Мальчики из Фоллз

Глава 10 Хоук

«Петля», теперь переименованная в «Фоллзтаун», потому что разрослась со времен первоначального одиночного трека, — это место, где сегодня соберутся все. Все, кто меня знает.

Тот факт, что Томми — одна из немногих, включая некоторых членов моей семьи, кто по старинке называет трассу «Петлей», напоминает о ее связи с нами. Она слышала это традиционное название от своего отца, как Дилан, Кейд и я — от своих.

Мне определенно не стоит там показываться. Я мог бы ответить: «Конечно, возьму тебя с собой на следующей неделе». Или: «Да, как-нибудь этой осенью».

Но я пообещал сводить ее. Почему? Потому что сам туда хочу.

Мне хочется узнать, что происходит на треке, кто придет. А еще, возможно, я не горю желанием скучать с Аро Маркес в укрытии на протяжении следующих нескольких дней.

Глянув на нее краем глаза, держу язык за зубами. Ее грязный ботинок, обмотанный потрепанным скотчем, опирается на мою приборную панель.

Ну, точнее, приборную панель Мэдока. Формально машина до сих пор принадлежит ему, хотя он не ездил на ней уже много лет.

«Ее губа заживет», — сказала Аро.

Будто тайну мне открыла. Разумеется, губа Скайлер заживет. Основная суть была заключена в продолжении этого заявления, которое Аро не озвучила, однако я все равно услышал.

Ее губа заживет.

Ее жизнь продолжится.

Она популярна.

Желанна.

Собирается поступать в колледж.

И все в ее жизни будет волшебно и идеально.

В отличие от жизни Аро Маркес. Девушка понимает, сколько бы раз и как бы отчаянно она ни дралась, люди вроде Скайлер всегда смеются последними. Понимает, что она — невидимка.

Я снова мельком бросаю взгляд в ее сторону, изучаю ожог на левой руке, виднеющийся под манжетой толстовки. Мизинец темный, грубая травмированная кожа покрывает весь палец, распространяется на тыльную сторону ладони, словно что-то пролилось на нее и испачкало.

Хочу спросить у Аро, что случилось, но вместо этого закрываю рот. Подобные разговоры для людей, доверяющих друг другу. Она просто начнет обороняться.

Съехав на грунтовую дорогу, ведущую к «Петле», сразу же сбавляю скорость.

— Ты скажешь остальным, что мне разрешили здесь находиться? — спрашивает Томми.

Машина раскачивается на неровной поверхности. Я встречаюсь с девочкой взглядом в зеркале заднего вида. Ее большие глаза широко распахнуты. Мне кажется, она весь день будет прятаться за мной.

Но все равно киваю.

— Да.

Я знаю, почему она боится, и боится не зря. Не то чтобы Томми была в чем-то виновата, однако через год она перейдет в старшие классы. Тогда ситуация усугубится. Ей пора начинать борьбу.

Аро оглядывается на Томми, потом смотрит на меня, засунув руки в карманы.

— Это потому, что она бедная?

Что? Качаю головой.

— Не смеши меня.

— Тогда в чем дело? — допытывается она. — Почему Томми — единственная девчонка из Фоллз, которой в городе не рады?

Это сложно. И не стоит объяснений.

Хотя большинство людей в курсе, что ребенок тут ни при чем. Она всего лишь случайная жертва ситуации, начавшейся во времена учебы наших родителей в школе с ее отцом.

Не получив ответа, Аро бормочет себе под нос по-испански достаточно громко, чтобы я услышал, предполагая, будто я не пойму, что она говорит гадости обо мне и моей семье.

Я пропускаю ее слова мимо ушей.

— Там так ярко, — произносит Томми и улыбается, глядя вдаль.

Сейчас чуть больше полудня, но огни под пасмурным небом напоминают карнавальную ярмарку. Томми бывала здесь когда-нибудь? В прошлом ее отец гонял на «Петле», однако с тех пор, как трасса перешла в собственность нашей семьи, он шагу не ступал на эту территорию.

— Сколько здесь дорожек? — интересуется Аро.

— Четыре. — Я въезжаю в укромное место между двумя деревьями. — В свое время тут была только грунтовая трасса. Теперь мои дяди очень редко сюда наведываются, потому что все кардинально изменилось.

Я бы с удовольствием посмотрел на трек, когда он был новым. Опасным. Незаконным.

— Они ссылаются на то, что уже слишком стары. Говорят, «пора дать дорогу молодым», но я думаю, им просто тяжело смириться с мыслью, что придется прощаться со своим любимым местом. Они предпочитают помнить его таким, каким оно было раньше.

— Но трек перестроил твой отец, — подмечает Томми. — Они сердятся на него?

— Нет, мелкая. — Улыбнувшись, смотрю на нее через зеркало. — Все меняется. Так устроен мир. Люди меняются. Общества меняются. И ты должен меняться вместе с ними. Если для одной группы людей определенный путь был правильным — это не значит, что он навечно останется правильным для всех. Мои дяди это понимают.

Я глушу мотор, беру бумажник и телефон с консоли.

— Мы учимся. Меняемся. Растем. Если ты перестаешь расти, то умираешь.

Закрыв люк, собираюсь выйти, но в салоне слишком тихо. Я оглядываюсь и вижу, как Аро наблюдает за мной.

Что? Что я такого сказал?

Я качаю головой, помня, что лучше не начинать разговор, от которого у меня в результате только голова разболится.

— Сутулить спину вредно, — делаю замечание, увидев ее позу. — Позвоночные диски деформируются.

С лицом Аро что-то происходит — складки между глазами разглаживаются, губы шевелятся.

Она улыбается? Отвернувшись, вылезаю из машины.

— Зачем мы это делаем? — окликает Аро. — То есть я тоже не в восторге от перспективы вернуться в «тайную комнату» и умирать от скуки, пока ты продолжишь критиковать мою осанку, но нам не следует показываться на людях. — Они с Томми выходят из «Понтиака» и встречаются со мной у багажника. — Твой отец будет здесь, — подчеркивает она. — Он вмешается. Не говоря уже о том, что ты президент класса, сын широко известной в узких кругах писательницы и ростом… сколько, метр девяносто? Тебе в толпе не затеряться.

Метр восемьдесят пять.

И Аро права.

Однако родителям нужно увидеться со мной, к тому же я…

— У каждого есть телефон с камерой, а еще беспилотники, — продолжает девушка. — Что, если нас заметят? Что, если они проследят за нами до укрытия?

Я открываю багажник, вытаскиваю толстовки, завалявшиеся с прошлой зимы, когда мы ездили кататься на лыжах. С тех пор я не пользовался машиной дяди. Бросаю Аро синюю, сам беру красную. Затем достаю три маски; одну протягиваю Аро, вторую — Томми.

— Мне сделали прививку. Обе дозы, — глядя на них, огрызается Аро. — Хочешь сказать, ты не привился? Не похоже на тебя. Думала, ты из тех людей, которые даже диетическую содовую не пьют, потому что она канцерогенна.

— Маска нужна для того, чтобы скрыть твое лицо, тупица, — отвечаю ей. — Надень ее, пока у меня земля не ушла из-под ног от того факта, что ты знаешь слово «канцероген», и я не начал думать, будто у тебя есть мозг.

Аро выхватывает маску из моих рук, а Томми надевает свою.

— Это на самом деле умно. — Мелкая позирует. — Протестующие в Гонконге пользуются такими много лет, чтобы не раскрывать свои личности. Кроме того, маски становятся модным аксессуаром.

После этого она исполняет древнее танцевальное движение — делает галочку пальцами и проводит ими перед глазами.

Мы стоим, уставившись на Томми. Гонконг?

— Зато у меня мозг есть, — дразнит она Аро.

Сдерживая улыбку, я натягиваю толстовку. Аро делает то же самое.

Взяв Дитрих за руку, заставляю ее ухватиться за пояс моей кофты.

— Если мы разминемся, — сообщаю Аро, — встретимся на крыше на Хай-стрит. Держи телефон при себе.

— И будь готов бежать, — добавляет она.

Это предупреждение, ведь Аро знает, что мы идем на ненужный риск, только я не удерживаю ее против воли. Она может уйти, если захочет.

Мы направляемся к гоночным трассам. Томми не отпускает мою толстовку.

— Так много «Мустангов», — воркует Аро, словно умирает с голоду.

В стороне я вижу старый «Босс 302» моего дяди. Автомобиль древний, но он — здешняя легенда. Дилан будет гонять на нем сегодня вечером.

— Тебе нравятся «Мустанги»? — Я тяну мелкую за собой.

— Люблю их. — Девушка вздыхает. — Их проще всего взламывать.

Оступившись, бросаю на нее взгляд, однако ничего не говорю. Господи Иисусе.

Честно признаться, я уверен, в прошлом мои дяди были бы в восторге от Аро Маркес. В этом городе всегда найдется человек, который, узнав, кто приходится мне отцом (или дядей), обязательно скажет: «Ох, подожди, послушай-ка историю о том, как нас однажды арестовали». Думаю, именно поэтому я ненавижу ошибки. Папа слишком многим рисковал, чтобы обеспечить мне хорошую жизнь.

— Не вляпайся в неприятности, — говорю ей.

Я не вижу ее рта, но мне кажется, что Аро гримасничает, прежде чем сворачивает в сторону и растворяется в толпе. Порываюсь позвать ее с собой, но… К черту. Не спрячет же она «Мустанг» за пазухой.

Надвинув капюшон на глаза, опускаю голову, пробираюсь сквозь снующих туда-сюда посетителей. По субботам в «Фоллзтауне», особенно в конце лета, всегда толпа народу. Люди возвращаются из отпусков, готовятся к началу учебного года. Именно сюда они едут, если хотят встретиться с друзьями. Мероприятия будут проходить весь день, до самой ночи.

Мототрек расположен справа, на приличном расстоянии отсюда. Некоторые трибуны уже заполняются в преддверии гонки, назначенной на час, тем временем на другой трассе ревут двигатели старых маслкаров — «Мустангов», «Чарджеров», «Камаро», «Челленджеров» и GTO. Для водителей, ценящих ностальгию и историю, вроде моих дядюшек.

Радостные возгласы пронзают воздух, привлекая мое внимание к треку номер один — главному событию дня. Подойдя ближе, проскальзываю сквозь толпу с Томми на хвосте.

Впереди замечаю Кейда под капотом машины Дилан, а Ной — протеже дяди Джареда — потягивает пиво и беседует с какими-то женщинами. Мой папа стоит на вышке с другой стороны трассы. Я всегда узнаю его силуэт, склонившийся над столом, заставленным компьютерами и наблюдательными приборами. Он наверняка следит за публикой в режиме повышенной готовности. Уверен, отец подумывал все отменить, но он знает, что я приду.

Делаю разворот на сто восемьдесят градусов, сканируя пространство в поисках чего угодно.

Аро.

Грин Стрит.

Остальных членов моей семьи и друзей.

— Ты с ума сошел? — шипит кто-то.

Слегка повернув голову, вижу Дилан сбоку от себя. Ее плечо касается моей руки. Она делает вид, словно мы не разговариваем, устремив взгляд куда-то мне за спину, и выдыхает:

— Какого черта, Хоук?

— Долгая история, — бормочу я.

Дилан смотрит на Томми. Девочка переминается с ноги на ногу, наверное, желая спрятаться.

— Грин Стрит здесь, — сообщает кузина. — Они следят за мной и Кейдом в надежде, что мы приведем их к тебе. Они не должны увидеть нас вместе.

Быстро оглядевшись вокруг, спрашиваю:

— Ты в порядке?

— В порядке, — отвечает она. — Мои родители рядом, Ной тоже здесь.

Я наблюдаю, как Ной задирает футболку и вытирает лицо. Две женщины чуть ли не кипятком писают от подобного зрелища.

Мне плевать, дома ее мама и папа или нет. Предпочел бы, чтобы Дилан туда не возвращалась, пока я не могу находиться по соседству. На тех видео в Сети она тоже мелькает. Грин Стрит может нацелиться на нее.

— Поживи у Мэдока и Фэллон, — предлагаю я.

— Почему?

— Их участок огорожен забором. Так безопаснее.

В этот момент Ной садится в ее машину, включает зажигание для Кейда, копающегося в двигателе, и со всех сторон раздаются поощрительные выкрики. В основном девичьи. Я морщусь. Не пойму, действительно ли у меня есть причины недолюбливать Ван дер Берга, или я просто завидую его умению обеспечить толпе множественные оргазмы, ни к кому не притронувшись.

Проследив за направлением моего взгляда, кузина хмыкает.

— Чувак, перестань беспокоиться из-за того, что мы с ним живем в одном доме.

Не моя забота. Просто…

— На твоем месте я бы больше переживала, когда он рядом с твоей мамой находится, — шутит Дилан. — Он не смотрит на меня так, как на нее.

— Фу… — Серьезно?

— Мне кажется, дядя Джекс скоро его убьет, — размышляет она вслух с легкой улыбкой.

— Я помогу.

— Ну, будь осторожен. — Кузина оглядывается на него через плечо. — Юный горец умело орудует топором.

Не важно.

— Напиши мне, когда доберешься домой в целости и сохранности.

Протягиваю ей руку, и мы стукаемся кулаками.

— Ты тоже.

Дилан идет дальше, а мы с Томми выдвигаемся к трибунам. Вдруг я замечаю Аро, приближающуюся к нам с двумя стаканами пива. Она оставляет себе один, второй протягивает мне. Я смотрю на него, прекрасно зная, что ей еще не исполнилось двадцати одного года, да и денег у нее нет.

— Подробнее рассказать не хочешь? — спрашиваю у нее.

Не разрывая зрительного контакта, девушка делает глоток в качестве ответа.

Отлично. Покачав головой, передаю стакан Томми.

— Сядь где-нибудь и смотри гонку.

Я сегодня за рулем, а она заслужила возможность повеселиться. Какого черта…

Томми снимает маску, улыбается и отпивает, не поморщившись, словно в стакане рождественское какао.

Включаются динамики, транслирующие музыку, зрители оживляются, и я ощущаю, как капли пота катятся по моей спине. Аро потягивает пиво, осматриваясь по сторонам.

— Прям как в кино.

— Что?

— То, как вы развлекаетесь.

Опускаю взгляд на нее.

— Ты когда-нибудь участвовала в гонках?

— Не ради забавы.

Мне требуется секунда, однако я прыскаю от смеха, не сдержавшись. Хоть Аро и не смотрит на меня, вижу мелькнувшую на ее лице улыбку, пока девушка делает очередной глоток.

Рассматриваю машины — старые, новые, модификация которых стоит денег, — подростков, думаю о скандалах и соперничестве…

Я тоже это ощущаю. Всегда ощущал. Какую-то пустоту.

Никогда не был сильно привязан к треку, в отличие от Кейда с Дилан. Думаю, Хантер тоже. Гонки любили наши родители. Я вырос на этом.

Но уже от них устал.

Мне хочется найти дело, которое воодушевляло бы меня так же, как «Петля» воодушевляет мою семью. Что-то другое. Новое.

В поле моего зрения попадает мама. Она передает попкорн моим младшим кузенам, ЭйДжей и Джеймсу, сидящим на трибуне, после чего возвращается к буфету.

— Не хулигань, — вновь напоминаю Аро и ухожу.

Направившись следом за мамой, пишу ей эсэмэску.

«Позади тебя».

Я замечаю, как она опускает голову, проверяет свой телефон. Мгновение спустя, резко выпрямившись, начинает оборачиваться, но останавливается.

«Жду за фудтраком», — гласит ее ответ.

Мама идет к полю, усеянному деревьями, подальше от шума и любопытных глаз.

Внезапно чьи-то руки обвивают мою талию. На миг ошеломленный страхом, я оцепеневаю.

— Я ничего с ним не делала, — произносит девичий голос.

Скайлер. Осознав, что угрозы нет, выдыхаю.

— Ты позволила ему кое-что сделать, — отвечаю я.

— Мы расстались, Хоук, — говорит она мне в спину. — Это не измена.

Нет, не измена, но все же. Правда, не знаю, почему я злюсь. Так сильно ревную?

Или это гордость? Я рассержен, потому что Скайлер разрешила кому-то другому прикоснуться к себе, или потому, что она дает мне легкую мишень для обвинений в распаде наших отношений? Дело не во мне. А в ней. Только она виновата в том, что у нас ничего не получилось.

Раньше я мог так говорить, однако после пяти или шести «Скайлер» понял, что причина не в девушках.

— Я хочу, чтобы это был ты.

Возникает ощущение, словно вокруг нас сдвигаются стены, которых нет. Они давят все сильнее и сильнее.

Меня тошнит от секса. Мне надоело говорить о нем. Противно думать о нем. Неужели это все, чего хотят люди?

Отстранившись, убираю ее руки от себя.

Но Скайлер опять меня хватает.

— Прости. Мы можем медлить столько, сколько тебе потребуется. Я хочу быть твоей маленькой дикаркой.

Я бы хотел, чтобы она могла ею стать. Чтобы уже хоть какая-то девушка ею стала, лишь бы все это почувствовать. Всю ее. Видение из моих фантазий.

Чертовски сильно хотел бы.

Но я продолжаю останавливаться.

Выскальзываю из объятий Скайлер. Не до этого сейчас.

— Мне нужно идти.

Я подхожу к кустам, огибаю фургончик. Мама стоит возле генератора.

Она подбегает и обнимает меня. Обхватив ее руками, чувствую, как мамина голова опускается на мое плечо, и вспоминаю детство. Тогда все было наоборот, это я лишь до плеча ей доставал.

— Отец сказал, что ты в безопасности, но… слава богу. — Мама дрожит, и я слышу слезы в ее голосе, только она не плачет. — Господи, Хоук.

Я отпускаю ее. Теперь, убедившись, что со мной все в порядке, мама точно на меня наорет.

— Слишком поздно для лекций, — предупреждаю.

— Ты возвращаешься домой.

— Не…

— Это не обсуждается! — грозно шепчет мама.

Ее зеленые глаза яростно вспыхивают, от чего я вздрагиваю, потому что она пугает меня. Мои родители умеют добиваться всего, чего пожелают. К сожалению, я эту черту не унаследовал.

Несколько секунд молчу, собираясь с мыслями.

— Этот урод выписал ордер на мой арест.

— Ты же знаешь, мы с этим разберемся.

— Я не хочу с этим разбираться, — отвечаю жестче, чем следовало. — Мне нужно его уничтожить.

Она опускает глаза, качая головой.

— Хоук…

— Рики был под кайфом от дряни, которой торгует Ривз, когда разбил машину.

Замерев, мама медленно поднимает глаза, полные печали из-за утраты, перенесенной пять лет назад. Мои родители брали детей под опеку. Таких, как Аро. Рики было шестнадцать. Он стал их последним приемным ребенком. Его уже давно нет в живых, а они до сих пор винят себя в его смерти.

Мы молча смотрим друг на друга, и я жду. Она должна понять. Я не могу отпустить копа. Он терроризирует общество, которое слишком привыкло к своей комфортной жизни, чтобы бросить ему вызов.

— Что я должна сказать? — спрашивает мама. — Если бы ты был на моем месте, позволил бы сыну взять дело в свои руки?

— Нет.

Конечно, нет. Мне понятна ее позиция. Она не хочет подвергать меня опасности. Я понимаю.

На ум приходит Аро вместе с внезапным осознанием того, насколько разные у нас ситуации. То есть я это знал, однако прежде не до конца понимал.

Никто не прибежит ей на помощь, не спасет ее. В моем окружении есть дюжина человек, готовых оградить меня от любого вреда.

Я заключил с ней сделку. И должен сдержать свое слово.

— Ты меня не остановишь, — говорю я как можно мягче.

Мама смотрит на меня, слегка поникнув, и выглядит опустошенной. Будто не может поверить своим ушам.

Это правда. Мне восемнадцать. Она права, но и я тоже прав. Я добьюсь своего.

— Наверное, какими бы хорошими ни были родители, независимо от того, насколько они богаты, дети все равно попадут в неприятности. Ты все сделала правильно, только я не отступлю.

Поцеловав ее в щеку, разворачиваюсь, собираясь уйти.

Мама окликает меня:

— Чем я могу помочь?

Я поднимаю глаза и вижу, как Дилан забирается в свою машину, а Ной протягивает ей шлем.

Обернувшись, чувствую облегчение.

— Ты можешь попросить Мэдока поговорить с полицией? Выяснить, насколько серьезно мое положение на данный момент?

Мне нужно знать, действительно ли у меня большие проблемы.

Она кивает.

— И взять антибиотики у Тэйт. — Ее брови взлетают вверх, но я заверяю: — Это не для меня. Так, на всякий случай.

Мама расслабляется.

— И… — Достав телефон, пишу ей новое сообщение. — Можешь попросить кого-нибудь проверить этот адрес? — Я знаю, что у нее есть контакты в органах опеки. — Двое детей и мать. Пока… ничего не предпринимай. Просто хочу убедиться, что с ними все в порядке.

Не всем приемным детям повезло попасть в семьи вроде моей. Если брата и сестру Аро отправят в плохое место, это может спровоцировать ее. Однако матери Аро я тоже не доверяю, даже если устранил отчима.

— Это родные той девушки?

Я киваю.

— Позвоню сегодня, — обещает мама.

Подойдя к ней, снова ее обнимаю.

— Спасибо. — Отстранившись, продолжаю: — Буду на связи. Если не получите от меня вестей в течение сорока восьми часов, прочесывайте дно реки.

Ее глаза округляются.

Я просто смеюсь.

— Шучу.

— Это не смешно! — Мама шлепает меня по руке, едва не плача.

Все еще смеясь, целую ее в лоб.

— Я буду на связи. Скажи папе, что я в порядке.

Натянув маску, вновь лавирую межу людьми и возвращаюсь к трибунам, где Томми по-прежнему сидит одна на самом верху. Перевожу взгляд на трек. Ной разговаривает с Дилан, пока та заводит мотор, а Кейд болтает с друзьями неподалеку.

Неужели он не может хоть немного о ней побеспокоиться, когда она в компании гонщиков? Мне сложно в одиночку присматривать за кузиной. Раньше Кейд защищал ее, но после отъезда Хантера все изменилось.

Я сворачиваю к краю трибуны, запрыгиваю на нее, поднимаюсь на самую верхнюю скамейку, чтобы на меня не пялились, и сажусь позади Томми.

Стакан, который она держит в руках, до сих пор наполовину полон. Девочка так сосредоточена на трассе, что почти не замечает, как я забираю у нее напиток и делаю глоток. Проследив за направлением ее взгляда, обнаруживаю Кейда, смотрящего на Томми. Он явно не рад ее присутствию.

Она слегка склоняет голову.

— Знаешь, почему он так делает? — Я отдаю пиво обратно. — Потому что это действует.

С одной стороны, я понимаю. Отца Томми никогда не простят за его поступки. Принять ее — значит признать, что мы можем закрыть глаза на случившееся, а это далеко не так. Мелкая ни в чем не виновата. Просто ситуация отстойная.

Однако Кейду и многим другим горожанам не следует из кожи вон лезть, чтобы сделать жизнь Томми хуже. Нам не обязательно дружить, но мы можем проявить доброту.

— Девушки с голубыми волосами никого не боятся, — говорю ей.

Она смеется и согласно кивает, после чего делает глоток.

— Эй, где моя сумочка? — доносится снизу.

За ограждением я замечаю Келси Смит, которая осматривается вокруг.

Ее подруга отодвигает свое кресло, смотрит под ним.

— Когда ты видела ее в последний раз?

— Она была здесь, — выпаливает девушка.

Переведя взгляд чуть в сторону, вижу, как в толпе мелькает синяя толстовка.

Я медленно зажмуриваюсь.

— Жди здесь, — обращаюсь к Томми.

Нырнув под перила, спрыгиваю с трибуны и протискиваюсь между посетителями, не поднимая головы.

Только они все равно замечают меня. Многие удивленно оглядываются, когда я прохожу мимо.

У нас остаются считаные секунды.

Ловлю Аро под локоть, увожу ее от зевак и говорю как можно тише:

— Я же просил тебя не создавать проблем.

Протянув руку к центральному карману ее толстовки, я нахожу деньги, как и предполагал, и смотрю на нее сверху вниз.

Аро качает головой.

— Ты видел ее туфли? Для нее не велика потеря.

— Ты этого не знаешь.

— Что, по-твоему, я с ними сделаю? Проиграю в азартные игры? Мне нужно купить гребаной еды, раз уж ты лишил мою мать кормильца.

Приблизившись к девчонке — потому что она орет, черт побери, и на нас обращают внимание, — рычу сквозь зубы:

— Тебе следует спасибо сказать за то, что я убрал его из твоего дома.

Аро смеется.

— Ты всего лишь убрал одну проблему и создал другую. Мораль — для людей, у которых в доме больше одной ванной комнаты.

— Значит, я займусь ее решением.

— Это я займусь ее решением! — выкрикивает Аро. — Я кормлю свою семью. Не ты!

Все глазеют на нас.

Я слишком устал и раздражен. Глядя на нее, не могу подобрать слов, чтобы заставить ее замолчать и вести себя нормально. Аро обостряет любую конфронтацию.

С ней сложно. Я никогда не встречал человека, который постоянно делает прямо противоположное тому, что должен делать. И все ради чего? Восьмидесяти баксов? Зачем идти на необоснованный риск? Зачем искать неприятности?

— Нас поймают, потому что ты поступаешь глупо, — заявляю ей.

— О, например, тащусь в общественное место, чтобы проведать свою подружку?

Что? Это не…

Выпрямившись, смотрю на Аро. Вероятно, она видела нас со Скайлер.

Но я не собираюсь оправдываться перед ней. Я ни перед кем не оправдываюсь. Чем дольше это продолжается, тем больше у меня хлопот, а Аро отказывается слушать. Я не пойду на дно ради нее.

— Ничего не получится, — произношу я.

— Да уж.

К черту все. У меня еще есть шанс. Как бы я ни старался, Аро так или иначе окажется в тюрьме, потому что думает только о сегодняшнем дне. Никогда о завтрашнем.

— Я сдамся утром. А тебе желаю удачи.

Двинувшись обратно к трибунам, чтобы забрать Томми, слышу сзади ее голос:

— Я бы пожелала того же, только тебе она не понадобится.

Я останавливаюсь. Когда оборачиваюсь, Аро уже нет.

Ощущение такое, словно я тону и не могу выбраться на поверхность.

Что с ней будет?

Куда она пойдет?

Все мужчины в ее жизни — хищники.

Внутри все сжимается. Мой взгляд мечется из стороны в сторону в поисках синей толстовки. Черт, куда она пропала?

Я не вижу ее.

И пока веду Томми к машине, не могу перестать повторять про себя имя Аро снова и снова. Не знаю почему.

Может, чтобы не забыть.

Чтобы я всегда помнил, что она существовала.

Аро Тереза Маркес.