М.Е.Р.Ф.И. (СИ)

Глава 7

— Что? Ты хочешь узнать про вампиров? Но зачем?

Лука не мог поверить своим ушам. Мало того, что Хейн позвал его выпить воппи вместо того, чтобы отправиться к Луизе, так еще и хочет узнать все о вампирах, хотя был и так знает о них все, что положено знать. Мир сошел с ума!

— Хочу и все, сложно, что ли? — буркнул Хейн, положив голову на сплетенные пальцы.

Придя домой накануне, он тут же начал поиски болезни с симптомами зуда, лопнувших в глазах сосудов и головной болью. Подумав, Хейн удалил из запроса «белеющие глаза». D конце концов, мало ли что показалось Джессу в темноте спросонья. Система выдала огромный список болезней, подходящих под симптомы. На первом месте, конечно же, стоял вампиризм.

Хейн шумно выдохнул. Сколько же в их жизни навязчивого упоминания вампиризма. Будто контролеры боятся, что о вирусе все забудут.

Пролистав ниже, парень попытался читать, но быстро запутался: слишком много похожих симптомов было у разных болезней. Чтобы унять волнение, он решил действовать от противоположного: найти в признаках вампиризма те, которых у него не было.

И вновь неудача. Вся информацию о болезни повторяла единственную тонкую брошюрку, которую дети знали с начального класса. Родители читали ее детям как сказку, в школе устраивали ежегодные тесты, чтобы проверить знания, в общественных местах висели плакаты с напоминаниями и основной информацией: признаками заражения, порядком прохождения апробации и убедительной просьбой доносить контролерам на окружающих, если те ведут себя подозрительно. Никакой новой информации не было: то ли ее не существовало вовсе, то ли ее слишком тщательно охраняли.

У Хейна оставался только один путь — поговорить с Лукой. Лягушонок обожал тайны, слухи, теории заговоров и прочую чушь, а также был завсегдатаем клуба хакеров. Наверняка, он что-то знает или сможет найти нужное.

Хейн расслабленно потянулся, глядя на удивленного просьбой друга. В кафе почти никого не было: середина дня, все работают. Для разговора Хейн выбрал заведение с автоматическим обслуживанием, чтобы работники не мешали говорить. Вдоль обшарпанной стены с неоновыми трубками тянулась конвейерная лента. Повара ставили на нее заказы, которые делали на сенсорных экранах, и отправляли в зал. Клиенты должны были успеть забрать тарелки, пока те не уехали дальше.

Мало кого устраивало такое обслуживание. Раньше в кафе нередко возникали драки из-за того, что кто-то перехватил чужой заказ или воппи. Но владелец твердо отказался менять обслуживание, лишь исключил воппи, нанял на время вышибал и добавил специальные комбо-наборы: завтраки, обеды и ужины. Буквально за полгода кафе из типичной забегаловки превратилось в место, куда в основном заходили работники заводов и те, кто не готовил дома.

— Ты кого-то подозреваешь?

— Дьявол, Лягушонок! Я попросил рассказать про вампиров, а не устроить допрос.

— Чего бесишься? — пожал плечами тот и снял очки. Разноцветные глаза задумчиво пробежали по залу и, близоруко прищурившись, остановились на Хейне. Спохватившись, парень вернул очки на нос. — Я знаю не больше твоего. Эпидемии вампиризма всего лет семьдесят или чуть больше, и она до сих пор не изучена и не поддается лечению или контролю. Признаки до конца не выявлены.

Понимаешь, ученые не могут даже все признаки найти, не то, что вирус поймать. Они не знают, на какие органы он воздействует, как передается, откуда взялся — вообще ничего. Единственное, что известно точно — зараженные испытывают постоянный зуд. Они расчесывают кожу до крови и только после этого успокаиваются.

— Зачем?

— Понятия не имею.

— Но как тогда действует та штука, которая нас проверяет?

Лука пожал плечами и выдул салатовый пузырь жвачки.

— Ты же был со мной на выставке и сам все видел. Я слушал теорию, что проверка и вовсе не работает, просто рандомно указывает на случайного человека.

— Это какая-то тупая теория, — проворчал Хейн, поправляя очки. Он боялся снимать их: в голове все еще звучали слова Джесса про белые глаза. — А как насчет белых глаз?

— Я не знаю. Вроде на выставке упоминали, что почти у половины отловленных вампиров глаза начинали светлеть или белеть, но это может быть совпадением. Слушай, исследования вампиров засекречены по самое немогу-нехочу. Туда никто не может сунуться просто так, перекрыты абсолютно все доступы. Даже самые умелые хакеры не могут пробиться в их компьютеры, только попадают в лапы контролеров. Понимаешь? Нет даже доказательств того, что вампиризм не насаждают нам само государство.

— Так, эту чепуху я уже слышал, — нахмурился Хейн, отодвигаясь. Лука сел на своего любимого конька и мог рассказывать о теориях заговоров часами. — Я просил только проверенную информацию.

— У меня она такая же как у всех, — пожал плечами тот, помешивая трубочкой газировку. — Никто ничего достоверно не знает, а если знает, тот уже не расскажет. Думаешь, наш город просто так называют военной тюрьмой?

***

«28 число, месяц 4.

Все мои попытки узнать что-то о вампирах окончились полнейшим фэйлом. О них не известно ничего, то есть абсолютно ничего, кроме того, что знает каждый младенец. Вампиры постоянно чешутся и в итоге сходят с ума, после чего их забирают контролеры. Если вы, дети, заметите подозрительного типа, немедленно сообщите о нем — это может оказаться вампир. Я снова вернулся в начало пути. Но, черт возьми, этой информации недостаточно!

Я даже спросил у Сиси про ту дурацкую книжку про вампиров прошлого, но там они кусали всех за шеи и пили кровь. Я не слышал, чтобы что-то подобное происходило у нас, так что вряд ли она может помочь мне.

Зуд становится привычным. Я почти научился сдерживаться и не расчесывать кожу на людях. Но приступы боли иногда вспыхивают возле локтя и по всей руке. Я непроизвольно дергаюсь, и это выглядит подозрительно.

И зачем мне вообще эта информация? Не думаю, что могу быть заражен, просто не верю в это, было бы слишком глупо, так только в фильмах бывает. Апробация была всего несколько дней назад, вампиризм же не появляется за считанные часы.

Или появляется?

Скорее всего, я параноик. Разве что Лягушонок прав, и контролеры хватают первых попавшихся, но этого не может быть. Если бы они хватали наугад, город давно бы захлебнулся в расползающейся вампирской заразе. Все рвали бы друг друга на части, и наступил бы ад».

Напевающая что-то за стеной Луиза задала вопрос, и Хейн машинально закрыл дневник. Привычка появилась случайно, когда он начал интересоваться вопросами заражения и решил записывать наблюдения. Не то чтобы он боялся, скорее не хотел привлекать внимание и слышать любопытные вопросы.

Лу собиралась навестить отца, жившего почти у самой Ямы. Немного тронувшийся мозгами к старости рабочий среднего ранга воспитывал девушку один. Он обожал ее, стремился удовлетворить любой ее каприз и ревностно охранял от нежелательных знакомых, в особенности от лиц мужского пола. Старик не выносил даже мысли о том, что его малышка однажды вырастет и заинтересуется мальчиками.

Куда делась мать, Луиза не знала и не переживала об этом. В ее квартале у каждого третьего не было матери, а у каждого второго отца.

Лу обожала отца и регулярно ездила к нему в гости. Она не хотела расстраивать старика, а потому скрывала наличие бойфренда и ездила одна. Перед этим девушка одевалась как можно скромнее, выбирая юбки ниже колена и закрытые блузки, собирала кудри в строгий пучок и смывала всю косметику. Это мгновенно превращало ее в милую папину дочку.

— Ты что-то сказала? — из вежливости уточнил парень, не повышая голос.

— Я попросила проводить меня до вокзала, если ты уже закончил бездельничать. Свет. Выключить.

Девушка остановилась в дверях, в очередной раз одергивая подол. Сейчас она была похожа на невинную провинциалку, боящуюся заблудиться в огромном Паллида Мор. Настоящий лакомый кусочек для мошенников и насильников всех видов.

— Я бы тебя в таком виде вообще никуда не пустил, — проворчал Хейн, отодвигая блокнот. — Выглядишь, как наивная дурочка.

— Спасибо за комплимент, — поджала губы та. — Но я не хочу, чтобы отец видел меня в коже и цепях. Он даже тату мою не видел.

— И ты решила играть роль дурочки из захолустья всю жизнь?

— Потише на поворотах. Это захолустье — мой дом.

— Извини, — поднявшись, парень прижал Луизу к себе, целуя. Пальцы сжали ее плечи, нагло забираясь под кофточку. — Просто я ревную.

— Не ври, ты не способен ревновать, — хмыкнула та и тут же вскрикнула. — Ау! Хейн, ногти стричь надо.

Вывернувшись из ослабевших объятий, Луиза подбежала к крошечному зеркальцу и приспустила кофту, недовольно глядя на небольшие синяки, на глазах наливавшийся фиолетовым. Они шли полукругом, в центре каждого сверкали капельки крови, выступившей из крошечных проколов.

— Ну спасибо, идиот, теперь придется переодеваться, — недовольно буркнула Луиза, пальцами стирая кровь.

— Извини, — пробормотал Хейн в спину удаляющейся девушке, но та сделала вид, что не услышала. За стеной послышалось недовольное:

— Свет. Включить. Шкаф. Открыть. Да открыть, глухая дрянь!

Грузно опустившись на стул, парень внимательно посмотрел на пальцы. Ногти заметно пожелтели и удлинились, заострились, как у птицы. Они стали толще, на них появились шершавые наросты, еще сильнее подчеркнувшие изогнутую линию.

— Что за черт? — удивленно протянул Хейн, но его мысли перебила громко задвинувшаяся дверь и команда «Закрыть». Выскочив в коридор, он заметил отсутствие балеток Лу, а, выглянув наружу, услышал торопливые гневные шаги.

— Хоть бы попрощалась, я ж не специально, — вслух пожаловался парень и невольно отшатнулся от зеркала. Из пыльной поверхности на него сверкнули золотые глаза, поддернутые белым. Будто крошки льда в растопленной лаве. — Черт, я теперь сам себя пугать буду?

Надев на нос очки, Хейн вернулся к дневнику. Наличие свободного времени пугало: в голову уже начали забираться странные мысли, центром которых стал вампиризм. Луиза уехала и вернется только завтра, Лука наверняка завис в собственной реальности и не захочет прерываться. На работу сегодня не надо, можно сгонять в ВУЗ, но просто посидеть он может и дома. Зевнув, он продолжил писать.

«У меня сильно отросли когти. Должно быть, очередная дрянь из организма лезет. То глаза кровью наливаются, то когти растут, то чесотка нападает. Может, стоит сходить к врачу? Хоть узнаю, как эта дрянь называется».

«Тот же день, то же число.

Я не попал к врачу.

Во-первых, там была длинная очередь, большая часть которой — старые бабки и старики. Они постоянно выясняли отношения, и это жутко бесило. Также там было полно пьянчуг и наркоманов, все синие, едва стоят. Временами кого-то из них рвало кровью, за что он получал поток оскорблений от пробегающих медсестер и медбратьев, а бабки тут же начинали орать и требовали убрать его. Я боялся, что, если они заметят, что я вечно чешусь, набросятся на меня и забьют ногами и костылями.

Пока я там стоял, мимо провезли тощий скелет, замотанный в черную тряпку. Оказалось, девчонка, подросток. Не знаю, что там делал врач, но ее вой слышала вся улица. Она материлась такими конструкциями, что я готов был записать. Кажется, она рыдала и о чем-то просила. Бабки с дедами тут же собрались в несколько отдельных кучек и начали молиться каждый своему богу. Выглядело страшно, если честно.

Девушку увезли связанную, с окровавленными пальцами, которыми она пыталась цепляться за все подряд. Она даже, кажется, коснулась меня.

Но и это не все. Произошло кое-что, о чем я хочу написать. В общем, к доктору зашел неприметный мужчина в черном. Не знаю, почему, но я сразу подумал, что ему здесь не место. Он был… какой-то неправильный, даже не знаю, как его назвать. Он не был стариком с четками и амулетами, не был алкашом, не выглядел самоубийцей. Он был другим, нормальным, не таким, как мы, но я не сразу понял это.

Когда он вошел туда, спустя некоторое время шум вокруг прекратился. Никто ничего не говорил, все только смотрели на дверь. Внезапно послышался топот, и по коридору прошли четверо контролеров. Они растолкали всех ждущих, но никто не сказал им ни слова. Бабки заткнулись, как языки в узел завязали, наркоманы во все глаза вылупились на них, даже протрезвели.

Контролеры прошли в кабинет и спустя несколько секунд вывели того мужчину. Он был полностью белым, потным, глаза как у наркомана со стажем — огромные, покрытые белым налетом. Он смотрел под ноги и молчал, руки ему скрутили и завели за спину. Все произошло очень быстро и тихо. Я успел заметить, что у мужчины вздулись вены на лбу и на руках. Они были темными, почти черными, как червяки. Отвратительное зрелище, от которого меня чуть не вырвало».

Вид согнувшегося, обессиленного мужчины в черном вновь появился перед глазами Хейна, и тот вздрогнул от отвращения. Если все вампиры так уродливы, то их нужно убивать только за страхолюдный внешний вид.

«В общем, контролеры сделали дело и свалили. Бабки с удвоенной силой начали болтать. Они бы точно понравились Лягушонку. Все сплетни собрали, все слухи — и ни одного правдивого. Короче, меня опять замутило, я вышел на улицу и решил не возвращаться. К тому же в этом отпала необходимость: все прекратилось сам собой».

Перечитав последнее предложение, Хейн потер запястье, внимательно глядя на кожу. Она была по-прежнему красной, но не болела. Проведя кончиком карандаша по болевшему ранее месту, он почувствовал только касание, но никакого намека на болезненный зуд. Что ж, так даже лучше. Вызвав Рона, он велел набрать номер Луки.

— Что ты сказал? Повтори, у меня тут катка! — сквозь грохот и взрывы проорал Лука, отчаянно нажимая на спуск огнестрельного оружия. Хейн услышал это даже через гарнитуру. — Хочешь посидеть где-то?

— Типа того, — пробормотал парень, поправляя ушник. Он частенько цеплялся за пирсинг. — Пошли в бар, Лу все равно нет.

— Салага! Куда тебя дьявол прет?! Извини, у меня тут жарковато, — как ни в чем ни бывало, произнес Лука и закашлял. — Эти мальки не умеют автомат правильно держать, а все туда же. Слушай, в бар не хочу, может, ко мне придешь?

— Ты опять один?

— Ага, ма и па сейчас уедут на несколько дней, у меня никого. Завтра все равно учебы нет.

Что ж, это предложение Хейна тоже устраивало.

С родителями Луки Хейн познакомился через несколько дней после внезапного знакомства с Лягушонком и зачисления на первый курс. Когда они вышли после вводного занятия, Лука, не спрашивая, потащил Хейна к себе, фактически поставив перед фактом, что тот будет некоторое время жить у него. Хейн двадцать минут пытался объяснить, что тащить всех подряд в квартиру и давать кров неправильно, что у него есть своя квартира (точнее, спальное место в огромном ангаре с десятком соседей — не очень удобно, зато дешево), да и вообще, какого черта?!

Но Лука, казалось, не воспринимал чужие слова вообще, и Хейн сдался и решил подождать возвращения родителей нового друга. Взрослые наверняка попросят его уйти поскорее, а затем объяснят сыну, что он натворил.

Хейн ждал их приезда даже с некоторым злорадством. Ему хотелось посмотреть на выражение лица обычно жизнерадостного Луки после взбучки.

— Ты же понимаешь, что предки выгонят меня сразу? — выпытывал он у Луки, постоянно возящегося с игрой. — Я из приюта, из Паллида Мор, я живу возле Ямы.

Но тот лишь хмурился и отмахивался.

— Нормально все. Никто тебя не прогонит.

Удивительно, но Лука оказался прав. Вернувшиеся после четырехдневного отсутствия родители добродушно улыбнулись, кивнули гостю и ушли на кухню. Мать, Селла, полноватая женщина со светло-зелеными волосами, убранными в толстую косу, занялась ужином. Отец Грегор, среднего роста мужчина с множеством седых косичек и глазами стального цвета, пожав гостю руку, отправился разбирать вещи. Потерев нос, Лука проскользнул в свою комнату и вновь сел за игру. В коридорчике остался только ошарашенный Хейн, вертя во все стороны головой. Такого он попросту не ожидал.

— Мальчики, ужин через десять минут, — донеслось с кухни.

— Тучка моя, ты же готовишь на четверых? — насмешливо прозвучало из спальни.

— На троих, — уточнила женщина, и Хейн тут же обернулся к двери, ища глазами кеды, чтобы незаметно уйти. Видимо, они решили попросту не замечать его. — Ты же знаешь, что я на диете. Хейн, тебе тарелку побольше?

— Вечно она на диете, — хмыкнул мужчина, остановившись в дверях. Спустив очки на кончик носа, он подмигнул парню и понизил голос. С уголка полных губ свисала странная изогнутая трубка из дерева. — Придется завтра конфет купить.

Вечер за обеденным столом пролетел одним туманным сном. Взрослые увлеченно рассказывали о поездке, делясь впечатлениями. Оба трудились над интересным, многообещающим проектом, ради которого постоянно отлучались и почти жили на работе. Лука практически не участвовал в обсуждении, уныло ковыряясь в тарелке с вареными овощами. Казалось, что ему неудобно за родителей, но из вынужденного уважения к ним он терпит скучные разговоры. Это сильно удивило Хейна, для которого семейный ужин был в диковинку.

— Иди уже и не мучайся, — спустя пятнадцать минут произнесла Селла, не глядя на сына. Над собравшимися повисла неприятная пауза, которую никто не хотел заполнить. Отложив вилку, Лука резко встал и вышел, ни слова не говоря.

— Если тебе неинтересно, можешь не заставлять себя сидеть с нами, — улыбнулся Грегор гостю, встряхивая косичками. Натянуто растянув губы, тот выскочил следом за другом. Тот явно нарывался на хорошую трепку, но не от родителей.

Сидя перед огромным монитором, Лука чесал колено, второй рукой продолжая набирать код. Он даже не повернулся, занятый своим делом, и Хейн тут же треснул его по затылку, сбив очки, и прошипел:

— Ты спятил? Что сейчас было?

Растеряно поморгав, Лука поднял голову. В глаза светилась обида, но Хейн знал, что тот догадывается о причине.

— Ты о чем?

— Что ты сейчас перед предками вытворял?

— В чем проблема-то? И сядь, у меня шея болит смотреть на тебя.

Плюхнувшись на пол, Хейн подтянул ноги, сев по-турецки, и начал мрачно сверлить хозяина комнаты взглядом. Тот поерзал, нервно поправил широкую футболку, упавшую с плеча, прикусил губу, но все же сдался.

— Так что не так?

Выгнув бровь, Хейн глянул на него поверх очков.

— Ты ведешь себя с родителями как свинья.

Пожав плечами, Лука отвернулся, но Хейн тут же развернул его обратно, сжав плечо.

— Нет уж послушай. У меня предков не было, я все детство провел в паршивом приюте среди одичалых и озлобленных детишек. У тебя же отличная семья и предки, которые за тебя волнуются и заботятся. Да всего за месяц такого счастья большая часть приюта тебя на куски бы разорвала зубами.

Нахмурившись, Лука упрямо проворчал что-то, но уже не так уверенно. Пальцы с обкусанными почти до мяса ногтями на несколько секунд перестали бегать по планшету. Прислонившись спиной к креслу друга, Хейн включил оставленную на паузе игру на планшете.

Уже через два дня супруги вновь уехали, тепло попрощавшись с гостем. Селла по-матерински обняла парней и попросила Хейна присмотреть за ее сыном, Грегор, улыбаясь, разрешил при желании пользоваться домашним баром. Не глядя на друга, покрасневший Лягушонок что-то прошептал в ответ и быстро скрылся в комнате. Хейну послышалось, что он пробурчал «буду скучать».

***

Придя к другу, Хейн столкнулся с Селлой и Грегором буквально на пороге. Они обувались, чему-то смеясь, и не сразу заметили открывшуюся дверь. Мужчина обернулся первым и тут же легко толкнул жену. Его косички были подняты в огромный пучок.

— Тучка моя, посмотри, кто пришел.

— Хейн, привет, — радостно улыбнулась та, обнимая гостя. — Давненько не виделись. Ты все еще носишь дреды?

— Привет, — немного смущенно отозвался парень. Он успел отвыкнуть от родителей друга. — Да, конечно.

Два пары глаз одновременно удивленно округлились.

— Неужели ты носишь их столько лет?

— Ну да.

Дреды появились у Хейна на второй день возвращения супругов. Лука согласился на время отвлечься от незаконченного кода и провести время с родителями. Он сидел на их кровати, задумчиво пережевывая жвачку и со скучающим видом глядя под ноги. Перед ним на полу пристроились Грегор и Хейн, разглядывающий их фото в молодости. Селла сидела в кресле, плетя очередную ловушку для снов. Яркие контрастные нити были во вкусе Луки.

На подвижных фотографиях можно было легко проследить историю и развитие отношений пары: их первую встречу, путешествия по городу, компанию с кальянами и цветами в волосах, первые дни на новом месте. Грегор не стал демонстрировать сына в младенческом возрасте, чтобы не смущать его, но Хейну хватало имеющегося. Жадно вглядываясь в замершие секунды на планшете, он пытался представить, были ли у его матери такие же воспоминания.

Селла даже в двадцать лет была полной. На фоне высоких и изможденных подруг она заметно выделялась формами. Светло-зеленые волосы свободными кудрями стелились по ветру, круглые глаза светились счастьем и весельем. На одной из фотографий все девушки были украшены объемными венками из бумажных цветов и лент. Подруги на фотографии беззвучно смеялись и махали руками.

Как объяснил Грегор, движение хиппи появилось очень давно и с тех пор не изменилось: они по-прежнему пропагандировали свободу, равенство, веселье и вечную молодость. Молодые люди одевались, красились и вели себя как хотели, не считая нужным ставить перед собой глобальные цели и задачи вроде работы и семьи. «Будь что будет» — было подписано под групповой фотографией, люди на которой пускали самолетики из лент и бумажных пакетов.

Повернув голову в сторону парней, Селла засмеялась.

— Лозунг был так себе, — пояснила она. — Только на словах мы делали, что хотели. На самом деле некоторые работали, за остальных же платили родители. Мы все жили в Бэллум Рубрум и могли позволить себе какое-то время ничего не делать.

— Да и по парам все быстро разбрелись, — докуривая, кивнул Грегор. — Никакой свободной любви и всяких интересных штучек.

— Вы жили в Бэллум Рубрум тогда? — переспросил Хейн, подняв голову от фотографий.

— Да.

— Но почему вы переехали?

На мгновение в комнате застыло неловкое молчание. Потерев пальцы, Грегор отвернулся.

— На это… были причины.

— Дорогой, помнишь, как ты Брену нос сломал, когда он меня на танец пригласил? — перебила его супруга, переводя тему. Раскрасневшись от воспоминаний, она выглядела такой молодой, что Хейн невольно залюбовался.

— Да, он позволил себе дерзость, — гордо расправив плечи, отозвался Грегор, подмигнул покрасневшему сыну. — Ты уже была моей.

Перелистнув несколько фотографий, Хейн остановился на одной. На ней был запечатлен высокий, худой, немного сгорбленный парень с копной белоснежных дред, рассыпанных по плечам. Они были украшены бусинами и цветами, а глаза шоколадного цвета гипнотически смотрели на зрителей. Из-за светлой кожи и небольших ожогов на носу и плечах он напоминал альбиноса.

— Нравится? — повернулся мужчина. — Это Шен, настоящий альбинос. Он постоянно обгорал, бедняга.

— Где альбинос? — заинтересованно вытянул шею Лука. — Он на Хейна похож.

— Да ну тебя, — помотал головой тот, но Грегор согласно кивнул. — Да ладно вам!

— Эй, тучка, погляди, — мужчина развернул планшет, демонстрирую фото. — Помнишь Снеговика Шена? Хейн на него похож.

Женщина кивнула с улыбкой, вызвав смех сына и возмущение гостя.

— Между прочим, Хейн, ты не задумывался о смене прически? — между делом поинтересовалась она, внимательно считая нити. — Этот хвостик выглядит так себе.

Остальные молча кивнули, сплотившись, и парень почувствовал себя загнанным в ловушку. Потрогав тощий, затянутый на затылке хвостик, Хейн отвел глаза. Он носил такую прическу с момента выхода из интерната и стригся сам, когда волосы сильно отрастали, но, может, семья права, и ему пора сменить стиль?

Заметив неоднозначную реакцию парня, все дружно вернулись к обсуждению фотографий, и вечер закончился на положительной ноте.

Проснувшись на следующее утро, Хейн уже не застал хозяев. Вновь просидевший перед планшетом всю ночь Лука лишь махнул рукой, пробормотав, что те уехали с раннего утра еще на несколько дней. На его коленях лежали несколько дред, которые тот, не глядя, неуверенно перебирал.

— Что ты на них так смотришь? — кивнул гость, расчесывая сильно отросшие волосы. Он не заметил, как они отрасли. — Постричься, что ли?

— Давай постригу, — машинально предложил Лука, не отрываясь от своего занятия.

Выразительный взгляд заставил его обиженно надуться. Подобрав со стола ножницы, Хейн ушел в ванную и плотно запер за собой дверь.

Стричь самого было трудно, и, если раньше ему было плевать на результат, то сейчас его увидит Лягушонок. Стоило постараться сделать что-то приличное, чтобы тот не насмехался потом. Высунув язык от напряжения, парень пытался рассмотреть в зеркале затылок и не заметил, как в дверях выросла фигура Луки.

— Может, тебе все же помочь? — спросил он. Хейн дернулся и щелкнул ножницами в опасной близости от уха. — А то ты себе что-нибудь лишнее отрежешь.

Закатив глаза, Хейн сел на пол, протянув ножницы. Через несколько минут из зеркала смотрел криво подстриженный подросток с узким лицом и короткой, стоящей дыбом челкой. Заметив мелькнувший в желтых глазах ужас, Лука поморгал.

— Не так уж все и плохо.

— Смотря с чем сравнивать, — отозвался Хейн, вертясь перед зеркалом. Голова выглядела слишком пустой и лысой, нужно было чего-то добавить. — Как-то волос мало стало.

— Могу дреды вплести, станет много.

Хейн махнул рукой. Видимо, сменить стиль все же придется.

Спустя четыре часа старательного сопения Луки, десятка выкуренных сигарет, сотни проклятий и болезненных дерганий за волосы, Хейн рассматривал то, во что превратилась его голова. Огромная копна темно-синих тонких дред спускалась по спине и плечам. Они выглядели необъятными и были тяжелыми, среди них попадались короткие косички, едва заметные на общем фоне.

— Ну как? — не вытерпев, спросил Лука, потирая уставшие пальцы. От непрерывного долгого плетения они сильно болели и едва двигались.

— Это офигенно, — выдавил тот, пытаясь поднять волосы наверх. Получился огромный пышный хвост, который едва удавалось удержать. На лице сразу остро выделились скулы и узкие губы, небрежно обрезанная челка превратилась в задумку парикмахера, а лицо «позврослело». — Лягушонок, реально. У меня слов нет!

— Тогда пошли выпьем, — радушно предложил тот, не особо понимая, правду ли говорит гость. Ему самому понравился результат. Мать с отцом наверняка гордились бы его навыками.

— Что ж, Лука постарался на славу, — насмешливый голос Грегора выдернул Хейна из воспоминаний. Селла в последний раз поправляла строгий пучок, похожий на клубок ниток. — Может, когда-нибудь я позволю ему переплести и себя.

— А как же я? — обиженно возразила Селла, надув подкрашенные губы. — Это же моя работа.

Засмеявшись, мужчина крепко обнял супругу, поцеловав ее в висок, и оба вышли из дома, не расцепляя объятий. Удивительно, но чем старше становился Лягушонок, тем более непоседливо и молодо вели себя его родители. Мать начала сильнее краситься, а отец сменил привычные кофты на яркие толстовки. Дверь с громким щелчком захлопнулась за ними, и об нее стукнулся ответ Хейна.

— Пока.

Ожившая Юта вышла из спящего режима и любезно предупредила, что хозяин Лука ожидает гостя, но перед этим нужно вытереть ноги.

— Хоть где-то меня еще ждут, — хмыкнул гость, разуваясь.

Коридор озарился мягким золотистым светом, дверь в комнату Луки приветливо приоткрылась. Перешагнув через мигающий дисплеем круглый пылесос, вычищающий полы, Хейн вошел внутрь.

Вся комната состояла из разобранной кровати, завешенного плотными жалюзи окна, стола, вертящегося стула и нескольких полок, заваленных мусором. Как дань уважения хиппи и родителям парень повесил на стену ловец снов с перьями ворон и завесил остальное пространство плакатами игр и вырванными из блокнота листами. Повсюду валялись части от компьютеров всех моделей, куски системных блоков, материнских плат и охлаждающих систем, которые хозяин подбирал на свалке, фантики от шоколадок и пустые пачки жвачек.

Лука сидел в кресле, скрестив по-турецки ноги, и, не отрываясь, следил за развернувшимся на широком экране сражением сквозь очки виртуальной реальности. Огромная модель закрывала половину лица, транслируя сражение и на мониторе, и внутри очков, чтобы за ходом битвы могли следить зрители. Экран был подключен к планшету, по виртуальным кнопкам которого бегали пальцы игрока.

По степи неслись десяток солдат, сжимая в руках автоматы. Они прятались за хлипкими стенами из глины, ныряли внутрь, отстреливались в крошечных окошках и постоянно что-то орали друг другу.

Встав за спиной друга, Хейн попытался выигрывает, но не смог. Из-за обилия дыма и взрывов экран по большей части оставался темным пятном, а от какофонии звуков мгновенно разболелась голова. Временами с противоположной стороны брызгала кровь, заставляя героя вытирать ее, и Хейн вздрагивал и напряженно сжимал кулаки. Смуглое лицо Луки плыло яркими красными и черными пятнами. Огромные наушники, спущенные с одного уха, изрыгали стоны и ругань, в которой временами примешивался и голос хозяина комнаты. Внезапно в монитор прыгнул какой — то человек в противогазе, и игровое поле заволокло алой дымкой, на которой четко отпечатались слова «Вы умерли».

Стянув наушники на шею и подняв очки на лоб, парень потер уставшие глаза и близоруко прищурился на гостя. Без привычных круглых очков его лицо выглядело наивным и удивленным, как у ребенка, рассматривающего что-то новое.

— Проиграл? — уточнил Хейн, опустив взгляд. Подняв голову, Лягушонок по-детски улыбнулся и тут же, спохватившись, надел очки. — Я уже видел тебя без очков, можешь не стараться.

— И что? — упрямо возразил тот и тут же сменил тему. — Я никогда не выигрываю.

— Почему?

— Не знаю, так получается.

— Слабак.

— Иди ты.

В мониторе продолжался бой, солдаты неслись в атаку, и сейчас парни могли наблюдать за происходящим с высоты.

— Что за штука? — кивнув на компьютер, спросил Хейн.

— Ты становишься душой и можешь увидеть окончание сражения.

С хрустом потянувшись, Лука поднялся, подтянул широкие джинсы и направился на кухню на поиски чего-нибудь съестного. Селла никогда не оставляла ничего готового в холодильнике, прекрасно зная, что ее сын может не заметить еду или даже не выйти из комнаты, забыв поесть. Вместо этого родители переводили на чип финансов Луки деньги, чтобы тот заказал все необходимое.

Хейн занял опустевшее место и бездумно пощелкал по кнопкам на планшете, перебирая арсенал уже мертвого солдата. Через его труп перепрыгивали другие игроки, некоторые умудрялись спотыкаться. Какой-то черный человек быстро вырвал автомат из мертвых пальцев Луки и, радостно заорав, побежал вперед.

— Козел.

Планшет Хейна был на несколько порядков хуже. Он не тянул новые игры, напичканные спецэффектами и графикой, а потому приходилось довольствоваться более старыми и простыми вариантами, а также фильмами, комиксами, брожением по сети. Бесконечные открытия и новости не интересовали парня: он считал, что самое важное до него дойдет в любом случае. Удивительно, но на его старье работали виртуальные очки. Впрочем, они частенько глючили и перескакивали с сайта на сайт. Их нужно было давно сменить, но Хейн почти не пользовался ими, а потому постоянно забывал.

Луиза, напротив, была фанаткойновых технологий, особенно полулегальных и не сильно сложных для понимания. Очки виртуальной реальности вызывали у нее мигрень и быстро утомляли, поэтому та чудом достала контактные линзы виртуальной реальности. Разработка была не просто новой — она была запрещена. Ее посчитали слишком опасной для зрения и не выпустили в свободную продажу, но некоторые счастливчики смогли сохранить пару линз с презентации. Достаточно было вставить их в глаза, как виртуальный прототип тут же появлялся внутри сети. Со стороны это выглядело жутко: человек просто сидел, не шевелясь, и иногда чему-то улыбался, но Луизу это практически не смущало. Она могла часами сидеть в социальных сетях, играть с многочисленными знакомыми и смотреть смешные ролики и картинки.

Хейн тоже заходил в сеть, но проводил там намного меньше времени. Социальные группы он вел неактивно, а потому практически не завел онлайн-знакомых. Это постоянно злило Луизу, которая пыталась вывести его «в люди», и вызывало недоумение у Луки, который не представлял себе жизни без игровой команды.

Дверь с шумом распахнулась, и Лука вошел в комнату, неся в руках несколько жестяных банок. За ним следом проскользнул поднос на колесиках, нагруженный пачками сухих закусок. Подъехав к гостю, тот погудел, привлекая его внимание.

— Стоит Луизе выйти за порог, как к тебе сразу же начинают клеиться всякие посторонние личности, — ехидно прокомментировал Лягушонок, открывая воппи. Громкое шипение разбудило Хейн, резко подскочившего на месте.

— У нас с ней свободные отношения, — тут же откликнулся тот, поправляя очки, и Лука прищурился, стирая с губ тонкий слой пены.

— Угу, а сама Луиза знает об этом?

— Да не обгонишь ты меня, смирись! — азартно вопил Лука, выкручивая руль, подключенный к планшету. Примитивно прорисованные машинки обгоняли друг друга, и Хейн раздраженно прикусил губу: он проиграл уже четыре круга и сейчас стремительно отставал, хоть и давил на газ изо всех сил.

Краем глаза следя за бесящимся другом, не способным аккуратно войти в поворот, Лука тихо хихикал, допивая вторую банку. Его соперник не был геймером и полагался на грубую скорость, не учитывая рельеф, кривизну поворотов и покрытие трассы.

Ярко-салатовая машинка с визгом пересекла финишную черту, и Хейн едва удержался, чтобы не швырнуть свой руль о стену. Обидное поражение ударило по самолюбию, но гордость требовала молчать и делать вид, что все в порядке.

— Ты не геймер, смирись, — похлопал его по колену Лука, выливая в рот остатки воппи. Закуски давно закончились, и парни просто пили, отмечая каждую победу, поражение или удачно пройденный кусок трассы.

— Зато у меня есть девчонка, — тут же отозвался Хейн, потерев уставшие глаза. Несмотря на любовь к аркадным автосимуляторам, он сильно устал гонять за другом. Играть с тем, кто каждый раз уделывает тебя за пару минут, и скучно, и бесполезно.

— А у меня их было десять, — похватал тот, высунув язык. Так дети хвалятся наличием братьев и сестер. — Кажется, десять, может, больше.

— Ты не помнишь, сколько их было?

— Я просто не задумывался об этом, — лениво отозвался тот, растягиваясь на полу. Желтый свет, проникающий сквозь шторы на окне, пятнами плясал на расслабленном лице парня, превращая его нос и щеки в восковые кляксы. — Разве ты считаешь бывших подружек?

— У меня была только Лу, мне нечего считать, — отрезал Хейн, и Лука удивленно уставился на него, подняв очки на лоб. — Что?

— Ничего, просто ты не выглядишь однолюбом.

— А кто сказал, что я ее люблю?

— Тогда зачем она тебе?

— В два раза меньше платить за квартиру, — начал загибать пальцы парень, подогнув длинные ноги. — Она готовит лучше меня, может сходить в магазин и бесплатно кормит на работе. У нее отличная фигура и личико.

— Понятно, деньги и секс, — скривился Лягушонок, выбирая следующую игру. Подобные мелочи не сильно интересовали создателя будущей великой игры.

— Ты слишком большой идеалист для этого циничного мира.