Любовь на капоте

1. Полина

Всего неделю назад я была уверена, что госпожа удача всегда повернута ко мне ж… (ой, простите) спиной. Что я из тех, кто не получает от судьбы неожиданных подарков. Что мне суждено всегда и всего добиваться собственным трудом по принципу «что потопаешь – то и полопаешь». И вот, здрасте-пожалте: я – владелица новенького «Фольксвагена Поло». Правда, мне еще предстоит оформить некоторое количество документов, поставить машину на учет, получить талон ТО и открыть страховку. Но это уже мелочи.

Всего семь дней назад я была убеждена, что никогда не решусь сесть за руль. Что никто и ничто не заставит меня извлечь из дальнего ящика заброшенное туда несколько лет назад водительское удостоверение и отправиться на встречу с очередным автоинструктором. И вот пожалуйста: мой кум Алексей везет меня в школу экстремального вождения.

Я заранее сочувствовала господину Казанцеву, ведь он пока даже не догадывался, какая бестолковая, бесталанная ученица ему досталась. Какой неблагодарный труд ждет его в самое ближайшее время. Мне хотелось надеяться, что у него хватит терпения, чтобы заниматься со мной и достанет выдержки, чтобы не сопровождать занятия многоэтажными матерными конструкциями.

Вот с таким пессимистичным настроением я собиралась на свою первую тренировку в школу экстремального вождения «ЭргоДрайв».

Еще в воскресенье я тщательно продумала свой костюм, в котором отправлюсь покорять железных монстров. Конец мая радовал настоящей летней жарой, столбики термометров стремились к отметке в тридцать градусов, так что одеться нужно было легко, но удобно.

Я по опыту знала, что лучше облачиться в неброскую и немаркую одежду, поэтому выбрала темно-серые бриджи из джинсовой ткани с трикотажной резинкой-манжетой ниже колена и жилетку-ветровку приглушенно-синего цвета из плотного хлопка, без рукавов, зато с капюшоном. На ноги обула полукеды с толстой резиновой подошвой. Очень уж не хотелось, чтобы нога случайно соскользнула с педали во время тренировки.

Ребята из моей команды решили не бросать меня на произвол судьбы и всю неделю помогали вспоминать навыки вождения: по очереди вывозили по вечерам после работы на окраину города, в какое-нибудь тихое местечко, где почти не было движения, и заставляли ездить хотя бы по полчаса, переключая передачи, следя за дорогой, выполняя повороты и развороты.

Спасибо друзьям, на свою первую тренировку я явилась вовремя и чувствуя себя относительно подготовленной. Во всяком случае, можно было надеяться, что я сумею тронуться с места, не заглохнув из-за несвоевременно отпущенной педали газа или сцепления.

Бессменный администратор школы Витя, с которым мы успели познакомиться, когда я оформляла документы на обучение, радостно поздравил меня с первой тренировкой в их замечательной школе и лично сопроводил до дверей, которые вели во внутренний двор.

Виктор объяснил, где я могу подождать своего инструктора и укатил назад, в холл. Ну а я, как и было велено, отыскала гаражи и присела на скамью. До начала тренировки оставалось еще почти пятнадцать минут. Эти минуты я решила потратить на то, чтобы заглянуть в интернет.

Как всегда, серфинг в сети увлек настолько, что я сумела вспомнить, где и с какой целью нахожусь, только когда ощутила на себе взгляд. Нет, не так. ВЗГЛЯД. Пристальный. Тяжелый. Давящий. Подняла голову и увидела приближающегося ко мне незнакомого мужчину.

Быстро закинула планшет в сумку, встала, улыбнулась вежливо и приветливо, как улыбалась всегда при первом знакомстве людям, явно превосходящим меня по возрасту. А шагающий ко мне мужчина выглядел минимум лет на сорок. Невольно отметила, что он ненамного выше меня, но при этом раза в полтора шире.

Моя улыбка произвела на Александра Аркадьевича Казанцева (я все же сумела разглядеть в этом мужчине некоторое сходство с вывешенным в холле портретом) странное действие. Он весь как-то подобрался, напрягся, стиснул кулаки и поджал губы.

Правда, сжать губы в тонкую полоску ему не удалось: один уголок его рта, и до того слегка опущенный, резко поехал вниз и задергался. «Частичный парез лицевого нерва», – невольно отметила я про себя, продолжая улыбаться мужчине. Неврологию в универе я учила старательно, так что определиться с диагнозом труда не составило.

Чем ближе подходил мужчина, тем явственней становилось его напряжение. В грозно сдвинутых бровях, в горящем взгляде темно-карих глаз читалась откровенная злость.

Он злится на меня? За что? Я невольно опустила взгляд, осмотрела себя, пытаясь найти в своей внешности что-либо такое, что могло вызвать раздражение у господина Казанцева. Все было настолько в рамках приличий, что мне пришлось признать: дело не в одежде. Но тогда в чем?

В какой-то момент движения мужчины, изначально показавшиеся мне немного скованными и неестественными, сменились явной хромотой. Обезображенное несколькими шрамами различной длины и глубины лицо резко побледнело, отчего чуть выступающие над кожей тонкие полоски рубцов почти слились по цвету с побелевшей кожей. Мужчина явно осознавал, что его дергающийся рот и неровная, подпрыгивающая походка не могли остаться незамеченными, и от этого ярился еще больше.

Я уже ощущала кожей волны исходящего от него гнева. Улыбаться расхотелось. Здороваться – тоже. Сочувствия этот злобный хромой дядька не вызывал. Слишком уж явно демонстрировал он свою неприязнь. «Может, он – женоненавистник? Гинофоб? – вдруг подумалось мне, – психует, что ему в ученики досталась девушка?» С мужским шовинизмом по отношению к женщинам-водителям я сталкивалась неоднократно, в том числе в автошколе, где получала права. Так что вполне могла ожидать подобного отношения и здесь, в «ЭргоДрайве».

Наверное, если бы не моя профессиональная подготовка, я просто сбежала бы от Александра Аркадьевича, даже не успев с ним познакомиться. Начала бы просить, чтобы мне дали другого инструктора. Но, призвав всю свою выдержку и смелость, я осталась стоять на месте, ожидая, когда мужчина подойдет и заговорит. Надо ведь предоставить человеку шанс как-то проявить себя. Возможно, все не так плохо и нам еще удастся найти общий язык?

Мужчина, все более явно прихрамывая, с трудом сдерживая тяжёлое дыхание, приблизился ко мне на расстояние двух шагов. Смерил с ног до головы негодующим взглядом, словно я провинилась перед ним в чем-то, потом сделал еще пару шагов вперед и в сторону и присел, точнее, почти повалился на жалобно скрипнувшую под его весом скамью.

Я повернулась вслед за ним и поняла, что разговаривать он временно не в состоянии. Молча присела на ту же скамью на расстоянии метра от инструктора. Откинулась, прислонилась спиной к прогретой солнцем белой кирпичной стене и стала наблюдать за машиной, которая крутилась, выписывая невероятные вензеля, на идеально ровной бетонной площадке автодрома.

Казанцев некоторое время просто сидел, упираясь сжатыми кулаками в сиденье скамьи, чуть наклонившись вперед и тяжело дыша. Затем, коротко взглянув на меня и дернув головой, словно отгоняя какие-то мысли, он вытянул вперед свою правую ногу, на которую прихрамывал при ходьбе, и принялся растирать бедро короткими сильными движениями.

Будь на месте Александра Аркадьевича более приветливый тип – я давно уже заговорила бы первая, предложила бы помощь. Но Казанцев мою помощь не примет: это я знала настолько точно, словно уже обратилась к нему и получила категорический отказ. Что ж. Терять сознание он явно не намерен. Следовательно, через несколько минут он справится со своими проблемами и тогда, возможно, соблаговолит мне разъяснить, кто и чем его разгневал, и планирует ли он сегодня проводить занятие.

Минуты шли. Я продолжала таращиться на маневрирующий в отдалении серебристый внедорожник и вспоминать заново всю цепочку событий, которые привели меня к столкновению с угрюмым злобным троллем, по прихоти случая доставшимся мне в инструкторы.

Казанцев закончил массировать ногу, выпрямился, затем, копируя мою позу, оперся спиной на стену гаража и закрыл глаза. «Вот было бы забавно, – пронеслось у меня в голове, – если бы он сейчас уснул и проспал все время, отведенное мне на занятие».

К счастью, мужчина все-таки не уснул. Но зато как-то расслабился и вроде бы даже немного успокоился. Во всяком случае, пыхтеть и пускать пар из ушей явно перестал. Да и уехавший было вниз уголок рта постепенно выправился и перестал дергаться. Это обнадеживало.

Я мысленно поблагодарила профессора, заведующего кафедрой психотерапии, однажды объяснившего нам, салагам, как важно иногда просто помолчать. Сделать паузу. Предоставить человеку возможность побыть в тишине, разделенной на двоих.

С тех пор я научилась тому, что театралы называют термином «держать паузу».

Меня не угнетало молчание. Я не испытывала неловкости, когда собеседник замолкал или даже не начинал говорить. Если бы понадобилось, я могла бы вот так, молча, просидеть здесь, на скамье у гаража, подле озлобленного и явно страдающего мужчины и час, и два. К счастью, так долго ждать все же не пришлось.

– А ты не из пугливых, да? – не открывая глаз, произнес Казанцев хриплым голосом...

«Это с какой стороны еще посмотреть», – хотелось ответить мне, но я промолчала.

Вообще, я трусиха. Вот, например, машин я боюсь. Нет, даже не так.

Ненавижу автомобили!

Эти злобные рычащие монстры носятся по дорогам моего родного города, отравляют воздух сизыми выхлопами едкого дыма, ускоряются, когда на светофоре зеленый сменяется мигающим желтым и полностью игнорируют нерегулируемые пешеходные переходы.

Эти многотонные металлические звери с лакированными боками и тонированными стеклами охотятся за неосторожными пешеходами, за стариками и детьми, сбивают зазевавшихся или слишком смелых, нанося непоправимые увечья и унося жизни.

Эти опасные существа с хищными повадками толпятся в пробках, словно коровы на водопое, бодают и царапают друг друга, оглушительно ревут клаксонами, словно в их двигателях вместо бензина бурлят и сгорают сотни литров тестостерона.

Они ночуют во дворах спальных районов, периодически оглашая по-бабьи истеричными воплями сигнализации непроглядно-черные ночные кварталы, отнимая у спящего города сладкие минуты относительного покоя…

Да. Я боюсь автомобилей. Точнее, боюсь ими управлять в городской черте. На этих переполненных дорогах, по которым носятся десятки тысяч лихих «джигитов» от школьного до пенсионного возраста, часто нетрезвых, убежденных, что с ними-то точно ничего плохого не случится.

В качестве пассажира я чувствую себя вполне комфортно. Даже на скорости свыше ста двадцати километров в час единственное, что напрягает меня – это то, что слегка закладывает уши, когда машина всей своей многотонной тушей ухает в очередную низинку, через которую проложена скоростная трасса.

Мои друзья хвалят меня за то, что я – отличный штурман: знаю правила дорожного движения, ориентируюсь в дорожной разметке, в отличие от многих женщин, не страдаю географическим кретинизмом и не путаю «право» и «лево». Даже в напряженных ситуациях не теряю голову, не кричу, не хватаюсь за руль и руки водителя, не пытаюсь командовать. Проявляю максимальную собранность и хладнокровие.

Но все это – ровно до тех пор, пока не окажусь за рулем самолично.

Водительское сиденье, вероятно, обладает какой-то особой магией: оно мгновенно съедает всю мою собранность, выпивает хладнокровие, вытягивает сообразительность. Превращает меня в испуганную, растерянную, не способную логически мыслить мечущуюся жертву собственных страхов. Разжижает мозг и превращает тело в трясущееся желе.

Я давно сжилась с этими страхами. Срослась с ними. Смирилась с тем, что никогда не буду управлять собственным автомобилем. Да и зачем мне это? В городе, где, помимо метро, троллейбусов и автобусов, есть еще и маршрутки, и пара десятков компаний, предоставляющих услуги такси. В нашем дружном коллективе, где «безлошадная» – только я, и почти каждый из ребят, с которыми я работаю в смене, готов подвезти меня на работу или – после дежурства – закинуть домой.

А коллектив у нас действительно дружный и сплоченный. Было бы странно, если бы было иначе. Ведь я работаю психологом в МЧС. Как известно, слаженность, сработанность бригады спасателей – это половина успеха в любой экстремальной ситуации!

Так что за пять лет, а именно столько я успела отработать после того, как закончила университет, мы с ребятами и «спелись», и «спились», и прошли вместе огонь, воду и медные трубы. Для них я – «свой парень», боевой товарищ, которого не стесняются и не стыдятся, с которым можно поговорить по душам, которого знаешь почти так же хорошо, как себя.

В общем, мои сложные отношения с автомобилями совершенно не мешали мне жить. До сих пор – не мешали. А недавно…