В начале было Слово…
Жизнь — это огромный паззл, у которого не хватает деталей. Иногда я думаю, что если бы в тот день хоть что-то пошло не так, хотя бы одна мелочь, ничтожная и несущественная, я бы никогда не попал в мир Синкретизма.
Я проснулся от боли в спине. Как так? Мне же только девятнадцать. Что же будет дальше? Ах да, вчера же была физкультура, к которой на нашем филфаке относились очень серьезно. Надо же следить за здоровьем будущих учителей.
Мое настроение окончательно испортилось, когда я понял, что и сегодня меня ждет общефизическая подготовка. Все эти пробежки, отжимания и приседания. Вот кто додумался так составить расписание?
Но это еще не самое страшное. С утра надо приехать в какую-то школу в медвежьем углу и провести пару уроков русского языка. Я прикинул, сколько у меня баллов в аттестате и можно ли прогулять такое счастье и поплелся в ванную.
Нет, не могу себе позволить пропускать занятия. И так уже прогулял половину сентября, зависая за новым аниме-сериалом. Лучше уж ненавистный филфак, чем армия.
Я почистил зубы, морщась от ядреного вкуса мятной пасты. Взглянул в зеркало. Да, свитер на мне не очень: растянутый, как будто с чужого плеча, застиранный и весь в катышках. Вроде живой: хотя глаза все в красных прожилках и волосы торчат, как ирокез. Засиделся вчера сначала за чтением лекций, потом за компом.
Учиться я люблю. Особенно меня завораживают буквы. Я знаю наизусть тридцать пять алфавитов. Иногда у меня бывают странное чувство, что буквы имеют цвет и запах.
И выглядит зеленой и благоухает ландышами. Н напоминает скрещение мечей в дружеском поединке и отдает каленым железом. А — буква агрессии и пахнет кровью.
Не люблю я физкультуру и практику в школе. Эта тягомотина напоминает мне букву Й.
Меня затошнило. Пощупал лоб: может, все-таки никуда не идти? Да нет, прохладный. Выбора нет.
Я вскипятил чайник и насыпал в кружку аж три ложки кофе. Сахар кончился. Да что ж за день такой?
Выпил залпом, преодолевая тошноту. Кофейные песчинки встали в горле колом. Тогда я хлебнул холодной воды и поспешил на маршрутку. Не хватало еще опоздать к первому уроку, тогда точно не зачтут практику.
Как назло, переполненные маршрутки проходили мимо, нагло игнорируя бедного студента. Я мысленно сравнил их с тыквами для Хэллоуина, так, что даже ощутил характерный овощной запах.
Рядом с остановкой стоял таксист-частник. Он приглашающе подмигнул мне правым «глазом» машины, но я скрестил руки, отказываясь. Нет у бедного филолога денег на такси — до «стипухи» еще две недели.
От пронизывающего холода зуб на зуб не попадал. Вот бы попасть куда-нибудь, где сейчас весна.
От скуки я включил смартфон и выбрал наугад алфавит. Чешский. Неплохо, сразу вспомнились готические улицы Праги, светлое пиво и древние катакомбы. Я подумал, что готов хоть в подземелья, только бы откосить от урока и противных детишек. Загадал, если за пять минут выучу алфавит, то придет моя маршрутка.
Уложился в четыре. А вот и «тыква» для Золушки, да еще и пустая! Наверное, это магия слова. А скорей уж, все кто хотел в тот район, уже уехали.
Все оказалось еще хуже, чем я предполагал. Старая школа, продуваемая всеми октябрьскими ветрами. Училка неопределенного возраста в длинной шерстяной юбке. Улюлюкающие подростки: «Это практикант? Какой красавчик!»
Одна девчонка даже призывно посмотрела на меня и прикоснулась к приоткрытому рту двумя пальцами. Я покраснел. На что она намекает? Хочет, чтоб угостил сигаретой или… намекает на оральный секс?
Нет, такого быть не может. Девушки в универе обращают на меня не больше внимания, чем на пожилого вахтера в общежитии.
Скорее всего, эта симпатичная блондинка просто издевается. Я пригляделся: какая большая грудь для восьмиклассницы. Размер третий, не меньше.
Но потом я понял причину ее хихиканья. Я стоял перед классом в бахилах, выданных строгим охранником. Эх, опять забыл сменку. Я хотел снять их, дойдя до класса, но забыл.
Надо сосредоточиться на алфавите, а то сейчас провалюсь со стыда.
— Пишем самостоятельную работу, — рявкнул я, пытаясь придать голосу грубость. — Фонетический разбор. Три варианта и не списывать. Кого поймаю со шпорой — сразу два в журнал.
Ответом мне был издевательский смех.
Что-то липкое шлепнулось о щеку. Жеваная бумажка с парты. Как я их всех ненавижу — это не подростки, а нелюди. Троглодиты. Черепашки-ниндзя с глупыми глазами.
Я с отвращением утерся и повторил:
— Пишем самостоятельную. Или же урок пройдет в присутствии директора.
Блондинка высунула кончик языка и положила обе руки себе на грудь:
— А если я получу два, ее можно исправить?
— Можно, у своего учителя, — позлорадствовал я, вспоминая мымру в шерстяной юбке.
Девушка нахмурилась и принялась за работу. Меня тошнило все сильнее. Вот бы сейчас провалиться под землю, оказаться в пещере и никого не видеть и не слышать.
Чтобы успокоиться, я начал повторять про себя турецкий алфавит, вдыхая сыроватый воздух. Главное, отстраниться и смотреть поверх детей.
Определенно, в буквах есть какая-то магия, потому что я сразу успокоился. Остаток урока прошел почти спокойно. Лишь блондинка периодически высовывала ноги в черных чулках в проход. Я представил, как глажу их, дотрагиваясь кончиками пальцев до бедра, но сразу же отогнал эту мысль. Меня еще ждет универ и физкультура.
Расстались с детьми мы почти друзьями. В конце урока они дружно тянули руки, когда я спросил их, есть ли у букв цвет и запах.
— Есть, конечно. У — фиолетовая и пахнет сиренью.
— Я — бурая с земляным вкусом.
— С — темно-синяя и, будто бы трет пальцы морской солью, — добавила блондинка.
— Всем пятерки, — объявил я и поставил оценки в журнал недрогнувшей рукой.
Больше меня в эту школу все равно не отправят.
Учительница вернулась посвежевшей и довольной. Она так раскраснелась, словно тяпнула с директором коньяка.
— Ох, молодец какой. Дал мне передохнуть немного. Тебе еще сколько учиться? Не хочешь поработать в нашей школе? У нас как раз не хватает словесников.
На моем лице отразился такой ужас, что она сразу махнула рукой:
— Ладно, счастливо. Но если вдруг передумаешь…
А потом ко мне подошла блондинка и кокетливо протянула:
— А вы даете частные уроки?
Она что, издевается? Хотя вряд ли. Наверное, и правда, понравился. Не такой уж я и страшный.
Я оглядел высокую полную грудь и стройные ножки в черных чулках.
Конечно, я не прочь потерять уже девственность, но не с четырнадцатилетней же.
Господи, как стыдно. Когда же закончится этот день? Хотелось сказать что-то остроумное, поставить ее в неловкое положение. Но я не смог нагрубить такой няшке.
— Нет, я не занимаюсь репетиторством. Иди на урок, мне пора ехать в универ.
Девочка склонила голову набок и сделала шаг ко мне.
От нее пахло клубничной жвачкой и сладкими духами.
Буква «Твердь» — пронеслось в голове. Да что ж это за буква из неизвестного алфавита? И почему я о ней думаю?
Мне вдруг показалось, что деревянный пол превратился в зыбучие пески и засасывает мои ноги. Что происходит?
Девушка метнулась ко мне и поддержала под локоть.
— У нас такая старая школа. Вы наступили в дыру. Осторожнее, — ее голос звучал почти виновато. — Извините, если показалась вам глупой. Мне действительно нужен репетитор по русскому языку.
По моему телу прошла горячая волна от ее близости. Я оттолкнул школьницу и почти бегом бросился из здания.
А вот и родной филфак, чтоб он сгорел. Хотя не сгорит: на улице накрапывает дождик.
С ужасом я узнал, что физкультура будет на улице.
— Ничего, покапает и перестанет, — усмехнулся физрук. — Надо погонять вас, лентяев. Филолухи.
— А может, занятий не будет? — робко спросил я, потому что одногруппницы скромно мялись, опустив глаза.
— Говорю же, лентяи, — физрук похлопал меня по плечу. — Гонять вас надо. Вот у тебя отзывчивость хорошая. Хоть пару раз в неделю сходил бы в зал, стал бы качком.
— Нет, это не мое, — я обреченно вздохнул.
Университет располагался рядом с парком, плавно переходящим в лес, так что придется два часа бегать по тропинкам. Вернее, бегать только в первые двадцать минут, пока находишься в поле зрения физрука.
Физкультура проходила у целого курса одновременно. А это сотня девушек. Сотня поп, обтянутых лосинами. Колышущихся грудей, в спортивных майках. А еще хвостики и пучки: блондинки, рыжие, брюнетки, шатенки. Тяжело быть единственным мальчиком в цветнике. Впрочем, изначально нас было десять таких неудачников.
Восемь предпочли пойти в армию, один перевелся на заочку. И теперь я остался один. Думаете, это счастье? Думаете, у меня гарем из ста прелестниц? Говорил же, девчонки в лучшем случае считали меня своей подружкой, а в худшем и вовсе не замечали.
Однажды приятельница позвала меня пойти с ней в туалет. И долго не могла понять, почему я отказался.
Девушки предпочитали мне кого угодно: брутальных курсантов артиллерийского училища, прыщавых студентов физмата, качков с факультета физического воспитания или даже «папиков» на дорогих автомобилях.
Наверное, дело не в них. Просто я был не на своем месте.
Физрук оказался прав. Дождик вскоре прекратился. Я лениво бежал в хвосте процессии, лицезрея попки своих одногруппниц.
Когда-то, на первом курсе, я боялся, как бы обтягивающие спортивные штаны не выдали меня с головой. Но теперь я беспокоился лишь о том, чтобы не поскользнуться на скользком асфальте.
Ножки, попки, хвосты из волос, груди в спортивных топиках — колышутся от быстрого бега. От этого мельтешения к горлу опять подступила тошнота. Запахло сыростью, мы вбежали в лес.
Хочу провалиться под землю.
Буква «Твердь».
Мне очень страшно. Я сейчас умру.
Одногруппница, та самая, что позвала с собой в туалет, запнулась об корягу.
Раскинула руки, пытаясь удержать равновесие.
Как же тошнит. Видимо, это от сырого воздуха.
Я натыкаюсь на нее и падаю. Виноваты дешевые кроссовки с плохой подошвой.
Буква «Твердь». Да какой же это алфавит? Если я пойму, все закончится. И мир станет прежним.
Я выше ее почти на голову. Пытаясь не упасть, держусь за грудь девушки. Какой позор! Скоро об этом будет знать весь курс.
А грудь хороша: упругая и большая. Перед глазами мелькают петли, похожие на вензеля.
Я умираю. Я падаю в темноте.
Так вот откуда сырой и затхлый воздух. Каким-то образом я очнулся в пещере, которая тянула ко мне руки целый день.
Я исчез из этого мира. Из мира филфака, где слишком много красивых девушек. Из мира бесконечного изучения древних языков. Никому не нужных и не востребованных. Из мира, где меня ждала в лучшем случае работа учителем средних классов.
Какое счастье!
Буква «Твердь».
— Тихо, ты сейчас мне сиськи оторвешь, — Танин голос звучит, будто издалека. — Убери руки. Да, да, они не отрываются.
Я убрал руки и сразу же упал, лишившись точки опоры.
— Где мы? Где лес и девчонки?
— Нашел, у кого спросить, — пожала плечами Татьяна.
Я поднял голову и огляделся: мы находились в полутемном помещении с низкими сводами, с которых свисали фиолетовые сосульки. Твою ж мать… Надо было идти на географа, но баллов ЕГЭ не хватило.
Кажется, мы попали в подземелье или, скорее, в пещеру, учитывая карстовые наросты. Только почему они такого ядовитого цвета?
— Ты заметил, что сталактиты — фиолетовые? — повторила мой вопрос Таня.
— И это все, что тебя волнует? Мы бежали по лесу на физ-ре и вдруг, как Алиса в нору, провалились в непонятную пещеру.
— Ты хочешь, чтоб я начала истерить? — усмехнулась девушка. — А я могу. Хочешь, уткнусь тебе в плечо, порыдаю или поору? А может, отдамся тебе напоследок? Как насчет секса с красивой девушкой? У тебя же, наверное, будет первый раз. Чего терять-то? Если мы отсюда не выберемся — мы покойники. И смерть от голода будет весьма мучительной.
Я вздрогнул, но не от ее слов — до конца еще не осознал происходящее. А от того, что понял — весь день перед попаданием в пещеру я мечтал провалиться под землю. Мне настолько плохо было в повседневности, среди надоевших занятий, педпрактики, детишек и учителей, что Вселенная услышала мой немой крик.
Я исчез из одного мира и попал в другой. Или это наша реальность? Может, когда я бежал по лесу, то провалился в дыру в земле? И это вполне реальная пещера? А, может, мне все это снится? Устав от школьничков-троглодитов, я задремал в автобусе. Или же на меня опять напали в лесу курсанты из военного училища?
В прошлый раз встреча с ними стоила мне подбитого глаза и разорванного в клочья словаря Ожегова. И не надо говорить, что против лома нет приема. И что я мог огреть их здоровенной книжищей! Ожегов бы в гробу перевернулся. Поэтому я предпочел заорать во всю мощь легких, призывая на помощь физрука.
Тот быстро разобрался с обнаглевшими курсантами, пригрозив рассказать о стычке их начальству.
— Живо под наряд попадете и никаких вам увольнительных, паразиты!
— А что он, как петух в курятнике, один на сто девчонок, — проворчал кто-то из нападавших.
— Надо было учить литературу. Чехова, Толстого, Гоголя. Или хотя бы алфавит, — усмехнулся препод.
Так неужели курсанты все-таки выцепили меня? Оглушили чем-то тяжелым и затащили в пещеру… Нет, это не их метод. Ну, не будут они пакостить исподтишка. Скорее, устроят темную и прибьют. Может, отберут телефон или деньги. Да и то вряд. Никому не хочется вылететь из училища из-за какого-то филолога, пусть и окруженного ста девицами. Еще б от них был толк.
Так или иначе, Татьяна ни в чем не виновата. Почему она попала в пещеру вместе со мной? Ах да, я неудачно упал, схватившись за ее выдающиеся окружности.
Таня щелкнула пальцами перед моим носом:
— Санек, ты о чем задумался? Налицо недостаток кислорода. Слышишь меня?
— Да слышу, слышу. Не ори, не в лесу.
— Голову подними, — рявкнула Таня. — Сталактиты — фиолетовые. Ты что, все пары по естествознанию прогулял? Это явный признак радиации, дурень. Надо вставать и сваливать, иначе сейчас у тебя вырастут рога.
— Я ж филолог, а не географ. И было бы кому мне наставлять рога.
Девушка потянула меня за руку, заставляя встать.
Мы пошли по узкому подземному коридору, стараясь дышать пореже. Эх, знал бы я, что попаду в пещеру, захватил фонарик. Хотя у меня же есть телефон!
А вот Таня забыла свой в раздевалке. К счастью, с каждым метром идти становилось все светлее. Видимо, где-то недалеко выход или хотя бы щель.
Мысленно я порадовался, что появился в пещере с занятия физкультурой. На мне удобные спортивные штаны и толстовка, да и Танюшка одета не в привычную узкую юбку до колена и белую блузку с кружевами, а в лосины и спортивную курточку.
И все же недостаток кислорода сказывался — моя подруга по несчастью уже начала кашлять. Может, предложить ей толстовку? Не поймет, наверное. А то и решит, что влюбился в нее. Будет подкалывать до окончания универа. Если мы, конечно, выберемся.
Приступ кашля усилился. Казалось, девушку вот-вот вырвет. Мне стало не до стеснения — рывком стянул с себя толстовку и напялил на нее.
Таня благодарно улыбнулась.
— Ненавижу сырость и темноту. А как же ты?
— Ничего, я крепкий. Вот и наш физрук говорил, что у меня отзывчивость хорошая, только надо качаться.
Еще минут десять мы шли в молчании, пока не вышли к подземному озеру, окруженному наростами сталактитов разных цветов — фиолетовых, розовых, зеленых, желтых.
— Красота-то какая! — воскликнула Таня и зачерпнула пригорошню воды. — Пить можно! Вкусная.
— Не надо! — запоздало крикнул я.
Таня вернулась и похлопала меня по плечу:
— Дорогой друг, нам уже нечего терять. Если здесь ядовитые испарения, мы уже надышались по самое не хочу. А если радиация, то тем более… Жди парочку рогов.
Я вздохнул. Задолбала уже своими пошлыми шутками. Или это у нее такая неадекватная реакция на стресс?
— Почему ты такая спокойная? Боевой товарищ, а не девушка. Раньше я думал, что ты такая же, как и все — «тпшка», которая мечтает удачно выйти замуж и просиживает на филфаке юбочку.
— Ну и дурак, — хихикнула Татьяна. — Вообще-то я — отличница и занимаюсь научной работой. Хочу поступить в аспирантуру и написать диссертацию по шугнанскому алфавиту.
— По какому алфавиту?
— Да это письменность малого народа, — отмахнулась Таня.
— Кстати, о малых народах. Это кто вообще? — если бы я мог кричать, то закричал, но я сорвал голос еще при падении в пещеру. Вернее, когда упал на Татьяну.
На противоположной стороне озера, точнее сказать, озерца, стоял отряд из десятка существ с натянутыми луками.
Я бы назвал их троглодитами. Нет, твари не были сутулыми, горбатыми и низкорослыми, как в одной известной игре. Наоборот — высокими и худощавыми. Скорее, дело было в цвете кожи — у некоторых желто-зеленой, у других — оливкового оттенка. А еще я разглядел чешуйчатые пластинки на щеках и пальцах и ядовито-зеленые ногти.
Это были привлекательные существа, если, конечно, вы любите экзотику во внешности. Но меня не покидало ощущение неестественности, как будто троглодитов вывели специально, в результате долгой селекции.
Особенно странно на них смотрелись волосы, больше напоминавшие парики: я разглядел брюнетов, рыжих и даже одну блондинку. И все же большинство были лысыми, с повязками на голове и до боли напоминали черепашек-ниндзя.
Я удивился обострившемуся зрению. Это на меня так воздух подземелья влияет или же стресс?
— Хватай камень! — взвизгнула Таня. — Надо защищаться. Поколотим этих зеленых черепашек.
— С ума сошла? Они вон с луками стоят, даже не убежишь. И я тебе филолог, а не супергерой. Что-то пока сверхспособностей не ощутил, качком не стал и боевой магией не владею.
— Филолух ты, — вздохнула Таня. — Что делать будем?
— Разговаривать. Мы ж филологи и можем договориться с кем угодно.
Я стянул через голову белую футболку и замахал ей, как флагом:
— Мы не причиним вам зла. Мир, дружба, жвачка! Гитлер-капут, человек троглодиту друг, товарищ и брат.
Советские лозунги подействовали, словно заклинания, потому что троглодиты опустили луки и двинулись к нам.