Мальтийский замок

Глава тринадцатая: У нас большие неприятности

Очнулась я в какой-то машине со связанными руками и заклеенным ртом, рядом, в таком же точно виде сидела все еще не пришедшая в сознание Божена. Мы болтались из стороны в сторону на заднем сидении, а впереди виднелись какие-то мужчины. Они негромко переговаривались между собою по-французски, а машина неслась, подпрыгивая на кочках. Свет фар выхватывал из темноты частокол деревьев… Оценив ситуацию по достоинству, я чуть было снова не упала в обморок. Все-таки мы доигрались!

Вскоре очнулась Божена. Она непонимающе посмотрела по сторонам и, встретившись взглядом с моими квадратными глазами, тут же все поняла. Заметив, что мы пришли в движение, один мужчина обернулся, посмотрел на нас и что-то сказал водителю по-французски. Я не сомневалась, что сейчас нас завезут в какую-нибудь глухомань, там пристрелят (или прирежут) и тщательно закопают, чтобы мы больше не доставляли неприятностей Александру… Александр! Черт побери, но как же он узнал?! А если это не он? Кто тогда? Нас что, похитили с целью выкупа? Не надо было строить из себя глупых богатеек! В моей голове мелькали сотни, нет тысячи мыслей и, посмотрев на Божену, я убедилась, что у нее их мелькает не меньше миллиона, а ее глаза по форме и размерам напоминали две сервизные тарелки.

По приблизительным подсчетам мы ехали около двух часов. Что я пережила за это время, не передать ни какими словами. Я с грустью думала о том, что так и не поговорила на прощание с Марком…

Авто, в конце концов, остановилось, и нас бесцеремонно выволокли наружу. Божена брыкалась и норовила врезать нашим похитителям каблуками, я же пыталась гневно мычать, но на наше жалкое сопротивление никто не обратил внимания. Нас подтащили к дверям какого-то дома, в темноте было не разобрать, какого именно, втолкнули внутрь и, при помощи пинков, попросили следовать в нужном направлении.

В доме было так же темно, как и на улице, мы ничего не смогли разглядеть, а мужчины двигались очень уверенно, было очевидно, что им тут все хорошо знакомо.

Потом нас поволокли вниз по лестнице, послышался звук открывающихся дверей, нас впихнули в какое-то помещение и заперли. Там оказалась еще одна лестница, от полученных тычков, мы не удержались на ногах и, скатившись по ступенькам, рухнули на пол, испытав при этом массу невероятных ощущений. Когда перед глазами перестали мелькать очень крупные белые искры, я огляделась по сторонам. Вокруг кружилась все та же темнота, руки были связаны, рты заклеены. Никогда не думала, что со связанными руками так трудно двигаться! Мне понадобились титанические усилия для того, чтобы просто подняться и сесть, рядом слышалось напряженное сопение, видимо Божена занималась тем же самым.

– М-м-м-м! – возмущенно произнесла она.

Я ответила ей таким же мычанием, но только более скорбным.

Под нами был пол, ледяной и каменный и, судя по изредка капающей на голову воде, мы находились в подвале. Темнота, тишина и беспомощность были жутковатыми, а икать с заклеенным ртом не хотелось. Я знала только одно средство не разыкаться от страха: сделав над собой чудовищное усилие, я уснула. Вот прямо так, сидя и уснула. Я бы с удовольствием посоветовала это безотказное средство Божене, если бы могла, но оно не на всех действует…

Проснулась я оттого, что в глаза ударил свет. Щурясь спросонок, я посмотрела по сторонам. Да, мы действительно находились в подвале, а по ступенькам, не спеша, спускался Александр, в отличие от нас, выглядел он на редкость хорошо.

– Как я рад вас видеть, – усмехнулся он. – Наконец-то представился случай познакомиться поближе.

В руках мерзавец держал объемный целлофановый пакет. Вдоволь насладившись нашим видом, он вытряхнул содержимое пакета на пол. Это оказались наши парики, эскизы, выброшенные Боженой в мусорный бак, мои платья, наши сумочки… Александр элегантно склонившись, поднял парики.

– Давайте знакомиться, дорогие Лаура и Генриетта, – он расхохотался и я поняла, что наше дело действительно дрянь.

Швырнув парики в кучу вещей, он подошел к нам вплотную и резко сорвал пластыря. Мы заорали от резкой боли и начали выкрикивать все, что думаем про него, про дурацкого Сонара.

– Все сказали? – спокойно произнес он, когда мы выдохлись. – А теперь слушайте меня, вы, дуры безмозглые. Здесь вас никто не найдет, мои люди инсценировали ваш отъезд из отеля, а вас самих вынесли через черный ход, так что, если вас и хватятся, то вы уехали в Лондон. Здесь вы будете сидеть до тех пор, пока не скажете, кто и зачем вас надоумил устроить весь этот спектакль. Должен признаться, сыграли вы очень хорошо, – он внимательно посмотрел на меня и покачал головой. – Просто поразительно. Вы, мадам, простите, не знаю вашего имени, совершенно не похожи на Лауру, но я ведь действительно чуть было не поверил в то, что меня преследует призрак. Верил до тех пор, пока не нашел в лесу вот это.

Он выхватил из кучи голубой лоскут и помахал им перед моим носом.

– Вот тогда я догадался, что меня просто дурачат, а я этого очень не люблю. Мне все равно, кто вы такие, просто хочу узнать, ради чего вы все это устроили и кто вас надоумил. Кто и почему. Понятно? Кормить я вас, естественно, не буду, так что выбирайте: либо голодная смерть, либо вы все мне расскажете.

Он швырнул в сторону лоскут, поднял боженин блокнот и принялся его медленно листать.

– Так, так, сколько вы про меня интересного узнали. Молодцы, похвально, только навряд ли это вам теперь пригодится.

Он с ненавистью посмотрел на нас, и внутри у меня все похолодело, такого типа не разжалобишь, даже если будешь валяться у него в ногах и молить о пощаде…

– Так это вы убили Лауру? – сдавленно поинтересовалась я.

– Ну конечно я, – улыбнулся он. – Вот только одного не могу понять, откуда вы взялись пять лет спустя и какое вообще имеете отношение к этой истории? Но я все равно вытрясу из вас всю правду, обязательно вытрясу.

Я с ужасом поняла, что действительно вытрясет.

– А зачем вы ее убили? – пробасила Божена.

Господи, мы все еще продолжали вести расследование, нормально, да?

– Вам это очень интересно?

Мы синхронно закивали.

– Хорошо, расскажу, раз уж вы провернули такую глобальную операцию. Все очень просто, даже банально. Я был почти разорен, весь по уши в долгах и очень кстати в меня влюбилась эта дурочка Лаура. Естественно, она и не подозревала о моих, так сказать, небольших сексуальных странностях. Бедная крошка так любила, так любила… ну не разбивать же ей сердце? Вот я на ней и женился. Да, это было самое ужасное время в моей жизни! Маленькое, большеглазое, изнеженное существо, не знающее ничего кроме роскоши и безумной любви окружающих! Ее красота обладала огромной властью над людьми. Стоило ей только о чем-нибудь кого-нибудь попросить, глядя на собеседника своими бездонными глазищами, как он тут же срывался с места и мчался выполнять все ее поручения. Все время она требовала заботы, любви и ласки, как наркоманка не могла без этого жить. Все время необходимо было твердить, как я ее люблю, жить без нее не могу! Она ведь даже представить себе не могла, что может быть по-другому, что кто-то может ее не просто не любить, а ненавидеть. Ненавидеть сильно, от всей души.

Самое страшное, это, конечно, было спать с нею. Как хотелось сжать изо всех сил хрупкую шейку… а мне приходилось ее целовать и изображать всепоглощающую страсть! Как же это было мерзко!

Она не оставляла меня в покое ни на минуту, повсюду таскалась за мной по пятам, как собачонка и постоянно требовала любви, а я размышлял, как же от нее избавиться. Долго ничего стопроцентно для меня безопасного на ум не приходило. В конце концов, я дошел до исступления. Мало кто знал, что время от времени, детка балуется кокаином, Лаура называла это «чудный порок аристократов». Она часто ездила в этот мерзкий дом-замок, ей, видите ли, нравилась старина! Часами сучка резвилась среди лип, наслаждалась природой, я же планировал убийство.

Я знал, что развод не возможен, я остался бы ни с чем, да еще с такой репутацией, что хуже не придумаешь ее семейка не оставила бы от меня и мокрого места. И что дальше? Жалкое существование, насмешки и издевательства вчерашних подхалимов, закрытые двери и что в конце? Застрелиться? Меня это не устраивало.

Мне было известно, что Лаура ужасно боится грозы, а в тот вечер разразилась такая буря, что со страха она опять нанюхалась этой дряни. Когда девочка находилась под действием кокаина, она практически ничего не соображала, становясь похожей на куклу с пустыми стеклянными глазами. Я отнес ее в спальню, переодел в ночную рубашку, открыл окно, чтобы грозу было лучше слышно и начал рассказывать историю про то, как она встает, идет на балкон, становится на перила… Я пару раз замечал, что под кокаином она становится внушаемой.

Я внушал долго, так долго, что почти отчаялся. Я знал, что нельзя ее касаться и поднимать самому, она могла придти в себя, чего доброго поднять крик, тогда последней надежде пришел бы конец. А если б я ее выбросил сам, могли бы остаться какие-нибудь улики, ведь я делал это впервые и мне требовался идеальный несчастный случай.

Я продолжал внушать… тут раздался сильнейший раскат грома, и эта дрянь наконец-то стала подниматься с кровати! От сердца у меня отлегло. Ни на минуту не прекращая внушать, я заставил ее выйти из спальни, пройти по коридору и – на балкон. Она взобралась на перила. Боже, как долго она стояла не падая! Я уже думал ее подтолкнуть, но в это время снова загрохотал гром и, пошатнувшись, она наконец-то сорвалась вниз. По этому поводу я выпил большой бокал коньяка и выкурил сигару. – Александр улыбнулся. – Вот и все, теперь вам стало легче?

О себе бы я этого не сказала и, судя по выражению Божениного лица, ей тоже не полегчало.

– Теперь ваша очередь, – сказал мерзавец, – выкладывайте, кто вас надоумил, и какое вы вообще имеете к этому всему отношение?

Божена отпустила в его адрес длинное классное ругательство.

– Ну что же, я никуда не тороплюсь, – процедил Александр. – У вас тоже времени достаточно. Посидите, подумайте, можете думать хоть месяц, если вы, конечно, протяните столько без еды и воды. – Он подумал и добавил: – Да и без света тоже. Говорят, в тишине и темноте, люди быстро сходят с ума. Сначала вам начнут мерещиться крысы, потом пауки, вам станет казаться, что они ползают по вашим ногам и щекочут ваши лица своими мохнатыми лапками…

Божена громко запела государственный гимн Польши, чтобы не слышать вкрадчивого голоса Александра. Еще он тут нас гипнотизировать будет! Он рассмеялся и ушел. Как только за ним закрылась дверь, сразу же погас свет.

– Ну что, подружка, – вздохнула я, – влипли мы с тобою хуже некуда.

– Это точно. Оказывается, этот гад обо всем знал! Следил, наверное…

– Что делать-то будем? Понятное дело, после такого веселого рассказика, живыми нам отсюда не выбраться, даже если признаемся, что в суть дела нас посвятил Текина.

– Все равно не поверит, – фыркнула Божена. – Он будет добиваться имени человека, а мы станем бредить про привидение.

– Ты думаешь, он будет нас пытать? – голос мой дрогнул.

– Откуда я знаю? Судя по его доброму и человечному рассказу и том, как он прикончил свою супругу, наверное, будет. Надо подумать, как дальше поступить.

Я добросовестно задумалась, а потом спросила:

– Божена, у тебя зубы крепкие?

– Всегда ими орехи грызла, а что?

– Тогда перегрызи мою веревку она тонкая, а потом я развяжу тебя.

– И что это нам даст?

– Так у нас больше будет свободы, можно будет скрутить Александра и как-нибудь выбраться отсюда… в общем, надо освободить руки.

– Ну, хорошо, только ты говори что-нибудь, а я поползу на звук, а то ни черта не видно.

Я принялась читать алфавит, а Божена поползла ко мне.

– Ни пса не видно! – разъяренно сопела она. – Ни пса!..

Наконец ее нога врезалась мне в бок.

– У-у-у-у-у! – взвыла я.

– Ой, прости, пожалуйста, значит я у цели. Так, где тут твои руки? – она завалилась на бок, подползла вплотную и впилась зубами в мой палец.

– А-а-а-а-а! – заорала я пуще прежнего.

– Ой, прости, я не хотела. Сейчас… вот… нашла веревку.

Божена замолчала и начала ее перегрызать, время от времени, ругаясь сквозь сжатые зубы. Казалось, это длилось целую вечность, спина у меня затекла так, что перед глазами замелькали разноцветные круги. Божена сопела всё сильнее и ругалась всё крепче. Наконец, она дернула, что есть силы и веревка порвалась. Божена рухнула на спину, стукнувшись головой об пол, и облегченно вздохнула. Я освободила руки и растерла онемевшие запястья, потом развязала и подругу. Мы встали на ноги и немного походили по подвалу, чтобы хоть как-то развлечься, хотя развлечением это было весьма сомнительным.

– Что будем делать дальше? – спросила Божена, на ощупь копаясь в оставленных Александром вещах. Не найдя ничего, могущего нас спасти, она села на ворох платьев. Побродив еще немного, я присоединилась к ней.

– Честно сказать, не знаю.

Я машинально рылась в вещах и случайно нашла колье. Вытащив его, потрогала орхидеи, и мне почему-то стало немного спокойнее, но есть хотелось все больше и больше.

– Есть хочется, – сообщила Божена. – И пить тоже.

– И мне.

На ум мне пришли рассказы Александра. Если он с такой жестокостью и хладнокровием расправился с Лаурой, то что ему стоило уморить голодом и нас? К тому же, выпустить на свободу таких опасных свидетелей, было бы верхом глупости…

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – мрачно спросила Божена.

– Кажется да. Слушай, в моей сумочке еще оставались сигареты, давай поищем.

После непродолжительных поисков мы отыскали ее. Помимо сигарет там же обнаружилась зажигалка и мои часы, я всегда носила их в сумке, не любила железа на руках. При свете маленького огонька посмотрели на циферблат и выяснили, что находимся вне стен отеля около пяти часов… В пачке оказалась только одна единственная сигарета. Но все же это было лучше, чем ничего.

Из вещей и платьев соорудили подобие подстилки, улеглись и закурили, отгоняя прочь мысли о крысах и пауках. Экономя сигарету так, словно от нее зависела вся наша жизнь, мы пытались заглушить дымом голод.

– Ива, давай говорить о чем-нибудь! – не выдержала тишины Божена.

– Давай, только о чем? Обсуждать эту ситуацию не очень-то хочется.

– А мы о чем-нибудь другом поговорим. Расскажи, например, почему вы с Марком не поженитесь?

– Мы никогда не поднимали этого вопроса, нам просто было хорошо вместе… но, если честно, я хотела пару раз намекнуть, но боялась, что он заведет эту мужскую заезженную пластинку про свободу и боязнь зависимости и про то, что он еще не созрел для брака. Посему молчала. Мы просто жили, и это нас устраивало.

– Наверно так действительно лучше, – вздохнула Божена, – а я-то за всех своих замуж выходила, столько мороки со свадьбами, потом с разводами, неописуемо.

Я согласилась, и мы снова замолчали.

– Ива, говори, пожалуйста! – взмолилась Божена. – Это просто невыносимо! Когда мы молчим, мне в голову лезут всякие ужасы!

– Хорошо, – я тяжело вздохнула, пытаясь отогнать собственные кошмары. – Вот, к примеру, знаешь ли ты, что акулы не имеют плавательного пузыря и поэтому вынуждены двигаться без остановки, потому что если акула остановится, она утонет, представляешь?

– Удивительно, как это я столько лет жила без этой информации! – проворчала Божена.

– Тогда сама что-нибудь рассказывай, – обиделась я. Последний раз в жизни хотелось блеснуть эрудицией и то не получилось.

– Хорошо, – Божена устроилась поудобнее. – Решила я однажды приготовить пончики…

– Только не про еду! – взвыла я, мучимая голодом.

– Акул, между прочим, тоже есть можно.

Некоторое время мы обе сердито молчали, а я представляла себе огромную жареную акулу, всю в пончиках…

Отлежав все бока, мы поднялись, сели и одновременно вздохнули.

– Как все плохо, – констатировала Божена.

– Хуже некуда, – согласилась я.

Вытащив из сумочки часы, я снова посветила огоньком зажигалки, и выяснила, что прошло еще два часа.

– Может, он забыл о нас? – простонала Божена.

– Навряд ли он забудет про такое событие в жизни.

– Что же делать? Может в двери постучать?

– А что именно ты собираешься ему рассказывать?

Голова кружилась, перед глазами расплывалась даже темнота, желудок просто вопил от голода, кроме того, страшно хотелось курить. Одна сигарета на двоих только раздразнила страсть к пороку.

– Расскажу про Текину…

– Так он и поверит! Да и какая разница, расскажем или нет, все равно он нас отсюда не выпустит, так что можно не тратить силы и не унижаться. Будем держаться до конца, пусть эта свинья не радуется, что сломал нас.

– Думаешь, нам станет легче умирать голодными и гордыми?

– А что, лучше валяться у него в ногах, и лепетать про злого привидения, который нас втравил во все это? Я не доставлю ему такого удовольствия! Я до последнего вздоха хочу чувствовать себя человеком!

– Да, ты права.

Мы гордо легли на вещи, решив экономить силы. Я очень сожалела, что от нервов мы с Боженой почти весь день ничего не ели. Если бы мы немного больше уделяли внимания своим желудкам там, на свободе, то сейчас перед моими глазами не крутились бы всевозможные кулинарные изыски, чередуясь с ведрами шампанского и бочками мартини.

Прошло еще около часа. По истечении этого срока, я готова была признаться в убийстве Кеннеди…

– Эй, вы! – послышался за дверью голос Александра, и мы от неожиданности подпрыгнули. – Ну что, созрели?

– Захлебнись в унитазе, крыса! – выпалила Божена.

– Значит, еще нет, дозревайте.

Мы хором пожелали ему счастливого пути в известном направлении и еще более гордо легли умирать дальше.

– Божена, – вздохнула я, пристраивая сумку под голову, – признайся честно, ты кого-нибудь из своих мужей по-настоящему любила?

– А почему ты вдруг спросила?

– Хочется напоследок поговорить не только о том, как есть хочется, но еще и духовных ценностях.

– Ладно, – Божена задумалась, вероятно, припоминая всех своих мужей. – Пожалуй, я по-настоящему любила только Франтишека, да и то я это понимаю, только сейчас…

– Отца Влада?

– Да.

– Но, Влад появился у тебя еще тогда, когда ты училась в школе, и я прекрасно помню твои залитые слезами письма и крики о том, как ты ненавидишь Франтишека.

– Это надо было сказать спасибо моим родителям, которые нас чуть обоих не убили, когда открылось мое интересное положение, но потом все нормализовалось.

– Влад совершенно не похож на поляка, – задумчиво сказала я, – он больше на испанца смахивает. Я помню его еще маленьким, такой был невероятно красивый мальчик, ясное дело, что ты не устояла перед его отцом. У Влада были такие огромные черные глаза, с такими длинными густыми ресницами, просто загляденье.

– Они и сейчас у него остались, уверяю тебя. Влад еще и очень умный и одаренный мальчик. Я очень благодарна Франтишеку за такого замечательного сына, которого… которого… я больше никогда не увижу-у-у-у-у!

Божена неожиданно разрыдалась. Сердце у меня тут же перевернулось вверх тормашками и я поползла ее утешать, хотя утешать было особенно нечем.

Прошло еще сто или двести лет, кулинарные изыски сменились батоном хлеба и заветрившейся колбасой, а ведра шампанского – пахнущей хлоркой водой из-под крана.

– Господи! – простонала Божена, поднимаясь с наших измочаленных платьев. – Я от голода даже заснуть не могу! Терзают самые настоящие кошмары – бигосы там всякие, куры жареные…

– Кстати, помнишь, я просила у тебя рецепт свинины в пивном тесте? Ты мне так и не дала…

– Хочешь, сейчас расскажу?

– Божена, ты что, мазохистка?!

– Нет, просто есть очень сильно хочется. Знаешь, я вот что заметила, почему-то особенно мучает голод именно тогда, когда ты знаешь, что тебе покушать не светит. Я вот как-то сидела на диете…

– Тише! – прервала я ее воспоминания.

За дверью послышались какие-то звуки.

– Давай хоть напоследок звезданем его по роже? Вот увидишь, как легче станет умирать.

– Давай, – с готовностью согласилась подруга.

Мы поднялись и, шатаясь от слабости, побрели к лестнице.

– Поднимемся по ступенькам или здесь подождем? – прошептала я.

– Давай поднимемся, – шепотом ответила Божена. – Может, удастся спустить его с лестницы, и он сломает себе шею.

– А вдруг он не войдет сюда?

– Тогда скажем, что согласны всё рассказать, он обрадуется, дверки распахнет, тут мы его и встретим.

Представив себе эту прекрасную картину, я ощутила небывалый прилив сил, наверное, это и называется «вторым дыханием». Судя по яростному сопению Божены, такое дыхание открылось и у нее. Мы пожелали друг другу удачи и потихоньку стали подниматься по лестнице.