Львиное Око

XXVII 1917 год

Согласно французскому судопроизводству, к свидетельским показаниям относятся и сведения, попавшие к вам из вторых, третьих и двадцатых рук. Если показания правдоподобны, их принимают и учитывают. Французы готовы поверить почти всему, что говорится о красивой женщине.

Вряд ли Мата Хари понимала, что красота способна ее погубить. Не осознала она, по-видимому, и того, что речь идет о ее жизни. После великолепного своего выступления во время первого заседания она почувствовала усталость. Однажды она даже мило уснула в суде. Но, увидев ее открытый рот, Клюнэ, который обладал тонким эстетическим вкусом, хотя адвокат был никудышный, подтолкнул и разбудил спящую. Взяв у него из рук листок бумаги, Мата Хари сложила его веером и начала лениво обмахиваться.

Во всяком случае, первые свидетели, вызванные обвинителем, оправдали равнодушное отношение Мата Хари к происходящему.

Их высокопарно назвали «агентами контрразведки». Безнадежные болваны принадлежали к числу тех, кто служил ходячими рекламными тумбами или выслеживает подозреваемых. Болван А. рассказал, что он видел даму — да, именно эту — в павильоне Арменонвиля в Булонском лесу и заметил, как она входила в ресторан Максима вместе с британским офицером с бронзовым драконом на петлице. Такие знаки различия, объяснил Морнэ, как выяснилось позднее, носили офицеры танкового корпуса; в 1916 году его существование считалось самой большой военной тайной.

Болван Б. подтвердил показания болвана А.

Фамилия обормота, который выступил следом, не была названа «в национальных интересах». Он был охарактеризован как «служащий определенного отеля в определенном порту». «В определенное время» он видел, как эта женщина — да, именно она! — вышла ночью одна и направилась к докам. В вышеупомянутый порт прибывали транспорты с первыми танками на борту.

— Вы отрицаете это, Мата Хари? — поднял указательный палец Морнэ.

— Если я и направилась в «определенный отель в определенном порту в определенное время», — растягивая слоги, произнесла дама, — то для того лишь, чтобы поправить свои нервы на морском побережье. Всякий раз, как я приезжаю на море, я отправляюсь в порт. Я обожаю запах моря. — Она вздохнула. Воздух в зале заседаний был спертым и влажным. — Обожаю его шум. И всегда гуляю по вечерам. Я непривычна к жизни в провинции. И страшно не люблю вставать рано утром. — С этими слотами она равнодушно зевнула, прикрыв рукой рот.

— Просим прощения за беспокойство, сударыня, — с деланной учтивостью произнес Морнэ.

— Благодарю вас, — ответила Мата Хари, опустив тяжелые ресницы.

— Сообщите суду вашу фамилию и характер вашего заведения, — сказал Морнэ, обращаясь к грузной женщине, занявшей место для свидетелей.

В выпученных глазах сверкнуло удовлетворение оттого, что их владелица хотя бы на сей раз находилась на стороне закона.

— Я руковожу очень приличным заведением, — объяснила бандерша, сообщив, что ее публичный дом находится в Нейи, куда она перебралась с началом войны. — Очень чистое, постоянно под наблюдением врачей. Можете спросить flics[123]. У меня почтенное заведение, посещаемое весьма уважаемыми клиентами.

— Вы знакомы с подсудимой на профессиональной основе?

— Да, ваша честь, — ответила женщина, поигрывая меховым боа. — Я всегда стремлюсь подыскать что-нибудь новенькое, так сказать. Поэтому, когда у меня она появилась для работы по вызову, я подумала: это то, что надо. Непохожая на других. Сказала, что она индийская танцовщица, что у нее временные затруднения, что к такой работе непривычна. «Классные штучки» всегда найдут себе оправдание. Ну, я и взяла ее к себе. Но она была особенной! Подавай ей политиков или военных в чинах. Ни возраст, ни внешность для нее не имели значения. Главное, что ее интересовало, — это военная информация или какие-нибудь там сведения о международной политике. Ишь ты, чего ей надобно, думаю. Будто на чай к себе гостей приглашает. Все это показалось странным, только мне-то что, я свой куш получала.

Посмотрев на сводницу, Клюнэ вскинул руки вверх.

— Ну не удивительное ли дело — признаться, что ее интересует информация? — спросил адвокат. — Какая же вы патриотка, если не доложили о своих подозрениях относительно ее порочных намерений?

— Порочных? — Слово было найдено неудачно. — Чего ж тут порочного, если девушка спит с мужчинами. Так уж природой заведено. Просто с этой дамочкой было больше хлопот. Только и всего. Может, она и была порочной. Как-никак, индуска. Как бы то ни было, мужчины без ума были от нее. Триста франков за вызов платили. Ну, я ей и разрешала выбирать себе, кто ей нравится.

— Что она и делала, — с удовлетворением отметил Морнэ. — Выбирала известных политических деятелей и крупных военных. Так вы говорите, она получала триста франков за свои… услуги? Триста, а не тридцать тысяч?

— Вы что, смеетесь? Тридцать тысяч мне никто бы не дал и за царицу Савскую, когда она еще целой была. Иначе я давно бы на пенсию себе сколотила!

Когда Клюнэ начал было протестовать, Мата Хари положила на его руку свою ладонь. Было ясно, что мерзкая сводница мать родную продала бы за pour-boire[124].

Доктор Бризар, назвавшийся полицейским врачом, был такой же отвратительный на вид, как и его ремесло. Если какая-то шлюха схватила дурную болезнь, объяснял он, он лишал ее лицензии. Такая уж у него работа. Подсудимая работала в публичном доме в квартале Этуаль а точнее, в доме тринадцать по улице Труайон. Это было за несколько месяцев до начала войны. Она отказалась подвергнуться осмотру, и он не выдал ей разрешения на «работу».

— Вы совершенно уверены в идентичности ее личности? — спросил де Форсье д'Амаваль. Человек дотошный и рассудительный, он нашел много противоречивого в показаниях свидетелей обвинения. С одной стороны, роковая соблазнительница, с другой — обыкновенная потаскушка…

— Индийской танцовщицы? Конечно. Воплощенная дьяволица, все об этом говорили. Она нарушила закон, но не позволила мне даже приблизиться к ней. Я ее хорошо запомнил. Называла себя Мими, Муму или что-то вроде того. И волосы у нее были рыжие. Выкрасила, ясное дело. Крашеные не разрешают себя осматривать, потому что внизу-то у них волосы другого цвета, и я всегда их поддразниваю из-за этого. Такие девицы очень капризны, сами понимаете…

Морнэ поспешил отозвать своего лекаря.

Мата Хари наклонила голову, словно не в силах удержать тяжелый узел волос, и подперла щеку ладонью.

— Я попросил комиссара Ляду, начальника разведки и контрразведки Второго отдела с четвертого августа 1914 года, уделить нам свое драгоценное время в связи со значимостью деятельности, которой занималась подсудимая, — сказал обвинитель.

Избегая изумленного взгляда Мата Хари, вышел низенький, невзрачный господин.

— Почему он принял мое предложение работать на благо Франции? Почему он разрешил мне уехать в Испанию? Почему, если он подозревал меня? — шептала на ухо адвокату Мата Хари. Но тот лишь растерянно качал головой.

Показания Ляду прозвучали убедительно благодаря их прозаичности. Он государственный служащий. Ни при каких обстоятельствах не преступал полномочий, которыми наделил его закон, даже в те дни, когда над родиной нависла смертельная угроза. Пока капитан не получил убедительных доказательств, он не решался арестовать подсудимую на основе одних лишь слухов и подозрений. Сокрытие источников информации, с военной точки зрения, пожалуй, важнее, чем арест вражеского агента. Однако у него есть веские причины полагать, что Мата Хари, Х-21, которая передавала противнику важные сведения, получала за них вознаграждение. Сведения эти она передавала посредством личных контактов или в почтовых сообщениях, якобы личного характера, отправлявшихся дипломатическим каналом.

Переменив позу, капитан Ляду взял лист бумаги, поправил на носу очки и, прокашлявшись, заявил, что женщина, находящаяся на скамье подсудимых, как он предполагает, несет ответственность за следующее:

Таковы были главные преступления Мата Хари против Франции.

Сообщение произвело на подсудимую не меньшее впечатление, чем на семерых членов трибунала. Отчаявшийся Клюнэ с трудом скрывал свое состояние. Он впервые выслушал все обвинения, выдвинутые против его подзащитной. Он не мог поверить, чтобы она была способна на столь тяжкие преступления.

— Агент под псевдонимом Х-21, — сняв пенсне, продолжал Ляду, — как стало известно, располагал этими сведениями и передал их в Берлин. Х-21 ответственна за трагические последствия, к которым это привело. Как только стало известно, что Мата Хари и Х-21 — это одно и то же лицо, она была немедленно арестована. До этого момента она лишь находилась под подозрением.

— С какого времени? — спросил Морнэ.

— С мая 1915 года, когда мы получили донесение от одного офицера, находившегося на борту пассажирского судна, о том, что известная индийская танцовщица, пропагандировавшая обнаженную натуру как вид искусства, отреклась от своего индийского происхождения и стала жительницей Берлина. По словам нашего информатора, она превосходно говорила по-немецки с восточным акцентом.

— Но является ли она уроженкой Индии? — поинтересовался Массар.

— Наши иммиграционные чиновники допрашивали ее, и мадам Мак-Леод, урожденная Зелле, заявила, что она родилась в Бельгии. В ее старом паспорте было отмечено, что она родилась в Голландии. Мы не отнеслись к ней достаточно серьезно, но на ее досье поставили штамп: «НАХОДИТСЯ ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ».

— И вы действительно наблюдали за ней?

— Мы, так сказать, не упускали ее из виду.

Мата Хари нахмурилась.

По словам Ляду, вскоре поступило донесение о том, что в день объявления войны ее видели в Берлине в обществе герра фон Ягова. Стало также известно, что она находилась в интимных отношениях с кронпринцем.

Мата Хари весело кивнула.

Ляду отметил, что в 1915 и 1916 годах подсудимая содержала салон в парижском отеле «Атеней» и систематически принимала у себя лиц, располагавших информацией, полезной для врагов Франции. Выдавая себя за содержанку одного голландского дипломата, она лгала. Упомянутый дипломат, хотя и знатного рода, не располагал такими средствами, которые позволили бы ей жить на широкую ногу. Кроме того, его преданность принципам нейтралитета была окрашена личной симпатией к Франции и ее союзникам. Это было проверено французской агентурой, к удовлетворению капитана Ляду. С любезного разрешения трибунала капитан воздержится от упоминания имени дипломата, исходя из служебных интересов последнего. Однако знакомство подсудимой с этим лицом и другими лицами, в том числе голландским премьер-министром, давало ей возможность сообщать, поставлять информацию с помощью дипломатической почты под видом частных писем, в том числе и к своей дочери.

Вместе с донесениями от Х-21 они, несомненно, передавались ее немецкому руководству.

Как уже указывалось, подсудимая находилась в определенном порту в определенное время, когда туда прибыли первые танки. Перед этим ее видели в обществе офицера британского танкового корпуса. Этот офицер был в числе тех немногих лиц, которые могли сообщить ей сведения о танках. Цех, в котором собирались бронированные машины, находился в условиях полной секретности. Рабочие не покидали территории цеха, корреспонденция просматривалась. Никто, кроме офицера такого чина, не вправе был выйти из сборочного цеха. И все-таки есть основания полагать, что противник располагал интересующей его информацией.

В 1916 году ее видели в Виттеле в обществе офицеров из эскадрилий, занимавшихся выброской союзных агентов за линией фронта. Переданные ею точные сведения привели впоследствии к их аресту.

В конце 1916 года с ней встретился капитан Ляду. Подсудимая тотчас согласилась выполнять задания французской разведки. Ляду принял, или сделал вид, что принял, ее предложение. Он поручил ей выполнить задание в Брюсселе. Под тем предлогом, что намерена встретиться со слепым любовником, она едет не в Бельгию, а в Мадрид.

— Я вовсе не собиралась ехать в Испанию, — вполголоса проговорила Мата Хари.

— Что вы сказали? — разом и с удивлением в голосе спросили Морнэ, Клюнэ и Сомпру.

— Вы не собирались ехать в Испанию, мадам? — переспросил Сомпру, подчеркивая свою решающую роль на процессе.

— Я не собиралась ехать в Испанию, — повторила Мата Хари, удовлетворенная тем, что ей удалось произвести сенсацию. По лицу Клюнэ было видно, что заявление это сделано экспромтом.

— Тогда куда же вы намеревались ехать?

— В Брюссель, mon colonel, в соответствии с пожеланиями вашего капитана Ляду, — с серьезным видом проговорила она. — Видите ли, я долго думала и решила, что, если он удостоил меня такой чести, я должна послужить Франции и подчиняться приказам. Хотя мой русский друг в Испании с каждым днем терял зрение, он первым бы настоял на том, чтобы я выполнила свой долг. Поэтому я села на пароход, рассчитывая попасть из Фальмута в Амстердам, а оттуда в Брюссель. Вы понимаете?

— А как вы узнали, что пароход должен прибыть в Фальмут? — полюбопытствовал Ляду.

— Всем пассажирам это было известно, — произнесла Мата Хари. — Вы любите наводить тень на плетень, хотя всем все ясно. Каждому извозчику известно, когда отплывает тот или иной корабль. По-моему, самое лучшее — это вести честную игру. Когда простые вещи окружают таинственностью, к ним начинают проявлять повышенный интерес. Во всяком случае, мы знали, что в Ла-Манше проводится траление мин и что нас доставят в Англию, а оттуда каждого направят на свой рейс. И я решила поступить по-своему. Но англичане повезли меня в Лондон.

— Мы знали, что вас увезли в Лондон, — сказал Морнэ.

— Разумеется. Это был произвол с их стороны, разве не так? Они увезли все мои чемоданы. Везде были развешаны запрещающие знаки, повсюду люди, несущие свой багаж, словно ишаки. И все равно меня со всеми моими чемоданами увезли в Лондон.

— У вас было восемнадцать мест, насколько мне известно, — сказал Морнэ, подняв полоску бровей и неодобрительно пожав плечами.

— Неужели их было больше восьми или девяти? Но я должна возить с собой костюмы, месье. Я же артистка. Они перерыли все. На это ушло несколько часов. Осматривали даже самые интимные предметы туалета. Что-то искали. Даже нижние юбки проверяли — нет ли на них записей невидимыми чернилами?

— А вы пользовались невидимыми чернилами? — спросил, выпячивая из-под золотистых усов нижнюю губу, судебный шут Тибо.

— Это так интересно, — призналась Мата Хари. — Ничего не видно, а потом раз — и все появилось. Только ради любопытства, сударь.

— Продолжайте, — приказал Сомпру.

— Пришлось целых два дня провести у них там в Скотленд-Ярде. Потом я встретилась с чрезвычайно обаятельным человеком, мистером Бэзилем Томпсоном. Вы с ним знакомы, полковник? Он такой добрый и милый, настоящий джентльмен. Я сообщила ему по секрету, что намерена сотрудничать с разведкой их союзницы, Франции. И знаете, что он мне ответил? Он совершенно серьезно посоветовал мне выбросить это из головы! Он буквально сказал следующее: «Послушайтесь совета человека, который годится вам в отцы, оставьте то, чем вы занимаетесь». Притом очень серьезно. Я обещала подумать. Меня посадили на судно, я решила, что оно направляется в Амстердам. Ведь я хотела попасть именно в Амстердам. Но англичане отправили меня в Виго. Это грязный испанский порт, где приличной даме делать нечего. Я, естественно, поехала в Мадрид. Что мне еще оставалось?

— Где вы поселились в «Отель де ля Пас», а в соседнем номере — капитан первого ранга фон Крон, германский военно-морской атташе, — заявил Морнэ.

— Совершенно верно, — согласилась Мата Хари. — Это так удобно. Он такой милый человек, вы сами бы согласились со мной в другое время. Такой душка. Он просто обожает все французское.

При этих ее словах Шатерен закусил губу и закрыл нижнюю часть лица ладонью.

— Вне всякого сомнения, — отозвался Морнэ. — В 1870 году многие прусские грабители обожали все французское. Часто ли вы с ним встречались?

— Очень часто. Как вы уже догадались, он был моим любовником.

— И вы обошлись ему в пятнадцать тысяч песет?

— Гораздо дороже, — сказала Мата Хари. — Если вас это интересует. Эту сумму я израсходовала на поездку по личным делам в Париж. После этого намеревалась вернуться к нему в Испанию. Он такой чудный.

— И этот чудный господин платил вам как агенту под кодовым названием Х-21?

— Это неправда! — воскликнула Мата Хари. — Деньги пришли на мое собственное имя!

— На ваше собственное имя! — торжествовал Морнэ. — На ваше собственное имя, то есть Х-21.

— Вы обвиняете Х-21 в совершении самых невероятных деяний, — понизив голос на регистр, отвечала Мата Хари. — О таком агенте я ничего не знаю. Я уже говорила вам, что давно была известна как Х-21 и что я иногда использовала это таинственное обозначение, отправляя свою корреспонденцию, пользуясь услугами немцев. Возможно, существует еще какой-то Х-21. Может, вы выдумали эту Х-21, чтобы шантажировать меня. Во всяком случае, деньги в Париже получала Мата Хари, а не Х-21.

— Вы не отрицаете, что получили эту сумму?

— Конечно, нет. Иначе откуда бы у меня появились деньги? — добавила Мата Хари, повернувшись к смутившемуся Клюнэ.

— Вызываю в качестве свидетеля генерала Картье, — четким и убийственно холодным тоном произнес обвинитель.

Как и Клюнэ, генерал был ветераном войны 1870 года, настоящая развалина. Он с достоинством носил свой мундир и источал респектабельность. Он заявил, что перехваченные постом на Эйфелевой башне радиограммы противника проходят через его руки. Текст донесения из Испании в Берлин гласил, что Мата Хари, агенту Х-21, следует выплатить 15 000 песет.

— На ваше собственное имя, — поднял указательный палец Морнэ. — На имя агента Х-21.

— Наша чаровница впервые казалась озадаченной, — с удовлетворением сообщил Францу ван Веелю Бушардон. — Глаза у нее широко раскрылись и едва не вылезли из орбит.

— Неужели этот старый идиот Клюнэ не догадался спросить у генерала, каким образом ему удалось прочитать шифрованную радиограмму? Ведь, я полагаю, текст был зашифрован? — с небрежным видом поинтересовался ван Веель, пряча дрожащие руки в карманы.

— Нет, не догадался, — отозвался Бушардон. — Я совсем об этом не думал. Ты только никому не говори, mon vieux. Если бы мы «раскололи» шифр, который до сих пор используют немцы (а по-моему, так оно и произошло), мы скорее отпустили бы на все четыре стороны десяток немецких шпионов, чем признались в этом. Разве я не прав? Так что давай забудем, каким образом попал им в руки текст донесения. И ты, и я, — добавил он, заметно нервничая, и попросил Франца налить ему двойную порцию коньяку.

В ту минуту, когда Морнэ произнес эту драматическую фразу, Мата Хари, не в силах унять дрожь в руках, положила ладони на колени.

— Я не знала… это не так… вы же не говорили… Капитан фон Крон не мог…

— Это еще ничего не доказывает, — громко произнес адвокат Клюнэ. — Абсолютно ничего, — добавил он, но голос его дрожал.

— Он был моим любовником, — проговорила Мата Хари. Из широко раскрытых глаз ее падали слезы.

— Любовником, — повторил Клюнэ, протягивая ей флакон с нюхательной солью, но подсудимая отмахнулась от него.

— Господа, господа, будьте благородными людьми! Мы без ума были друг от друга. Если я люблю человека, мне безразлично, кто он. Должно быть, он был беден и поэтому тратил на меня казенные деньги, не уведомив меня об этом. Если бы я знала, я бы отказалась от них. Хотя какое это имеет значение? Любовь — такое редкое чувство, а правительства так богаты! Мы так чудесно проводили с ним время…

Из-за стола встал лейтенант де Форсье д'Амаваль. Голос его звучал решительно и властно. Этому аристократу были присущи тонкий интеллект и уверенность в себе. Если бы он не был убежден в виновности подсудимой, он никогда не поддержал бы остальных.

— Подполковник Сомпру, мэтр Морнэ, мэтр Клюнэ и вы, Мата Хари, позвольте мне вступиться в защиту достойного противника.

Поджав губы, Сомпру кивнул головой, а Клюнэ съежился.

— Я познакомился с капитаном первого ранга фон Кроном задолго до войны, — словно в раздумье продолжал Амаваль. — Он не милитарист, не подонок и не мошенник. Он настоящий джентльмен. Таких благородных людей среди немцев немного, но даже самые ярые патриоты должны признаться, что в германском императорском флоте подобного рода офицеры существуют. Они откровенно высказывались против развязывания неограниченной подводной войны, возмутившей весь цивилизованный мир и заставивший Соединенные Штаты выступить на нашей стороне. Всякий раз, когда это было в их силах, они спасали нашим союзникам жизнь и отказывались топить невооруженные суда без предупреждения. У меня нет сомнения в том, что фон Ягов и ему подобные способны залезть в казенный карман, чтобы заплатить женщине за ее услуги. Но капитан первого ранга фон Крон не таков!

— Благодарю вас, — произнесла Мата Хари, стиснув пальцы. — Благодарю вас, сударь, за то, что выступили в защиту моего друга.

Сомпру ударил деревянным молотком и сообщил:

— Объявляется перерыв до десяти часов утра завтрашнего дня.

Когда Мата Хари, вытирая слезы платком, горделивой походкой выходила из зала в сопровождении двух жандармов, присутствующие проводили ее взглядами.

Клюнэ обошел все закоулки и помещения, пытаясь узнать у членов трибунала, каково их мнение. Будут ли заслушаны свидетели защиты, прежде чем судьи придут к определенному выводу?

Уважая адвоката как ветерана, ему отвечали любезно. Бушардон признал, что еще неизвестно, как обернется дело. Но Шатерен заявил: «Жаль, mon vieux, но ее песенка спета».

— О нет! Прошу вас, не торопитесь, — умоляюще произнес Клюнэ.

— А я и жду, — отвечал Шатерен.

На склонах массива Моронвиллье, открытых плато Юртебуа, возле Калифорнии, Крана и на остальных участках пологого хребта, вдоль которых проходила Шмен де Дам (Дамская дорога), шли упорные бои. Добрая французская земля ежечасно покрывалась все более толстым слоем раскрошенных меловых пород, ржавого железа и гниющих человеческих останков.

Отрядом, действовавшим в горячем секторе самого жаркого участка фронта, командовал Луи Лябог. Этот «дед Плешкин», как его любовно называли солдаты, хотя ему не было и пятидесяти, в течение всего кошмарного лета старался по возможности штудировать прессу.

Но там только и сообщалось, что о спорах, доходивших до ссор, между Клемансо и Пуанкаре, о нападках Доде на министра внутренних дел Мальви и прочей чепухе, способной вызвать в любом солдате одно лишь отвращение.

— Зачем вы читаете всю эту чепуху, майор? — спросил своего шефа вестовой, увидев, как тот со стоном отшвырнул в сторону кипу газет, накопившихся за неделю. Дело было в конце июля. — Что вы там ищете?

— Приговор мадам Мата Хари, — ответил майор Лябог.

— Влепят, наверно, в нее дюжину пуль, — отозвался солдат. — Tant pis[125] для хорошенькой женщины. Я бы ею распорядился иначе.

— Выходит, вы бы оставили ее в живых? — спросил Луи и вытер лысину в ожидании ответа.

— Не знаю, — задумавшись, ответил вестовой. — Шпион он и есть шпион. И все же я не стал бы никого убивать. Мы, фронтовики, не такие кровожадные, как те, кто окопался в тылу. Странное дело, если копнуть поглубже. А вы, месье? Вы расстреляли бы женщину?

— Я? — вздрогнул Луи. — Ни за что!

На утреннее заседание трибунала Мата Хари пришла в черном. Непокрытые волосы были строго собраны в тугой узел на затылке. Пальцами, затянутыми в черные перчатки, она время от времени поправляла нитку жемчуга на шее. Герши была серьезна и сосредоточена.

Первый свидетель защиты оказался благородным человеком. Месье Камбон, начальник канцелярии министерства иностранных дел, был единственным из постоянных ее гостей, который согласился выступить в поддержку подсудимой. Грузный, с учтивыми манерами дипломата-профессионала, он рисковал своей карьерой, появившись на процессе, и члены трибунала невольно прониклись к нему уважением.

— Почему вы здесь оказались? — довольно сурово спросил Сомпру.

— По просьбе попавшей в беду дамы, с которой нас связывает дружба, — ответствовал Камбон.

— Почему вы пригласили этого свидетеля? — произнес Сомпру.

— Месье Камбон знаком с моей подзащитной, — отозвался Клюнэ, подняв обе руки.

— Я спрашиваю подсудимую, даму, попавшую в беду, — осадил его Сомпру.

— Я хотела задать месье Камбону всего один вопрос, — ответила Мата Хари. — Я сожалею, что была вынуждена обратиться к нему с просьбой прийти на суд. Он оказался смелым человеком, не правда ли? Мы с ним были очень близки, и он не стыдился этого. Однажды мы провели вместе три дня. — При этом она улыбнулась Камбону. Это была не кокетливая и не лукавая, а открытая и ласковая улыбка. Так улыбаются другу, когда страсть миновала. — Мой дорогой друг, обсуждали ли мы с вами военные или политические проблемы до, после или во время нашей близости?

— Никогда, мадам Мата Хари, — поклонившись, произнес свидетель.

— Ну вот, видите, — заметил Клюнэ. — Любая шпионка не преминула бы воспользоваться столь удобным случаем.

— И даже в эти три дня, во время вашей близости, как выразилась мадам, вы не упоминали о войне? — вскинул вверх брови полковник.

— Как ни странно, — невозмутимо отвечал дипломат, — но я редко касаюсь темы войны, в отличие от лиц менее информированных, чем я. Мы с мадам сплетничали или говорили об искусстве, в частности искусстве Индии, большим знатоком которого она является.

Мата Хари восторженно улыбнулась, услышав столь лестную для себя оценку.

— Смею утверждать, — тотчас вмешался Морнэ, — подсудимая отдавала себе отчет в том, что ей вряд ли удастся вызвать на откровенность такого человека, как свидетель. Для этого она достаточно умна. Лишь молодые офицеры, очарованные ее женскими прелестями, могли выдать ей свои сокровенные тайны. Возможно, в их числе были простые моряки. Они знают, когда отплывают их суда — суда, которые выходят из порта под покровом темноты. Но противник получает нужную информацию и в просторах моря отыскивает затемненные суда. Каким же образом? Потому, что она передавала сведения. Возможно, такие люди, как месье Камбон, и не делятся с ней своими секретами, но одно знакомство с таким лицом повышает ее ценность. Если она дружна с такими людьми, как месье Камбон, следовательно, ей можно доверять. Прочим, мелкой сошке, льстит знакомство с этой дамой. И люди такого сорта развязывают языки!..

Клюнэ выразил протест против подобной интерпретации появления месье Камбона в зале заседаний, и Сомпру оборвал обвинителя. После этого спросил дипломата, может ли он что-то добавить.

С легким вздохом Камбон предпринял последнюю попытку помочь Мата Хари:

— Ничто не может поколебать моего мнения, что подсудимая невиновна. — Учтиво поклонившись Мата Хари, дипломат покинул место для свидетеля. Прикоснувшись ладонью к губам, в знак благодарности она послала ему воздушный поцелуй.

В качестве второго свидетеля защиты Клюнэ попросил вызвать генерала Мессими, бывшего военного министра. Поскольку генерал находился в районе боевых действий, пригласить его оказалось невозможно. Клюнэ настоял на том, чтобы суд был ознакомлен с письменными показаниями генерала.

Поправив очки, Сомпру стал читать вслух: «Подсудимая, известная мне под именем Мата Хари, никогда не задавала мне вопросов о ходе боевых действий, а также не обращалась в моем присутствии ни к какому другому лицу с вопросами, которые могли бы вызвать подозрение».

Мата Хари удовлетворенно кивнула.

Не глядя на подзащитную, Клюнэ обратился к председательствующему с просьбой зачитать также письмо, которое он ему протянул.

— О нет! — воскликнула Мата Хари, увидев листок. — Прошу вас, не делайте этого! Мэтр Клюнэ, я запрещаю вам использовать это письмо. Господин председатель, это сугубо личное письмо!

— С какой целью вы намерены ознакомить трибунал с содержанием письма, мэтр Клюнэ? — Сомпру пробежал по строкам и, должно быть, успел заметить глупые фразы, расточавшиеся до неприличия влюбленным министром. Сложив письмо, он вертел его в руках, не давая возможности членам трибунала взглянуть на послание. Мессими, старый и глупый осел, до войны был его начальником.

— Я хочу довести до вашего сведения то обстоятельство, что данное лицо очень хорошо знало мою подзащитную, — пробормотал Клюнэ, повернувшись спиной к Мата Хари.

— Свидетельство предъявляется в ваших интересах, — сказал ей Сомпру.

— Все равно, — отважно возражала Мата Хари. — Автор письма женат. Я не хочу, чтобы кому-то был нанесен вред. Умоляю вас, не читайте!

Председательствующий заколебался. Потом лицо его подобрело. Настойчивость и искренность дамы тронули его. Ему и самому не хотелось позорить человека, и без того смещенного с должности за некомпетентность.

Побагровев, Тибо проговорил:

— Думаю, мы вправе ознакомиться с содержанием письма.

— Что ж, если вы настаиваете, — холодно отозвался Сомпру. — «Милый мой ангел, я целую твой изумительный пупочек и твои восхитительные ножки…» Полагаю, этой фразы достаточно, чтобы получить представление о тоне, в каком выдержано настоящее… гммм… послание. — Сложив письмо, Сомпру добавил: — К вашему сведению, письмо подписано: «М» тире «и».

— По-видимому, это сокращение стоит вместо имени генерала Мессими? — сказал Тибо, явно раздосадованный тем, что его лишили возможности поразвлечься за счет юношеской страсти господина М — и.

— Вы не вправе предполагать ничего подобного, — храбро запротестовала Мата Хари. — Существует множество имен, которые начинаются на «М» и оканчиваются на «и». Мамури, Мафферти, Мальви, Ммм… уйма.

— Так вы утверждаете, что письмо не было подписано генералом Мессими? — упорствовал молодой блондин.

— Я… отказываюсь назвать имя отправителя. Вы бесчеловечны. Вы непорядочны.

— Можно заключить, — произнес Сомпру с оттенком доброжелательства и уважения, — что некое лицо, сделавшее нам такого рода признание, было с вами в интимных отношениях. Так вы заявляете, что никогда не обсуждали военных проблем или вопросов политики с автором письма, или генералом Мессими, чьи письменные показания были зачитаны в суде?

— Нет сударь, — произнесла Мата Хари. — Благодарю вас. Никогда.

— Вопросов больше нет, — заявил Сомпру.

Затем Клюнэ предложил вызвать в качестве свидетелей целый ряд типажей: горничных, шоферов, торговцев. Немного нервничая, они единодушно утверждали, что мадам Мата Хари душевная, щедрая, милая и порядочная женщина. Нет, при них мадам никогда не задавала подозрительных вопросов.

Затем старый адвокат вызвал смахивавшего на Гавроша подростка, у которого, похоже, отобрали окурок, обычно торчавший изо рта. По его утверждению, он был знаком со всеми обитательницами «веселого дома» на улице Труайон в Париже. Когда им было что-то нужно, девицы постоянно прибегали к его услугам. Насколько ему известно, подсудимая в числе «работающих» в упомянутом доме не числилась. Иногда, когда клиентов было мало, мадам пускала к себе постояльцев, и дама, находящаяся на скамье подсудимых, могла там жить, но, если б она занималась «ремеслом», он бы это знал. Уж это точно.

— Вряд ли доктор Бризар, исполняя свои профессиональные обязанности, стал бы подвергать осмотру ни в чем не повинную женщину, — заметил Морнэ.

— Господа! — вскочила на ноги Мата Хари. — Сначала вы обвинили меня в том, что я шпионка. Я отвергаю ваше обвинение! Теперь вы обвиняете меня в том, что я обыкновенная шлюха. Я никогда не была шлюхой. Я отвергаю все ваши обвинения!

Утомленный духотой, трибунал, казалось, топчется на месте. Произнесенное громким голосом заявление Мата Хари прозвучало не вполне убедительно. Слушатели еще не склонились на ее сторону. Чего-то тут недоставало. Она взмахнула руками, словно в знак протеста, но, закинув их назад, вынула из волос заколки. Мотнула головой, и густая роскошная копна густых черных волос упала до самого пояса.

— Каковы ваши намерения, мадам? — произнес Сомпру, прячась, словно старая черепаха, в панцирь.

— Прошу вас, по крайней мере, поверить мне, господа, — проговорила взволнованно Мата Хари, — что я вовсе не та рыжая особа, о которой рассказывал доктор Бризар. Я никогда не красила волосы.

Наклонившись вперед, Шатерен увидел поднятое к нему лицо в обрамлении густых волос и, встряхнув головой, спросил:

— Что вы тут делаете? И как вы сюда попали?

— Не знаю, — с трогательной искренностью ответила Мата Хари. — Сама не знаю.