Ван опустил на стол пустую чарку, и евнух Чхве Сеён поторопился наполнить ее до краев. Когда раскрасневшийся государь взглянул на придворного, тот расплылся в любезной улыбке, одновременно подумав, что ван постарел, но вряд ли от правительственных забот. У малорослого Чхве Сеёна были узкие плечи и непропорционально большая голова, из-за чего евнух казался похожим на карлика. Однако комичному образу не соответствовали глаза, проницательно поблескивавшие на невзрачном лице. Эти глаза смотрели без страха даже на вана.
Увидев его улыбку, ван ухмыльнулся:
– Что, хорошо вернуться во дворец?
Чхве Сеён дернул плечами, лицо его стало бесстрастным.
– Конечно, ваше величество. День и ночь я думал только о вас.
– Это потому, что только я и прельщаюсь на твои сладкие речи… Если не хочешь, чтобы наследный принц опять отправил тебя удить рыбу на острове, будь осторожен. В следующий раз ты уже не вернешься.
– Да, ваше величество. Я ваш преданный раб.
– Знаю, знаю. Поэтому и вернул тебя, пока наследный принц гостит в Тэдо. Когда он вернется и увидит тебя, сразу ко мне прибежит. Уже слышу его крики: «Почему эта змея опять во дворце? Как посмел он здесь появиться! Кто позволил?» И так далее.
– В Корё нет человека выше вана. А ван – это вы, ваше величество.
– Можешь не напоминать! – Ван со стуком опустил чарку, и вино расплескалось. Его седая борода подрагивала. – Я правлю этой страной! Ван – это я!
Евнух поспешил долить вина. Правит он страной, как же!
Плечи вана уже поникли. Он остыл так же быстро, как разгорячился.
– Наследник ведет себя так, будто уже занял мое место. Весь в мать. А из-за женитьбы почувствует себя взрослым мужчиной и захочет большего.
– В этом дворце все верны вашему величеству. Опасаться Восточного дворца – правильно, но бояться его не стоит. Император к вам благосклонен.
– А мой сын с ним в прямом родстве. Пока он мне улыбается, но скоро воткнет мне нож в спину – я чувствую это. Мне подсказывают его глаза. «Я буду править не как мой отец. Я все изменю» – так он думает.
– Однако быть ваном не так-то просто.
Ван фыркнул, и вино полилось у него из носа. Начинался новый припадок возбуждения.
– Да-да, не так-то просто! Скоро ты узнаешь, каково править страной, подвластной Юаньской империи. Тебе тоже придется взять в жены юаньскую принцессу и пресмыкаться перед ней и ее семьей. Мальчишка! Ты даже не представляешь, как они обращались с моим отцом – как с дворовой собакой! Меня заставляли отправлять на их бойни сотни и сотни корёсцев. За этот трон придется платить девицами, лошадьми, соколами, золотом и серебром. Вот что ждет тебя, Иджил-Буха!
От волнения или от чего-то другого лицо вана стало землистым, он тяжело задышал. В такие моменты он особенно остро чувствовал, что уже стар. Прошли времена, когда он метался между Кэгёном и Тэдо в напрасных попытках улучшить положение страны. Все, что ему удалось получить, – это стыд, беспомощность и старое тело.
– Все напрасно… Все впустую…
– Ваше величество! Вы просто устали. Дела государства отнимают у вас много сил. Но если вы позволите себе отдохнуть, силы вернутся. Я кое-что приготовил для вас.
Ван нетрезво взглянул на Чхве Сеёна. Глаза у того сверкали, как у крысы, затаившейся в темноте. Поняв, к чему ведет евнух, ван рассмеялся.
– Я знал, зачем ты привел меня сюда. Тебе не дает покоя, что Ким Нё подсунул мне жену Ван Юсо. Но что поделаешь, не везет тебе. Я сыт тем, что у меня есть.
– Я не стал бы предлагать вам то же самое блюдо, ваше величество. Я преподнесу вам лакомство, какого вы еще не пробовали. Оно приготовлено специально для вас. Поверьте в мою искренность и позвольте показать его вам.
– А чего ты захочешь за это лакомство? Еще земель? Еще рабов? Хорошую должность для твоего человека?
– Для меня нет большей награды, чем удовольствие вашего величества.
Ван невесело рассмеялся. Его утомляло соперничество евнухов, которое становилось все ожесточеннее. Мужская сила возвращалась к нему не так часто, чтобы выдерживать поток «новых блюд». И все же он не мог отвергать подарки верных ему людей. К тому же старость не мешала ему желать красивых женщин, пусть и мешала удовлетворять это желание.
– Хорошо, я попробую твое лакомство.
Ван откинулся на спинку стула и погладил седую бороду. Когда Чхве Сеён удалился, он залпом допил вино. Нет никаких шансов, что его поникший отросток сегодня восстанет: усталость слишком сильна, а вино – слишком крепко.
«Попросить ее станцевать для меня обнаженной?» – вяло подумал ван и закрыл глаза.
Его усталое тело постепенно сползало со стула. Он уже почти лежал, когда дверь бесшумно открылась. Ван понял, что кто-то вошел, только по движению воздуха. В следующий миг он почувствовал неизвестный ему странный запах, совсем не похожий на сладковато-освежающий аромат, к которому он привык во дворце. Этот сладостный запах лип к телу, согревал кожу, возрождал исчезнувшее былое желание. Не открывая глаз, ван принюхивался и прислушивался. Кто-то медленно к нему приближался, шурша шелком по полу. Запах, заставлявший его кровь течь быстрее, усилился. Ван наконец открыл глаза. Наряд на его лакомстве был столь же необычным, как и исходивший от него аромат. И вопреки ожиданиям ван почувствовал возбуждение.
Одежда на незнакомке мало что прикрывала. Под распахнутым шелковым халатом виднелось одеяние из нежной прозрачной ткани, трепетавшей даже от дыхания женщины и позволявшей хорошо рассмотреть белую и гладкую кожу. Непрозрачным был только пояс, украшавший тонкую талию. Ван изучил незнакомку взглядом – сначала сверху вниз, а затем снизу вверх.
Глубокие глаза незнакомки околдовали его. Казалось, они обладают магнетической властью и способны вобрать в себя все жизненные соки того, кто будет смотреть в них достаточно долго. Ван жадно втянул воздух. Женщина улыбнулась краешком губ и поставила на стол небольшую чашу, которую принесла с собой.
– Что это? – медленно спросил ван.
Его ублажали сотни женщин, и он не хотел выдавать своего волнения. Однако Ок Пуён заметила, как подрагивает его борода.
– Бальзам для натруженного уставшего тела.
Такого странного тягучего голоса ван никогда не слышал.
– Ты боишься, что мое тело не сделает что нужно? – усмехнулся он.
Ок Пуён мягко улыбнулась и опустила руку в чашу.
– Я не знаю, что ему нужно.
– Как это – не знаешь?
– Я пришла для того, чтобы помочь отдохнуть утомленному Дракону.
Женщина подняла руку, в которой держала ароматное вещество. Ван неожиданно выпрямился.
– Что ты имеешь в виду? Ты собираешься помассировать меня и уйти?
– О нет, это только начало.
Ван выпучил глаза. Определенно, такого начала у него еще не было. Он чувствовал себя как во сне и все глубже погружался в это удивительное ощущение. Стареющий ван много знал о том, что касалось близости с женщиной. Он был умен, а так как в делах политических его ум никому не требовался, всю его силу ван обратил на свои увлечения – охоту и женщин. Отношения с женщинами утомляли его однообразием, и постепенно ван стал нуждаться в необычных и даже не совсем нормальных удовольствиях. Однако большинство его любовниц были слишком застенчивы и пугливы и боялись играть в непристойные игры с правителем. Лишь немногие откликались на его пожелания. Эта же незнакомка спросила, чего он хочет, и готова выполнить все! Старый ван почувствовал, что наконец-то встретил ту, кого так долго искал, и его сердце заколотилось как у незрелого подростка.
Улыбка ни на мгновение не сходила с губ Ок Пуён. Все, что она проделывала со стариком, вызывало у нее отвращение, однако она улыбалась. А когда ее рот был занят, улыбались ее глаза, словно счастье настолько переполняло ее, что выливалось наружу.
«Я делаю это ради тебя, Сон Ин», – повторяла про себя куртизанка, мысленно представляя любовника. Эта иллюзия помогала ей держаться, пока ван не достиг пика блаженства.
Когда все закончилось, удовлетворенный ван долго лежал рядом с кинё. Ему казалось, что старая жизнь закончилась, началась новая. Глядя на женщину, пристроившуюся у него на плече, он впервые за долгое время почувствовал душевное спокойствие.
– Сеён не обманул и принес мне настоящее лакомство, – ван засмеялся, и его глаза лукаво блеснули. – Думаю, сегодня ты показала не все свои таланты.
– Желаете увидеть остальные?
– Еще как желаю! Покажи мне всё.
– А что вы сделаете, когда я покажу всё?
– Не знаю… Наверное, буду пересматривать.
– А может, нам придумать новую игру?
Ван чуть не пустил слюни.
– Новую игру? Почему бы и нет.
– Тогда позвольте мне остаться до утра.
– До утра? О чем ты говоришь! Ты не можешь уйти! Будешь со мной и завтра, и послезавтра, и на следующий день! И днями, и ночами, и во время охоты!
– Тогда нам потребуется много игр…
Ее голос как будто прилипал к нему.
Ван порывисто спросил:
– Кто ты такая? Откуда взялась?
– Я никто. Обычная женщина, которую удостоили высочайшим вниманием.
– Ну нет, ты далеко не обычная. Ты особенная, и никто с тобой не сравнится! – Он прижался к ней как ребенок и сказал умоляюще: – Не покидай меня.
– Если королева узнает, я окажусь в опасности.
– Рядом со мной тебе ничего не грозит. Королева занята другими делами. Я дам тебе все, что захочешь. Ты будешь моей королевой!
Старый ван прижался к любовнице. Усталость и алкоголь взяли свое, его глаза слипались.
Засыпая, он пробормотал:
– Как тебя зовут?
– У меня нет имени. Я просто ваша верная подданная.
– Я дам тебе имя. Ты несравненна, поэтому будешь зваться Муби[56].
Ван заснул. Ок Пуён смотрела на него ненавидящим взглядом, из ее глаз текли слезы.
Тан, направлявшаяся к родной тете, принцессе Чонхва, которая пожелала увидеться с ней, остановилась неподалеку от дворца принцессы. Здесь росло большое дерево, черные ветви которого так сильно наклонялись вниз, что казалось, будто дерево приветствует Тан. Для весны еще слишком рано, но, как ни странно, на ветвях уже набухали почки. Вернется ли ее муж, когда дерево зацветет? Подумав о нем, Тан загрустила. Она потрогала украшение на поясе, и бусины звякнули, отгоняя печальные мысли. Пока наследный принц гостил в Тэдо у императора, Тан находила единственную поддержку в воспоминаниях о празднике восьми духов, когда получила в подарок это украшение.
– Какое невежество! Проходить рядом с супругой наследного принца и не кланяться! – возмущенно пробурчала за спиной Тан одна из сопровождавших ее куннё.
Недалеко от них прошествовала женщина, роскошный наряд которой не уступал королевскому. Ее сопровождали шесть или семь служанок.
– Кто это? – тихо спросила Тан.
Куннё неохотно ответила:
– Она во дворце недавно.
– Если она всего лишь служит во дворце, то почему у нее такой дорогой наряд и так много служанок?
– Должности у нее нет, она обслуживает только его величество. Пришла без всего, но теперь осыпана монаршими милостями. Не знаю, кто она и откуда взялась, но его величество почти не расстается с ней. Тут и думать нечего – зарабатывает своим телом. Стражники шепчутся, что из королевских покоев доносятся такие звуки, каких они отроду не слышали!
– Достаточно, – остановила ее покрасневшая Тан. – Вы оскорбляете женщину его величества!
– У нашего правителя было много женщин, и я никогда их не осуждала. Но эта другая. Она рождена соблазнять. Говорят, ее всегда окружает особый аромат, возбуждающий мужчин. Даже евнухи на нее облизываются. Ходят слухи, что его величество зовет ее Муби из-за ее необычных способностей. Ох, что будет, когда вернется королева…
Куннё нахмурилась, и Тан охватило нехорошее предчувствие. Оттуда, где проходила женщина, ветер принес слабый запах мускуса. Запах как будто цеплялся за все живое, и Тан, к своему неудовольствию, чувствовала его, даже когда оказалась внутри дворца.
Принцесса Чонхва стояла у открытого окна и смотрела на невзрачный сад. Время и болезнь оставили неизгладимые следы на когда-то прекрасном лице, и Тан, давно не видевшую принцессу, до боли в сердце поразили изменения в ее облике.
– Тетушка… – тихо позвала Тан, и женщина медленно повернулась к ней.
– Супруга наследного принца пришла навестить старую узницу?
– На улице все еще холодно, я закрою окно.
– Этот холод – ничто по сравнению с холодом в моем сердце.
– Ах, тетушка…
Тан чуть не задохнулась от горя. Несмотря на все печальные изменения, прежняя хозяйка королевского дворца обладала благородной элегантностью, какой не было в новой наложнице вана. Увидев слезы в глазах племянницы, принцесса Чонхва грустно улыбнулась и сама закрыла окно.
– Мне нравится, когда ты меня так называешь. Отрадно думать, что в королевском дворце есть человек, которому я не безразлична.
– Тогда и вы порадуйте меня. Зовите меня Тан, как делали раньше.
Принцесса на мгновение поджала губы, а потом сказала:
– Тан…
Девушка улыбнулась, и принцесса Чонхва взяла ее за руку, похлопала по тыльной стороне ладони и усадила за стол.
– Как жаль, что ты стала частью королевской семьи, – тихо сказала принцесса после недолгого молчания.
Тан удивленно раскрыла глаза.
Принцесса продолжила:
– Боюсь, ты повторишь мою судьбу.
– Тетушка, не я выбрала стать супругой наследного принца. Он выбрал меня.
– Но ты рада, не так ли?
– Я… верю его высочеству.
Смех вырвался из груди принцессы. Ее глаза наполнились жалостью.
– И во что именно ты веришь? В его чувство к тебе? В то, что это чувство никогда не остынет? Дитя, со мной было то же самое. Отец твоего мужа клялся мне в вечной любви.
– Вы боитесь, что меня изгонят из дворца, когда его высочество женится на монгольской принцессе? И что меня тоже ждет заточение? Мне все равно, сейчас я счастлива.
– И этого тебе достаточно?
– Я всю жизнь буду благодарна за то, что его высочество выбрал меня.
– Ах, Тан! Ты и в самом деле еще малое дитя! – принцесса печально покачала головой. – Ты говоришь так потому, что сейчас у наследного принца нет никого другого. Когда в его постели окажется другая женщина, для тебя все изменится. Больно будет не только от того, что ты не сможешь его видеть. Хуже всего знать, что твой муж обнимает другую женщину, как обнимал тебя, целует ее губами, которые говорили тебе слова любви. Тебя ждут одинокие бессонные ночи, тогда как он будет засыпать на чьей-то груди, как на мягкой подушке. И время от времени тебе придется встречать его любовницу или любовниц…
Откровенные слова принцессы заставили Тан покраснеть, затем побледнеть и снова залиться краской. Ее одновременно терзали смущение и смех. Нет, она не насмехалась над беспокойством тетки, просто та слишком опережала события. Откуда ей было знать, что Тан все еще девственница. Губы, произносящие слова любви? Объятия в постели? Грудь, как подушка? Да муж и пальцем к ней не притронулся! Как и она, он слишком юн и невинен, и не знает, как подступиться к женщине!
Тан твердо сказала:
– Мой муж не такой.
– Не такой?! О небо! Все мужчины одинаковы. Неужели матушка ничему тебя не учила? – Решительность Тан развеселила принцессу.
Девушка понимала, о чем говорит тетка. Да, матушка предупреждала, что мужчины не пропустят понравившуюся им женщину, даже если у них есть возлюбленная. Но Тан была уверена, что Вон другой.
Когда они остались вдвоем после свадебной церемонии, Вон, вместо того чтобы раздеть ее, прошептал: «Ты так юна… Я не буду торопиться». Благодаря столь необычной заботе мужа переутомленная Тан спокойно заснула. Конечно, такого она не ожидала. Она мечтала о чем-то более тайном, особенном и сладком, чем прикосновение его пальцев, прикреплявших украшение к ее поясу. Когда ничего не произошло, она стала надеяться на следующий день, а потом – на следующий за ним и так далее. Однако ее муж не нарушил данного им слова. Как же можно ставить его в один ряд с другими мужчинами?! Тан покачала головой.
– Тетушка, поверьте мне, он не такой, как все.
Принцесса Чонхва погладила ее по щеке.
– Со временем ты поймешь, что я права. Я ведь тоже верила своему мужу. Даже когда он женился на монгольской принцессе, я убеждала себя, что это всего лишь необходимость и муж по-прежнему принадлежит только мне. И знаешь, ведь так и происходило какое-то время, потому что принцесса была совсем еще девочкой. Конечно, он спал с ней, ведь нельзя находиться в покоях с молодой женщиной и ничего не делать, но его сердцем владела я. Она родила, что неудивительно. Ван жалел меня, но я вовсе не чувствовала себя несчастной. Я даже приготовила праздничный пир, чтобы показать, что принимаю рождение наследника, и тем самым доказать вану свою любовь. Таково было мое намерение, но она все испортила. Это было ужасно… Ты знаешь, что произошло, Тан?
Конечно, Тан много раз слышала эту историю, но ничего не сказала. Тетю было уже не остановить. Как и другие пожилые женщины, принцесса Чонхва часто делилась одними и теми же воспоминаниями, с головой погружаясь в прошлое. Вот и сейчас принцесса забыла обо всем, кроме своей истории.
– Все началось с такой малости! По моему распоряжению молодой принцессе накрыли в восточном зале, а его величество сказал, что для нее лучше поставить низкий стол из зала церемоний. Есть за таким столом – большая честь, но принцесса подумала, что я ее унижаю, заставляя сидеть ниже других. Она заявилась в западный зал, где мы с его величеством сидели за столом на высоких стульях, и заставила меня встать перед ней на колени. Конечно, она дочь императора, но ведь и я не простолюдинка! Как думаешь, что сказал на это его величество? Ничего! От огорчения у него потемнели глаза, но он промолчал. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы в ней запылала ревность. Когда я подняла чарку с вином, чтобы поздравить ее с рождением наследника, она, сверкая глазами, обратилась к его величеству: «Почему вы так на меня смотрите? Из-за того, что я заставила ее встать на колени?» А потом вскочила и крикнула, что праздник окончен. «Я иду к своему сыну!» – объявила она сквозь рыдания, хотя причин для слез не было. Потом я узнала, что в тот день она чуть не уехала в Тэдо, но ее отговорила няня ребенка. Представь, мне пришлось стоять на коленях и просить прощения у шестнадцатилетней девчонки, устроившей скандал на пустом месте! Это было так унизительно, что я помню все в мельчайших деталях даже спустя двадцать лет. С тех пор она не скрывала ненависти ко мне. Она даже призывала шаманов, чтобы меня проклясть. Ну а потом заперла здесь на долгие годы.
Старая женщина дрожала от гнева. На ее переносице залегла глубокая складка, губы кривились в презрительной усмешке.
– Молодая принцесса знала, что меня всегда будут считать главной женой вана. Даже без ранга королевы люди продолжали называть меня хозяйкой королевского дворца… Она знала, а потому стала закрывать глаза на любовниц вана, чтобы сделать мне еще больнее. Ты ведь тоже так думаешь, Тан?
Чтобы не встречаться взглядом с теткой, Тан разглядывала узор на шелковой скатерти. Ей было неловко, но она не хотела, чтобы принцесса поняла это и расстроилась. Молчание же легко принять за согласие. Вдруг шелковый узор исказился. Это принцесса с силой сжала в руке ткань.
– А что же его величество? – продолжала она. – В его спальне с тех пор побывали и замужние, и куртизанки, и дворцовые служащие. Сначала я жалела его, думая, что он пытается излечиться от боли в сердце. Но сейчас я думаю иначе. Он забыл меня.
– Нет, это не так! – горячо заверила Тан. – Его сердце пусто без вас, и он просто принимает тех женщин, что приводят ему сановники.
– Ты, наверное, не знаешь о его новой наложнице…
– Вы говорите о Муби?
– Поистине она ни с кем не сравнится! Даже жена наследного принца о ней наслышана!
– О нет, я ничего не знаю. Не волнуйтесь, его величество скоро забудет о ней, как забыл о других.
– Ты ошибаешься! – старая женщина покачала головой. – Он не может оторваться от нее, даже когда рядом придворные. Он при всех заявил, что жил так долго ради того, чтобы встретиться с ней. Ван, правитель нашего государства, говорит, что жил не ради Корё, не ради народа, даже не ради королевской семьи, а ради встречи с любовницей! Она для него – смысл всей его жизни. Я стала его женой сорок лет назад, сейчас рядом с ним королева Вонсон, но ему важна женщина, торгующая своим телом!.. И зачем я жива до сих пор? В этом холодном доме, в полном одиночестве я думаю только о нем… За что мне все это, Тан?..
Девушка не знала, что на это ответить.
– Тетушка, если вы позвали меня из-за Муби, то я ничем не смогу помочь…
– Нет, не из-за нее. – Потухшие глаза принцессы внезапно ожили. – Твоя матушка захотела со мной встретиться, но так как дело касается и тебя, я решила, что ты тоже должна быть здесь.
– Матушка? Что же это за дело?
– Узнаешь, как только она появится здесь. Я также позвала Чеан-гона и принцессу Чоннён.
Впервые за долгое время принцесса улыбалась по-настоящему.
Ждать пришлось недолго: скоро в комнату вошли сама матушка и Ван Лин.
Присутствие дочери удивило, но и обрадовало пожилую женщину. Это была их первая встреча после того, как Тан переселилась во дворец. Сама же Тан впервые болезненно ощутила, что была одинока все это время. Стараясь не расплакаться, она обнимала мать и вдыхала родной запах, по которому очень скучала.
Поморгав, чтобы сдержать слезы, она выбралась из объятий и с беспокойством спросила:
– Все ли в порядке дома?
Матушка, у которой глаза тоже были на мокром месте, ответила:
– Кое-что произошло, но я не знаю, хорошо это или плохо, поэтому и пришла посоветоваться. Я собиралась попозже все тебе рассказать.
Тан хотела продолжить расспросы, но прибыли Чеан-гон с супругой. Последовали долгие приветствия, обязательные вопросы, и только потом все уселись пить чай.
– Сегодня нам предстоит кое-что обсудить, – наконец сказала принцесса Чонхва.
Она кивнула матушке Тан, и все взгляды обратились к гостье.
– Моему сыну Чону поступило брачное предложение.
– Что ж, он как раз в том возрасте, когда пора обзаводиться семьей. Кто же та счастливица, что получит самого красивого жениха столицы? Она, наверное, из знатной семьи? – спросила принцесса Чонхва.
Ее лицо просветлело. Нечасто ей приходилось обсуждать семейные дела.
Матушка, напротив, нахмурилась:
– Ему сватают единственную дочь Ёнъин-бэка.
– Девушку со шрамом?! – воскликнула принцесса Чоннён.
Матушка смущенно кивнула, и принцесса Чоннён продолжила:
– Зачем Чону такая жена? К тому же Ёнъин-бэк слишком кичится своим богатством.
– Чон сказал мне, что согласен на ней жениться.
Принцесса Чоннён умолкла, притихли и все остальные. Нарушил молчание Чеан-гон.
– Некоторые утверждают, что шрама у девушки нет. Ложный слух распустили, чтобы избежать ее отправки в Юань.
– Это не главное, – сказала принцесса Чонхва, покачав головой. – Ее отец… Все в Кэгёне знают, что он за человек. Титул у него не наследственный, и принадлежность к королевскому роду самая отдаленная… А как ко всему этому относится глава семьи? Насколько я знаю, Ван Ён не любит таких людей…
– Дочери Ёнъин-бэка еще нет восемнадцати, но Чону тайно передали, что его величество дает разрешение на брак. Муж только и сказал, что не смеет нарушить волю его величества.
– Его величество? Почему он вмешивается? – недоуменно переспросила принцесса Чонхва.
Вместо матери жениха заговорила принцесса Чоннён:
– Богатый человек знает, как употребить свое богатство. Я слышала, что дочь Ёнъин-бэка должна была отправиться в Юань, но отец ее выкупил, и вместо нее у монголов чуть не оказалась будущая жена наследного принца. Думаю, Ёнъин-бэк опасается нового отбора девиц для монголов, поэтому и торопится выдать дочь замуж. Сейчас, когда королева Вонсон уехала к наследному принцу в Тэдо, самое подходящее время.
– Если его величество дает разрешение, то что тут обсуждать? – тихо спросила Тан.
Ее мать ответила, не сумев скрыть досаду:
– Как только мы примем дочь Ёнъин-бэка, люди начнут шептаться, что мы прельстились его богатством. Такие слухи могут навредить даже принцессе.
– Но вы сказали, что брат тоже этого хочет, – так же тихо продолжила Тан. – Мне кажется, честь нашей семьи требует согласиться на этот брак. А ты как думаешь, Лин?
Она взглянула на молчавшего Лина. Тот был очень бледен. Это не ускользнуло от взгляда принцессы Чоннён.
– Лин, тебе известно, почему твой брат хочет на ней жениться? – спросила последняя. – Неужели из-за денег Ёнъин-бэка?
– Кажется, Лин удивлен больше всех нас. Он узнал об этом только сейчас, – ответила его мать, когда молчание затянулось.
Принцесса Чоннён раздраженно сказала:
– Я поговорю с его величеством! Пусть жених и не против такой невесты, мы не должны допустить, чтобы семья Ван Ёна стала посмешищем. Чон хотя бы раз видел эту девицу?
– Кажется, нет… Даже я не знаю, есть ли у нее шрам на лице… – ответила мать жениха.
Ей, конечно, не нравилась мысль о дочери Ёнъин-бэка в роли невестки, но нападки на сына ей не нравились еще больше.
На помощь неожиданно пришел Чеан-гон:
– Об этой девушке говорят и другое. Она как будто раздает еду и одежду бедным старикам и сиротам, и ее даже сравнивают с бодхисаттвой Майтрейей. Мне кажется, Лин может знать об этом. Лин, тебе что-то известно?
Юноша ответил не сразу:
– Да, это правда. Она часто помогает бедным.
Сказав это, Лин опять замолчал. Казалось, он глубоко погружен в свои мысли и не слушает, о чем говорят другие. Не слишком вежливо с его стороны, однако женщины, больше занятые тем, чтобы переговорить собеседниц, перестали его замечать. Разговор продолжал крутиться вокруг нежелательности будущего брака, и лишь Тан временами робко просила уважать желания Ван Чона. Значительное время спустя собравшиеся признали то, что было ясно с самого начала: брак неизбежен, так как ван дал разрешение и отец семейства не возражает.
– Что ж, – подводя итог, заговорила принцесса Чонхва. – Думаю, неплохо было бы встретиться с невестой.
– Не знаю… – засомневалась мать жениха.
– Я могу с ней встретиться, – предложила принцесса Чоннён.
– Нет, это сделаю я, – вдруг решительно вмешалась Тан, удивив всех.
«Только я смогу защитить любовь брата!» – подумала она.
Узнавшая, что значит любить, она хотела во что бы то ни стало помочь Ван Чону.
– Хорошо, так и сделаем. Если с девушкой все в порядке, не станем отвергать ее только из-за того, что у нее такой отец. Будем судить о человеке, а не о его семье, – поставила точку принцесса Чонхва.
И она принялась жаловаться на жизнь, рассказывая присутствовавшим все то, что уже успела рассказать Тан. Гости, уставшие от ее жалоб намного больше девушки, так как слышали все это раньше не один раз, просто соглашались во всем с принцессой, приводя Тан в немалое изумление. Когда к принцессе присоединился Чеан-гон, которому тоже было в чем упрекнуть королевский двор, у Тан разболелась голова. Она взглянула на брата и с удивлением обнаружила, что тот подает ей знак.
Тан подняла бровь, безмолвно спрашивая, хочет ли брат поговорить с ней наедине, и Лин моргнул, подтверждая ее догадку.
«Как и всегда, Лин не поддержит Чона, – размышляла Тан. – Скорее всего, он против этого брака. Но что бы он ни сказал, я не сдамся».
Когда все наконец выговорились и стали расходиться по домам, Тан пригласила Лина во дворец, сказав, что наследный принц просил кое-что ему передать.
– Я не хочу слушать возражения против брака Чона, – предупредила она, как только они остались одни.
Тан уселась на стул, а Лин так и остался стоять, поглаживая спинку стула и покусывая губу.
Вообразив, что ее слова привели его в замешательство, Тан почувствовала удовлетворение. Однако не в ее характере было торжествовать над любимым братом, и она мягко спросила:
– Ты ведь тоже против этого брака?
– Я…
Лин несколько раз собирался что-то сказать, но не решался. Тан вздохнула. Она никогда не видела брата таким несмелым.
– Лин, ты вечно споришь с Чоном. Я почти всегда поддерживала тебя, но не на этот раз. Если девушка хочет выйти замуж за нашего брата, неправильно препятствовать браку из-за ее отца. И если Чон ее любит, я до конца останусь на его стороне.
– Тут нет никакой любви, – Лин будто выплюнул эти слова и отвернулся.
Он беспокойно мерил шагами комнату, не поднимая глаз. Даже заговорив, он не отрывал взгляда от пола.
– Этот брак сам по себе не вызывает у меня возражений. Я против только потому, что жених и невеста не любят друг друга.
– Почему ты так говоришь? – изумилась Тан. – Как ты узнал об их чувствах?
– Не важно, как я узнал. Но говорю тебе: ты ошибаешься, дело здесь не в любви.
– Нет, ты не можешь этого знать! Ты не догадывался даже о чувствах, которые его высочество питал ко мне, хотя ты всегда находился с ним рядом!
От волнения лицо Тан раскраснелось, однако Лин едва ли это заметил. Он понял, что зря теряет время.
– Как я уже сказал, сам по себе этот брак не вызывает у меня возражений. Но я хочу кое о чем тебя попросить.
– О чем же?
– Позволь мне присутствовать на твоей встрече с дочерью Ёнъин-бэка и поговорить с ней наедине.
– Что?!
Тан не могла поверить своим ушам.
Лин твердо посмотрел ей прямо в глаза и повторил:
– Позволь мне поговорить с дочерью Ёнъин-бэка.
В комнате повисло молчание. Брат и сестра не отводили глаз друг от друга, словно играли в гляделки.
Первой опомнилась Тан.
– Сядь, пожалуйста, – она указала на стул напротив нее и продолжила только тогда, когда брат уселся. – Я не смогу выполнить твою просьбу, если не узнаю причину.
– Когда этот союз будет решен, девушка покончит с собой. Я должен поговорить с ней, чтобы предотвратить это.
– Я не понимаю! Почему она покончит с собой? И как ты можешь это предотвратить? Объясни мне все!
– Ты помнишь девушку, которая была со мной и его высочеством на празднике восьми духов?
Тан почувствовала, как мороз пробежал по коже. Могла ли она не помнить! Если бы не та девушка, не было бы и прогулки с его высочеством. Но почему Лин заговорил о ней? Почему-то Тан не хотелось знать ответ на этот вопрос.
– Его высочество сказал, что вы втроем дружите. Так это она дочь Ёнъин-бэка?
– Да.
– Значит, у нее действительно нет шрама…
– Чеан-гон прав: этот слух распустил Ёнъин-бэк, чтобы дочь не отправили к монголам.
– И она собирается покончить с собой… потому что ей ненавистен брак с Чоном?
– Да.
– Но ты узнал о брачном предложении только у тетушки! Как же ты можешь…
– В ту ночь она рассказала мне, что ее выдают замуж, и тогда же сказала, что сбежит или покончит с собой, если побег не удастся. Сегодня я узнал лишь о том, кто жених.
– Наверняка это просто слова.
– Нет, я хорошо ее знаю – она сделает то, что сказала. Этого нельзя допустить. И я единственный, кто может помочь ей.
– Но как ты собираешься ей помочь? Устроишь побег?
– Если не будет другого выхода. Но сначала я хочу поговорить с ней. Мы не виделись с праздника. Прошу тебя, помоги! – взмолился он.
Тан испуганно взглянула на брата. Тревога и волнение такой силы были ему не свойственны. Она вспомнила, как Лин потерял самообладание в праздничную ночь, когда она сообщила о похищении девушки. Тан вдруг все поняла.
– Она много для тебя значит, не так ли?
– Она мой друг, – ответил после паузы Лин, отводя глаза.
Однако вопреки словам вид его подтверждал догадку Тан. Эмоции захлестнули супругу наследного принца. Лин любит женщину, которая должна выйти замуж за его старшего брата! Сама невеста говорит, что скорее убьет себя, чем станет женой другого! Лин рискует всем, чтобы спасти ее! Вот это история! Тан сразу же решила, что дочь Ёнъин-бэка тоже влюблена в Лина – ведь иначе и быть не могло. Чужой роман настолько захватил ее воображение, что она на какое-то время даже забыла, что «злодей», мешающий воссоединиться влюбленным, – тоже ее родной брат.
– Хорошо. Я помогу вам встретиться.
– Спасибо! Я так тебе благодарен!
Лин просиял, и для Тан это стало еще одним доказательством ее правоты.
Даже расставшись с братом, она не могла успокоиться. «Невероятно! Надо же так влюбиться! И не кто-нибудь, а именно Лин!»
Ее до глубины души трогала страстная любовь брата, всегда казавшегося таким холодным и невозмутимым во всем, что не касалось его высокородного друга.
«Если бы только узнал его высочество…»
Не в силах справиться с охватившем ее жаром, Тан распахнула окно. Если бы муж узнал, какие препятствия стоят на пути у влюбленных, он, конечно, помог бы им. Вероятно, он не только устроил бы им встречу, но и помог бежать. А значит, ей следует сделать то же самое! Тан подставила пылающие щечки холодному ветру. Почему чужая любовь приводит ее в такое волнение? Как бы ей хотелось поговорить об этом с супругом! Сейчас же. Немедленно.
Навсегда оставив стольный град Каракорум[57], хан Хубилай построил собственный город Тэдо, превратив его в зимнюю столицу Юаньской империи, тогда как Сандо[58], где прошла его коронация, стал летней столицей. В прошлом на территории Тэдо располагался главный город царства Янь[59], но сейчас град отстроили заново. Идеальная планировка основывалась на принципах инь и ян и пяти элементов, а шестьдесят ли[60] окружности города повторяли число календарного цикла. В Тэдо находился роскошный императорский дворец, но в его покоях не было императора. Чингисхан, дед Хубилая, говорил, что долгое пребывание на одном месте приносит смерть, и внук великого завоевателя, сам кочевник до мозга костей, обнес дворцовыми стенами огромное пастбище, где устроил себе становище.
Хубилаю уже перевалило за восемьдесят, и он с тревогой думал, что его потомки впитывают чуждую монголам культуру покоренных земель. Впрочем, он и сам не мог не восхищаться науками и искусством поверженной им империи. Хубилаю хотелось, чтобы его преемником стал человек, достойный отважных предков, но в то же время добродетельный и понимающий богатую культуру завоеванной страны. Такого он искал среди своих многочисленных внуков и правнуков, так как всех своих сыновей Хубилай уже пережил.
Император очень любил и считал достойным преемником Ван Вона, сына своей дочери. Однако Ван Вон – наследный принц Корё, и его происхождение не подходило для того, чтобы занять императорский трон. Сейчас он прибыл в Тэдо лично сообщить деду о недавней женитьбе.
В ожидании встречи с императором Вон прогуливался по огромному саду и думал о том, что Кэгёну не сравниться с Тэдо. Тэдо – центр крупнейшей империи мира, однако дело не только в размерах – юаньская столица во всем превосходила корёскую. И все же Вон мечтал вернуться в Кэгён. Если бы кто-то предположил, что наследный принц скучает по молодой жене, то ошибся бы. Вон думал о своем друге Лине, таком мрачном в последнее время, а также о Сан, которая пропала после праздника восьми духов. Эти двое слишком часто занимали мысли наследника.
Больше всего он беспокоился о Сан. Конечно, он мог положиться на Лина, который поможет ей, случись что-то серьезное. Однако Сан так импульсивна и непредсказуема! А еще безрассудна и упряма. Кажется, Лин до сих пор не смог с ней поладить. Он невозмутимо пережидает ее вспышки и избегает серьезных споров, однако это еще больше выводит Сан из себя.
«Как они там без меня?» – думал Вон, крутя в пальцах маленькую бусину. Украшение с бусинами и кораллами он купил в праздник восьми духов, и оно напоминало ему о Сан. Он всегда носил его с собой, потому что боялся, что украшение может попасться Тан на глаза.
– Иджил-Буха!
Громкий зов раздался сзади, и Вон поспешно спрятал украшение в рукав. Обернувшись, он увидел черноволосого коренастого мальчика. Это был Хайсан, один из правнуков Хубилая, совсем юный, но уже с широкой грудью и сильными руками. Пока что он слишком молод, чтобы получить престол, однако Хубилай любил его и выделял среди других. Вону тоже нравился бойкий и смелый Хайсан, и они дружили, несмотря на разницу в возрасте.
– Что это ты спрятал? – игриво спросил Хайсан, хватая Вона за рукав.
Наследный принц искренне улыбнулся – в Кэгёне мало кто видел такую его улыбку. Он действительно любил этого мальчика; среди членов императорской семьи больше никому не удалось снискать его расположение. Уже сейчас Хайсан проявлял незаурядный талант военачальника и напоминал наследному принцу Ван Лина. Правда, в отличие от Лина Хайсан любил подшучивать над всеми вокруг.
– Ничего я не прятал, – ответил Вон и потряс рукавом, показывая, что там ничего нет.
– Ты не обманешь меня, Иджил-Буха! Я все видел! – со смехом настаивал мальчик.
– И что же ты видел?
– Думаю, эту штучку ты получил от жены. Женщины терпеть не могут расставаться! Она подарила тебе это, чтобы ты всегда думал о ней, я прав? Женщины не выносят, когда мужчина думает о чем-то другом!
– Что может знать об этом такой малыш, как ты?
Вон сощурился и постучал пальцем по лбу Хайсана. Мальчик вскрикнул, делая вид, что ему больно, и отпрыгнул назад.
– Ты что, правда думаешь только о ней? Эх, не быть тебе завоевателем, Иджил-Буха!
– Я и не хочу никого завоевывать. Хочу быть правителем, который всех мирит.
– Настоящий хан должен сражаться! В наших жилах течет кровь Синего волка![61]
– Разве ты не знаешь, что в битве корёсцы не уступают монголам? Корё десятилетиями сопротивлялось завоевателям. Но я не хочу, чтобы страна опять воевала. И так пролито много крови. Я хочу править государством, где процветают поэзия, музыка и другие искусства. А чтобы это случилось, нам нужно очень много мужчин и женщин, которые по-настоящему любят друг друга. И в этом я буду поощрять подданных. Стану королем любви, так сказать…
Хайсан покачал головой:
– Думаешь, с победой над князем Наяном[62] все закончилось? Война продолжается, и ты напрасно надеешься, что корёсцы не будут в нее вовлечены. Ты не сможешь остаться в стороне, потому что это напрямую связано с твоими надеждами.
– С моими надеждами? Ты имеешь в виду желание стать «королем любви»? – спросил Вон с натянутой улыбкой.
Хайсан почувствовал, как изменилось настроение Вона, и замахал обеими руками, как будто пытался остановить друга.
– Знай, что я всегда помогу тебе, Иджил-Буха. Со мной ты можешь быть честен.
– По-моему, это тебе надо быть честным, Хайсан. Если тебе есть что сказать, то говори прямо.
– Твоя жена чистой корёской крови, верно? Ты знаешь, что ван не может иметь такую жену. Если тебя и возведут на трон, то не дадут реальной власти. Поэтому ты присмотрел себе монгольскую принцессу еще до женитьбы. Ту, что подойдет тебе больше других. И я знаю, кто она.
Вон отвел глаза.
– Вот как? – равнодушно сказал он. – Ты ошибаешься. Я женился на женщине, которая подходит мне идеально.
– Будашири, – понизив голос, сказал Хайсан, и Вон усмехнулся, но это не смутило его собеседника. – После смерти моего деда Чинкима[63] главными претендентами на императорский трон стали его сыновья и мои дяди Гамала и Тэмур. Если бы мой отец был жив, хан, конечно, выбрал бы его, но нет смысла теперь говорить об этом. Ты считаешь, что у Гамалы больше шансов, поэтому приглядел себе в жены его дочь. Ну что, я прав?
– Интересные размышления. Я их запомню.
– Иджил-Буха, поверь, я поддержу тебя в любом случае. Но, к твоему сведению, трон не достанется дяде Гамале.
Вон впился взглядом в Хайсана. Тот уверенно кивнул, подтверждая собственные слова.
– Дядя Гамала недавно потерпел поражение на западной границе империи, тогда как дядя Тэмур успешно разбил сторонника князя Наяна на востоке. Как ты думаешь, кто из них больше нравится хану?
Вон нахмурился. Ему не понравилось, что юный друг так просто его раскусил, но еще больше его огорчили услышанные новости.
Империя монголов не обладала стабильностью и прочностью сложившегося государства. Потомки побочных линий, происходивших от братьев и сыновей Чингисхана, бились за земли и основывали собственные царства на перифериях империи. Особенно напряженной была обстановка в Угэдэйском улусе, первым правителем которого был третий сын Чингисхана Угэдэй. Теперь там правил внук Угэдэя Хайду, мечтавший о власти Угэдэидов и открыто враждовавший с Хубилаем. С его точки зрения, у потомков третьего сына Чингисхана было больше прав на императорский трон, чем у потомков четвертого сына Толуя, отца Хубилая. Хайду смог подчинить себе Чагатайский улус – надел второго сына Чингисхана; к нему же присоединились сыновья младшего брата Хубилая Ариг-Буги.
Но и это было еще не все. Хайду поддерживали потомки младших братьев Чингисхана – Хасара, Хачиуна и Тэмуге, правившие каждый в своем улусе. Эта мощная коалиция постоянно атаковала земли Хубилая. Вот почему император с такой беспощадностью подавил восстание князя Наяна, потомка Тэмуге. Однако союзник Наяна и злейший враг императора Хайду одерживал победы на западе. Это он разгромил армию внука императора Гамалы.
Вон чувствовал разочарование. Как правильно догадался Хайсан, наследный принц видел Гамалу будущим императором и рассчитывал жениться на его дочери. Однако внешне Вон ничем не выдал себя. Мгновение спустя он уже улыбался Хайсану.
– Друг мой, мы не должны обсуждать, кто наследует хану, пока хан в добром здравии.
– Послушай, даже если ты не станешь зятем императора, Будашири – хорошая партия. Племянница императора – тоже высокий статус.
– Как и твой. Ты тоже будешь племянником императора. Тебя это радует?
– А как же! Не волнуйся Иджил-Буха, ты не проиграешь! Мы сделаем тебя не только ваном Корё, но и великим ханом!
Глаза мальчика засверкали. Нет, он вовсе не походил на Лина – скорее был полной его противоположностью. Вон тихонько рассмеялся.
– Зачем строить такие грандиозные планы? Я всего лишь наследный принц подчиненного империи государства, лишенный какой-либо власти.
– Потому что я чувствую в тебе родственную душу, Иджил-Буха. В тебе тоже течет волчья кровь. Ради того, чтобы добиться желаемого, ты пожертвуешь близкими людьми и, не задумываясь, прольешь кровь. Ты не проявишь милости к врагам. Я хочу, чтобы такой человек, как ты, был моим другом, а не недругом, когда придет мое время утверждаться во власти. Мы станем кровными братьями и будем вместе до конца жизни!
– Вот это да! Хайсан, я больше не назову тебя малышом. Боюсь, что ты затаишь обиду и отплатишь мне позже. Если хочешь стать моим кровным братом, то я не против; можем прямо сейчас смешать нашу кровь. Но твою оценку я не принимаю. Как я сказал, моя цель – стать королем любви…
Вон поднял руки, точно сдаваясь, и Хайсан вцепился в него, раззадоренный несерьезным ответом.
– Наш молодожен все еще витает в облаках! Как же, должно быть, она хороша, раз ты влюбился в нее в такое время!
– Ну…
Вон боролся с мальчишкой, повисшим у него на шее, что избавило его от необходимости давать ответ. На самом деле он и не знал, что ответить. Правду сказать он все равно не мог.
Хайсан вдруг отпустил его и осторожно заметил:
– Она будет очень несчастна, когда ты женишься на Будашири. Ты думал об этом?
– Она все поймет.
– Какая уверенность!
– Ты тоже поймешь, когда вырастешь, малыш.
Хайсан опять бросился на Вона, оба упали и, смеясь, покатились по земле. Позабыв обо всем на свете, они играли, пока за Воном не явился посланник императора.
Переодевшись, наследный принц прибыл в юрту императора. Стоило ему почувствовать на себе прищуренный взгляд деда, и по спине побежал холодок. Хубилай очень любил своего красивого внука. Каждый раз, когда Вон входил в юрту, правитель выкрикивал его имя и раскрывал руки для объятий. Однако сегодня он просто смотрел, подперев подбородок рукой. Королева Вонсон, стоявшая возле императора, не поднимала глаз. Что-то было не так. Вон подошел ближе и опустился на колени.
– Встань, Иджил-Буха. Подойди ближе. – Голос старика звучал ясно и громко. Когда Вон поднялся и встал рядом с матерью, император усмехнулся: – Совсем взрослый. Мужчина. Женился, говорят?
– Да, ваше императорское величество.
– Это надо отпраздновать. Такая радость… – совсем нерадостно сказал император.
Королева Вонсон ответила, словно оправдываясь:
– У него может быть сколько угодно жен. Это только начало.
– Конечно, конечно. У него будет много жен. Десять или двадцать. Только вот первая мне совсем не по душе. – Император положил руку на подлокотник стула. – Она из королевского рода. Я позволил Корё сохранять традиции, но не такие, Иджил-Буха! Твоя жена носит ту же фамилию, и в ней течет та же кровь, что и в тебе! Это позор!
– Да, у нас одна фамилия, но мы не близкие родственники. Между нами одиннадцать степеней родства. В ней есть все, что требуется наследной принцессе, она станет хорошей королевой…
– Королевой должна стать монгольская принцесса. Твоя корёская жена будет ниже ее по рангу. Не забывай, что твоя мать, хоть и появилась во дворце позже, чем принцесса Чонхва, является королевой… Но что за скверная привычка жениться на родственниках! Нигде такого не видел, кроме Корё. Разве Конфуций учил этому? Все твой отец, не может навести порядок! Я недоволен им с тех пор, как он стал правителем!
Вон слушал, опустив голову в знак покорности. Он уже думал о браке с монгольской принцессой и удивлялся, почему император не хочет принимать Тан. Впрочем, осуждение родственных браков было ему понятно: сплоченная и сильная королевская семья являлась для монголов угрозой. Они опасались, что сохранение чистоты и благородства крови путем родственных браков в конце концов приведет к тому, что статус монгольских принцесс при корёском дворе снизится.
Дождавшись, когда император закончит речь, Вон спокойно сказал:
– Я слишком молод и не мог все обдумать как следует. Надеюсь, впредь мои поступки не огорчат вас.
– Теперь ты должен доказать свою преданность, Иджил-Буха. Быстрее женись еще раз – на девушке из другой семьи. Сделай это, как только вернешься в Корё.
– Да, ваше императорское величество.
– И запомни, что невеста твоего сына тоже должна быть из другого семейства.
– Я обещаю, что браков между членами королевского клана Ван больше не будет.
После этих слов Хубилай наконец улыбнулся и раскинул руки.
– Иди ко мне!
Когда Вон приблизился, император взял его руки в свои и улыбнулся еще шире.
– Твоя жена, должно быть, настоящая красавица, раз ты влюбился в нее с первого взгляда и не захотел отправить ко мне. Ты поступил как настоящий мужчина. Я горжусь тобой! Ты достоин любви самых прекрасных женщин! Сейчас ты думаешь только об одной, но когда у тебя будет много жен, ты поймешь, что в этом есть свои преимущества. Так что пусть тебя не расстраивает мой наказ.
Выйдя из юрты, Вон горько усмехнулся. Он вовсе не нуждался в утешении императора. Да, наверное, Тан будет больно узнать, что он женится так быстро, однако достойно встретить неизбежное – ее долг. Сам же Вон сохранял такое спокойствие, что даже задавался вопросом, не бессердечен ли он. Правда, что-то давило в груди, но это явно не связано с Тан. Тогда что же это?
Он приложил руку к груди. Даже на улице ему было душно, и это ощущение только усиливалось. Когда мать, идущая рядом с ним, заговорила, его сердце пронзила боль.
– Если бы я знала, что все так обернется, настояла бы на твоем браке с дочерью Ёнъин-бэка! По крайней мере, у нас были бы его деньги и владения. Но теперь это невозможно, потому что надо искать невесту другой фамилии!
Теперь Вон понял, что его мучило. Он вспомнил, что как только император огласил условия нового брака, его посетила мысль: «Я не смогу жениться на Сан».
Сан рассматривала темно-синий турумаги, лежавший у нее на коленях. Некоторое время посидев без движения, она подняла его к лицу и глубоко вдохнула. Слабый запах сосны все еще чувствовался. Со вздохом она сложила турумаги в приготовленный узелок и завязала его. За всем этим удивленно наблюдала Пиён.
– Вы заберете турумаги с собой, госпожа?
– Да.
– Но ведь решено не ехать на лошади и взять только ценные вещи…
– Я просто не могу оставить его здесь.
Сан прижала узелок к груди и слабо улыбнулась. Картина была такой грустной, что у Пиён защипало в глазах. Пусть госпожа и не останется без средств, побег – это не то же самое, что путешествие. Как долго ей придется оставаться в бегах? Сможет ли она вернуться? Что ожидает ее по возвращении? Единственное, что хотя бы отчасти успокаивало Пиён, – это то, что госпоже помогает Мусок.
– Ворота флигеля сторожит только Кухён? – с деланым равнодушием спросила Сан.
Раньше она задавала этот вопрос перед прогулками. Но с прогулок она всегда возвращалась, а теперь собиралась уйти навсегда. Пиён закусила губу, боясь расплакаться, и покачала головой.
– Даже Кухёна нет. Наверное, ушел по какому-то делу…
– Тогда стоит отправиться прямо сейчас. Сегодня все хорошо складывается: нянюшки не видно с полудня, а теперь еще и Кухён отлучился.
– Он будет вас ждать.
От внимания Сан не ускользнуло, как Пиён выделила слово «он». Служанка безгранично доверяла Мусоку, и это чувство передавалось и Сан. Пиён можно только позавидовать.
– Госпожа, а когда вы сообщите своему другу?
Сан остановилась у двери.
– Другу?
– Тому, о котором вы мне рассказывали. Вы сбегаете, потому что вам не нравится жених, выбранный господином, а значит, нужно сказать вашему…
– Нет, – резко оборвала служанку Сан. – Я не могу вовлекать Лина. Я же тебе говорила, что жених – его брат.
– Но он бы помог вам, госпожа…
«Ни за что не увижусь с этим тупицей! – подумала Сан. – Надо же, что придумал: устроить мне побег с «любимым» и молиться за меня! Ему и в голову не пришло, что я говорила о нем самом! Это означает только одно: я ему безразлична. Была и всегда буду».
Сан тепло сжала руку Пиён, которая так искренне переживала за нее.
– Я сообщу ему позже. Сначала надо добраться с Мусоком до безопасного места. И ты тоже должна уходить, Пиён. Не упрямься. Как только отец узнает, что я ушла, он выместит на тебе всю злость. А узнает он быстро, потому что скоро здесь появится нянюшка.
– Госпожа, поймать двоих будет легче. Я останусь здесь и выиграю для вас время. Придумаю, что сказать нянюшке.
– Но как же я оставлю тебя одну…
– За меня не волнуйтесь, Мусок обо мне позаботится. Он вернется, как только проводит вас.
– Пиён, он всего лишь подсобный рабочий артистов…
– Скоро вы станете думать о нем лучше.
Сан замолчала. За последнее время Пиён как будто повзрослела и стала увереннее. Наверное, оттого, что у нее появился Мусок. Рядом с ней Сан стала чувствовать себя незначительной. Вот и сейчас она покорно шла за служанкой, которая вела ее к воротам в малый сад.
Как и сказала Пиён, у ворот никого не было. Вместе они добрались до выхода в большой сад. Когда Пиён открыла дверь, Сан опять взяла ее за руку.
– Обещай, что присоединишься ко мне, как только вернется Мусок.
– Да, госпожа. Я же сказала, вам не о чем волноваться.
– Как же расстроится нянюшка…
– Госпожа, думайте только о себе. Поторопитесь, вас могут увидеть.
Однако ноги Сан словно налились свинцом. Она оглянулась на флигель. У нее нет причин любить место, где она находилась в заточении со дня смерти матери, и все же непросто вот так с ним расставаться. Однако Пиён ее торопила, и Сан бегом бросилась через сад, прощаясь с домом, где родилась и выросла.
Убедившись, что госпожа покинула усадьбу, Пиён вернулась во флигель, преклонила колени и принялась молиться. Она не знала, сколько прошло времени, когда снаружи послышался шум. Пошарив на столе, Пиён спешно надела вуаль. Как только она это сделала, дверь распахнулась. Так во флигель мог входить только один человек – господин Ёнъин-бэк.
– Куда запропастилась нянька? – злобно крикнул он, оглядев комнату.
Пиён стояла у окна ни жива ни мертва. Ёнъин-бэк подошел к ней ближе.
– Ей надо готовить тебя к встрече с женой наследного принца, а ее с утра где-то носит! Здесь ее не было?
Пиён покачала головой. Она и представить не могла, что господин появится во флигеле так быстро, и ее сковал страх. Однако Ёнъин-бэк ничего не заподозрил, и даже порадовался неожиданному спокойствию дочери, приняв его за долгожданное смирение. К тому же злость на няньку застила ему глаза. Вечно она исчезает, когда нужна!
– Ты не знаешь, куда она пошла? Она тебе не говорила?
Опять безмолвное покачивание головой.
– Когда ты видела ее в последний раз?.. Ну, чего молчишь? Я спрашиваю, когда ты ее видела?
– Утром, – пролепетала Пиён.
Ёнъин-бэк посмотрел на девушку с беспокойством.
– Ты заболела?
Он шагнул к ней, и Пиён инстинктивно отступила. Ёнъин-бэк нахмурился. Он сделал еще шаг, и все повторилось.
– Сан?
Ёнъин-бэк наклонился к девушке, пытаясь разглядеть лицо под вуалью. Пиён забила дрожь. Господин появился так неожиданно, что она совсем растерялась, превратившись в прежнюю пугливую и робкую девушку.
Ёнъин-бэк еще раз осмотрел комнату.
– А где Пиён? – Не дождавшись ответа, он схватил девушку за плечо и заорал: – Я спрашиваю, где Пиён?!
– Спит в другой комнате… – почти прошептала несчастная служанка.
– Да что ты говоришь! – воскликнул Ёнъин-бэк и влепил ей такую пощечину, что Пиён пошатнулась и упала на пол. – Как ты смеешь! Где моя дочь?!
Он наклонился, стащил с нее вуаль и схватил за волосы. Его трясло от ярости.
– Она ведь не отправилась гулять по улицам, как раньше, да? Раз нет няньки, то они вместе сбежали? Отвечай!
– Нет, это не так…
– Не так?! Няньки нет с самого утра! А где Кухён? Его тоже нет?! Так они вдвоем помогают Сан сбежать?!
Ёнъин-бэк отпустил Пиён и выпрямился. Нет смысла говорить с глупой рабыней. Он толкнул дверь так же грубо, как раньше, и вышел.
– Нет-нет, подождите!
Пиён побежала за ним, пытаясь ухватить за одежду. Любым способом надо удержать его, чтобы выиграть время. Ёнъин-бэк быстро уходил, но вдруг колени его подкосились, и он со странным хрипом осел на землю. Пиён не успела его подхватить, и ей осталось лишь трясти его, пытаясь привести в сознание, так как Ёнъин-бэк не подавал признаков жизни.
– Господин! Господин! – Ее усилия были тщетны, и Пиён громко закричала, надеясь, что ее услышат в большом доме. – Помогите! Кто-нибудь!
Ёнъин-бэк видел и слышал, как сбегаются люди и называют Пиён молодой госпожой – она успела накинуть вуаль. Его мысли не путались, и он воспринимал все, как раньше, вот только тело его не слушалось. Оно как будто каменело все сильнее, и лишь кончики пальцев еще подрагивали.
«Это не моя дочь! Это не Сан! Она убежала! Найдите ее!» – пытался крикнуть он, но из горла не выходило ни звука.
А тем временем его дочь уже подходила к горе Сонаксан.
Она шла за Мусоком и, глядя на его широкую спину, думала, что теперь понимает, почему Пиён так верит в него. Мусок сразу показался ей необычным человеком – и вовсе не потому, что его лицо обезображивал шрам. Умные глаза, сильные руки и ловкие движения делали его похожим на мужчин, которых Лин тренировал в Кымгвачжоне.
«Он не просто подсобный рабочий», – решила Сан.
Тогда кто он? Она наблюдала за ним с любопытством. Мусок, возможно, беглый преступник. Скорее всего, так и есть. Но у Сан не оставалось выбора, кроме как следовать за ним.
Она горько улыбнулась своим мыслям. Вот так оставить отца и дом! Даже не решив, где и как будет жить! Она подумает об этом потом, а пока нужно при помощи Мусока выбраться за городскую стену. Так ли уж важно, что он за человек? Если Пиён верит ему, то будет верить и она.
– Осталось немного, – ободряюще сказал Мусок, услышав, как участилось дыхание Сан. – Подъем крутой, но это самый быстрый путь до стены.
– Не волнуйся, ноги у меня сильные.
Она действительно не замедляла ходьбы. Мусок удивлялся, откуда такая сила в худенькой ухоженной девушке из благородной семьи. Так могла бы шагать служанка, но Мусок вспоминал Пиён и сомневался, что та способна на подобное. Перед тем как отправиться в путь, он даже думал, что госпожу придется нести на спине, но сейчас видел, что она способна его обогнать.
– А как мы окажемся снаружи? – спросила Сан. – Ночью ворота открывают только для королевских посланников.
– Мы не пойдем к воротам. Я проведу вас тайным путем, и никто не узнает, что вы покинули город.
– То есть мы полезем через стену?
– Как быстро вы догадались.
– Но разве это возможно без специального снаряжения?
– Скоро вы все поймете. А пока лучше не разговаривать. Как бы не наткнуться на тигра.
Сан притихла. Мусок не пугал ее – все знали, что на Сонаксане водятся тигры. Иногда они даже спускались к жилищам людей, так что следовало быть настороже.
В молчании они дошли до цели. Участок стены был здесь не очень высок. Что дальше? Сан посмотрела на Мусока, тот несколько раз тихо свистнул. Почти сразу с той стороны стены кто-то перекинул им веревочную лестницу. Сан помрачнела.
– Там кто-то еще?
– Мои помощники, – спокойно ответил Мусок, как будто это само собой разумелось.
Сан разозлилась.
– Зачем ты привел людей? Мой побег должен остаться в тайне!
– Для этого вам нужна помощь. Доверьтесь мне или возвращайтесь домой.
У Сан возникло нехорошее предчувствие, но выбора у нее не было. Она схватилась за перекладины и быстро и ловко забралась на стену, поразив Мусока. Когда они спустились с обратной стороны, с земли поднялись несколько мужчин. В темноте возникли четыре силуэта. Сан прижалось спиной к стене и положила руку на грудь, где прятала кинжал, подаренный Воном.
– К-кэвон, с-смотри, это же… – сказал кто-то, сильно заикаясь.
Раздался возглас удивления.
Не меньше поразилась и Сан, увидев знакомые лица. «Те двое из Чхольдона?!»
Она подняла руку и указала на Кэвона. Ошеломленные Кэвон и Ёмбок, в свою очередь, пальцами указывали на нее. Все молчали, как старые друзья, онемевшие от радости внезапной встречи. Затем Кэвон и Ёмбок, а также еще двое, что были с ними, подошли к Мусоку. Тот выглядел недовольным.
– Вы ее знаете? – спросил он.
– Не то чтобы знаем… – замялся Кэвон. – А ты уверен, что это она?
– Вяжите ее, – приказал Мусок, не ответив на вопрос Кэвона.
Кэвон и Ёмбок стояли столбами, но два других помощника бросились к Сан. Девушка, слишком ошеломленная происходящим, не успела дать отпор.
Захваченная врасплох, она закричала:
– Что все это значит?!
– Заткните ей рот, – отдал Мусок новый приказ.
Связанную по рукам и ногам девушку положили на землю и завязали рот. Сан билась и пыталась что-то сказать. Кэвон наблюдал за ней, поджав губы.
– Не дело это, – наконец сказал он.
– Н-не д-дело, – подхватил Ёмбок.
Мусок бросил на них раздраженный взгляд.
– Вы доставите ее в укрытие. Придется поторопиться: до рассвета надо добраться до места, где вас ожидают с паланкином.
– О чем это ты? Наша задача – убедиться, что девчонка… то есть молодая госпожа мертва. Это ты поторопись завершить дело. Мы люди занятые.
– М-мы очень з-занятые…
Мусок со злостью зажал рукой рот Ёмбоку. Его щека дернулась, и лицо со шрамом превратилось в отвратительную гримасу.
– О ней позаботятся в другом месте. Вы доставите ее и отправитесь с донесением к нашему нанимателю.
– Какого дьявола?! Из-за нее нас однажды чуть не убили! Мать Ёмбока похитили!.. Жаль ее, конечно, но мы не потащимся с ней неизвестно куда! Просто прикончи ее здесь, как условились.
– Заткнись. Я решаю, что делать. Не будешь слушаться – сдохнешь раньше нее.
Мусок злорадно оскалился. Его помощники выхватили мечи и приставили к шеям чхольдонцев.
– К-кэвон… – залепетал заика, вцепляясь ему в рукав.
– Дьявол! – опять выругался Кэвон.
– Выбирай: проводить ее или отдать концы. Только быстро, времени нет.
– Мы исполняем поручение! Ты не можешь убить нас!
Мусок пожал плечами:
– Отправлю к нашему нанимателю кого-то другого. Так что выбираете?
Кэвон стиснул зубы. Встреча с этой девчонкой навлекла на них какое-то проклятие. Теперь каждый второй грозит убить его и Ёмбока. Их жизнь стала невыносимой, но даже с такой жизнью он не хотел расставаться.
– Хорошо, будь по-твоему. Не хочешь ее убивать – не надо.
Мусок даже не взглянул на Кэвона. Он отдал приказ помощникам, и те развязали ноги Сан.
– Они сделают то, что вы хотели, госпожа. Отведут вас в безопасное место, где отец вас не найдет, – сказал Мусок, пока Сан прожигала его гневным взглядом. Затем он снова обратился к Кэвону: – Вы ее поведете. Не делайте глупостей – рядом будут мои помощники.
Кэвон и Ёмбок подняли Сан, и один из помощников повел за собой всю группу.
Проводив их взглядом, Мусок опять перелез через стену по веревочной лестнице. Затем сбросил лестницу вниз и неторопливо направился к Чахадону.