Любовь нельзя купить

15

«В это воскресенье все по-другому, — думала Тесс. — Мы с Максом сегодня более терпимы друг к другу. И все друзья на этот раз с нами. Кроме Тима».

У Грэма был такой же потерянный вид, как у Макса неделей раньше.

— Привыкнешь, — уверил его Макс. — Просто делай то же, что и другие.

— А они здесь не поют о мире, держась при этом за руки? — спросил Грэм.

— Надеюсь, нет, — шепотом ответила Фиона. — Терпеть не могу брать за руку незнакомого человека.

— На прошлой неделе этого не было, — сказал Макс.

У Милли был такой вид, точно она находилась под наркотиками. Она сидела и читала бумажки, прикрепленные с задней стороны сидений. Двое ее детей делали бумажные самолетики и целились ими в купель. Двое других надорвали пачку мюсли и принялись жевать хлопья и бросать их в каменных ангелов, украшавших колонны.

Громкая музыка огорошила всех. На прошлой неделе она не произвела такого впечатления на Тесс и Макса. Макс даже принялся подпевать, не принимая участия в церковном действе, разумеется, поскольку опасался привлечь всеобщее внимание своим ростом и неуклюжестью. Но к пению он присоединился с удовольствием и даже попытался изобразить несколько восторженных возгласов.

— Ты уверена, что это нормальная церковь? — шепотом спросил Грэм у Фионы. — Уж слишком у всех счастливый вид.

Он надеялся увидеть что-то темное и мрачное, что соответствовало бы его нынешнему настроению. Но все оказалось не так.

Дафна с большим удовольствием смотрела на детей. Такими внуки ей нравились — веселящиеся, в компании друзей и в добрых двадцати ярдах от нее. Ей казалось, что она сошла бы с ума, доведись ей жить с ними до конца жизни.

Милли подсела к остальным, но оставалась безучастной. Она расслабилась только тогда, когда дети ушли в воскресную школу. Но тогда и все расслабились.

— Неудивительно, что некоторые ходят в церковь — детей хоть на час уведут, — прошептал Грэм. — В других местах за это нужно платить.

— Мы не каждую неделю этим занимаемся, — объявил Джон прихожанам, выйдя вперед, — но здесь много новых людей, поэтому у нас есть хорошая возможность вспомнить о мире.

— Ну вот, началось, — заметил Грэм.

— Тсс! — прошипела Фиона. — Стой где стоишь.

Он повиновался. Интересно, не договорилась ли она со священником, чтобы ее мужа наказали за то, что он не притащил за шиворот Тима к Милли?

— Если до меня кто-то дотронется, я его ударю, — пробормотал Грэм, предварительно согласовав с Максом, что это будет вполне естественной реакцией.

— Тогда встань в позу мачо, — посоветовала ему Фиона.

— Мир вам, — проговорила улыбчивая женщина, протягивая ему руку.

— И вам тоже! — ответил Грэм, энергично потряс ее Руку, тотчас убрал свою в карман и принялся сверкать глазами на тот случай, если кто-то еще к нему приблизится.

— Ты вроде собирался ударить ее? — напомнила Фиона.

— В моих мыслях она уже лежит в нокауте, — мрачно ответил Грэм, не обращая внимания на всеобщее веселье.

Тесс с удивлением смотрела, как Макс с удовольствием пожимает руку всякому, кто подходит к нему.

— Мне казалось, тебе все это не нравится, — тихо сказала она.

Макс, смутившись, недовольно посмотрел на нее:

— Раз-другой это вполне можно стерпеть.

Он поймал взгляд Джона и поднял большой палец. Джон расплылся в улыбке и ответил таким же жестом.

— Ты вдруг стал лучшим другом викария, — заметила Тесс. — Мне казалось, что священники нам не нравятся.

— Мы уже почти родственники.

— Что бы это значило?

— Разве я тебе не говорил? Он сын Картера.

Тесс отпрянула. Столь неожиданное родство удивило ее. Интересно, к чему это приведет? Тесс казалось, что Макс улыбается чересчур уж восторженно.

— Ты только подумай, — оживленно продолжал он, — раз у нас один бизнес, то скоро мы станем одной большой счастливой семьей!

Фиона же наблюдала за Грэмом. Похоже, он кого-то увидел.

— На кого это ты смотришь? — шепотом спросила она.

— Глазам своим не верю, — ответил он.

Фиона попыталась разглядеть, что его так удивило: никто догола не разделся, Клиффа Ричарда[41] нет — абсолютно ничего необычного.

— Смотри, — сказал Грэм и указал на пару, сидевшую впереди. — Это Барри Даунинг, наш исполнительный директор, с женой.

— Ну и что? — Фиона не видела в этом ничего особенного.

— Не могу поверить! Он мне всегда казался нормальным. Даже в паб в обед ходит.

Фиона сделала вид, что ее это поразило.

— То есть ты хочешь сказать, что в офисе он никогда не достает тамбурин, а по утрам не запевает первым гимны?

Грэм строго посмотрел на нее:

— Просто меня это немного удивило, вот и все.

Барри Даунинг заметил Грэма и тепло ему улыбнулся. Грэм улыбнулся в ответ, выпрямился и весь обратился во внимание.

После довольно занимательной проповеди Джон обратился к прихожанам.

— А теперь давайте помолимся, — сказал он.

«И вида не подам, будто во все это верю, — молился Макс. — Но принимая во внимание, как я здесь оказался, можно и помолиться. К тому же в последнее время у меня были кое-какие успехи.

Не знаю, сколько всего можно просить, поэтому на всякий случай свалю все просьбы в одну кучу.

Господи, дай мне возможность искупления. Вот оно, настоящее библейское слово! Надеюсь, оно принесет мне несколько зачетных очков.

Я хочу искупить свою вину перед Тесс. Хорошо было бы, чтобы дело пошло, но миллионы мне не нужны, только бы ублажить кредиторов и обеспечить приличное существование моей семье, тогда у нас будет шанс. Ты должен знать, что один из моих партнеров — отец священника, а сам викарий выступил с идеей о бизнесе. Не хочу никоим образом напрягать тебя, но дело стоит того, тебе так не кажется?

Ну, а если бы ты мог подбросить Тесс, да и мне ребенка, было бы совсем хорошо.

Просто я знаю, что если бы ты это устроил, то все остальное встало бы на свои места.

Э-э-э… м-м-м… аминь».

Тесс прикрыла глаза, как делала в школе, когда хотела, чтобы учитель обратил на нее внимание и назначил дежурной, следящей за дисциплиной.

«Я готова верить в тебя, — молилась она, — верить до конца. Давай договоримся сразу. Мне нужен ребенок. Для успокоения моей души. Дай мне еще одного ребенка, и я буду твоей навсегда. Навечно, если такое бывает. (Лично я в этом не убеждена, но готова поверить. Эта идея мне по душе.) Знаю, ты думаешь, что я шучу и замыслила нечто неправедное, но просто мне нужно, чтобы ты понял, как сильно мне хочется ребенка.

Меня только это и занимает. Ну конечно, помимо таких очевидных вещей, как желание защитить Лару от всяческих бед, болезней, от всех мальчиков, пока она не выйдет за мужчину, которого я выберу, от всех девочек, которые говорят ей, что у нее толстые ноги, от всех разочарований. Это ведь само собой разумеется, правда? Если не так, то добавь это к моему списку, и пусть это будет моей постоянной молитвой. Потому что, как я сейчас поняла, это, вероятно, важнее, чем просьба о ребенке.

И если можно сделать так, чтобы у меня был ребенок без многих лет мучений, это было бы хорошо. Ведь хотеть ребенка лучше, чем не хотеть. Это нечто такое, к чему нужно стремиться, а не плыть по течению, в надежде на удачу.

Я также была бы тебе чрезвычайно благодарна, если бы ты прекратил все эти глупости с Джерри. Меня это смущает, у меня путаются мысли. Я уже предложила тебе мою душу, к тому же Макс продает все, что у меня есть, так что у тебя небогатый выбор. Осталось, правда, несколько пар красивых туфель да фирменные кастрюли — нужно тебе это?

Ну вот, кажется, я все сказала: ребенок, вечное здоровье и счастье для Лары, ах да, и для Макса тоже. И для меня. А Джерри к… да ладно, все равно. Я еще сама толком не разобралась, мы еще поговорим об этом. Но даже если ты начнешь с конца списка, то все остальное встанет на свои места.

Аминь».

«Я уже несколько раз сюда заходил, — начал Джерри. — Мне здесь нравится. Мы с ходу начали болтать о том о сем, и, должен признаться, мне кажется это хорошим началом. Но ты должен согласиться, что я не самый требовательный проситель.

Пробивается седина, иногда приходят угрожающие письма из банка, бывают периоды, когда сама мысль о жизни наполняет меня страхом. Можно было бы и поубавить энергии. Но в основном я веду себя, в общем-то, тихо, и — надеюсь, ты не сочтешь это бахвальством — человек я неплохой.

Но сейчас у меня большая проблема. По-моему, я достаточно вложил в прошлое, что дает мне теперь право много снять со счета. Вот в чем дело.

Все довольно запутано, поэтому отнесись повнимательнее. Предоставляю тебе выбор. Может, это и повысит мои шансы вдвое, я так думаю.

Я бы хотел либо влюбиться в Хитер той настоящей любовью, о которой все говорят и к которой, по утверждению Тесс, стоит стремиться, либо избавиться от чувств, которые я питаю к Тесс. Не знаю, что за ними стоит, мне они кажутся вроде как настоящими, но этого не должно быть, поскольку она замужем, имеет ребенка, да еще и подруга Хитер.

Теперь ты все знаешь. Если это немного запутанно, не стесняйся, задавай вопросы. Но постарайся больше не воспламенять деревья в Хивербери — полиция нервничает.

Я слышал, что маленькое зернышко веры может заставить дерево зашагать в море. По-моему, дереву от этого только хуже — пропадет. Но если ты будешь снисходителен к моей браваде и откликнешься хотя бы на одну из моих молитв, то я знаю — все остальное встанет на свои места».

«Про меня думают, что я верующая, — молилась Хитер. — Я об этом всем говорю, но в глубине души я сомневаюсь. На тебя работает хороший священник, и я благодарна за все, но последние годы моей жизни мне недоставало чудес.

Мне показалось, что удача повернулась ко мне лицом, когда появился Джерри. Но я была чересчур уверена в себе, а так, очевидно, нельзя было себя вести. Значит, это мое наказание? Ты забираешь его от меня?

А я не хочу, чтобы он уходил, и хочу забеременеть. Вот! Что ты об этом думаешь?

Анализы я не сдала, хотела сначала с тобой поговорить. Со мной и раньше такое случалось, так что не будет ничего удивительного, если ты сделаешь так, что анализы окажутся положительными, а спустя несколько дней — отрицательными. Знаю, что не должна подбивать тебя на такое, но на это есть причины.

Как бы там ни было, до следующей пятницы, до сдачи анализа, я подожду. Так что любой день на этой неделе. Если ты пошлешь мне этого мужчину и ребенка и больше ничего, то я просто уверена, что все остальное встанет на свои места».

«Может, я чего-то не понимаю, — молилась Дафна. — Я воспитана так, что должна стоять на коленях и просить прощения. Мне никто никогда не говорил, что можно просить что-то для себя (кроме того случая, когда маму отправили в больницу, где она должна была родить, и больше она не вернулась).

Но мне здесь все нравится, хотя и не вписывается в мое представление о тебе: длинные волосы, борода и пронзительный оценивающий взгляд. Тебе и в самом деле нравятся все эти пляшущие дети и хлопающие в ладони взрослые?

Наверное, у тебя от этого улучшается настроение. Должна сказать, мне и самой веселее. Священник говорит, что мы должны сами попросить чего-нибудь. Помоги мне. Я перепробовала все: все таблетки, которые только есть в продаже, медные браслеты, пробовала кричать на детей и пить бомбейское красное (могу его порекомендовать, если у тебя когда-нибудь возникнут мышечные боли).

Хочу, чтобы боль прекратилась. А если это невозможно, то хорошо бы ее контролировать с минимумом болеутоляющих препаратов. Я еще не так стара и не представляю еще двадцать лет такой жизни.

Если с этим не выйдет, может, ты хотя бы сделаешь так, чтобы моя дочь полюбила меня?

Что можешь, то и сделай. По-моему, ни то ни другое невозможно.

Но мне нужно хотя бы одно. Просто я знаю, что тогда все остальное встанет на свои места.

Аминь».

«Чтоб мне провалиться, — молилась Фиона. — Я ведь не была в церкви с того времени, когда умер отец. Да и тогда я вела себя не подобающе, но ты, наверное, это знаешь.

Я не собиралась этого делать, но все, похоже, молятся, вот и я решилась. Ну да ладно, у Тесс закрыты глаза, Грэму мне сказать нечего, так что остаешься только ты.

Ну как ты? Мне бы хотелось поболтать от души, но ты, вероятно, занимаешься этим целыми днями, тысячелетие за тысячелетием. Готова поклясться, что немногие интересуются твоими делами, так что я подумала, что ты оценишь то, что я проявляю к тебе интерес. А тебя не тошнит от всех этих завываний? Меня тошнит. Раскрою тебе секрет: я сыта по горло проблемами других людей. Знаю, это эгоистично, но до прошлого года все шло хорошо. Не понимаю, почему мы все не можем вернуться к этому.

Знаю, что у Тесс и Макса больше нет кафе (быть может, это ты решил избавить мир от этого отвратительного цветочного чая) и они переехали, дело сделано, но почему мы все не можем снова быть приятными друг другу?

Я туманно выражаюсь? Буду конкретнее. Я бы хотела, чтобы Тим вернулся к Милли, я бы хотела, чтобы у Тесс и Макса появились кое-какие деньги (ровно столько, сколько им нужно, чтобы ни о чем не беспокоиться), и я бы хотела, чтобы Грэм разобрался с тем, что его тревожит, и стал ближе ко мне.

Да, и еще. Вообще, есть хоть какая-то надежда, что моя мать полюбит меня?

Если бы мне пришлось выбирать что-то одно? Знаю, это эгоистично, но я бы выбрала пункт насчет матери. И тогда все остальное встанет на свои места.

Э-э-э… аминь?»

«Все это чертовски глупо, и я на ни за что не поддамся. Разговаривать с тобой не буду, потому что не верю в тебя. Если там есть что-то или кто-то, то и без меня прочитают мои мысли. Это не молитва, слышишь меня? Не молитва.

Интересно, а во что верит Элоиза? Не помню, как Кристина относилась к религии. Одно знаю наверняка: если Элоиза догадается, что ее мать лгала ей всю жизнь, то ее вера в гуманность поколеблется. Надеюсь, она сможет чем-нибудь заменить ее, потому что не представляю, каково ей будет принять меня словно нового героя.

Есть ли что-нибудь такое, что может убедить меня, что ты существуешь? Чудо какое-нибудь? На глупость, вроде такой — «поверю в тебя, если выиграю в лотерею», — я не поддамся. Дай-ка подумать. Ага, вот тебе задача.

Помоги мне разобраться: четко дай знать, что мне делать с Кристиной и с Элоизой. И какое бы решение я ни принял, пусть мне будет комфортно.

Вот это будет чудо. Сделай это для меня, и мы еще не раз поговорим. Потому что все остальное встанет на свои места».

«Здесь мило и тихо, — размышляла Милли. — Интересно, о чем все думают? Уверена, что некоторые молятся, но другие точно мечтают о чем-то, вроде меня. Вспоминают, включили ли плиту для жаркого, думают, как следовало бы достойно ответить тем неприятным людям, которые встретились им на этой неделе. Может, предаются фантазиям насчет того, что состоят в браке с кем-то другим или что у них нет детей; некоторые пытаются вспомнить, в каких топиках — простых или с рисунком — грудь кажется меньше, и обгрызают ногти до мяса.

Ты только посмотри на них всех. Неужели они еще не закончили? Не может же у них быть столько проблем. Знаю, жизнь у них не мед, но в сравнении с моей — легкая.

Значит, Дафна переехала к Фионе с Грэмом, и у них все в порядке. Все живы, здоровы и живут в прекрасном доме. Фионе дарят гвоздики, которые каждую неделю доставляют самолетом с Нормандских островов, и ресницы она красит каждый месяц. Каково им сейчас? Значит, Тесс и Макс были вынуждены переехать, и у них нет денег. Да и ребенок у них один, повторяю, один. Будь у меня один ребенок, я могла бы жить в картонной коробке и была бы совершенно счастлива. А Макс по-прежнему живет с Тесс, не убежал ведь с какой-нибудь вертихвосткой, которую знал еще в школе.

А Грэм? Бог знает, что с ним. Да мне все равно. Нет ему оправданий. Фиона обожает его, их дети не пишут матерные слова на доске, и ни одного из них не выгнали из школы за кражу.

Если бы я могла попросить что-нибудь, то я попросила бы, чтобы все вернулось назад. Вот так. Ладно? Доволен? Пойду домой и буду ждать, хорошо?

Если бы можно было повернуть время вспять, то я бы повела себя иначе. И тогда все остальное встало бы на свои места.

Но это я только так думаю. Это не молитва».

«А можно мне «Плейстейшн-2»? — просила Лара в воскресной школе, плотно зажмурив глаза. — И еще кроссовки, и билеты на «Вестлайф», и собственный компьютер, и ролики, и чтобы карманных денег было столько, сколько раньше, и чтобы волосы выпрямились, а прыщи исчезли, и чтобы мама и папа улыбались и держались за руки.

Аминь».

«Куда они, к черту, все подевались в воскресное утро? — думал Тим. — Не могли же они уйти. Одной Милли ни за что бы не удалось выпроводить их из дому так рано.

А Элисон даже записки мне не оставила. Просто хлопнула дверью и ушла. Да, она сказала, что у нее вызов, но могла бы хоть разбудить меня.

Мне не нравится скучать здесь в одиночестве. Вообще-то я теперь понял, что мне нигде не нравится быть одному. Дома мне казалось, что я схожу с ума, ни места у меня там нет, ни времени, но это явно было по мне.

А вот по играм я не скучаю. Самое скверное, когда у тебя дети, — это бесконечные настольные игры. Тут есть несколько периодов. Сначала «Клюедо»[42], месяцами. Как бы сильно ты ни старался проиграть, сделать так, чтобы игра быстрее закончилась, они об этом всегда узнают и специально начинают играть плохо, так что в результате ты выигрываешь. Самым длинным способом, какой только возможен. И ты должен продолжать играть в «Клюедо», пока не проиграешь одну из фигур, но не веревку, потому что ее можно заменить бечевкой. Лучше всего проиграть свечу. Тогда можно переходить к другим играм. Всегда есть выбор.

В «Скрэббл»[43] мне всегда выпадают гласные, а любому известно, что нельзя выиграть с одними гласными; а еще есть «Мышеловка» с этим глупым приспособлением, которое никогда толком не работает, и, прежде чем кто-то поймает мышь, уходит несколько часов. Я хорошо играю в шахматы, но Карли всегда у меня выигрывает, и мне нужно притворяться, будто я поддаюсь. «Голодные гиппопотамчики» — это игра, в которую Натан играл два года: ты сидишь, бьешь гиппопотама по хвосту и ловишь шарики, такая глупость. Есть еще «Монополия»[44], я ненавижу «Монополию», на нее уходит черт знает сколько времени, а что насчет того, что существует короткий вариант, о котором говорится в инструкции, так покажите мне ребенка, который согласится на него, и я усыновлю этого ребенка. А «Снэп»[45]! Попробуйте-ка проиграть в «Снэп» малышу, чтобы он не догадался, что вы сделали это специально, и еще…»

Зазвонил телефон. Тим вернулся в мир взрослых, потеряв ориентацию. Он снял трубку, забыв о том, что Элисон просила его не делать этого.

— У Милли же есть номер твоего мобильного телефона, — говорила она, — так что если будут звонить, то только мне.

— Алло? — сказал он.

— Алло? — произнес голос с сильным акцентом. — Кто это?

— Тим. А вы кто?

— Какой это номер?

Тим назвал номер.

— Элисон дома? — спросил мужчина.

— Нет, боюсь, ее нет. Передать что-нибудь?

— Скажите, Гэбриэл звонил.

— Обязательно.

Значит, это Гэбриэл. Тим принял было его за Хулио Иглесиаса, да и очень умным он ему не показался.

Тим сидел у окна и думал о том, что сказал Грэм. Он должен решить, что же ему нужно. И он решил.

Он хочет вернуться к Милли и детям.

Но и Элисон ему нужна. Милли все равно никуда не денется.

«Сначала выброшу из своей жизни Элисон, а потом вернусь к Милли. Другие мужчины ведь так делают. Я-то знаю, читал в воскресных газетах, — размышлял он. — Так что еще немного потяну. И тогда все остальное встанет на свои места».

«Я рожу от него ребенка. А потом пусть уходит. Настолько я его вытерплю, — думала Элисон, по дороге домой купив бутылку вина, чтобы напоить Тима. — Просто мне нужен ребенок. И все. Все остальное встанет на свои места».

Дорогой Грэм!

Да, я обещала, что не буду давить на тебя, что буду ждать, пока ты свяжешься со мной, но произошли кое-какие события.

Моя мама рассказала Элоизе о тебе. Ты, наверное, помнишь, что она всегда совала нос не в свои дела; она не изменилась. Хочешь верь, хочешь нет, она всегда была на твоей стороне и так и не простила мне, что я не вышла за тебя. Но потом привыкла к Дэвиду и всегда язвила в его присутствии в твой адрес. Он был хороший человек и просто принимал ее такой, какая она есть, главным образом чтобы защитить Элоизу.

Я сказала маме, что собираюсь увидеться с тобой, и она, разумеется, была вне себя, у нее появилась безумная мысль насчет того, что ты вернешься в нашу жизнь и станешь членом нашей семьи. Я не знала, как она будет реагировать, поэтому решила, что не стану препятствовать ее фантазиям. Так она реже набрасывается на меня.

Я вырвала у нее обещание, что она ничего не скажет Элоизе, пока я не выясню с тобой отношения. Но, очевидно, Элоиза повидала на минувшей неделе бабушку и расстроилась из-за Дэвида.

Поэтому мама и решила рассказать ей о тебе. Прости, но я не виновата. Нет нужды говорить о том, что Элоиза совершенно вышла из себя и не разговаривает со мной. Она винит меня в том, что я скрывала от нее отца. Она, конечно, права, именно это я и делала.

Грозится, что не будет разговаривать со мной, пока не услышит твою версию этой истории.

Мне правда очень жаль, Грэм. Жду, что ты скажешь. Не пропадай надолго.

С любовью. Крисси.

ХХХХХ