Люди в джунглях

Первые китайцы

Джаин вернулся через месяц с небольшим. В письме он предупредил меня, что везет пятьдесят китайцев, и просил встретить его в Тавао.

Затем он описывал, как трудно было их завербовать. Пришлось исколесить все побережье — несколько человек тут, несколько человек там. В конце концов собрал всех в Сингапуре и выехал оттуда на английском пароходе.

Я отправился в Тавао на буксире, захватив большую баржу. Мы немножко опоздали; пароход уже стоял у пристани, и Джаин успел сойти на берег со своими людьми.

Я нашел его в китайской лавке. Он был вне себя. Продлись их плавание еще один день, и Джаин либо наложил бы на себя руки, либо пошел бы убивать налево и направо. Новые рабочие были на грани бунта. По словам Джаина, в каждом порту, куда заходил пароход, они пытались сбежать. Только благодаря помощи властей удалось их довезти.

В Тавао они выскочили на берег, не дожидаясь меня, и Джаин почти всех растерял. Они грозили убить его, если он не даст им погулять хотя бы неделю, прежде чем отправлять в джунгли. Да еще потребовали от Джаина аванс по двести гульденов на брата. Если ему жизнь дорога.

Когда я вошел в лавку, Джаин отбивал очередную атаку китайцев. Вокруг них толпился привлеченный шумом народ.

Узнав, что я — их будущий начальник, китайцы кинулись ко мне. Не скупясь на крепкие выражения, я приказал им немедленно идти на баржу. Двое схватили с прилавка топоры и замахнулись на меня. Зеваки разбежались, я же опешил и не мог двинуться с места. Видно, это меня спасло: китайцы решили, что я вооружен и потому не бегу. Они опустили топоры. Подоспел лавочник и усмирил своих соотечественников.

Я пошел к резиденту и попросил выделить мне в помощь полицейских.

Несколько часов длились розыски, наконец полицейские, угрожая карабинами, собрали на пристани сорок человек из пятидесяти прибывших. У китайских кули нередко бывали стычки с полицией, и они ничуть не боялись ее. Только удары прикладами заставили их подчиниться. Резидент обещал выловить и остальных!

— Хорошо, приеду за ними завтра. А сегодня надо доставить на Нунукан этих.

— Не представляю себе, как ты с ними управишься там! Да и довезешь ли? Они же прикончат тебя, как только вы отчалите. Нет, тебе нельзя ехать с ними. Черт возьми, они не боятся ни полиции, ни самого дьявола!

— А я не пущу их на буксир, довезу на барже Сейчас полдень, пусть пожарятся на солнышке. Помнишь, недавно ты разрешил мне забрать ибанов? По-моему, лучше них никто не справится с этими буянами.

— Верно! Помню. Что ж, ладно, в добрый путь!

Если китайцы рассчитывали сразу же по прибытии попасть на берег, то они ошиблись. Бросив якорь на рейде — пусть поостынут, я отправился к мандуру Анаму.

— Я тут привез новых рабочих, да только они дикие какие-то, — сказал я ему. — Неплохо будет, если мандур Анам соберет ребят и проследит, чтобы китайцы вели себя прилично, когда я высажу их на берег.

Анама не надо было просить дважды. Он в двух словах объяснил задачу ибанам. Они обрадовались и заулыбались, словно дети, которым разрешили обобрать новогоднюю елку. Мигом сменили штаны и рубахи на боевое облачение — красные набедренные повязки, схватили свои добрые старые мечи, которые верно послужили не одному поколению охотников за головами. Одни достали нарядные серебряные пояса, другие навешали амулетов на шею. Наконец все бегом устремились к пристани.

Здесь ибаны выстроились в ряд. Почти нагие, стройные, блестящая смуглая кожа расписана боевыми узорами, глаза сверкают… Двадцать человек против сорока. Зато — настоящие бойцы. И китайцы тотчас поняли это, когда баржу подвели к берегу.

Они ринулись к сходням, ругаясь и ворча, но, увидев ибанов, один за другим примолкли и сникли.

Джаин, который свободно изъяснялся по-китайски, вышел вперед и обратился к ним. Его черные, горящие ненавистью глаза светились мстительной радостью: наконец-то можно было отвести душу, после того какой целый месяц был вынужден молча терпеть все, что они ему преподносили.

Джаин представил им ибанов. Дескать, вот специалисты по обузданию строптивых. И если кто-нибудь позволит себе сказать еще хоть одно наглое слово, достаточно сделать знак ибанам, которым поручено поддерживать порядок здесь, на Нунукане. Что произойдет? Если кому-то не терпится это узнать, он может попробовать прямо сейчас.

Китайцы мрачно косятся на ибанов, на их обнаженные мечи. Слышно чье-то недовольное бормотание. Отрывистый боевой клич, и ибаны подступают к ворчунам. Те в страхе отскакивают. Воцаряется мертвая тишина. Грозная тишина. Ибаны стоят наготове — глаза сверкают, нервы и мышцы напряжены до продела. Китайцы цепенеют от ужаса. Ибаны ждут малейшего проявления непокорности. Какое там!..

Медленно опускаются мечи. Накал глаз ослабевает, по не гаснет. Китайцы чувствуют: тут шутки плохи.

Сломленные, усмиренные, они вяло бредут к бараку, отведенному им на время, пока они не получат участок в лесу. Их повара принимаются стряпать, остальные разбирают свои сундучки. Переговариваются тихо, с опаской.

Всю ночь возле барака стоял на посту ибан с мечом наголо. Его товарищи были готовы по первому зову ринуться на помощь. Охрану установил не я, а Анам. Мол, лучше предупредить возможные неприятности. Я-то понимал, в чем дело. Он мечтал о доброй потасовке и боялся упустить случай.

За несколько недель из китайцев получилась отличная бригада. Они заготавливали леса чуть не вдвое больше, чем индонезийские рабочие.

И вполне обходились без опиума. Джаин уверял меня, что с китайцами не справиться, если не выдавать им привычную порцию опиума. Тем не менее все шло гладко. Правда, поначалу кое-кто прихварывал, зато потом они были рады, что избавились от порока, и благодарили нас.