С того дня, как я и Жора договорились с Полиной по поводу фотосессии, прошло две с небольшим недели. О том, что фотограф согласен выполнить наш заказ, но пока занят, Лисицына сообщила уже на следующей нашей встрече.
Подвезти себя до дома ни разу за пять следующих занятий девчонка шанса больше не предоставила ни мне, ни Галкину: каждый раз ее кто-то дожидался и забирал сразу после урока. Может – брат, может – бойфренд. Не знаю. Похоже, ей не понравился тот цирк, который устроил Жорик, пытаясь навязать свое сопровождение, и теперь она избегала приглашений от нас обоих.
А мне с каждым днем становилось все труднее отпускать Полину, прощаться с ней на два-три дня. Расставаясь с ней, я теперь чувствовал себя так, будто провожаю бойца на войну, говорил себе, что, несмотря на специфику профессии, с ученицей все будет хорошо, но душа – душа рвалась вслед за ней: защитить, уберечь, вовремя выдернуть из опасной ситуации или заслонить плечом от опасности. Только теперь я начал понимать, как трудно приходилось моей матери, а потом и жене, когда я уезжал в свои бессрочные командировки.
И вот – пятница. Середина июня. Асфальт плавится от жары, солнце тугим желтком стекает по куполу небосвода к горизонту, а я сижу все на той же скамье у гаражей в жидкой тени растущей рядом березки и высматриваю Лисицыну и обещанного фотографа.
Не думаю, что мне с моей покореженной физиономией стоит лезть в кадр, но, пока съемки не закончатся, занятие не начнется. Значит, придется поприсутствовать, хочу я того или нет.
Да что я себе вру! Я бы не отказался от возможности побыть лишние пару десятков минут рядом с Полиной, даже если бы мне за это грозила смертная казнь.
Полина выворачивает из-за угла в сопровождении очередного молодого человека (у нее женщины в окружении вообще есть?), на этот раз – богемного вида: потертые рваные джинсы сидят у худощавого парня на косточках и вплотную облегают чересчур тонкие бедра. Торс рассмотреть невозможно из-за какой-то безразмерной одежки серого цвета и тоже с прорехами в самых неожиданных местах. На голове у парня – бандана, на плече – рюкзак и штатив для фотокамеры.
Полина сегодня похожа на теннисистку: на ней короткая расклешенная юбочка почти белого цвета, обтягивающая футболка. Ну, что сказать: все нужные достоинства – грудь, бедра – подчеркнуты так, что не заметить невозможно.
Мой взгляд залипает на них так прочно, что я даже не сразу понимаю, что Лисицына уже подошла ко мне вплотную и что-то говорит. Вожделение, которому в очередной раз не суждено быть удовлетворенным, взрывается внутри, бьет вспышкой болезненного удовольствия в пах.
Твою мать! Почему я не надел джинсы и какую-нибудь летнюю рубаху, которую можно носить навыпуск? Сижу, закинув ногу на ногу и пытаюсь вникнуть в слова ученицы.
– … Георгий тоже сейчас подойдет, и Марик нам подскажет, какая композиция будет смотреться в кадре как наиболее выигрышная, – доходит до моего сознания обрывок фразы.
Ага. Вовремя я включился.
– Приятно познакомиться, Марик. – Встаю, протягиваю руку тощему фотографу.
Тот сдувает с глаз челку, свисающую поверх банданы, скидывает с плеча рюкзак и лишь потом подает мне по-девичьи узкую и нежную ладонь с наманикюренными ногтями. Но рукопожатие у парня оказывается довольно крепким, а настрой – весьма деловым.
– Думаю, ждать всех нет смысла. Давайте пока тут поснимаем. Поля, ты на какой тачке тренируешься? Давай показывай. Хотя предлагаю сделать по десятку кадров с разными автомобилями и посмотреть, какой из них будет особенно эффектно и выигрышно выглядеть.
Полина оглядывается на меня:
– Шкоду выгоняем?
Я в фотохудожествах разбираюсь слабо, поэтому пожимаю плечом и соглашаюсь с Мариком:
– Давай разные попробуем, но начать можно с той, к которой ты привыкла.
Протягиваю Лисицыной ключ с брелоком, она забирает его из моей ладони, обжигая кожу мимолетным прикосновением и идет в бокс – заводиться и выезжать.
– Стой! – кричит Марик. – Не спеши выезжать, дай я тебя в гараже отщелкаю, пока света хватает.
Следующие пятнадцать минут я, снова присев на лавочку, наблюдаю за тем, как моя ученица «работает на камеру». Даже не знал, что во время съемки модель не стоит каменным изваянием, а двигается.
Марик командует Полине повернуться то одним боком, то другим, то опереться на капот попкой и выпятить грудь, то поднять капот и зависнуть над мотором с огромным разводным ключом. Время от времени он подходит к девчонке, вертит ее, как куклу, показывая нужную позу. В такие моменты мне кажется, что парень пользуется моментом, чтобы облапить Полину, и я с трудом подавляю рвущееся из груди рычание: как он смеет так запросто трогать ту, к которой я прикоснуться не смею?!
Лисицына двигается легко, улыбается, демонстрирует чудеса гибкости и грации. Вся она – чистый секс, концентрат, эссенция женственности и соблазна.
Она манит меня и завораживает, дурманит улыбками, адресованными камере, в которых дерзость смешивается с лукавством. Мое тело реагирует на ее призыв так бурно, что я понимаю: в этот раз холодным душем не обойтись. А ведь прошло всего-то двадцать минут! Нам еще тренироваться, после того как фотограф уедет!
Постепенно мы все же перемещаемся на маневровую площадку, туда же Георгий пригоняет джип Мерседес. Все начинается заново: Полина позирует возле джипа, но теперь рядом с ней постоянно оказывается Галкин. Он вертится вокруг моей ученицы, как Луна вокруг Земли, пользуясь моментом, то пожимает ей пальчики, то кладет руку на плечо, то старается соприкоснуться с ней локтями.
Марик, словно пулеметчик, беспрерывно стреляет в эту сладкую парочку из дула-объектива, а я наливаюсь ревностью и завистью: ведь это я – инструктор Полины! Это я должен быть на месте друга, это мне она должна слать свои сияющие улыбки!
Когда Лисицына улыбалась мне в последний раз?
Эта мысль пронзает меня огненным копьем. Я пытаюсь вспомнить хоть одну обращенную ко мне улыбку, кроме той, первой, которую подарила мне девчонка при знакомстве – и не нахожу в своей памяти ни одного момента…
Это что же получается? Я так запугал и построил свою ученицу, что она опасается лишний раз вздохнуть при мне? Нужно как-то исправить это, дать Полине понять, что я вовсе не такой мрачный и злобный тип, каким, наверное, показал себя за пару месяцев знакомства. Но как это сделать?
Нечаянно на помощь мне приходит Марик.
– А вы, Александр Аркадьевич, почему в стороне держитесь? У вас такая брутальная и харизматичная внешность! Прошу в кадр! – командует он.
– Вы уверены, что мне стоит вот с этим, – я тыкаю пальцем в шрамы на скуле, – лезть на рекламные плакаты?
– А вы разве не знаете, что шрамы украшают мужчину? – смеется фотограф. – Обещаю: вы будете смотреться шикарно!
Наверное, не будь рядом с Полиной Галкина – я бы отказался, но желание хоть немного потеснить, отодвинуть подальше от Лисицыной своего не в меру шустрого и самоуверенного партнера оказалось сильнее.
Я подошел. Встал рядом с Полиной, по-прежнему позирующей возле джипа. Марик тут же взялся командовать:
– Полина, смотришь на инструктора. Взгляд – восхищенный, почти влюбленный. Губки приоткрой – ты слушаешь его с придыханием!
Лисицына повернулась, как велел фотограф, и послала мне взгляд, полный такого огня, что я задохнулся, замер соляным столбом, впрочем, не весь я: мой живущий самостоятельной жизнью мужской орган дернулся, рванулся навстречу этой улыбке, вспух, оттопыривая ширинку.
Черт! Полина! Нельзя же так правдоподобно играть!
Как я теперь буду жить, спать, смотреть на других женщин? (хотя я и без того их вообще уже замечать перестал). Я ведь теперь буду думать и мечтать только об одном: чтобы однажды ты улыбнулась мне ТАК не потому что фотограф приказал, а потому что это твои настоящие чувства…
Разум отключился.
Мысли из головы исчезли.
Я превратился в живого зомби.
Может, это даже и хорошо: оглушенный и ослепленный взрывом эмоций, я перестал думать о том, что меня фотографируют, забыл о своей кривой внешности. Просто стоял там, где говорят, делал, что велено и впитывал, копил, запоминал жесты, взгляды, улыбки Полины, ее невольные или нарочитые, задуманные фотографом прикосновения.
А потом вдруг все закончилось.
– Ну вот, снято! Всем спасибо, все свободны, – внезапно скомандовал Марик. – Штук пятьсот кадров сделал, будет из чего выбирать. Завтра-послезавтра посмотрю все на большом экране, обработаю и скину тебе, Полина, самые, на мой взгляд, удачные.
– Хорошо! – моя ученица расслабилась, выключила «сияние», и я, наконец, сумел оторваться от нее и вернуться в действительность.
Поймал на себе взгляд Галкина – непривычно-задумчивый, где-то даже недовольный и мрачный. Впрочем, встретившись со мной глазами, Жорик тут же отвернулся, заговорил оживленно с Мариком:
– Так в какие сроки мы можем надеяться на окончательный результат?
– К концу следующей недели, – тряхнул светлой спутанной гривой фотохудожник, – печать, я так понимаю, сами закажете?
– Да, сами.
– Тогда просто привезу вам флешку с полной сессией и отдельной папкой – обработанные кадры.
– Договорились. Будем ждать. Да, Александр Аркадьевич? – Георгий снова мазнул по мне напряженным взглядом.
– Да, – я глянул на часы, обнаружил, что уже почти семь вечера. Окликнул ученицу: – Полина, мы уже можем приступить к тренировке?
– Марик, ты сам дорогу на парковку найдешь? – Лисицына дала мне понять, что надо бы сначала гостя проводить.
– Я подвезу Марика до гаражей и потом проведу к выходу, – вызвался Жора. – Вы же не против, молодой человек?
Марик ухмыльнулся, подмигнул Полине и кивнул Галкину, обозначая согласие.
Ученица, убедившись, что ее друг не потеряется на просторах автодрома, ответила, наконец, на мой вопрос:
– Я готова начать урок, Александр Аркадьевич.
– Тогда давай садись за руль, – я кивнул на Шкоду. – Поедем, растрясемся на ухабах.
Мне было необходимо хотя бы ненадолго остаться с Полиной наедине: проснувшийся во мне дикий пещерный человек требовал, чтобы я схватил желанную самку и уволок ее в свою пещеру, укрыл там от посторонних мужиков, от их липких взглядов. Пожалуй, свалить вместе с Лисицыной на нашу мини-трассу – это просто отличная идея!
Полина уверенно вывела Шкоду за пределы стены, ограждающей бетонный автотрек и маневровую площадку, выехала на пустырь, направила машину вправо – как обычно.
– Давай сегодня в обратную сторону пройдем трассу. Посмотрим, как ты сориентируешься на знакомой дороге, когда поедешь по ней в непривычном направлении, – завернул я Лисицыну.
Девчонка кивнула, взяла влево, в глазах ее мелькнула радость. Надо отдать Полине должное: учиться она любила, и любые мои указания и предложения всегда встречала на ура. Странно, что раньше я не замечал этих живых огоньков в ее глазах. Вообще, этот день, который пока не спешил заканчиваться, стал для меня днем открытий.
Я вдруг понял, что меня на какое-то время настолько перестали волновать шрамы и перекошенное лицо, что я спокойно позировал на камеру. Потом, наткнувшись на ревнивый взгляд Галкина, осознал, что друг не шутил, когда говорил о своем интересе к Полине. И еще меня, наконец, догнало осознание того, что я слишком много думаю о себе и своих прошлых обидах, а это мешает мне видеть Полину – настоящую, живую и искреннюю.
Мне вновь захотелось извиниться перед девчонкой за все, что я себе о ней напридумывал, но я в очередной раз промолчал: она ведь не знает, что творится в моей голове. Да, мнение у нее обо мне, возможно, не самое лучшее, но над этим можно работать. Начну прямо сейчас!