Мальчик, об которого убился Тёмный Лорд

Глава 4

Происшествие на Хэллоуин выбило Гарри из колеи.

Его еще вначале года смутила оговорка Дамблдора о смертельно опасном коридоре в школе, полной детей. Увидев же, чем именно тот был опасен, Гарри, откровенно говоря, испугался.

Правду он узнал ненамеренно. Просто однажды, засидевшись допоздна в библиотеке и спеша вернуться до отбоя в слизеринскую гостиную, не сразу обратил внимание, куда его перенесла движущаяся лестница. Та отплыла, стоило сойти на огороженную с двух сторон перилами площадку, а новая отчего-то не спешила подлетать, и, прождав несколько минут, мальчик-герой отправился искать обходной путь, понимая, что иначе вовремя не успеет.

В гостиную Гарри все же опоздал в тот вечер, попутно выяснив вопреки своему желанию, что в школе жил огромный страшный цербер, и зарекшись когда-либо возвращаться в чертов коридор.

Теперь еще тролль, гуляющий по школе?

Серьезно! Директор Дамблдор вообще имел какое-то понятие о безопасности детей?

Пострадала ученица. Гриффиндорка Гермиона Грейнджер, с которой Гарри познакомился в Хогвартс-экспрессе. Она отсутствовала в зале, когда профессор Квиррелл предупредил о тролле. Оказалось, девочку обидел Рональд Уизли, и та проплакала весь пир в каком-то туалете, не зная об опасности. Там монстр ее и нашел.

Блейз Забини, которому тем вечером стало плохо от съеденных сладостей, рассказал, вернувшись с утра из лазарета, что у Грейнджер была сломана рука, несколько ребер, а на лице, ладонях и предплечьях имелось много ссадин и порезов. Драко на это только весело фыркнул:

— Так ей и надо, грязнокровной зазнайке!

Этим он вызвал разную реакцию: от укоризненных взглядов до хихиканья тех, кто был с его высказыванием полностью согласен.

А Гарри впервые с начала учебы всерьез с аристократом разругался, напомнив, что такой же «грязнокровкой» была его мать, и еще — что они и хаффлпаффцы вполне могли столкнуться с троллем сами, если бы не декан, настоявший, чтобы ученики остались в зале вопреки первоначальному требованию директора к ним — «вернуться в гостиные».

Просто не смог смолчать. Не об этом.

— Это отвратительно, Драко, радоваться тому, что кто-то чуть не умер! Тебе не нравится, как Грейнджер себя ведет? А откуда ей знать, как надо? Как маглорожденные должны понять, что они делают не так, если им никто об этом не рассказывает? — закончил Гарри тогда свою тираду, прежде чем задернуть полог кровати и попытаться уснуть, что удалось ему в ту ночь не сразу.

Невольно вспоминались Дурсли с их извечным "ты — урод" и "лучше бы ты умер вместе со своими ненормальными родителями".

На душе было мерзко.

Гарри даже не знал, действительно ли говорил Драко о маглорожденных или это было в большей степени о нем самом? В конце концов, чем он, воспитанный родственниками-маглами, в чьем доме само слово на "В" было под запретом, в действительности отличался от той же Грейнджер? Да ничем! Поэтому его так и зацепило высказывание Малфоя, поддержанное немалой частью слизеринцев, заставив эмоции возобладать над доводами разума и вспылить. Как гриффиндорец.

Все же с какой стороны ни посмотри, а ссора с Драко была отвратительным решением. И хотя Гарри не взял бы назад ни одного высказанного Малфою слова, можно было донести свою точку зрения иначе, не так резко.

Как теперь поступит обидчивый аристократ, вряд ли привыкший к тому, чтобы кто-то его прилюдно отчитывал, оставалось лишь гадать.

Гарри не был Грейнджер ни другом, ни даже приятелем. По правде говоря, та большую часть времени вела себя довольно раздражающе. Лезла ко всем с помощью, о которой ее не просили…

Однако после происшествия с троллем Гарри впервые дал себе труд задуматься над подобным поведением гриффиндорки, и у него сложилось впечатление, что Гермиона попросту не знала, как по-другому общаться с людьми, со сверстниками, искренне считая, что никто не станет с ней дружить, не докажи она свою полезность. То, что Грейнджер делала это крайне навязчиво, не заслуживало того, чтобы огромный тролль пытался размозжить ей кости, а другие ученики над этим потешались.

Гарри стало жаль девочку. Он знал, каково это, — никого не иметь рядом. Пусть Драко он считал лишь приятелем — не мог полностью доверять из-за взращенных его семьей предрассудков, — все равно было огромным облегчением, что у него имелся кто-то, заинтересованных в нем, кто-то, с кем Гарри — до недавнего времени — всегда мог поговорить.

Другие слизеринцы тоже не брезговали его обществом. Их настороженность подулеглась. Гарри освоился на приемлемом уровне с волшебным этикетом, закрыл, насколько то возможно за два месяца, пробелы в знаниях, и даже те, кто не любил его за статус крови или сыгранную (вроде) в войне роль, теперь по большей части мальчика-героя просто игнорировали, не препятствуя общению с другими слизеринцами и не строя особо козней.

Гарри понимал, что нельзя нравиться всем, и был вполне доволен тем, что имеет. Лишь в Хогвартсе он осознал, насколько ему раньше не хватало общения с другими людьми.

Может, поэтому спустя два дня после инцидента Гарри обнаружил себя возле Больничного крыла с коробкой хэллоуинских сладостей, которые Гермиона так и не попробовала. Накануне он стал свидетелем разговора двух гриффиндорских первокурсниц: те смеялись, что Грейнджер никто не навещал, потому что даже с больничной койки та начала бы их поучать.

Это было низко.

Как и то, что кроме них над этим посмеялся также младший Уизли, косвенный виновник того, что с Гермионой произошло.

К слову, отношения с рыжим у Гарри не задались. Его распределение на Слизерин Рональд отчего-то воспринял личным оскорблением и теперь регулярно пытался «Мальчика-который-выжил-чтобы-стать-темным-магом» зацепить. Не то чтобы это было легко после десяти лет жизни с Дурслями, но все же раздражало. Впрочем, учитывая отношение Рона к учебе и дисциплине, тот создавал себе достаточно проблем самостоятельно, чтобы мстительность Гарри была удовлетворена и без риска навлечь на себя неудовольствие Снейпа.

— Привет, Гермиона, — сказал Гарри, когда, отбросив все же копошившиеся в голове сомнения, надо ли ему это, зашел в Больничное крыло. Девочка встретила его недоверчиво (все же с начала учебного года вне занятий они едва ли перебросились парой десятков слов), но почти сразу разговорилась. Гарри оказался прав в своем предположении: общения Гермионе, как и ему когда-то, катастрофически не хватало.

Когда гриффиндорка рассказала о причинах ссоры с Уизли, Гарри вздохнул.

— Ты очень умная, Гермиона. И очень глупая тоже, — прежде, чем та обиделась, он продолжил: — Ну, просто людям не нравится чувствовать себя тупыми, а именно это ты им показываешь, влезая поучать, когда об этом не просят. Поэтому от тебя и стараются держаться подальше.

— Но я просто хочу помочь, — расстроенно сказала Грейнджер.

— А они тебя об этом просят? — вскинул брови Гарри.

— Нет обычно, но…

— Знаешь, иногда действительно нужно помогать, не дожидаясь просьбы. Эм, когда кому-то грозит опасность, например. Но в твоем случае людям просто кажется, что ты хочешь показать, какая ты умная на их фоне. Думаешь, это приятно? И когда ты в классе тянешь руку, чуть не прыгая. Ты думаешь, учителя тебя не видят? Они просто хотят дать возможность ответить другим. Ты же не одна в классе.

Некоторое время Грейнджер сидела, глядя свои на сложенные поверх одеяла руки, затем резко вскинула голову, так, что ее каштановые кудри чуть взлетели, прежде чем снова рассыпаться по плечам. Тонкие тёмные брови нахмурились, взгляд гриффиндорки стал сердитым:

— Ты пришел только для того, чтобы сказать мне это, да? О том, что я неправильно общаюсь с людьми? Знаешь, это некрасиво! Мог бы подождать, пока меня выпишут, Гарри По…

Договорить Гермиона не успела — Гарри сунул ей в открытый рот шоколадную тыкву, рассмеявшись в ответ на вспыхнувшее в ореховых глазах возмущение. Спустя секунду оно сменилось удивлением. Грейнджер закрыла глаза и стала рассасывать конфету с выражением чистого удовольствия на лице.

— Боже, как это вкусно! — воскликнула девочка, проглотив шоколад. — Родители не разрешают мне есть сладости. Говорят, это вредно для зубов и вызывает кариес. Они дантисты, знаешь?

— Тебе несколько дней назад за ночь срастили кости. Даже вырастили новые, потому что, по словам Блейза, из руки их пришлось удалить: слишком много обломков было. Не думаю, что кариес станет проблемой, — весело фыркнул Гарри.

— Да, точно, надо будет почитать об этом, — задумчиво произнесла гриффиндорка и выразительно покосилась на принесенные им сладости. Гарри сунул коробку Грейнджер на колени, заработав этим благодарную улыбку, затем встал. Заканчивалось «окно» между уроками.

— И, Гермиона, — Гарри дождался, пока девочка поднимет на него глаза. — Я пришел, потому что решил, что ты будешь не против компании. Просто подумай о том, что я сказал. Тебе необязательно доказывать всем вокруг, что ты умная. Главное, что ты сама это знаешь.

Хотя Гарри и жалел о ссоре с Драко, идти мириться первым он не стал. Вопрос крови, как бы то ни было, являлся тем камнем преткновения, что ещё не раз мог встать между ними в будущем. Казалось неразумным просто отпустить ситуацию. Ведь со временем та грозила стать только драматичнее, хотя бы потому, что, как бы Гарри ни претило это признавать, он привязывался к избалованному придурку. И если этот сноб не сможет наплевать на предрассудки…

Другие слизеринцы, исключая тех, кто полностью поддерживал высказанное Малфоем мнение, и тех, кто сам имел отличный от чистокровного статус, предпочли дистанцироваться от их ссоры, не принимая ни одну, ни другую сторону. Как бы то ни было, Гарри не чувствовал себя в изоляции, чего подспудно опасался после размолвки с сыном одного из влиятельнейших и богатейших волшебников страны. Очевидно, его статус национального героя, как бы сам Гарри к нему не относился, давал свои преференции, такие, как возможность иметь собственное мнение и даже его высказывать.

Драко продержался две недели. Гарри, честно говоря, почти что перестал надеяться.

Малфой с мрачным выражением лица подсел к ним с Гермионой в библиотеке и, смерив девочку долгим взглядом, ворчливо заявил:

— Мне вот интересно, Грейнджер, у тебя рука не немеет, постоянно тянуть ее вверх? — затем, не обращая внимания на покрасневшую от возмущения Гермиону, без спросу заглянул к Гарри в конспекты. — Чем именно вы тут занимаетесь?

Гарри хмыкнул. Знал ли Драко вообще слово «извини»? Использовал когда-нибудь? По крайней мере, он сел за один стол с маглорожденной и даже изредка вступал с ней в диалог. Любезностью там, разумеется, не пахло, и Гермиона не пыталась сглаживать углы. Больше всего их споры напоминали Гарри грызню кошки с собакой, но… за целый вечер слово «грязнокровка» так и не прозвучало.

Не стоило ожидать от Драко большего. По крайней мере, не сразу.

На первой в этом году игре в квиддич они с Драко, как и прочие первокурсники, сидели в переднем ряду. Стоило одному из слизеринских загонщиков забить очередной квоффл красно-золотым, как оба вскакивали, вцепляясь в ограждение, выкрикивали со всеми стишки в поддержку, радуясь за успех команды…

Это был восьмой квоффл, когда у трибуны слизеринцев, выписывая резкий крюк, вдруг оказался красно-золотой загонщик. Игрок уже почти пронесся мимо Гарри, но вдруг его будто бы кто-то подцепил невидимой петлей и дернул, сорвав с метлы.

Падение смягчили насланные кем-то из преподавателей Амортизирующие чары, но ногу и запястье тот все равно сломал. А Гарри, до этого пребывавший в восторге от полетов и намеревающийся в следующем году побиться с Драко за место ловца, вдруг усомнился: действительно ли ему это надо, если кто-то считает допустимым применять к игрокам подобные потенциально смертельные подлянки?

Виновника так и не нашли.

А спустя неделю Гарри проснулся в холодном поту с болезненно пульсирующим шрамом. Во сне он убивал единорога.