Люди в джунглях

Амок

Джунгли вокруг поселка Нунукан, вдоль морского побережья и по берегам всех рек острова заметно поредели. Ежемесячно мы валили пять тысяч кубометров, а это не могло не оставить следа. Главная трудность была уже не в том, чтобы найти людей для рубки леса, а в том, чтобы обеспечить участками все бригады.

Я ходил на разведку все дальше вверх по долинам Борнео, и за мной шли рабочие. Приходилось мало-помалу снижать свои требования. Прежде мы отвергали участки, где с одного гектара можно было взять меньше двухсот-трехсот кубометров. Теперь мы были рады лесу, который сулил сто — сто пятьдесят кубометров с гектара.

На Нунукане прокладывали железные дороги к лесосекам, которые не были связаны с морем реками и находились слишком далеко от берега, чтобы можно было таскать тяжелые кряжи вручную.

День и ночь трудились строители дорог, чтобы не отставать от уходящих вперед лесорубов. Не успеют уложить километр пути, как уже по обе стороны все вырублено. Некоторые ветки протянулись по долинам в самое сердце острова. Главная магистраль опоясала почти все побережье. Приходилось увеличивать число людей на строительстве железной дороги, а где их набирать? Машин у нас не было, землю разрыхляли заступами и переносили в корзинах.

Я задавал направление, малайцы-землемеры провешивали трассу и определяли, где надо вынуть грунт, где подсыпать.

Вперед, только вперед! Еще совсем недавно я намечал трассу в девственном лесу, спугивая оленей и гиббонов, а сегодня там уже свистит паровоз.

— Скоро Нунукан будет по-настоящему освоен, — радовался Джаин. — И это сделали мы, туан!

— Не миновать нам беды, — говорил старый Дулла. — Этак для старого владыки Нунукана не останется места! Тогда он отомстит нам. Пока не поздно, надо принести ему жертву и просить, чтобы он нас извинил, туан!

— Ох, уж этот Нунукан! — жаловалась Сари. — Разве мы тут для себя живем? Разве это жизнь? Ты все отдаешь компании и людям, которые ей служат. На мою долю редко-редко приходится маленький кусочек. А тебе самому и вовсе ничего не остается! Ну что в этом хорошего?

— Ничего, зато благодаря нам сколько народу зарабатывают деньги!

— Разве это хорошо? Да ты сам в это не веришь. И за чем ты только гонишься! Что — не знаешь?..

— Пожалуй, что так, Сари.

Если мы кое-как поспевали строить железные дороги, то лишь потому, что в Китай вторглись японцы. Многие китайцы покинули родину, спасаясь от поработителей и убийц. Некоторые бежали в Гонконг, а оттуда на разных судах — от больших пароходов до крохотных джонок — продолжали путь на юг и добрались даже до Борнео.

Как-то незаметно на Нунукане собралось несколько сот беженцев. Разумеется, чтобы сойти на берег в чужой стране, нужны были особые бумаги, разрешение на въезд. Откуда им все это взять?..

Я выдавал китайцам рис и ставил их на строительство железных дорог. Им хорошо — и работа кипела как никогда. Но — увы, наша радость была недолговечной. Голландские власти проведали о беженцах и прислали военные отряды, чтобы выдворить их на родину. Пусть гибнут там от рук захватчиков или от голода.

И ведь дело не в жестокости и не в садизме. Так уж устроены мы, европейцы: есть правила — надо выполнять. Поклоняемся священным книгам, молимся на печатное слово.

Мне удалось спрятать в джунглях от голландских солдат немало китайцев. Как только солдаты покинули остров, беженцы вышли из леса и вернулись к работе.

В эти же дни на Нунукане появилось несколько японских шпионов. У них были все нужные документы, они не боялись властей. Зато им нужно было остерегаться китайцев. Тогда я впервые увидел, что такое настоящая ненависть.

Мы с недоумением смотрели на этих китайцев и японцев. Я-то узнавал в них себя и других европейцев, но для индонезийцев это было нечто новое.

— Они так похожи друг на друга, — недоумевал Бара. — Одни цвет кожи, и те и другие — сквернословы и безбожники. Зачем им убивать друг друга? Если бы еще из-за женщин! А тут?!.

— Туан, — продолжал Бара, — я работал и на голландцев, и на китайцев, и на японцев. Есть среди них плохие люди, но большинство хорошие, очень хорошие! Однако же воюют между собой. Говорят даже, будто японцы скоро придут сюда воевать с голландцами! Среди мусульман такие вещи невозможны.

— Охота тебе ломать над этим голову, Бара! Инш Аллах!

Бара смущенно улыбается: я, безбожник, подловил его.

Я забрал Бару с участка в Себакисе и поставил присматривать за железнодорожным строительством. Здесь работало много макассарцев, а Бара знал подход к ним. Если бы но он, я вряд ли решился бы держать этих макассарцев. Уж очень неуравновешенный народ.

И ведь когда им надо, они отлично управляют собой. Вот вбили себе в голову, что Бара наделен сверхъестественной силой, и, пока он поблизости, не позволяют чувствам брать верх над рассудком.

Удивительные это вещи — тайные силы, выдуманный страх перед ними, суеверие. Зачастую человек не может справиться с ними. В такой обстановке, в какой жили мы, особенно чувствуешь себя рабом случайностей. Сплошь и рядом жизнь одного человека зависела от мимолетного настроения другого, который и не пытался обуздать себя.

Взять хоть Бачо, макассарца, который работал под началом Бары. Это был странный, диковатый человек, предрасположенный к истерии. Его рассудок нередко терял власть над толом.

Сам Бачо был уверен, что некие таинственные силы заставляют его нападать на людей или подолгу бродить в джунглях. Оба они — и он и Бара — считали эти силы слишком могущественными, чтобы с ними можно было сладить.

Если Бачо бросал работу и уходил в джунгли, Бара не говорил ему ни слова. Он никогда не мешал Бачо спокойно отсыпаться после возвращения из леса. Стоило бесам оставить Бачо, и он работал за двоих — только бы никто не стеснял его свободы. Десятник не засчитывал ему прогула — ведь Бачо с лихвой наверстывал упущенное.

Десятника звали Кандар. Этот тучный яванец, поднакопив денег, вырядил свою жену-старуху в шелка, надарил ей браслетов. Поговаривали, что он разбогател за счет рабочих, присваивая часть их жалованья. Но я не верю этому. И Бара уверял, что Кандар честно ведет дела.

Но вот однажды Кандар отказался уплатить Бачо за несколько дней, которые тот, одержимый бесами, провел в джунглях. Бачо не стал с ним спорить. Он усердно копал землю на выемке, но в душе у него явно шла усиленная работа.

Через несколько недель он сказал десятнику:

— Если Кандар не оплатит мне те дни, худо будет!

Кандар попросил Бару забрать от него Бачо. Но Бара почему-то не решился исполнить его просьбу. А может быть, просто подумал, что в этом нет надобности.

Когда Кандар собрался ехать на одном из наших катеров в поселок за деньгами для бригады, Бачо попросил подвезти его и тоже сел в катер. Поравнявшись с поселком, Кандар и Бачо пересели в маленькую шлюпочку, чтобы съехать на берег. Я в это время возвращался домой на своей лодке.

Не доезжая берега, Бачо вдруг встал, выхватил нож и со страшными проклятиями бросился на Кандара. Тот увернулся, но при этом упал в воду. А так как Кандар не умел плавать, то стал диким голосом звать на помощь, пытаясь ухватиться за лодку.

Бачо вооружился веслом из железного дерева и ударил Кандара по голове раз, другой, третий, пока не пробил ему череп. Кандар пошел ко дну.

Я был далеко и не мог разобрать, что происходит, но из криков людей на берегу понял, что случилась беда.

Причалив к берегу, я узнал от голландца-моториста, что Бачо убил Кандара. У Бачо амок, теперь он побежал в деревню, наверно и там буйствует.

Я помчался домой, схватил пистолет и ринулся вдогонку за Бачо, но успев даже подумать, зачем бегу и что буду делать, если найду его.

Навстречу мне шли лесорубы. Они сказали, что Бачо убежал в лес и пока больше никого не трогал. Но у него в руках кинжал.

— Бачо заявил, что когда-то убил собственного отца, — добавил один мантри, — и убьет каждого, кто пойдет против него.

Я кратчайшим путем зашагал в джунгли. Только вошел в лес, за спиной у меня послышался шум.

Оборачиваюсь — Бачо.

— Туан ищет меня? — У него странные, будто остекленевшие глаза.

— Да, тебя. Если это ты убил Кандара!

— Я убил.

Я ошеломлен, не знаю, как быть. Стою неподвижно и молча смотрю в глаза Бачо. Про пистолет в кармане забыл.

Но помню уж, сколько секунд или минут мы так простояли.

Вдруг, тяжело дыша, сверкая глазами, появляются Анам и Легонг. В руках у них мечи. Оба бросаются на Бачо.

— Стой! — кричу я.

Мечи опускаются.

— Не шевелись, если хочешь жить! — рычит Легонг.

Подбегают еще люди. Вот и Бара, а с ним несколько макассарцев.

Кажется, странное напряжение оставило Бачо. Он стоит с каким-то безучастным видом. Говорит что-то своим землякам на макассарском наречии, которого я не знаю.

— Только скажите, туан, мы его проучим, — горячится Анам.

— Туан, — вмешивается Бара, — Бачо просит, чтобы ему разрешили сегодня переночевать у его товарищей. Завтра туан может отвезти ого в Таракан и судить за то, что он сделал.

— Ты ручаешься, что он больше ничего не натворит?

— Да, туан, мы отвечаем за пего.

— Отдайте его нам! — не унимается Анам.

— Ты, Анам, будешь сторожить его! Пусть ночует у своих друзей, но если он начнет безобразничать, — не щади его!

Бачо уводят.

Вечером я сижу на веранде кухонной пристройки и сдираю кожу с варана. Из темноты выходит Легонг и останавливается возле крыльца.

— Заходи, Легонг, поможешь мне!

Он поднимается по ступенькам. Мы надрезаем жесткую кожу ящерицы.

— Мне нужен только хвост, Легонг. Возьми себе остальное.

— Спасибо, туан.

Он молча продолжает работать, ему явно хочется что-то сказать. Наконец решается:

— Почему туан не поручил нам Бачо?

— Бара с ним как-нибудь управится. Да ведь и вы тоже помогаете сторожить его.

— Я не об этом. Почему туан сам пошел за Бачо? Сам поймал его? Почему туан не послал нас? Нам очень важно показать свою силу и храбрость. А туану это не нужно. Про его силу и так все знают. Правда… может быть, не все догадывались, какой туан могущественный!

— Что ты хочешь сказать?

— Но ведь туан одним только взглядом одолел Бачо! Кто еще смог бы это сделать? Мы бы зарубили его.

— Брось ерунду болтать. Бачо и не думал сопротивляться.

Легонг смеется:

— Туан шутит! Что мы, не знаем Бачо? Да вы спросите Бару.

Легонг забирает свою часть варана и спускается с крыльца.

— А все-таки туан зря пошел сам. Надо было нас вызвать — ни шума, ни хлопот, и больше не пришлось бы возиться с Бачо.

При этих словах лицо Легонга становится суровым, он смотрит на меня с укором.

Утром я надел на Бачо наручники и отправил его в Таракан. Анам и Легонг сопровождали его. К их досаде, в пути ничего не случилось. Они даже сняли с Бачо наручники, но он, как назло, вел себя смирно. Лишь несколько недель спустя он опять взбесился и напал на полицейского. Но это уже другая история.

От Бары я узнал, что произошло перед тем, как я поймал Бачо.

Прежде всего убийца примчался в барак, где вместе с несколькими макассарцами сидел Бара.

Ворвавшись в помещение, Бачо швырнул нож в угол.

— Я убил Кандара! — закричал он. — Каждого убью, кто хоть слово скажет против меня! Ну, кто смелый? Думаете, побоюсь? Да я собственного отца убил!!

Все так и оцепенели, рассказывал Бара. Он пригвоздил пас к месту своим взглядом. Сразу было видно — на человека убийство нашло. Того и гляди, бросится на кого-нибудь из нас. Он ведь знал, что мы не посмеем дать ему отпор, просто не сможем. Черт знает, что в нем за сила такая?! Тут кто-то снаружи крикнул, что туан пошел в джунгли искать Бачо.

— А хоть бы и сам туан сунулся ко мне — я его на место заколю, — прорычал Бачо и, вырвав кинжал у одного из макассарцев, добавил: — Эта штука мне пригодится, она подлиннее моего ножа.

Затем он побежал в лес разыскивать меня.

— Мы сидели как пригвожденные и не могли сдвинуться с места, — продолжал Бара. — Я был уверен: Бачо убьет туана, по у меня голос пропал, я не мог даже крикнуть. Слава Аллаху, туан оказался сильнее Бачо!

Вот как получилось, что моя собственная нерешительность спасла мне жизнь. Я так опешил, что тупо уставился на Бачо, а он решил, что у меня в глазах заключена тайная сила, которую я обратил на него, и с кинжалом в руках тоже застыл на месте. Потянись я за пистолетом, он бы тут же зарезал меня.

Какая цепь случайных совпадений!

Сперва Бачо в припадке истерии ушел в лес. Потом Кандар отказался оплатить ему прогул. Новый приступ истерии, — и Бачо убил Кандара. Дальше Бара внушил себе, будто он парализован «силой» Бачо и не может мне помочь, даже предупредить, что тот решил и меня отправить на тот свет следом за Кандаром. Бачо в свою очередь внушил себе, что я «сильнее» его, и в итоге я остался жив.

Бачо оказался таким же суеверным, как Бара. К счастью для меня. И все же Легонг, пожалуй, был прав: лучше предоставить ему и его друзьям управляться с такими, как Бачо, а не вмешиваться самому.