Малой кровью

Глава восемнадцатая

Герцогство Большой Южный Паоот, планета Тирон.

Год 468-й династии Сайя, 17-й день лета (на Земле 29-30 июля)

Пришлось сходить сначала за ножом, а потом, отдельно, за фонарем. Голова не собиралась давать покою ногам.

Значит, дурная.

Определенно дымок был еще тот…

Денис очень спокойно достругал прутья решетки, выбил их ногой, стал спускаться вниз.

Дальше была раздвижная дверь. Наверное, раньше она открывалась автоматически, а сейчас пришлось поднажать. За дверью его встретили шорох и тьма. Шорох был такой: ветер (которого не было) полоскал шелковые шторы. Много штор, на всех окнах (которых не было) и во много слоев. А тьма легко сдалась под слабым зеленоватым светом вечного фонаря…

Справа и слева вращались высокие барабаны-колонны, расписанные непонятными символами. А между ними и ближе ко входу стояли… ну, больше всего это походило на низкие, чуть выше колена, столы из какого-то темного полупрозрачного камня — со столешницами в форме толстых полумесяцев, обращенных друг к другу выпуклыми сторонами и почти соприкасающихся дальними рогами так, что проход между ними получался воронкообразный: широкий вход и узенький выход. На столах стояли предметы из того же темного материала, похожие на замысловатые чернильницы, настольные лампы и старинные телефоны.

Денис шагнул к одному из столов, чтобы присмотреться получше… и вдруг снова оказался перед дверью. Он только что ее открыл, откатил плечом. За дверью его встретили шорох и тьма. Шорох был такой: ветер (которого не было) полоскал шелковые шторы. Много штор, на всех окнах (которых не было) и во много слоев. А тьма легко сдалась под зеленоватым светом вечного фонаря…

По ту сторону двери ощущалось громадное пространство.

Нудной, омерзительной болью сдавило голову — будто по обнаженному мозгу протащили что-то влажное, слизистое. Если бы было чем — Дениса просто вывернуло бы наизнанку. А так — только судорожные сокращения желудка. Голова не то чтобы закружилась: ее провернуло на полоборота непонятно в какую сторону и заклинило в этом положении. Перед глазами плыли мокрые зеленоватые пятна…

Потом он смог вдохнуть. Вроде бы стало легче. Надолго ли?..

Справа и слева от входа вращались высокие колонны, от них-то и исходил шорох. Поверхность их была неровной и парусила, плескалась в набегающем воздухе. Различимы были какие-то полузнакомые символы…

Дежа-вю, подумал Денис. Надышался.

На всякий случай он оглянулся назад. Лестница вела вверх — три десятка маленьких ступенек. Он поднялся наверх, огляделся. Прислушался. Было так тихо, что стук капель, падающих за углом, доносился вполне отчетливо. Ощущая беспокойство — но не от того, что партизаны могут ломануться через неохраняемый туннель, он почему-то знал, что этого не произойдет по крайней мере в ближайшие часы, — а другое, странное беспокойство, — он пошел к воде, повернул направо — и вдруг оказалось, что рядом лестница, ведущая наверх, а звук капели доносится сзади. Черт, подумал он неуверенно, было же наоборот — лестница слева, вода справа. Ну да, вот я спустился, повернул… Ничего не понимаю. Он посмотрел вверх. Нет, и не видно ничего, и не ясно…

Он повернулся и пошел обратно. Ну да, вот выступ, о который я цеплялся локтем… только вот каким локтем? Вроде бы этим… или этим?.. Ступени вниз, дверь приоткрыта, шорох. Низкие столы. Ему показалось, что и предметы на столах передвинуты. Он шагнул, наклонился…

Это была мгновенная вспышка, отпечатавшаяся очень ярко: день, дико жаркий день, он приподнимается над каменным бруствером — и видит, как прямо в лицо ему несется, разбрасывая искры, ракета! Денис отпрянул — и снова оказался за дверью. Но на языке, мгновенно пересохшем, держался привкус коньяка, а все внутри мелко подпрыгивало от боевого возбуждения…

Почти сразу привкус коньяка превратился в металлический, тошнотворный, и Дениса ощутимо повело в сторону. Дурнота была совершенно похмельная, но он постарался взять себя в руки…

Предметы на столе переместились — совершенно точно. Вот этой «чернильницы» здесь раньше не было.

Что же это творится?..

Он не успел сдержать себя, хотя спинной мозг вдруг завопил: нет! нельзя! стой! — и шагнул за дверь.

На миг он оказался над темной водой. Стояла в воздухе птица. Внизу, в клубах застывшего дыма, рвался куда-то военный корабль: темно-красная палуба, длинные тонкие стволы спаренных пушек…

Сладковатый комок в горле.

Потом Денис снова оказался перед дверью. И снова сделал шаг.

Теперь он лежал в траве и короткими очередями лупил по пятнистым перебегающим теням…

И — снова перед дверью. И снова шаг вперед.

И — снова.

И снова.

И снова.

Снова.

Еще раз… и еще…

Первой ощутила неладное парочка Свободных, отдыхающая на крошечном астероиде, подвешенном на границе атмосферы над Западным океаном Тирона: отсюда открывался прекрасный вид на тропические архипелаги… Это было как зубная боль, только без боли. Как пытка чудовищно громкой скрежещущей музыкой — только без музыки. Потом наступило удушье, потому что Кокон перестал справляться с переработкой углекислоты. Они никуда не могли улететь и обреченно мучились, потеряв счет времени…

Почти одновременно на самом Тироне были поражены сильнейшей мигренью несколько десятков человек — землян-эмигрантов и легионеров. Все они были телепатами, тщательно это скрывали — и (сознательно либо «втемную») работали на Давида Юрьевича Хорунжего, резидента ГРУ на Тироне, которого знали под разными именами и прозвищами и чьи легенды были разнообразны и взаимоисключающи.

Через несколько минут «ударная волна» достигла Лярвы. Слегли несколько штабных офицеров и двадцать два человека из вновь прибывших. Один из них умер от инсульта.

Через два часа одиннадцать минут — если в качестве эталона и синхронизатора времени использовать пульсар С-241, как это принято в Империи, — удар обрушился на Землю. Как подсчитали позже, болезненные явления испытали чуть менее шестисот миллионов человек. Количество смертных случаев исчислялось тысячами.

Санкт-Петербург, Россия. 30. 07. 2015, 02 часа 00 минут

…Вита проснулась с колотящимся сердцем и так и осталась лежать, как упала, — что-то страшное пронеслось над ней, но что именно, она уже забыла, сон испарялся, подобно пролитому эфиру. Кто были те люди, от которых она с Кешей на руках убегала, и кто были те, что расступились, образовав живой коридор, по которому на нее бросилось… что?

Она не могла вспомнить — и не хотела вспоминать. На месте каждого образа была непрозрачная серая клякса. Этакая цензурная плашечка. И Вита уснула бы снова, забыв обо всем навсегда…

Но тут проснулся Адам. Он шепнул ей: «Лежи!» — мягко скатился с кровати — Вита видела только его спину и плечо, — потом беззвучно метнулся в угол, в руке его был пистолет. Потом он заглянул за портьеру, за шкаф. Несколько секунд стоял у двери, вслушиваясь — вряд ли ушами. По крайней мере не только ушами. Приоткрыл дверь, выкатился в коридор. Вита напряглась, понимая, что вот сейчас там раздастся грохот и пальба… но время тянулось, тянулось…

Тянулось.

Тишина…

Потом Адам вернулся — все так же с пистолетом, но уже в банном халате. Сел на кровать, сгорбился.

— Извини, — сказал он. — Приснилось черт-те что…

— Что?

Вряд ли она это произнесла членораздельно, получился какой-то неопределенный звук, но он понял. Посмотрел на нее. Помолчал.

— Знаешь, уже и не помню…

Вита кивнула. Хотела что-то сказать, но не смогла — стрессовый зажим. Кутаясь в одеяло, сползла с кровати. Все мышцы мелко подрагивали: выброс адреналина был страшнейший.

— Тебе нехорошо? — спросил Адам. Она видела и слышала, что его тоже потряхивает.

Вита кивнула. Доплелась до бельевого шкафа. Открыла верхний ящик. Там хранились всякие недопитые бутылки, сосланные сюда из бара по причине затрапезного вида. Взяла первую попавшуюся, отхлебнула. Попалась болгарская персиковая ракия. Поморщившись, Вита сделала еще глоток, протянула бутылку Адаму. Тот принял ее, повертел в руках, но пить не стал.

— Похоже, нам решили вмазать по мозгам, — сказала Вита. Голос был присвистывающий, совсем не ее, но — хоть какой-то…

Гудело. Отлетало от вибрирующих стен.

Адам кивнул. Потом еще кивнул.

— Кеша?.. — спросила Вита.

— Спит.

И как бы в ответ на эту глупость в дверь постучали.

— Заходи, — сказал Адам.

Кеша не то что не спал, но был уже и одет-то по-уличному: просторные белые штаны и бесформенная ветровка с капюшоном. На ремне через плечо болтался зачехленный горн. Котенок доковылял до кровати и осел на пол, привалившись спиной к ногам Адама.

— Ты слышал что-то? — спросила Вита. — Видел?

Кеша молча покачал головой. Вита вдруг подумала, что впервые в жизни видит его таким вот… беспомощным, что ли…

Даже тогда, в самолете…

Загудел телефон.

Вита только с третьего раза смогла поймать трубку.

Это был Ирришарейт.

— Сестра моя Вита? — спросил он на эрхшшаа. — Тебе очень плохо?

— Да, да… — простонала она — то ли по-русски, то ли по-кошачьи, то ли мысленно. — Да, очень, мой брат.

— Я должен вас увидеть, — сказал Ирришарейт. — Сейчас. Быстро.

— Что происходит? — спросила Вита. — Это то, чего мы боялись?

— Нет, — сказал Ирришарейт. — Этого мы еще не боялись…