередь в гардероб и разочарованный разговор в такси.

МИША (пылко, теряя связь между художественным вымыслом и реальной действительностью). По-настоящему закрытые времена большого искусства не дают: тому свидетельством и сталинская эпоха и, в общем-то, николаевская.

ВИТЯ. Да, наверное. (Оживляясь.) Перечитай Гашека — там не только про искусство, вообще очень ясно становится, как рождаются бравые солдаты Швейки.

Оба уже не читают текст, а проговаривают сокровенные мысли. И как проговаривают!

ВИТЯ (горячо). А вообще знаешь, я же только Канта дочитал — и вот подробность идеалистической философии, ее направленность на просвещение — это то, что нужно сейчас, думаю. В конце концов, эти времена когда-нибудь закончатся…

МИША. А столько всего сломано…

ВИТЯ. Да, столько всего сломано, что кому-то нужно будет поднимать все заново. Кому-то, кто умеет подняться над ситуацией, кому-то с мозгами, кто умеет оставить предрассудки и обиды позади…

МИША. И кому, как не нам.

ВИТЯ. Кому, как не нам.

Занавес. В гардероб выстраивается очередь, большая, словно в гастроном. Таксисты собираются с духом, оглядывая вываливающую на мороз толпу.