Дыхание Анны все еще пахло табаком. На субботней вечеринке она выкурила всего одну сигарету. В воскресенье утром она удержалась от покупки новой пачки. Но в воскресенье днем, абсолютно случайно, на дне своей «шкатулки для воспоминаний» Анна нашла полупустую пачку «Мальборо». Конечно, табак совсем уже высох — это была та самая пачка, из которой она выкурила сигарету после своего первого секса в 1986 году.
Пачка принадлежала режиссеру пьесы («Женщина, не стоящая внимания» Оскара Уайльда), поставленной в политехническом институте. Режиссер дал ей главную роль, а взамен взял ее девственность. Вскоре после этого он сводил ее в кино. Но к тому времени они оба уже понимали, что между ними все кончено. «Мне кажется, мы оба согласны, что это конец, — сказал он. — И я не жалею о времени, проведенном с тобой. Я вынес очень многое из наших отношений». Она же из этих отношений «вынесла», в свою очередь, эту самую пачку «Мальборо», кассету с записью его любимых песен, которую он подарил ей, и два корешка от билетов в кино; все это добро пошло в шкатулку для воспоминаний.
Ее второй сексуальный опыт оставил Анне на память сценарий «Видения о Петре-пахаре» и шоколадное сердечко в обертке из фольги, на котором так и остался ценник — 30 пенсов.
Ее третий сексуальный опыт добавил в шкатулку фотографию ее парня в военной форме и любовное письмо. Он писал, что слишком уважает Анну, чтобы «позволить этому длиться до бесконечности». К тому же он спит с другой женщиной.
От ее четвертого сексуального опыта у Анны осталось намного больше сувениров. В шкатулке лежала его зубная щетка, испачканная зубной пастой «Колгейт», ключи от его квартиры на Финсбури-Парк, банкнота в 1000 лир, салфетка из гостиницы «Марди Отель», открытка-«валентинка» 1993 года, пузырек с остатками его шампуня для тонких и ломких волос, «валентинка» 1994 года, осколки от фарфоровой чашки, которой он запустил в Анну в пылу ссоры, записка, написанная им спьяну, в которой он умоляет Анну «вернуться к нему», письмо, в котором он умоляет ее «не расставаться с ним» («Любовь, — писал он, — это навсегда»), и картонная подставка под стакан с пивом, на которой прямо поверх логотипа «Карлсберг» написано «На память о примирении с Анной». Тогда ей было совсем не важно, что Брайен не знал, как правильно пишется слово «примирение». И наконец, последнее письмо, которое он, мол, «писал скрепя сердце», ему очень жаль, но он больше не любит Анну.
Пятый сексуальный опыт оставил Анне на память корешок билета из гардероба испанского ночного клуба, билет на авиарейс из Испании в Британию и упаковку презервативов. Количество оставшихся в упаковке презервативов свидетельствовало о том, что отношения длились совсем недолго. Анна привезла Альфонсо после своего отдыха на море, но дома он уже не казался таким замечательным, как там. Сейчас она помнила только, каким он был в постели. Гной в левом глазу, собравшийся за ночь, шоколадный от жаркого испанского солнца живот и дорожка волос от пупка до самого паха.
Номер шесть оставил Анне свои визитные карточки. Номер семь — коричневый бумажный пакет с надписью «Дэнни Куин — только отборные фрукты».
Вчера Анна сложила в свою шкатулку для воспоминаний все то, что осталась ей на память от НЕГО. Билеты на оперу, в театр и на балет. Собачий поводок, который они нашли во время своего четвертого свидания, всякие мелочи из гостиницы в Винчестере, куда они ездили на выходные: шапочка для душа, маленькая бутылочка увлажняющего лосьона для тела, мочалка и дорожный набор иголок с нитками. Он был у Анны номером восьмым в списке сексуальных отношений. Еще немного, и ей придется врать о своем сексуальном прошлом.
Понедельник. Утро. Сегодня начало ее новой трудовой жизни, и, можно сказать, новой Анны Поттер. Она не могла не позвонить ЕМУ — так хотелось, чтобы он узнал о начале ее новой жизни.
— Итак, светит ли мне увидеть трусики Сони? — спросил он.
— Что?
— Ну, ты переезжаешь к ней или нет?
— Что? Я правильно тебя поняла: ты хочешь, чтобы я переехала к Соне и познакомила тебя с ней?..
— Познакомила еще раз.
— Ты, чертов ублюдок!
Естественно, после такого разговора она выкурила еще одну сигарету и затушила окурок в кружке с надписью «Самому лучшему в мире папочке». Мирна когда-то подарила эту кружку своему отцу на Папин День, в прошлом году папочка всучил кружку ей обратно. «Тебе это нужно? — спросил мистер Ломонд. — А то я тут выбрасываю всякий хлам с чердака».
Понедельник. Утро. И сегодня у Анны начинается новая работа. Позвонил ее отец Дон, чтобы пожелать дочери удачи.
— Должен признать, в наши дни одной удачи мало, — сказал Дон ей по телефону. — Теперь требуется еще и упорный труд. — Он откашлялся. — Эта Пэмми Ловенталь захочет выяснить, чего ты стоишь, потому что в этой передаче ты новичок. Тебе нужно все время быть начеку, Анна. Мир жесток. Ты всю жизнь должна работать так, чтобы не стыдно было показать свое резюме…
Анна услышала, как на коврик перед входной дверью почтальон бросил свежую почту.
— Пап, подожди секунду. Принесли почту. — Ей очень хотелось проверить, нет ли там чего-нибудь от НЕГО. Он обещал вернуть ей все ее любовные письма.
— Ладно. Кстати, я тебе кое-что послал, — сказал отец, регулярно посылавший Анне объявления о вакансиях. Эти объявления собирала Мирна.
«Требуются превосходные навыки общения и умение эффективно работать в критической обстановке…»
«Гибкому администратору предоставляется великолепная возможность возглавить отдел…»
«Вы профессионал, стремящийся сделать карьеру? Приходите к нам…»
Анна обрадовалась, найдя на полу мягкий пакет на свое имя, и вернулась к телефону с посылкой в руках. Она нечасто получала почту, хотя в этом, считала она, виноват почтальон.
— Но все и так будут знать, что это далеко не моя первая работа, — сказала Анна в трубку, рассматривая незнакомый почерк на посылке.
— Ну да, та передача о знаменитостях была очень интересной и забавной, — сказал Дон. — Но она же шла поздно вечером и была такой несерьезной. А теперь ты столкнешься с реальностью. На этой работе у тебя не будет времени дурачиться. Она же идет в обеденное время, когда больше всего слушателей…
— Па, я не дурачусь на работе, — заверила Анна, пытаясь вскрыть посылку. Она уже сто лет не дурачилась.
— Ладно, шучу. Я всегда был уверен, что у тебя светлая голова… Поэтому я вырезал для тебя пару-тройку статей, которые, думаю, будут тебе интересны. Они все из разных журналов и газет — ответы на письма читателей, которые просят совета в трудной ситуации. Почитай, и ты увидишь, как по-разному отвечают редакторы читателям. Ты увидишь, что всегда есть несколько способов решить одну и ту же проблему. Ты могла бы приятно удивить Пэмми.
— Не стоило так усердствовать, па.
— А может быть, как раз тебе иногда не помешало бы чуть более усердия, Анна. Разве без этого добьешься чего-нибудь в жизни?
Ее отец всю свою жизнь только и делал, что усердствовал. Он представлял партию консерваторов в округе, где большинство жителей были сторонниками лейбористов. Воистину, тут уж без усердия было никак. И усилия Дона приносили плоды. Он не уставал повторять, что с каждым годом консерваторы набирают все больше и больше голосов на местных выборах.
— Ну, все-таки я еще посмотрю, может, найду для тебя еще несколько проблем.
— Не стоит, ты и так дал мне их уже предостаточно.
Образовалась пауза. Тем временем Анне удалось найти ножницы и открыть пакет.
— А, это была шутка, — наконец заговорил отец. — Шутка. Прекрасно.
Из пакета выпала перьевая ручка Анны. Там же была и записка: «Ты забыла у меня вот это. В конце концов я сдала комнату своей подруге. Извини. Надеюсь, у тебя все в порядке. Успехов, Соня».
— Давайте все превращать в шутку, — расстроенным тоном произнес Дон, — и все будем только шуточки шутить.
Все эти длинные, блестящие коридоры были одинаковыми. Последний этаж, где находился офис и проходила запись передачи «SOS!», ничем внешне не отличался от любого другого в здании. Автомат для кофе был таким же, как и на третьем этаже, так что Анна, как обычно, могла начать день стаканчиком кофе с молоком и сахаром. Она миновала длинный ряд дверей, но нигде не увидела таблички «SOS!». Впервые за годы работы на «Радио-Централ» она заблудилась. Она в десятый раз проходила мимо одного и того же офиса за стеклянной перегородкой. Сидящая там женщина наблюдала, как Анна прошла мимо раз, другой, третий…
— Мне нужен офис «SOS!», — сказала Анна, но женщина не слышала ее через толстое стекло.
— Я не могу читать по губам, — улыбнулась она Анне, заглянувшей в офис. — Теперь все делается из двойного стекла.
— Вы не знаете, где находится офис «SOS!»?
— Угу, — оживилась женщина, радуясь, что наконец кому-то понадобилась. Она надорвала зубами обертку «сникерса».
«Должно быть, сидит здесь, в этих стеклянных стенах, уже целую вечность», — подумала Анна. Женщина откусила шоколадный батончик, на ее стол упала ореховая крошка.
— Ну, ты попала в бухгалтерию, — сказала она.
— Извините, вы случайно не знаете?..
— Конечно. Они специально делают все так, чтобы запутать, верно?
— Да уж, — вежливо улыбнулась Анна, старательно скрывая нетерпение и досаду.
Женщина вытащила из нижнего ящика стола пачку бумаги формата A4. «Она собирается нарисовать мне, как туда пройти», — подумала Анна. Женщина захихикала и пробормотала:
— Наблюдая за тем, сколько раз ты прошла мимо меня, я подумала, что у меня опять начинается…
— Извините, я лучше пойду. — Анне уже становилось не по себе.
— Что ты, что ты, мне это только в радость, — сказала женщина, опять кусив «сникерс». — Я просто радуюсь, что не свихнулась, — хихикнула она. — Опять.
Последнее слово повисло в воздухе между ними.
— Тааак… — беззаботно протянула женщина, как будто люди каждый день сходят с ума по нескольку раз. — Вот, возьми. Если потеряешься еще раз, то всегда сможешь найти меня здесь. Просто спроси Сару.
Анна улыбнулась и в ту же секунду забыла ее имя. Она взяла нарисованную схему. Затем опять спросила дорогу, теперь уже у проходившего мимо мужчины, высокого красивого брюнета в светло-зеленом костюме.
— Извините, я…
— Заблудились? — подсказал он мягким голосом.
Он предложил показать Анне дорогу.
— А зачем вам в «SOS!», — поинтересовался он. — Кстати, меня зовут Шон. — Он протянул Анне руку.
Шон объяснил, что сначала им надо будет пройти через два других офиса. Анна пожала сильную руку Шона и последовала за ним через «Отдел разработок».
— Здесь они создают так называемые идеи, — тихо прошептал он Анне на ухо. — Хотя любая приличная секретарша выдает такие идеи практически каждый день. — Шон улыбнулся кучке секретарш.
— Я уже столько лет работаю на «Радио-Централ»… оператором, — сказала Анна, стараясь не отставать от него. — Так глупо, что я не смогла найти дорогу, — пробормотала она, когда он провел ее мимо охранников.
— Ничего страшного. Я вообще не понимаю, зачем Дункану потребовался отдельный кабинет, — уверенно произнес Шон. — Надо, чтобы все работали в одном месте и без перегородок.
— Вам, наверное, надо было совсем в другую сторону?
— Как раз нет. Я гость месяца в программе «SOS!». Так что, очевидно, мы будем работать вместе.
— Вы ведете программу вместе с Пэмми? Здорово. А как ваша фамилия?
— Всего лишь на месяц. Они сейчас как раз представляют мою тему — преодоление прошлого. — Он улыбнулся. — А фамилия моя — Харрисон, — сообщил он, подходя к двери с табличкой «SOS!».
Шон Харрисон.
Пэмми Ловенталь сидела на просторном письменном столе. Ее толстые ноги были обтянуты колготками цвета темного загара.
— Не торопись, — медленно сказала Пэмми, пока Анна пыталась пристроить свой стаканчик с кофе.
— Э-э-э… Это мой стол?
— Ну, не я знаю, как там, у Джимми Сэлада, — произнесла Пэмми с легким американским акцентом, — но мы стараемся не распределять столы в «SOS!». Мы здесь не отгораживаемся и не метим свою территорию. Хотя, дорогая, там лучше не садись. Я называю это место столом идей.
— Ой, хорошо.
— Иди сюда, присядь рядом со мной. Возьми стул. Сегодня утром ты можешь следить за всем, что я делаю.
Анна подхватила свой неустойчивый стаканчик с кофе. Она прекрасно знала, что незакрепленные столы означают, что все, кроме начальства, могут остаться без рабочего места. Она подтащила стул к столу, который, вне всяких сомнений, принадлежал Пэмми. Ошибиться было невозможно. На всем проступала ее печать. Например, на плюшевом мишке, на животе которого было вышито имя Пэмми, на стэплере, сверху которого была приклеена скотчем бумажка с ее именем. Если бы Пэмми еще чуть более ревностно относилась к «своей территории», то ее стол был бы обнесен рвом, а вокруг стояла бы вооруженная охрана.
— Итак, Анна. Возможно, ты хотела бы начать с рассказа о том, почему ты опоздала. В свое первое рабочее утро. Не самый лучший способ начинать работу на новом месте, а?
— Э-э-э, я…
— Ну, продолжай, — перебила ее Пэмми. Она подняла руки и опустила их опять на колени. Ее глаза свирепо блеснули. — Мне очень даже интересно.
То, что обычно называют молочными железами, у Пэмми скорее было одной огромной грудью. Анна не могла себе представить, что эта глыба под Свитером может быть разделена на две части без помощи грубой физической силы. Но никто никогда не посмеет применить силу по отношению к Пэмми Ловенталь. Анна заставила себя отвести взгляд от груди Пэмми и посмотреть на ее лицо. Сначала она увидела приглушенного темно-красного цвета помаду. Затем рот, который выглядел так, будто его недели две продержали в холодильнике.
— Я не могла… — Анне никак не удавалось придумать благовидную причину.
— Видишь ли, Анна, меня это очень даже волнует. Почему ты опоздала на работу в свой первый день? Мне кажется, это демонстрирует неуважение ко мне, к программе. Но больше всего, мне кажется, это свидетельствует о твоем неуважении к самой себе.
Ее голос звучал так, что казалось, она вот-вот расплачется или запоет. Мирна, естественно, сказала бы, что у Анны появилась проблема во взаимоотношениях с начальством. Но, слушая голос Пэмми, чья вежливость граничила с истерикой, Анна подумала, что скорее наоборот — у начальства проблемы с Анной. Обычно начальство говорило ей вот что:
«А вы вообще слышали, что я сказал?»
«Эта глупая улыбка вам не поможет».
«Ауу, Анна, вы опять витаете в облаках?»
«Вы что, думаете, все происходит само собой?»
«Это было всего лишь замечание, а вы ведете себе, как малое дитя».
«Я к вам обращаюсь, а не сам с собой разговариваю».
— Я знаю, что у тебя есть опыт работы по приему телефонных звонков. Хотя у меня и нет времени на «Час Джимми Сэлада». И на самого Джимми тоже, раз уж мы об этом заговорили. Но не будем углубляться в мои личные чувства. Так вот, основное отличие между моей программой и программой Джимми в том, что мне люди звонят, потому что у них проблемы.
Пэмми так растянула слово «проблемы», будто его звучание доставляло ей удовольствие.
— «SOS!» — это не развлекательная передача. К звонящим надо относиться с должным уважением. Анна, пусть я твой босс, но я тоже заслуживаю уважения. Я тоже человек Только из-за того, что я твоя начальница, на этой передаче, в данной конкретной ситуации не означает, что….
Анна рассеянно уставилась на ряд книг в ярких твердых переплетах, расположенных над головой Пэмми. Там же висели и фотографии, которые уже начали выцветать на свету. На одной ее новая начальница рядом с Шэннен Доэрти[13] («встреча Пэмми со звездами “Беверли-Хиллз 90210”»). На другой она пожимает руку бывшему премьер-министру («встреча Пэмми с Джоном Мэйджером. Хоув, 1991»). Далее шла «церемония вручения наград за благотворительность 1995». На этой фотографии каждый держал в руках табличку, сделанную в форме открытой ладони. Пэмми стояла с краю в группе знаменитостей, включавшей герцогиню Йоркскую и Кэрол Смайли[14].
— Анна, ты поймешь, что я современный руководитель. Я предпочитаю, чтобы все, начиная с Майка, нашего продюсера, и заканчивая тобой, звали меня Пэмми. Я за то, чтобы в офисе был дух товарищества. Но я не потерплю от своей команды грубости, лени, эгоизма, опозданий или нетерпимости.
Оказалась, что ее команда включала в себя молодого человека, которого Анна знала и ужасно боялась встретить когда-нибудь снова. Она увидела, как он вешает свой плащ на самый большой крючок, где уже висела ее куртка. На крючок не помещалось две вещи одновременно. Куртка Анны боролась с плащом молодого человека. Эта была борьба за выживание, и плащ победил. Куртка Анны свалилась на пол.
— Это Майк, твой непосредственный начальник, — улыбнулась Пэмми.
Майк проигнорировал упавшую куртку и медленно прошел к своему столу с таким видом, будто в этом и заключалась его работа. У него было великолепное тело, на нем была футболка специально, чтобы подчеркнуть это. На его мощной груди красовалась надпись «СДЕЛАНО НА ВЕКА». Мускулы, как червяки, двигались под кожей его рук. Внезапно сменив тон, Пэмми пропищала:
— Итак, Майк, давай устроим совещание. Расскажи нам, чем мы занимаемся.
Анна уже была знакома со своим непосредственным начальником. Она не только успела с ним повстречаться до этого, но и произвести на него жуткое, неизгладимое впечатление.
— Э-э-э, мы уже знакомы, — улыбнулась Анна.
Она наблюдала, как Майк бросил на стол пластиковый пакет, разрывающийся от огромных тяжелых книг, и большое яблоко.
— Привет еще раз, — Анна сделала вторую попытку, но он опять проигнорировал ее.
Майк взял ярко-красное яблоко и впился в него зубами. Анна слегка смутилась, когда под ними обнажилась белая мякоть фрукта, но она продолжала ему улыбаться, размышляя о том, собирается ли Майк напомнить ей о своей расовой принадлежности, как он это сделал на прошлой неделе, в пятницу.
В пятницу Анна обедала в столовой с Джимми Сэладом. Они говорили о том, что «Радио-Централ» следует расширить аудиторию слушателей. Вернее, Джимми рассуждал, а Анна слушала.
— Мы должны работать на все социальные группы населения. Должны быть передачи и для азиатов, и для евреев. Глупo, что мы рассматриваем слушателя, как простого среднестатистического…
— И для других групп. — Анна перебила его только потому, что увидела чернокожего мужчину, который уставился на них. Это был Майк. Анна догадалась, что для Майка речь Джимми попахивает расизмом. Хотя сам Джимми тоже принадлежал к этническому меньшинству — он был наполовину китайцем.
— Да, конечно, и для других национальностей, — согласился Джимми. Например, для японцев. Могу поспорить, что эту аудиторию тоже можно заинтересовать.
— И для чернокожих. Чернокожих британцев.
— Я не верю своим ушам, — наконец произнес Майк, бросая вилку на стол. — Как будто все мы, чернокожие, — одна-единая группа!..
— Мне кажется, что Джимми не хотел… — начала было Анна.
— Я говорю не о нем, а о вас.
Анна понимала, что все взгляды в столовой прикованы к ней. К ней, которая терпеть не может привлекать к себе внимание. Правда, это никогда не мешало Дону Поттеру на протяжении всего ее детства таскать Анну с собой в машине, на крыше которой был закреплен мегафон. «Голосуйте за консерваторов! Голосуйте за консерваторов!» Анна сидела на заднем сиденье и делала вид, что ни призывы, ни сидящий за рулем отец не имеют к ней никакого отношения.
— Я так полагаю, сейчас вы боитесь, что я могу вас ударить? О нет, не говорите, что я шизофреник…
— Успокойтесь, — перебил его Джимми. — Перестаньте.
— Не успокоюсь. Я не могу равнодушно смотреть на этот явный, наглый расизм.
Анне казалось, что она вдруг превратилась в одну из женщин, живущих в исключительно белом городке графства Суррей, которые носят высокие пышные прически и голубые блузки с застежкой на груди. В бытность студенткой Политеха Анна ходила на сотни демонстраций против апартеида. В школе она завидовала Притти Пуньяу, которую никогда не заставляли есть школьные обеды: порцию ледяного пюре с комками и мелко нарезанную говядину с овощами, от которой во рту оставался металлический привкус.
— Вы не поняли, я имела в виду… — попыталась вставить Анна.
— Конечно, нас же невозможно различить…
«Я ведь и сама наполовину валлийка», — неожиданно подумала Анна.
— Да? Так кто же, по-вашему, я? Африканец или ямаец?
— Ямаец?
— Вот видите! — с видом победителя произнес Майк. — Вы даже не можете различить. Вот в этом-то и проблема с такими, как вы. Это настолько уже укоренилось, что вы даже не замечаете своего расизма.
Он поднялся и с грохотом поставил свой поднос сверху на стопку грязных. Подносы задребезжали ему вслед, словно аплодируя.
Анна обнаружила, что присутствует на совещании, однако никак не могла понять, когда именно оно началось. Может, оно началось, когда Майк передвинул стул поближе к столу и сел наискосок от Анны, значительно сузив ей обзор? Или когда Пэмми произнесла: «Ну что, Майк, расскажи нам, чем ты занимался на выходных?» Анна уставилась на спину Майка с надписью «РОЖДЕННЫЙ ПОБЕЖДАТЬ». Она надеялась, что когда-нибудь Майк позволит ей объяснить, что произошедшее в столовой в пятницу было случайностью, и, возможно, у нее действительно имеются какие-то неосознанные предрассудки, развивавшиеся за многие годы под влиянием социальных условий. Тем временем Майк рассказывал о своих выходных, о том, как они с Фрэнни водили Шарлоту на «Почтальона Пэта». Фрэнни потеряла контактную линзу в буфете. Анна сидела и улыбалась или делала участливую мину во всех соответствующих местах по ходу рассказа, пока до нее не дошло, что у Майка с Пэмми может создаться впечатление, будто она подслушивает. Конечно же, Анне не полагалось знать о том, что у Фрэнни прогрессирующий рак груди, или о том, как строители напортачили с ванной. Она уже собиралась пересесть за другой стол, когда Пэмми обратилась к ней: — Ну, что, ничего не скажешь, приятные выходные. Ну, Анна, а что ты думаешь по поводу нашей темы этого месяца? Преодоление прошлого.
Анна задумалась, пытаясь сообразить, что бы такое ответить.
— А, да, — наконец-то произнесла она, доставая из сумки ручку, чтобы прибавить себе уверенности. — Я в коридоре познакомилась с Шоном Харрисоном и…
Но уверенность улетучилась, а когда такое происходило, у Анны не получалось говорить законченными фразами.
— А мы уже сегодня начинаем «преодоление прошлого»? — спросила она.
Все смотрели только на нее. Пэмми передвинула на своем столе несколько фотографий. И вдруг резко произнесла:
— Ну что ж, ладно, раз у тебя и впрямь нет своего мнения по этому поводу.
На несколько секунд в комнате воцарилась тишина.
— Микки, объясни, пожалуйста, Анне, чем занимается наша передача. Похоже, она понятия не имеет, что такое проблемы, — сказала Пэмми, со злостью хватая с правого угла стола стопку бумаг. Она переложила стопку на левый угол стола и пробормотала: — Какого черта они прислали мне оператора из передачи про шоу-бизнес? Да еще от Джимми Сэлада… О, боже!
— Наша передача делится на темы, — начал объяснять Майк. — Тема этого месяца — преодоление прошлого. В прошлом месяце была — депрессия. Так что если кто-то позвонит насчет депрессии, знай, что его соединять не надо.
— Мы занимались этим в прошлом месяце, — подчеркнула Пэмми.
— Да. Говори им, что мы полностью рассказали им все в августе. Соль лития, прозак[15], амфетамин[16], самоубийства, патологические нарушения — все это мы обсудили до мельчайших подробностей. Этой теме была посвящена целая передача, и мы не хотим возвращаться к ней снова.
— Ладно, Микки. Давай про преодоление прошлого, — велела Пэмми, надевая очки.
— Хорошо. Тема сентября — преодоление прошлого, то есть способность человека вычеркнуть из своей жизни какой-то эпизод, — сказал Майк, подавшись вперед, — суметь поставить финальную точку, чтобы двигаться дальше…
— И все такое прочее, — вставила Пэмми, чтобы было более понятно.
— И так далее. Да. В этом месяце программу вместе с нами будет вести доктор Шон Харри-сон. Конечно…
— Я так рада, что Шон опять с нами, — сказала Пэмми. Она сняла очки и засунула изжеванную дужку в рот. — Нам надо привлекать как можно больше врачей. Больше квалифицированных медиков.
— Что нам нужно, так это больше чернокожих, — пробурчал Майк. — В любом случае, Шон — не врач, а психолог.
— Ну и что, даже если так. Он может говорить на любую тему, и я скажу тебе еще кое-что: тот факт, что он так потрясающе хорош собой, вовсе не повредит нашей передаче. Я права, зайчик?
— Пэмми, это же радио.
— Радио-херадио… Это — миллениум!
Какое-то мгновение Майк с отвисшей челюстью переваривал очередную теорию Пэмми. А потом захохотал.
— Вы с Шоном были просто бесподобны, ну, когда позвонила та женщина…
Он опять засмеялся, не в силах продолжать. Анна время от времени поглядывала на свой стаканчик с кофе — оттуда стала просачиваться жидкость.
— О чем это ты? — запищала Пэмми с притворным недоумением. — Когда? Что-то не припомню. Так когда же?
— Когда позвонила женщина и пожаловалась, что у нее бородавки на гениталиях. Ну, помнишь, та, которая бросила мужа и поехала в Африку участвовать в создании женского движения. И ты сказала…
— И что я сказала? — Она посмотрела на Анну. — Знаешь, хоть убей, ничего не помню!
— Ты сказала: «Ну, милочка, если уезжаете сеять просвещение в другую страну, стоит ли удивляться, что вы привезете оттуда домой не только рецепты местной кухни».
— А-а, — разочарованно отозвалась Пэмми. Было ясно, что она ожидала услышать что-нибудь более забавное. — Теперь вспомнила. Так… Может, нам тогда приглашать Шона каждый месяц? Конечно, если ты дашь нам добро, Майк, — уточнила она и подмигнула Анне.
— Нет, в следующем месяце у нас будет Вильгельм Гроэ. Он у нас будет гвоздем программы, когда мы начнем нашу следующую тему — «счастье за месяц». Надеюсь, что к концу того месяца все наши слушатели узнают, как стать счастливым.
Пэмми рассмеялась и свела колени вместе.
— Будем надеяться, что нет. Иначе мы все останемся без работы.
— Может, оно и так, но в любом случае после него у нас будет Морис Стоу, который весь ноябрь будет рассказывать нам о смерти. И часто ли мы приглашаем таких замечательных чернокожих ребят, как Морис, к нам на передачу? К тому же он написал несколько прекрасных книг о потере близких: «Прощай», восемьдесят седьмого года издания; «И все же улыбаюсь», девяносто второго, об альтернативных способах похорон; «Сохранить память», бестселлер прошлого года.
Анна раздумывала, сказать ей что-нибудь или не сказать. Хоть что-нибудь. Она понимала, что если сейчас ничего не скажет, то вообще уже никогда и ничего не скажет.
— Здорово, — произнесла она наконец, чтобы просто напомнить о своем присутствии.
Но в этот момент ее стаканчик с кофе упал, и его содержимое растеклось повсюду.
Анна была неспособна сформулировать в одной фразе свои собственные проблемы. И тем не менее сегодня она будет выслушивать и сводить к одному слову проблемы других. Нервничая, она сидела в наушниках в ожидании выхода программы в эфир. К счастью, Ру научила Анну правильно дышать. Набирая в легкие воздух, Анна подумала о сегодняшнем обеде с Шоном Харрисоном. Для них двоих не нашлось места за столом «команды», поэтому им пришлось сесть отдельно вдвоем. Выдыхая, она вспомнила слова Шона о том, что он часто чувствует себя лишним, что ему редко удается стать где-либо своим. Анна призналась, что она чувствует то же самое. Хотя вот с Шоном ей легко общаться. (Вдох.) За обедом она услышала, как Пэмми за столом команды с завистью пробурчала: «Смотри, как он обрабатывает эту». (Выдох.) И долетевшие до нее обрывки ответа Майка: «… нравится изображать из себя бога… любит слабохарактерных…»
Теперь она слушала выступление Пэмми о том, как ей нравится эта возможность — свободно импровизировать на радио.
— Радио — это такая интимная вещь, — журчала Пэмми. — Но наш продюсер уже бросает на меня страшные взгляды. Вернусь-ка я лучше к сценарию, пока он не сделал мне выговор. Потому чтооо… Что мы имеем сегодня?..
Анна опять набрала полные легкие. Через стекло студии она видела, как Шон ослабил узел галстука. Обычно ей не нравились мужчины старше ее, особенно с дряблыми складками на шее. Но этот был красив, как кинозвезда, — этакий Харрисон Форд[17], только более темноволосый и еще более сексуальный, — и Анне захотелось расстегнуть на нем белую рубашку. Ее юбка медленно бы соскользнула под его руками, а потом… Она выдохнула, а из наушников полился голос Пэмми:
— Сегодня мы будем говорить о печали. Мы будем говорить о гневе. Мы будем говорить о том чувстве обиды…
Вдыхая, Анна напомнила себе, что надо отменить свидание с Томом. В ее жизни и без Тома предостаточно проблем, с которыми приходится мириться. Например, у нее до сих пор нет CD-проигрывателя, а квартиру приходится делить с Мирной, которая с каждым днем все больше толстеет.
— Сегодня со мной в студии доктор Шон Харрисон. Постоянные слушатели уже знают, что Шон специалист во многих вещах, но его конек — это проблема преодоления прошлого. Привет, Шон!
— Привет, Пэмми.
— Приятно снова видеть тебя с нами. Итак, похоже, что в наши дни это довольно распространенная проблема.
— В самом деле. Пусть выскажутся наши слушатели.
Вчера Анне позвонил Том. Он спросил, не хочет ли она «пойти куда-нибудь» в ближайшее время. Анна согласилась, но только из-за того, что ей очень хотелось, чтобы свидания стали такой же неотъемлемой частью ее жизни, как ежедневная чистка зубов, и потому, что тогда ее мать наконец успокоилась бы. Барбара никогда не могла понять «эту молодежь». Зачем все принимать так близко к сердцу? Неужели на работе у Анны вообще нет молодых мужчин? Она уверена, что есть и что они приглашают девушек в кино или в кафе. А иначе как еще они находят себе жен? Почему Анна никому не позволяет просто пригласить ее на ужин? Неужели так трудно сходить на ужин? Барбара никак не могла понять, что с пятидесятых годов отношения между полами сильно изменились и этикет свиданий теперь совсем иной. Анна не могла сказать матери, что после свидания женщина двадцать первого века должна лечь с мужчиной в постель. Это подразумевалось само собой. Анна считала, что во всем виновата женская эмансипация. В пятидесятых годах сначала выходили замуж, а уже потом ложились в постель. Тогда было намного легче отказать мужчине, чем сейчас. Движение за права женщин помогло всем, кроме самих женщин, считала Анна. Похоже, что в пятидесятые годы женщины были намного счастливее, по крайней мере, судя по рекламе стирального порошка. В наши дни от женщины ожидают современной головокружительной карьеры, при том что никто не снял с нее традиционных женских обязанностей. Она по-прежнему обязана быть привлекательной и внимательно следить за всеми новинками моды.
Она предложила Тому поужинать вместе в среду, самый прозаичный день недели, надеясь, что тогда он воспримет их свидание как банальный ужин. В среду вечером все нормальные люди моют голову или смотрят очередную серию «Коронейшн-стрит». Но Анна согласилась на свидание с Томом до того, как познакомилась с Шоном Харрисоном. Теперь она видела, каким должен быть настоящий мужчина. Мужчина, который умеет так сексуально ослаблять узел галстука.
— Итак, Шон, объясни мне, что же такое «преодоление прошлого». — Просьба Пэмми звучала почти что искренне. — Расскажи простыми словами, так, чтобы любому слушателю, обыкновенному человеку вроде меня, стало понятно.
— Ну, я бы не сказал, что ты обыкновенная, Пэмми.
— Ну, не знаю, не знаю, — рассмеялась Пэмми.
Внезапно она посерьезнела.
— Мне хотелось бы еще раз напомнить нашим слушателям, что я не врач. Не психотерапевт. Это не моя профессия. Думаю, можно сказать так: я всего лишь плечо. Сильное плечо для всех своих радиослушателей, для всех без исключения: высоких и низких, худых и толстых, красивых и не очень, умных или глупых, здоровых и инвалидов. Ну что ж, кажется, я перечислила всех. Одним словом, я беру запуганные в узел нити жизней моих слушателей и помогаю им распутать их… Однако довольно предисловий. Думаю, нам уже пора перейти к нашей сентябрьской теме. Итак, Шон, что же значит «преодолеть прошлое»?
— Преодолеть прошлое значит оставить его в прошлом. Не позволить прошлому и тому, что произошло в прошлом, вмешиваться в настоящее.
— Итак, если что-то плохое произошло с вами в прошлом, то вы просто вычеркиваете это из своей жизни?
— Совершенно верно.
— И как это сделать, Шон?
— Существует несколько способов. К примеру, вы только что разорвали какие-то неприятные отношения и говорите себе: «Ладно, это отравляло мне жизнь. Но больше это не будет меня беспокоить».
Пэмми яростно закивала головой в знак согласия.
— Но ведь это же, наверное, очень сложно сделать? Я сама не раз оказывалась в ситуации, когда отношения с человеком только осложняли мне жизнь, и я это осознавала, но продолжала звонить и звонить ему. Или ты предлагаешь нам избавиться от телефонов?
— Не смейся, Пэмми Возможно, ты страдаешь навязчивым неврозом.
— Серьезно?
— Да. И самим больным совсем не до шуток. Часто женщины, страдающие навязчивым неврозом, не получают необходимой помощи. Им ставят неправильный диагноз, их считают истеричками и слабоумными. Но, на мой взгляд, это серьезная проблема.
Анна, безусловно, страдала навязчивым неврозом.
— И, как и при любом неврозе, задача в том, чтобы научиться управлять им. Я бы предложил тебе в течение нескольких дней сыграть в теле-фонофобию.
— Телефонофобия? — захихикала Пэмми. — Мне это нравится, дорогуша.
— Прячешь куда-нибудь свой телефон, чтобы не было соблазна. И только отвечаешь на звонки. Тактика такая же, как и во всех случаях, когда пытаешься избавиться от дурной привычки. Надо сказать себе: «Я не отказываюсь от него, я все еще люблю его, просто сегодня я не буду ему звонить».
— Так обычно говорят в группах анонимных алкоголиков?
— Да, подход одинаков при лечении любой вредной привычки. Например, курения. Я всегда советую курильщикам поджечь в пепельнице целую пачку сигарет. Посмотрите на весь этот дым, пропитанный никотином, а затем, ложась спать, поставьте ее рядом с кроватью.
— Провести ночь рядом с вонючими бычками?
«Это должно быть омерзительно», — подумала Анна.
— Это омерзительно, — признался Шон, — но срабатывает. Само собой разумеется, что после этого необходимо полностью исключить сигареты из своей жизни. Однако понять, в чем твоя проблема, определить ее — это, конечно же, первый шаг.
— С сигаретами все понятно, но давай вернемся к личным отношениям. Как мне забыть того мужчину? Мужчину, без которого — могу честно тебе признаться, Шон — жизнь мне кажется пустой и бессмысленной.
— Ну, если тебе никак не удается выкинуть его из головы, то вот мой совет: напиши на листе бумаги все те проблемы, которые у вас были, пока вы были вместе. А они у вас обязательно были, иначе ваши отношения не закончились бы.
— Да, ты прав, конечно.
— Затем перепиши этот перечень сто раз.
— Как в школе, когда неправильно написанное слово надо написать сто раз?
— Именно, как в школе. Не поверишь, насколько это действенный способ. Одно то, что ты смогла определить и перечислить все проблемы, и они окажутся у тебя перед глазами, уже само по себе помогает. Я хочу сказать, что сентиментальные воспоминания — это как раз то, что мешает двигаться вперед. Следует избавиться от всего, что напоминает о том человеке: его писем, подарков.
— Но мне нравится перебирать их. Мне они напоминают о том времени, когда я была счастлива…
— Что ж, Пэмми, если ты и впрямь хочешь преодолеть прошлое, то тебе придется пожертвовать этими сентиментальными мелочами.
— Ты прав. Согласна. Это был хороший совет от доктора Шона Харрисона… А теперь в течение часа мы будем отвечать на ваши телефонные звонки. Напоминаю еще раз, что сегодня мы говорим о том, как перевернуть страницу жизни и двигаться дальше. Сегодня наша первая передача на эту тему, но мы будем обсуждать ее весь сентябрь. И напоминаю наш телефон — 0800 678771. Все звонки бесплатные.
Кнопка номер один замигала зеленым светом.
— Здравствуйте, программа «SOS!», — сказала Анна, нажав кнопку на первой линии.
— Алло, это Пэмми Ловенталь?
— Нет, это оператор. Скажите мне, как вас зовут и сколько вам лет.
— Джеки. Нет, Джейн. Мне тридцать шесть. Пусть будет Джеки.
Анна напечатала:
ПЕРВАЯ ЛИНИЯ: ДЖЕЙН.
— Мы будем называть вас Джейн, — бесцеремонно решила Анна.
Ее учили не позволять людям, звонящим на передачу, выплескивать на нее свои эмоции, прежде чем она переведет звонок на ведущего.
В противном случае звонок можно считать пустой тратой времени.
— О чем вы хотите поговорить с Пэмми?
— Я слышала, как Пэмми говорила о плохих взаимоотношениях, — сказала Джейн абсолютно ровным голосом, намного более ровным, чем у самой Анны. — Я сама нахожусь в таких отношениях с марта 1989 года. Мой бойфренд пьет и бьет меня.
«ЕЕ БЬЕТ ЕЕ БОЙФРЕНД», — напечатала Анна.
Индикатор второй линии тоже замигал зеленым светом. Анна переключилась на вторую линию и попросила: «Подождите, пожалуйста, не кладите трубку».
Появился сигнал на третьей линии, и Анна переключилась туда и произнесла то же самое: «Подождите, пожалуйста, не кладите трубку».
Первая линия снова замигала, и Анна переключилась на нее.
— Джейн, я соединяю вас с Пэмми, — сказала Анна.
— Нет, я еще не закончила. — Голос Джейн звучал как-то отстраненно. Создавалось впечатление, что она неслышно разговаривает с кем-то еще, кроме Анны. — У нас четверо детей, а денег практически нет…
«ЧЕТВЕРО ДЕТЕЙ. НЕТ ДЕНЕГ».
— Джейн, я соединяю вас с Пэмми.
Вошел Майк и нетерпеливо спросил:
— Звонки есть? Пэмми уже изнывает от скуки.
— Джейн, я перевожу ваш звонок на Пэмми, — сказал Анна, стараясь не выдать голосом своих переживаний.
— И я только что узнала, что моя пятнадцатилетняя дочь беременна, — ровным голосом продолжала Джейн.
«ДОЧЬ. 15. БЕРЕМЕННА».
— От своего дяди.
— Своего дяди? — Анна слышала, как ее пальцы бегают по клавиатуре, перенося слова радиослушательницы на экран компьютера.
«КРОВОСМЕШЕНИЕ».
— Да, от Пита, — хладнокровно продолжала Джейн, как будто читала компьютерный текст. — Отец Лизы, Роб, хочет теперь убить Пита…
— Анна, нам нужен звонок.
— Джейн, я вас соединяю.
— А так как Роб только освободился из тюрьмы, я…
— Господи, когда я работала оператором, то за это время успевала принять как минимум четыре звонка. Да переведи же ты мне хоть кого-нибудь!
— Джейн, я уже вас соединяю.
— И я хочу спросить у Пэмми, как она думает, может, мне уйти от него?
Анна щелкнула мышью по иконке «отправить», чувствуя, что у нее пылают щеки.
Проблемы Джейн исчезли с экрана компьютера. Она переслала их Шону для решения и вернулась к звонку на второй линии.
— Извините, что заставила вас ждать. Как вас зовут?
ВТОРАЯ ЛИНИЯ: ПОППИ. ЕЕ ПАРЕНЬ УБИТ В ПРОШЛОМ ГОДУ.
Анна ничего не могла с собой поделать, от рассказа Поппи у нее затряслась руки. Конечно, она каждый день читала о таких преступлениях, и все же она была потрясена, когда услышала голос непосредственного участника трагедии. Естественно, каждый день она читала заголовки газет, описывающих все эти ужасы. И все-таки, набирая на клавиатуре историю Поппи, Анна поняла, что раньше она никогда не думала о тех людях, чьи истории стояли за этими газетными заголовками. Может быть, по утрам они ездили вместе с ней в одном вагоне метро или проходили мимо нее на улице. Никто никогда не думает, сколько людей могут оказаться убийцами, одетыми в самые обыкновенные одежды. Ей представилось, как при свете дня они превращаются в таких же, как она сама, шокированных читателей, которым страшно перевернуть страницу газеты и читать дальше.
ТРЕТЬЯ ЛИНИЯ: РЕЙ. БЫВШИЙ АЛКОГОЛИК. ПЫТАЛСЯ УБИТЬ СВОЮ БЫВШУЮ ЖЕНУ.
Она нажала отправить, радуясь возможности стереть проблемы Рея с экрана компьютера.
До сегодняшнего дня Анна считала, что все те кошмары, о которых рассказывает Мирна, существуют только в ее извращенном воображении. Ведь, в конце концов, ничего такого ужасного не происходило ни с Анной, ни с самой Мирной. Теперь же она представляла себе, как кое-кого из мужчин и женщин, которых она встречала на улице или в метро каждое утро, вероятно, только что отерли кровь со своих рук, смыли с себя греховное семя и, как ни в чем не бывало, укрылись за нарядной, модной одеждой. А за каждой закрытой дверью, может статься, сейчас происходит кровосмешение, изнасилование или убийство. Раньше Анна просто не понимала этого.
ЧЕТВЕРТАЯ ЛИНИЯ: СТЕФАНИ. ЕЕ ПАРЕНЬ ИЗНАСИЛОВАЛ ЕЕ ЛУЧШУЮ ПОДРУГУ.
ПЯТАЯ ЛИНИЯ: ДОННА. ОТЕЦ СКЛОНЕН К НАСИЛИЮ. СЛЕДУЕТ ЛИ ЕЙ ПОЗВОЛЯТЬ ЕМУ ВИДИТЬСЯ С ВНУКАМИ?
Теперь Анна знала, через что проходит большинство людей, когда приходят домой. Там их ждут мужья, которые избивают их до полусмерти, или любовники, которые жестоко обращаются с их детьми «в воспитательных целях».
Снова нажав первую линию, она услышала, как Пэмми обратилась к Шону за советом для Стефани:
— Шон, как Стефании избавиться от чувства гнева?
Анна испугалась за Шона, она знала, что у него не найдется ответа на этот вопрос. На этот вопрос нет ответа. Но Шон с легкостью ответил на него. В его устах жизнь казалась такой простой штукой.
ПЕРВАЯ ЛИНИЯ: ДЖУДИ. ЧУВСТВО ВИНЫ. ДЕТИ ОТПРАВЛЕНЫ В ИНТЕРНАТ. КАК ЕЙ ПРЕОДОЛЕТЬ ПРОШЛОЕ?
ВТОРАЯ ЛИНИЯ: ПИППА. КРЫСЫ В КВАРТИРЕ. БЕДНОСТЬ ЗАСТАВИЛА ВОРОВАТЬ В МАГАЗИНАХ. МУЖ ШИЗОФРЕНИК. СЛЕДУЕТ ЛИ ЕЙ БРОСИТЬ ЕГО?
До Анны дошло, что когда-нибудь ее нынешняя жизнь закончится и начнется другая, это всего лишь дело времени. До сих пор она вела себя по-умному — не выходила замуж за душевнобольного и никогда, даже временно, не жила в многоэтажном доме, кишащем крысами. Она почувствовала себя виноватой, когда перевела звонок Пиппы на Пэмми. Как сможет Шон максимум за две минуты ответить на все ее вопросы? Но он справился.
ТРЕТЬЯ ЛИНИЯ: КЭРОЛ. КОРМИЛА УТОК В ПАРКЕ. СЕКСУАЛЬНЫЕ ДОМОГАТЕЛЬСТВА СО СТОРОНЫ НЕЗНАКОМЦА С ЖЕЛЕЗНЫМ ПРУТОМ. ЖИЗНЬ РАЗБИТА. КАК ЕЙ ЗАБЫТЬ ЭТО?
Если бы Анна была в парке, просто шла через парк в тот самый день и остановилась бы покормить уток, как она обычно делает, то сейчас ее жизнь была бы совершенно разрушена. В то время как она бросала бы размоченный хлеб в жадно открытые рты и мечтала о встрече с мужчиной, хотя бы отдаленно напоминающим идеал, с ней могло бы произойти то же самое. К ней сзади тоже мог бы подкрасться мужчина с железным прутом и затащить ее в кусты. Что бы она смогла поделать, когда его грязное тело с расстегнутыми штанами прижалось бы к ее телу?
Казалось, что только Шон знает ответы на эти вопросы.
ПЯТАЯ ЛИНИЯ: АННЕТТА. БРАТ ПОГИБ В АВТОКАТАСТРОФЕ ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД. КАК ЕЙ ПЕРЕСТАТЬ УБИВАТЬСЯ ПО НЕМУ?
Некролог Анны напечатали бы мелким шрифтом внизу на четвертой странице местной газеты, если бы ее машину вдруг сбили в то время, как она делала разворот в месте, где поворот направо запрещен. Правый поворот на пути в супермаркет — там можно легко расстаться с жизнью. Окажись она в том месте в роковую минуту, до сих пор феноменально везучая, настроившись на волну «Душа FM», какой-нибудь грузовик преспокойно мог бы потерять груз прямо перед ее машиной, и это заставило бы ее резко вильнуть в сторону и… Или двумя секундами раньше ее поезд мог бы столкнуться с другим поездом и…
По крайней мере, Шон приехал бы, чтобы заботливо собрать то, что от нее осталось.
ПЕРВАЯ ЛИНИЯ: КЛЭР. ПОПЫТКА САМОУБИЙСТВА ПОСЛЕ ТОГО, КАК ЗАСТАЛА СВОЮ ЛУЧШУЮ ПОДРУГУ В ПОСТЕЛИ СО СВОЕЙ МАТЕРЬЮ.
Каждый раз, когда Анна переводила звонок, она ловила на себе взгляд Шона. Хотя она знала, что он отвечает на телефонные звонки, ей все равно казалось, что Шон обращается к ней лично. Казалось, что он видит ее насквозь.
— Попытка самоубийства — это не выход, Клэр. На самом деле, наоборот, — это создает еще больше проблем, только другого рода…
Наконец все линии были заняты, и Анна могла передохнуть. Она видела, как Шон мотнул головой, откидывая назад упавшую на глаза челку. Она слушала, как он распутывает тугие узелки чужих жизней.
— Все мы хоть раз в жизни да задумываемся о самоубийстве, правда, Шон? — спросила Пэмми. Ее голос выражал сочувствие. А может быть, Анне только так показалось из-за того, что их разделяло стекло.
— Не знаю. Разве это так?
— Знаете, мне уже легче, — сказала Клэр, — просто оттого, что поговорила с вами.
— Клэр, тебе, должно быть, очень больно, даже…
— Очень больно, Клэр, — вмешалась Пэмми. В ее голосе слышалась усталость. — Но директор студии убьет меня, если мы с вами не прервемся на рекламную паузу. Ты сможешь подождать?
— Да, — ответила Клэр.
— Хорошо. Ой, нет.
Майк, стоя напротив Пэмми, провел пальцем по горлу, затем показал на часы и одними губами прошептал: «Новости».
— Ну что же, Клэр, я надеюсь, мы действительно смогли тебе помочь, — сказала Пэмми. — Я просто не сообразила: оказывается, у нас уже почти не осталось времени, а я не смогу совершить чудо за оставшиеся пять секунд. Мне требуется чуть больше времени. Клэр, миленькая, держись. Помни, что жизнь — как кожаные туфли: стоит их только почистить, и они опять засверкают, как новые. А если за ними не ухаживать, они быстро сносятся. А мы встретимся с вами завтра и попробуем взглянуть на проблему немного с другой стороны. В этом нам поможет доктор Шон Харрисон, наш особый гость, который будет с нами весь сентябрь.
После окончания передачи ее обсуждение длилось больше трех часов. По мнению Анны, оно больше походило на приватную беседу, вынесенную на публику, так как Пэмми с Майком обсуждали троих нынешних кавалеров Пэмми. Когда Анна сообщала итоги этого «совещания» Мирне, ей удалось выразить их всего лишь в двух фразах:
ПЭММИ, ведущая: «Не было ни одного хорошего звонка. Помните, у нас развлекательная программа».
МАЙК, продюсер: «Слишком много звонков по поводу депрессии. Депрессия у нас была в прошлом месяце».
— А ты еще меня спрашиваешь, почему я отказываюсь работать в офисе? С высшим ли ты образованием или без образования вообще — роли не играет, — мрачно заключила Мирна, уминая последнее яблоко из запасов Анны. — И тех и других запихнули в офисы и заставили отвечать на телефонные звонки.
— Угу, — согласилась Анна.
— Эта женщина, Пэмми, кажется, большая стерва, — заметила она и откусила яблоко. — Это из-за нее ты пошла и нализалась с этим парнем, Шоном?
— Нет, я пошла и нализалась, потому что, должна признаться тебе, Мирна, ты права, жизнь и правда такое дерьмо… Эти сегодняшние звонки…
— Ну, и о чем они были?
— Ну, у одной женщины в прошлом году убили ее мужчину, и она до сих пор…
Мирна фыркнула:
— И по-твоему, это проблема? Пусть люди сначала попробуют пережить войну, а уже потом рассуждают о проблемах.
Шон сказал, что проблемы есть у всех. Самое главное — это суметь определить их. Только что Шон купил Анне еще один бокал вина и задумчиво посмотрел на нее. Он пригласил Анну, Майка и Пэмми в паб, чтобы пропустить по стаканчику после рабочего дня. Но согласилась одна лишь Анна. Майку нужно было разобраться с бардаком в ванной, а Пэмми нужно было разобраться с бардаком в отношениях со своими кавалерами. У Пэмми их было трое: Брюс, Борис и Арчи. Брюс вел передачу во второй половине дня. Его работа заключалась в том, чтобы обеспечить оживленную дискуссию. Брюс постоянно провоцировал слушателей на спор и обзывал их идиотами, если кто-то вдруг осмеливался предположить, что он может ошибаться, комментируя международное соглашение о морских границах или индекс конвергенции европейской валюты.
— Я экономист, работаю консультантом правительства, и я звоню, Брюс, чтобы сказать, что вы не совсем правы касательно…
Это служило для Брюса сигналом, чтобы отключить звонящего и мгновенно пустить в эфир заставку-песенку: «Я идиот, я идиот, я полный идиот!»
То и дело до слуха Анны долетали обрывки многочисленных разговоров Пэмми с Майком, с директором студии, с секретаршей и работниками столовой, из которых она сделала вывод, что с Брюсом у начальницы длительные отношения, с Арчи — непродолжительные, а с Борисом они то сходятся, то расходятся. Хотя Анна уже видела безобразного Брюса с ярко-красной нижней губой, выглядывавшей из зарослей бороды, словно маленький зверек, она все равно завидовала начальнице. Впечатляло само количество мужчин, чьи имена постоянно были у Пэмми на языке: Брюс, Борис, Арчи. Подобная зависть была знакома Анне еще в школе, когда имена любимых мальчиков было принято писать красной пастой на обложках школьных тетрадей. Тетрадки Джастин пестрели мужскими именами. У Анны же было написано всего два имени — Эрол и Лии. Так звали участников одной соул-группы восьмидесятых годов, то есть, попросту говоря, любимые парни Анны были плодом ее воображения.
— Нет, у меня нет проблем, — сказала Анна Шону, от вина у нее кружилась голова. — Никаких проблем, по сравнению с теми, кто звонил сегодня. Я имею в виду Клэр или ту, Стейси.
— Клэр?
— Это та, которая обнаружила свою мать в постели с другой женщиной, а потом пыталась покончить с собой.
— А, помню. А другая? — спросил он со смехом. — Извини, но у меня короткая память.
— Стейси?
— Да, а у нее что?
— Ее отец решил стать женщиной.
— Помню, — медленно произнес Шон.
— Ну вот, теперь видишь?
— Дело в том, что ты не можешь оценить, насколько тяжелы проблемы.
— Понимаю. Но мне кажется, что, по сравнению с ними, мне просто не на что жаловаться, — горестно проговорила она.
— Ну, а ты сама абсолютно счастлива? — вдруг спросил он, снова поправив челку, все время спадающую ему на глаза.
Его длинные ноги почти касались под столом ее ног, и то ли вино ударило Анне в голову, то ли ее охватило желание.
— Нет… — призналась она.
— Проблема в том, что многие люди никогда даже не слышали таких слов, как «этническая чистка» или «резня», не говоря уже о том, чтобы обсуждать эти темы, — сказала Мирна, поедая лакричные конфеты из вместительного пакета и глядя в телевизор, где домашние животные соревновались между собой за почетные награды.
— Ну и что? Я тоже не хочу об этом слышать, — ответила Анна, одним глазком наблюдая за кроликом, которому присудили золотую медаль за «волю к победе». — Можешь называть меня бесчувственной, но…
— Значит, вот что для тебя счастье — спрятать голову в песок, как страус, и пялиться в ящик?! — возмутилась Мирна, пялясь в ящик и разгрызая леденцовую оболочку очередной конфеты.
Они обе на секунду прислушались к происходящему на экране — студия аплодировала кролику.
— Да какое там счастье… — покачала головой Анна, которая до разговора с Шоном даже не подозревала, насколько она несчастна. — У меня все плохо.
— Итак, в чем проблема? — спросил Шон, заказав ей еще один бокал белого вина. — Карьера? Деньги? Здоровье? Семья?
— Да нет, дело не в этом… Мне не сформулировать это одним предложением, — ответила Анна. Выражение лица Шона внушало ей беспокойство. Он смотрел на нее так, как будто она пыталась не найти ответ, а наоборот — скрыть от него правду.
Шон не мог не разочароваться, узнав, что мать Анны все еще замужем за ее отцом, что Анна в состоянии оплачивать свои счета и что она гетеросексуальна. При его большом опыте психолога, ему наверняка встречались женщины с запутанными историями и серьезными проблемами, и его, вне всяких сомнений, больше интересовало исследование женской души, а не женского тела.
— Новая работа? Мужчина? — допытывался он.
Анна все никак не могла решить, стоит ли рассказать Шону о НЕМ или о Томе. Но его обеспокоенное выражение лица убедило ее не делать этого. Проблемы с мужчинами — это так банально! Вот если бы у Анны было проблемное прошлое или хотя бы проблемное настоящее. Однако жизнь ее медленно текла день за днем. Часто она отправлялась за покупками, просто чтобы убить время.
— Скорее это чувство, что… что все вокруг…
— Немного серое и скучное? — спросил он, подавшись вперед. От него пахло мудростью — книгами в кожаных переплетах и шелковыми галстуками, хотя, может быть, это был просто запах лосьона после бритья. — Чего-то недостает?
— Да, — сказала она, слегка переусердствовав с радостью в голосе. Он нашел, в чем ее проблема! — Точно! Чего-то недостает. Все как-то слишком гладко.
— Видишь? Вот мы и продвинулись немного вперед в определении твоей проблемы.
— Но мы не можем говорить только обо мне. Я уверена, что тебе уже надоели проблемы всех окружающих. Давай лучше поговорим о тебе.
— Не надо все время задвигать себя на второй план. Я заметил, что ты все время это делаешь.
Анна с удивлением посмотрела на него. Быть может, она просто захмелела от вина, но у нее было такое ощущение, что этот высокий загадочный брюнет следит за ней уже много лет, а она никогда этого не замечала. Пока она сидела вот так рядом с ним, за одним столом, его ноги рядом с ее ногами, его колено касается ее колена, Анне казалось, что Шон понимает не только ее, но и любую женщину в этом мире. Не то что ОН; как-то раз, после вечеринки, он даже не сумел отыскать ее старое пальто, лежавшее на кровати в куче других.
— Ты так думаешь?
— Уверен.
— Правда? Может, это было… Ладно, неважно…
Анна замолчала и уставилась на свои коленки. Почему-то ей очень хотелось поговорить не о НЕМ или Томе, а о Соне, чью квартиру она смотрела в субботу.
— Может, что? — спросил он, и его зрачки расширились.
— Да так. Ничего. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Нет, давай договаривай.
— Ну, просто я ходила смотреть одну квартиру на прошлой неделе. И все вроде шло хорошо. Эта женщина, Соня, искала жилицу, мне показалось, что я ей понравилась. Я хочу сказать, мне кажется, я все делала правильно. Но когда я уходила, то услышала, как она говорит по телефону, что я какая-то не такая, что у меня какие-то проблемы, что-то в этом роде.
— Я же тебе сказал, что проблемы есть у всех, — спокойно заметил Шон. — Я уверен, что и у твоей Сони тоже есть проблемы.
— Вряд ли, — рассмеялась Анна. — Ты просто не видел, какая у нее квартира. И какая фигура.
Пока Мирна закидывала в рот лакричные конфеты, Анна пыталась выбросить в мусорное ведро макароны. Однако крышка на ведре никак не закрывалась, так как оттуда торчали одноразовые салфетки и банки из-под томатного супа. Болтающаяся крышка и ведро напоминали ей разинутую пасть собаки, из которой вот уже час капал томатный суп цвета запекшейся крови.
— По-моему, первый кролик был лучше, — сказала Мирна, переключая канал.
— Ага.
— У тебя с этим Шоном что-нибудь было?
— Нет, пока ничего.
Анна все еще пыталась вытряхнуть остатки макарон в ведро, но оно сопротивлялось. Она уже вытащила несколько суповых банок, чтобы освободить место, и составила их на полу. Может быть, завтра она сдаст их в утиль — а пока засунет их в другой пакет и поставит в комнате. Мирна тем временем смотрела по телевизору, как двое мужчин смотрят телевизор.
— Если эти люди считают, что это и есть плохое поведение, то им стоит посмотреть на Грегори, — сказала она и выключила телевизор.
— Это классический случай, — произнес наконец Шон.
— Что? — улыбнулась Анна. — Шон, я так не думаю. Ты просто слишком много работаешь в последнее время, — игриво произнесла она. — Ты написал слишком много книг на эту тему.
— Я серьезно. Ты — классический случай. Тебе надо позвонить этой Соне и спросить, почему она так сказала.
— Я не могу этого сделать.
— Иначе ты так никогда и не узнаешь, разве не так?
— Я не буду ей звонить. А то она решит, что я еще более странная…
— Нет, она так не подумает. Если она такая самодостаточная и самоуверенная, как ты утверждаешь. Такой образ мышления не появляется сам по себе. Возможно, она вырабатывала его годами и, судя по всему, под руководством хорошего психолога. Наоборот, если ты ей позвонишь, то она начнет тебя уважать.
Несколько минут они играли в словесный пинг-понг. Анна твердила «нет». Шон повторял «да». Но потом Шон прекратил игру. Он откинулся на спинку стула, окинул бар взглядом, как будто искал другие, более интересные лица.
— Хорошо, пусть все остается по-прежнему. Но я буду больше уважать тебя, если ты это сделаешь, — сказал он и потянулся за своим пиджаком, висящим на спинке стула. — Извини, мне пора идти.
— Ладно, — сказала Анна тихо.
— Ты не должна позволять, чтобы тебя постоянно что-то грызло. Понимаешь? Ты должна давать выход чувствам, иначе они будут разрастаться внутри тебя, как злокачественная опухоль. Я хочу сказать, жертвой становится только тот, кто сам позволяет себе быть ею. Господи, Анна, если ты хочешь вернуть себе самоуважение, то научись контролировать ситуацию. И действуй! Именно это меня и бесит в «SOS!». Люди звонят, жалуются на свои проблемы, но когда стараешься им помочь… Когда даешь им совет, как поступить, они пропускают его мимо ушей. Совершенно не прислушиваются.
— Я прислушиваюсь. Одна моя подруга всегда говорит, что я даже слишком прислушиваюсь к советам других.
— Тебе надо позвонить этой девушке. Просто позвони ей. — Его тон смягчился. — Послушай, мне в самом деле пора. Завтра расскажешь мне, как прошел разговор с Соней.
— У Шона такие глаза… — сказала Мирне Анна, а тяжелые капли насыщенно-томатного цвета продолжали капать на кухонный пол.
— О, боже, глаза! На твоем месте я бы непременно в него втюрилась, Анна. Такое впечатление, что он и впрямь особенный, — поддразнила Мирна, имитируя американский акцент. Затем она включила радио.
— Пэмми сказала, что он «обхаживает меня». Как ты думаешь — если учесть все, что я тебе рассказала, — это правда?
Но Мирна не собиралась отвечать на глупые вопросы Анны — по радио шла увлекательная программа о гонке ядерных вооружений.
Теперь, когда она познакомилась с Шоном, Анну больше всего мучил вопрос, должна ли она отменить свидание с Томом. Она же назначила это свидание до знакомства с Шоном. Но Мирна и этот вопрос пропустила мимо ушей, а вместо этого задала свой собственный:
— Кого же надо бояться: сумасшедших террористов-одиночек или подготовленной атаки террористического государства?
— Вежливо ли звонить после десяти вечера? — перебила Анна.
— Может, мне присоединиться к кампании против ядерной гонки?
— Может быть, мне рассказать все Тому?
— Может быть, ты перестанешь быть такой легкомысленной и заткнешься?
Мирне всегда доставляло удовольствие унижать Анну. Когда они впервые встретились в школе, Мирна издевалась над ее подростковыми журналами. Она называла их идеологической обработкой малолетних. А теперь Мирна утверждала, что Анна так волнуется насчет работы и бойфренда не потому, что они действительно ей нужны, а потому, что в глазах общества хорошая работа и бойфренд — это непременные атрибуты благополучия. Мирна заставляла подругу почувствовать себя слишком легкомысленной, хотя Анна тоже интересовалась состоянием дел в мире. Черт возьми, просто она не думает об этом каждый день, вот и все!
— Успокойся, — пробормотала Анна, выходя из комнаты. — Это всего лишь радиопередача.
Она подошла к телефону в прихожей. Но у нее хватило смелости набрать только первые цифры телефона Сони. Когда она собралась с духом и набрала-таки номер, у Сони было занято. Не успела она положить трубку, как телефон затрезвонил.
Анна удивилась, услышав голос Джастин. Нужна ее помощь.
Не прошло и года…
«Да, уж ты меня извини», — сказала Джастин. Но она была жутко занята. Анна ведь уже знает, что она открывает ночной клуб? Да. Но сначала нужно убедить комиссию, что дело выгорит. Клуб называется «Стормонт» — наверняка Анна о нем слышала. Нет, клуб, который открывает Джастин, будет, называется «Фуксия». Надо убедить комиссию, что ее затея удастся. Восемь часов. В четверг вечером. Все может сорваться. Теперь у нее, правда, есть хороший диджей. Тот самый, наверняка Анна о нем слышала. Надо устроить презентацию. Вот главная заморочка. Она ведь впервые в жизни делает что-то подобное. То-то и оно.
Ей обязательно надо поговорить с Анной. Из всех именно с ней… Может быть, Анна заскочит? По ее новому адресу. Нет, завтра не получится. Может ли Анна прийти в среду? Анна — единственная, кто приходит ей на ум и у кого есть нормальная работа. Ну, пусть и его берет с собой. Том? А она его знает? Чей друг? Друг Ру? Где она откопала подругу с именем Ру?.. Кто?.. Бери и его, только сама приходи. Ну пожалуйста. Будь другом. Посмотришь флайеры и… Хорошо, пусть будет после «свидания».
Анна положила трубку, и ее передернуло. Ну почему ее так тянет похвастаться перед Джастин своими успехами на работе и в личной жизни? Она же ведет себя как подросток, который выделывается перед своими друзьями. Зачем было говорить, что она идет на «свидание»? Ни дать ни взять калифорнийская девчонка-болельщица. И как Анна умудрилась неправильно произнести название ночного клуба Джастин? Значит, он называется «Факсия»? Ну почему, почему она сказала, что Ру на самом деле ей не подруга? И что ее работу «Радио-Централ» нельзя назвать работой? А самое скверное — как она сказала о Томе: «зануда, но ручаюсь, что в постели просто гигант».
«Господи, ну зачем я это делаю!» — подумала Анна, машинально набирая номер Сони еще раз.
— Алло.
От неожиданности и испуга Анна чуть было не бросила трубку, но вместо этого вдруг сказала:
— Извини за беспокойство. Это Анна Поттер. Я приходила к тебе смотреть комнату. — Молчание Сони заставило Анну поморщиться.
— А, привет, — отозвалась Соня, словно вспомнила наконец, кто такая Анна Поттер. — Ты получила свою ручку? Все в порядке?
— А, да. Спасибо. Но я звоню не поэтому. Я звоню…
— И я уже сдала комнату своей подруге, — с заминкой проговорила она. — Извини.
— Ничего. Я звоню, потому что случайно услышала, как ты сказала кому-то по телефону, что со мной что-то не так, что у меня какие-то проблемы, и хотела узнать, почему ты так решила и какие именно у меня…
Анна не верила своим ушам: неужели она сумела высказать все это вслух, да еще и одним длинным предложением!
— О боже… — перебила ее Соня. Повисла пауза. — Ты слышала, как я это сказала?
— Да, но это ничего, — сказала Анна, надеясь, что на этот раз у нее получится говорить гладкими, стройными фразами. — Я понимаю, ты думаешь, что я странная, раз я звоню тебе. Но я решила, что после того, что услышала, я должна…
— Ты права, — нервно хихикнула Соня. — Черт побери!
— Знаю, наверное, тебе это кажется странным.
— Нет.
— Извини, если я кажусь тебе…
— Нет, — решительно перебила Соня, — я рада, что ты позвонила, раз уж ты слышала, что я сказала.
— Я знаю, это звучит глупо…
— Нет. Я бы на твоем месте сделала то же самое. Дело все в том, что… Почему ты не такая? Господи. Потому что… Мне просто пришлось сдать комнату своей подруге.
— Я поняла. Я просто хотела узнать, почему ты сказала, что я не такая. Когда я была у тебя в квартире, ты это сказала кому-то по телефону.
Соня неуверенно рассмеялась.
Больше всего Анне хотелось, чтобы связь неожиданно оборвалась. У нее было такое чувство, что она снова превратилась в четырнадцатилетнюю девчонку, разыгрывающую по телефону незнакомцев вместе с Мирной. Несмотря на то, что инициатором таких розыгрышей всегда была Мирна, говорить по телефону она заставляла Анну. И наблюдала за тем, как Анна сгорает со стыда. Часто Мирна хохотала вплоть до недержания, и моча сбегала по ее ногам на пол телефонной будки. Анна помнила липкую телефонную трубку и запах, оставшийся на ней от других людей, и свой собственный отчаянный монолог: «Я правда думаю, что ты очень сексуальный. Милый, я готова поспорить, что ты хорош в постели». Тогда Анна чувствовала, что это очень невежливо — кидать трубку, то же самое она чувствовала и сейчас.
— Понимаю, — сказала Соня.
— Послушай. Не волнуйся. Все в порядке. Я…
— Нет, все в порядке, м-м-м…
— Тогда прощай…
— Нет, если честно, — голос Сони зазвучал увереннее, — дело в том, что… Как бы сказать… Одним словом… Я решила, что ты слишком мила…
— Слишком мила? — переспросила Анна, и ее гнев начал остывать.
— Ну да, — подтвердила Соня. — Слишком… И вот ты звонишь… Забавно… Знаешь, теперь мое мнение о тебе изменилось. Возможно, у нас с тобой гораздо больше общего, чем я думала. Но, в любом случае, в субботу я решила, что ты слишком мила. Именно так. Правда.
— Правда?
— Да. На самом деле, даже агрессивно мила.
— Агрессивно мила?
— Да, — ответила Соня, как будто размышляя вслух. — Слишком мила.
— Понятно, — сказала Анна.
— Да. Но это так странно. Потому что сейчас мне кажется, что я ошибалась на твой счет. Ведь ты позвонила… — Соня запнулась. — Вот. Но в субботу я подумала именно так.
— Хорошо. Это все, что я хотела узнать. Я рада, что позвонила…
— Знаешь, так как мы сейчас говорим с тобой начистоту, я хочу сказать, что на самом деле я еще не нашла подходящего жильца, так что если хочешь… Может быть, ты хочешь посмотреть квартиру еще раз?..
— А, да. Так, значит, это была неправда? Про под руту.
— Да, — призналась Соня и заговорщически хихикнула.
Анна почувствовала, как к ней возвращается уверенность в себе. Такое же чувство, которое было у нее сегодня утром после первой выкуренной сигареты.
— М-м, знаешь, по-моему, мне и тут неплохо. — Теперь уже Анна чувствовала себя хозяйкой положения. И ей нравилось это чувство. — Но если я надумаю, то позвоню тебе.
— Хорошо, договорились, — сказала Соня. В ее голосе слышалось разочарование.
— В любом случае, спасибо. После разговора с тобой мне стало намного легче, — сказала Анна.
— Ну и хорошо. Извини, если я…
— Все нормально. Извини, мне пора. Но я сообщу тебе, если надумаю сменить квартиру. Извини, что не могу сказать определенно прямо сейчас, — добавила Анна, — ноты же знаешь, как это бывает.
— Да, хорошо. Тогда до свидания, — проговорила Соня блеклым, тихим голосом. — Спасибо, что позвонила.
— Не за что, — звонко ответила Анна. Ей всю жизнь не давали и рта раскрыть, зато сейчас, наконец-то, последнее слово осталось за ней. — Это тебе спасибо.
Положив трубку, Анна почувствовала полное умиротворение. Так, наверное, люди чувствуют себя перед смертью, подумала она. Да, Шон Харрисон прав: жертвы — это те, кто позволяет себе быть жертвой. Если Анна хочет вернуть себе самоуважение, она должна научиться прислушиваться к советам. Она должна научиться ставить точку — преодолевать прошлое.
— Чего это ты такая счастливая? С кем ты разговаривала по телефону? — спросила Мирна у Анны, когда та вернулась на кухню. — Нет! Только не с НИМ!
Анна наклонилась, чтобы поднять консервную банку, с грохотом катавшуюся по полу.
— Кто это — ОН? — задумчиво спросила Анна.