Маори по кличке "Литой" (СИ)

Глава седьмая Как Моану пытались купить

В тот день Моана проснулся, как и всегда, с восходом солнца. А спать он ложился с наступлением темноты. Так он привык, будильник ему был не нужен, но часами, разумеется, пользовался — старыми, но все еще надежными отцовскими часами, со стрелками и подзаводом от ходьбы, что в свое время было диким ноу-хау.

Дел у Моаны сегодня было много и все непривычного характера. Намедни он пересчитал все скопленные им средства, которые хранил в своей квартирке, подумал и пришел к выводу, что ни авторитет Джекки, ни уважение, которые выказывали местные ему, Моане, не гарантирует сохранности средств от внимания какого-нибудь потерявшего рассудок наркомана или алкоголика. Дверь у него была символическая и защитить могла разве что от сквозняка.

Оставалось найти для денег более надежное место, и Моана решил отправиться в банк. Путаться с открытием счетов и прочего он не собирался, все это было слишком путано, да и, насколько он знал, с некоторых видов вклада деньги просто нельзя было бы сразу снять. Оставалось арендовать ячейку. Он узнал у Джекки название самого солидного банка в Окленде, как-никак, ему он собирался доверить свою мечту, пусть даже в таком грязном виде, а потом осмотрел свой гардероб.

То, что у него было, годилось и для города, и для моря, и тем более, для района, где он жил, но, по его мнению, не годилось для похода в банк. Татуированный маори в тяжелом кожаном жилете, толстовке, джинсах и кроссовках, с бритой головой и пудовыми кулаками в самом большом банке Окленда смотрелся бы странно.

Так и пришлось Моане решиться приобрести костюм. Долго собираться он не любил, потому сунул в карман кошелек и пошел в магазин готового платья, где вкратце изложил подскочившему человеку свои заботы и печали. Магазин располагался во владениях Джекки и его банды, а потому владелец бегал вокруг Моаны лично, но посоветовал такому уважаемому человеку костюм лучше пошить, нежели покупать. Но Моана отрицательно покачал головой и началась мучительная процедура примерок и выбора, так как магазин был большой. Проблема была в плечах Моаны и его сложении при его росте. Наконец, общими усилиями они выбрали ему темно-синий костюм в тоненькую полосочку, строгие туфли, сорочку (тут хозяин чуть не рехнулся, подбирая товар по клиенту — бычья шея Моаны не была создана для воротничков, подходящих офисному планктону и солидным дядям, что носят такое на каждый день).

Ужасный шопинг завершился покупкой галстука, Моана облачился во все новое и уставился на себя в зеркало. В этой ерунде он понимал немного, но то, что глядело на него из зеркала, неожиданно его позабавило. Чувствовал он себя ужасно, но внешний вид сменился просто-таки диаметрально. Конечно, ни коса, ни татуированное лицо никуда не делись, как и кисти рук, сразу выдававшие профессию владельца, но все же, решил Моана, в банк идти было можно.

Хозяин, не дав Моане открыть рот, озвучил сумму и сам же назвал скидку — как покупателю сразу всей этой оснастки, как назвал ее про себя Моана, а заодно и как уважаемому человеку, а также, как… Но тут Моана перебил говоруна, сказав, что он не собирается таскать деньги у того из кармана только потому, что работает с Джекки. Хозяин был потрясен, но скидку чуть убавил, на чем они и сошлись. В предполагаемый бюджет Моана вписался, а костюм он потом подумывал подарить кому-нибудь из родных, разумеется, первым кандидатом был дядя Вирему.

Он вернулся к себе, еще раз сосчитал деньги, вычел их из суммы стоимости яхты, усмехнулся, сложил деньги в сумку, купленную там же, в универсаме, и отправился в банк. Вошел он туда без проблем, но вот выбраться оттуда не мог больше часа. Почуяв неопытного человека, какой-то упырь в бабьем обличии, вцепился в бедного маори, предлагая ему на выбор весь ассортимент банковских услуг, а потом еще и возможные их вариации. Моана предпочел бы драться четыре раза подряд без перерыва в клетке, чем еще раз пройти такие муки, он весь взмок и чувствовал себя отвратительно.

В финале все разрешилось к его удовольствию, он сложил деньги в арендованную ячейку, а ключ повесил себе на шею, купив для этого, когда вырвался из ужасного дома зла, стальную цепь.

Для успокоения нервов он прошелся до дома пешком и, сообразив, что пора бы подкрепиться, зашел в свой обычный ресторанчик. За его столиком уже сидел Джекки, а рядом с ним — очнувшийся недавно Крышка, который к Моане теплых чувств не испытывал.

Моану в костюме оба признали не вдруг, и отреагировал по-разному — Крышка издевательски прищурил левый глаз, но смолчал, а Джекки одобрительно покивал.

— Повтори ему, что сказал мне, — велел он Крышке, после того, как они поздоровались и Моана уселся за стол.

— А может, сперва пообедаем? — Грустно спросил Моана.

— Нет, рыбачок, боюсь, что тебе уже не до обеда, — злорадно сказал Крышка.

— Тогда говори, — согласился Моана. Он как-то не мог себе представить, что же такого должно случиться, что ему станет не до обеда. Нашли Гаваики?! Эта ужасная мысль его оглушила и он насторожился.

— Твоей прытью заинтересовались люди из «Монгрел Мобс» [8]. Ты знаешь, кто это. На тебе можно делать немалые деньги, их люди встретились со мной и назначили Джекки встречу здесь, сегодня, с минуту на минуту они подойдут.

— Джекки, а ты что скажешь? — Весть о «Монгрелах», конечно, была мерзкой, но все же Гаваики не нашли, а значит, Моану отпустило.

— Думаю, они просто хотят тебя перекупить, Моана. Забрать под себя. А меня подвинуть. Нам не справиться с «Монгрел Моб», даже если мы этого очень захотим. Рано. Может, оно и к лучшему для тебя. Они быстрее доставят тебя наверх, а там больше денег. Я не смогу послать их подальше, говорю правду. «Монгрелам» на улице не отказывают, — Джекки говорил бесстрастно, но Моана уже хорошо его знал, хотя и величал себя отвратительным предсказателем — сейчас Джекки был готов на убийство, причем не на одно, но понимал, что это ничего не даст и его сердце рвали в разные стороны кровь маори, дружба с Моаной (а это уже было почти что так), ответственность перед своими людьми. Моана не хотел бы быть сейчас в его шкуре.

— Да и захотели бы этого, полагаю, не все, — многозначительно молвил Крышка, заканчивая мысль о том, что «Монгрелам» не окажешь сопротивления. — А вот и они.

В дверь в самом деле входило четверо человек, остановившись на миг, они осматривали зал.

— Сам Джонни тут, — усмехнулся Джекки, — это главарь здешнего филиала «Монгрелов».

Он боялся, что Моана выкинет что-нибудь внезапное. Этот маори жил по своим законам, а еще Джекки пугало то же, что и Моану, о чем тот упоминал в письме к дядюшке. Он начинал чувствовать, что Моана, словно солнце топит лед, подтачивает, не стараясь, те принципы, по которым он существовал — по законам улицы, по законам банды, по законам преступного мира. Нет, разумеется, речь, вроде как, пока что еще не зашла о том, что Джекки подумывал уйти из дела, но он все более отстранялся от своих людей, продолжая снабжать их и делами, и деньгами, но обособленность уже ощущалась. Крышка, который издавна метил на место Джекки, который, по его мнению, был недостаточно гож для роли вожака, и которому Моана, к сожалению, не отбил все мозги напрочь, был рад-радешенек, что Джекки придется дать задний ход и поджать хвост перед «Монгрелами». Все поймут, что иначе было нельзя, но осадок, крупица, которые Крышка складывал в потаенном месте своего звериного сознания, чтобы пустить в ход, когда придет час, останется. Лидер, отступивший перед силой. Как подать, а то ведь и аспект «Монгрелов» станет не самым важным. Джекки хочет стать истинным маори, на манер Моаны? Прекрасно. Маори послал бы «Монгрелов» к чертовой матери, и плевать бы ему было, что станется с ним и с его группой. Джекки не сделает этого. И упадет, в придачу, в глазах этого северного молотобойца. Что тоже не так уж плохо. В общем, в сложившейся ситуации Крышка устраивался лучше всех.

Опасался Джекки возможных выходок со стороны Моаны не зря. Когда бои с его участием стали приносить большие уже деньги, с тотализатора, ставок и менеджерства, Джекки, под давлением ситуации в банде, обратился к Моане с предложением.

Предложение было несложным.

— Моана, ты хорошо зарабатываешь, но ты можешь стать еще богаче и еще быстрее. Вложи свои деньги в белый товар. Просто деньги. Сколько захочешь. Тысяч десять-двадцать. Тебе ничего не придется делать, я не стану вовлекать тебе в детали и в само движение, а сохранность твоих денег гарантирую я, — сказал Джекки, когда они уже несколько месяцев как перешли в куда более пристойные клетки, чем те, в которых начинали. Теперь Джекки ждал ответа.

— Я был на войне, Джекки. Ты знаешь об этом, я рассказывал. Однажды я видел, как умирал мой приятель, попавший под осколки русской «Ф-1». Ни один, к сожалению, не угодил в важные для жизни места. Но переломали кости и посекли мясо, мой приятель умер от боли и потери крови, как мы ни старались его спасти. Вокруг шел бой и вытащить его мне не удалось. Он прошел мясорубку, Джекки, прежде чем умер. Он не был маори, но он был сильным человеком, и даже мне было страшно слышать, как он кричит и воет, он — сильный человек, с перебитыми костями и кусками мяса, свисавшими с его тела. Его сила дала ему возможность прожить дольше, чем он бы хотел. Так вот. Я убивал и на войне, и после, и в клетке, ты это видел сам. Это не мешает мне спать по ночам, я не сделал ничего дурного. Но обречь незнакомого мне человека, делая его наркоманом, на те же боли, что от осколков «Ф-1», без возможности умереть? Превратить живого человека в простую бумажку, которая равно стоимостью одной дозе? Нет. Запомни, пожалуйста, Джекки. Если хоть один киви из тех, что мои, попадет в эту реку, то мы с этого момента больше не знакомы. Совсем. Ты умный мужчина, Джекки, и не мне, рыбаку с Севера учить жизни тебя, осуждать или хвалить, но я говорю: «Нет». Это последний раз, когда эта тема обсуждалась между нами. — Неторопливо сказал Моана внимательно слушавшему Джекки. Тот кивнул головой и перевел разговор в другое русло. Он понял, что тот парень, который делает его все богаче и серьезнее в мире, где он обитал, никогда не стал бы частью этого мира. Это ни хорошо и ни плохо, это простой факт. Мир Моаны крайне прост, — подумалось тогда Джекки. — Он знает, как поступить в том или ином случае и так и поступает, не мучаясь выбором. Но позже, уже ложась спать в тот вечер, он вдруг резко и болезненное понял иное — мир Моаны невыносимо сложен. Но этот мир настоящий. С того дня он почему-то стал понемногу спрашивать у Моаны значения той или иной вещи или понятия на маорийском, а чуть позже — уснащать речь словами на языке маори, что Моану, кажется, по-хорошему забавляло. Что выкинет рыбак теперь?

— А твой парень, смотрю, очень серьезно подошел к нашей встрече, — вежливо пошутил Джонни, усаживаясь за стол, после того, как они поздоровались и представились, хотя нужда в этом была примерно такая же, как в лишней дыре в башке. Джекки видел, кто к нему пришел. Тот факт, что «Монгрелы» не поленились прийти в таком составе, говорил о многом. Может, о большой сумме — или, напротив, попытка ее снизить? Может, выказать уважение — но как можно уважать того, кого собрался обобрать? Может, просто показать, что они не шутят — троих, явившихся с Джонни, Джекки знал, знал и их место в иерархии местного филиала «Монгрелов». Он нервничал. Со стороны это было незаметно, но он был здорово напряжен. Разумеется, вся эта кодла вооружена, «Монгрелов» четверо, а их только двое, Джекки понимал, что Крышка, с большей вероятностью, не примет участия, в надежде, что его, Джекки, тут и убьют. «Глок», который находился под кожаной курткой Джекки, немного успокаивал, но один ствол на четыре, плюс следующая война, на уничтожение — «Глок» доставать было попросту нельзя. Джекки чуял опасность. Опасность, все нарастающую. И шла она от Моаны, ледяная, тяжелая опасность, сильно напоминающая собой дыхание айсберга или горного ледника. «Быть беде» — решил Джекки. Надеялся он, что Моана запомнил его последние слова: «Монгрелам» на улице не отказывают». В конце концов, не идиот же этот его новый странный друг, для которого он еще более странен! Одно дело драться в клетке или в кабаке, совсем другое — получить обойму в живот на темной улице, или попасть под грузовик.

— Джекки, ты человек деловой, разумный, потому вилять не будем, — начал главный «Монгрел». — Ты хороший менеджер, но Моана стоит большего. Может, ты и вывел бы его на верхние уровни, но это займет очень много времени и случиться может за это время всякое. В общем, скажу кратко. Мы готовы выложить на стол крупную сумму денег, прямо тут, но Моану мы берем под себя. У него будет новый менеджер и его доход к вам больше поступать не будет. Или сумма будет меньшей, но тогда у вас появится небольшой процент. В обоих случаях, мы обеспечим вам свою поддержку на улицах Окленда. Это я обещаю. Что скажешь, Джекки? — Спросил он у главаря, которого видел перед собой. Вопрос был риторический. Джекки же думал, что сумму пока не назвали, что влиться в «Монгрелы» ему не предложили, поддержка на улицах Окленда — вещь хорошая, но будет она лишь там, где их интересы не пересекутся. Бедный родственник получает дар от вспомнившего о нем богатого дядюшки.

— Скажу, что предложение интересное. И что второй вариант еще более интересен, — вежливо отвечал Джекки, не говоря ни «да», ни «нет». «Монгрелам» не отказывают, но и он не шалава из дешевого борделя, готовая раздвигать ноги на «раз-два». Странная мысль. Он вдруг понял, что готов стрелять. Не потому, что это говорил в нем главарь «Стальных крыс», как звалась его группировка. А потому, что в нем ворочался, просыпаясь, разбуженный этим северным бойцом, маори. А маори любят войну. Стоп. Стоп, Джекки, нельзя, нельзя, нельзя перестрелять головную часть филиала «Монгрелов» в Окленде, это смертный приговор не только ему, это еще ладно, но и Моане, и Крышке, да и пес с ним, и всем его ребятам, а то и семьям достанется, но «Глок» становился все тяжелее. Диким усилием взял себя Джекки в руки.

— Второй вариант устроит и нас, Джекки. «Стальные крысы» получат свободные участки, там, где мы не станем стукаться лбами. И небольшой процент с боев твоего паренька, — Джонни покосился на Моану. Тот и ухом не повел. Все, что он сказал, собственно, было: «Здравствуйте. Я Моана», после чего он просто смолк и смотрел прямо перед собой, в никуда.

— А сумма? — Джекки не хотел, чтобы Моана в этот момент посмотрел бы на него. Или, тем более, ему в глаза.

— Двести тысяч киви здесь, налом. И два процента с каждого боя твоего рыбака, — сказал Джонни. Торга не будет.

— Договорились, — Джекки мечтал лишь об одном — чтобы эти ублюдки, наконец, ушли, и Моана ушел бы с ним и чтобы никогда он, Джекки, больше его не видел…

— Прекрасно. Тогда выпьем, — Джонни щелкнул пальцами, привлекая внимание холуев, а затем впервые после приветствия обратился к Моане: «Что скажешь, Моана?».

— Маори никогда не пили спиртного, пока белый человек не пришел на Аотеароа. Это первое. Теперь я скажу дальше. Я работал, работаю и буду работать только с Джекки. Больше ни с кем и никогда. Я Моана, рыбак с Севера, из рода воинов, который сходу назовет своих предков до лодки, что пришла с Гаваики. Я из рода воинов, а вы, все четверо, из рода рабов — и попробуйте сказать мне, что я ошибся. Меня нельзя купить, продать, обменять, или подарить. Никто в моем роду никогда не был в плену, никогда не был рабом и не мне плюнуть на память моих предков. Я из рода воинов, а вы — рабы и дети рабов, нам не о чем говорить, — Моана сидел, как всегда, прямо, глядя прямо в лицо Джонни, сидевшему напротив. Руки его лежали на столе, он не изменил позу, не изменился в лице, но в нем произошло такое преображение, которое ошеломило Джекки. Так говорил бы полновластный король с пьяным золотарем, обезумевшим и рискнувшим обратиться к сюзерену. Джекки понял, как выглядели те, кто привел с Гаваики, о которой ему рассказывал Моана, те самые семь лодок — вожди древности. Спокойное, как рубленное из скалы, лицо Моаны, покрытое густой татуировкой, его железный подбородок, посадка головы на могучей шее, а главное — глаза. С людей, сидевших за столами, просто упала вся мирская мишура, Моана сорвал карнавальные маски. «Монгрелы», «Крысы», клетки, героин, стволы, байки, шлюхи, драки, полиция, авторитет, бабло — черной грязной пылью упало на пол ресторанчика. Голос Моаны, размеренный, хорошо слышимый, не дрожал ни от ярости, ни от азарта, в нем не скрывалось ничего, кроме того, что он сказал и кем был. Воин Севера, маори.

Джекки понимал, что из этого ресторанчика Моане уже не уйти живым. А если и уйти, то ненадолго. Так не говорят с «Монгрелами», да так не говорят на улице вообще! Но улица потеряла смысл — Моана был вне ее, с самого начала. Тяжелое, кожей ощутимое презрение пополам с отвращением накрыло всех четверых «Монгрелов», его ощущал даже Джекки, даже Крышка, который понемногу отъезжал назад со своим стулом с линии намечающегося огня.

— Вы слышали меня. Вы можете звать себя, как хотите, жить, как хотите, заниматься, чем хотите. Но я повторяю — я Моана из рода воинов. А вы, все четверо, из рода рабов. Разговор окончен.

— Вот тут ты чертовски прав, парень, — устало как-то выговорил Джонни, и рука его нырнула под куртку, жест его повторили трое пришедших с ним, — ты наговорил себе на смерть меньше, чем за минуту, вместо того, чтобы стать богачом.

Моана вместо ответа лишь высунул язык, до предела, положенного природой и подрожал слегка его кончиком. «Я съем тебя, после того, как убью, а потом ты, как случается со всем съеденным, станешь дерьмом». Вот что отвечал им татуированный рыбак с черной косой на затылке. Вождь. Потомок вождей.

Джекки понял, что Моана решил погибать в бою, а сам он, ломая себя просто об колено, не имел права составить ему компанию. А все же? Рука его понемногу поползла под куртку. Чудес не бывает, но и друзей не бывает. Наполовину. Или Моана товар — и Джекки встает и отступает, навсегда превратившись в то, во что Моана только что посулил превращение Джонни, или Моана друг и гори все синим огнем. Восемнадцать патронов, хватит или нет, неважно. Ну?!

— Если с головы этого парня с Севера упадет хотя бы один волосок, Джонни, ты пожалеешь, что твоя матушка не сохранила девство до гроба, — вдруг раздался странный, старческий голос от дверей. Джекки мигом повернул голову, как и все остальные. Возле них, совершенно спокойно, в простых костюмчиках, стояли два старца, посещавшие все бои Моаны. Один возле другого, принеся с собой все свои сто шестьдесят лет на двоих. Спокойные, как деревянные статуи, сухонькие, древние старички, которым бы тут точно не стоило ошиваться.

— Я повторяю, если не расслышал. Если по вине любого из «Монгрелов» или кого угодно, с ними связанного, с этим воином с Севера что-то произойдет, то считай, ты плюнул мне в лицо.

— Если ты понимаешь, о чем он говорит, — дополнил второй старик. Обычно после этого дополнения старички весело и искренне смеялись, но сейчас не смеялся никто. Джекки обомлел. Джонни, лидер филиала «Монгрел Мобс» в Окленде, поджал хвост. Смешался. Нет, он не залебезил, но видно было все. Даже хвост. Старики говорили на маорийском, и Джекки не понял, что они сказали, не понял он и ответа Джонни, но творилось что-то такое, чего улица еще не видела.

— Я понял вас, этот парень принадлежит вам, и мы просто не знали об этом, — сказал Джонни тоже на языке маори, — я забуду его слова. Они прозвучали не от него.

— Этот парень северянин, он не принадлежит нам, мы с западного берега. Дело в другом. Этот парень не может быть чьим-то. Этот парень — маори. А вы — уже нет. Пошли вон.

— Если ты понимаешь, о чем мы говорим, — привычно закончил второй старичок.

Джонни и его люди молча встали и покинули заведение. «Сделка отменяется» — бросил Джонни напоследок по-английски. Лицо Джонни спасло то, что на языке стариков в зале говорили лишь они, Моана и он сам. Что наговорить своим, он решит.

— Моана, что тут происходит, что за бред, эй, стары… — начал было Джекки, но Моана резко оборвал его: «Молчи! Не говори с ними, тем более, на этой английской каше!» Джекки смолк.

— Почтенные, я понимаю, что вы только что спасли мне жизнь. Я не знаю, придумали ли люди слова, чтобы я мог выразить вам то уважение, что я к вам испытываю. Я очень благодарен вам, — сказал Моана.

— Ты говорил, как должен говорить маори из рода воинов. Ты дерешься в клетке так, что мы вспоминаем старое время. Ты вселяешь радость и ты, поверь мне, влияешь даже на убогих, вроде этого, — старик, говоривший с Джонни, слегка качнул головой в сторону Джекки. — Мы видим, что маори еще ходят по этой земле, а это то, ради чего мы на этой земле, два старых человека, еще остаемся.

— Если ты понимаешь, о чем мы говорим, — завершил тираду второй старик, но они снова не засмеялись.

— Вы не против, почтенные, если я приглашу вас присесть с нами за стол, пока я быстро объясню другу, в чем дело? Боюсь, он может наделать глупостей.

— За стол? Нет уж. Если ты предлагаешь просто посидеть задом на твердом стуле, то уволь. Но мы бы с удовольствием пообедали, если ты составишь нам компанию, — улыбнулся первый старик.

— Если ты понимаешь, о чем он говорит, — закончил второй и на сей раз оба старца покатились со смеху.

Заказывал Моана все, что мог придумать, официантка носилась чайкой над водой, старцы одобрительно кивали, глядя на уставляемый стол, Крышка просто как-то тихо исчез, а Моана, когда они, наконец, почти приступили к трапезе, кратко сказал Джекки: «Эти два почтенных старика — вожди западного берега. Там их слово весит больше, чем самосвал с рельсами. Если бы Джонни спятил и ослушался — «Монгрелов» просто стали бы убивать, везде, где поймают. Будь они хоть трижды «Монгрелами», в войне со всем западным берегом им не выжить. Это тот самый случай, из которого выхода нет» — Моана произнес это очень быстро, сухо, склонившись к Джекки и говоря на английском. Тот помолчал мгновение. А затем поднялся, слегка поклонился двум старцам, держа руки «лодочкой» у лба и проговорил на языке маори, коряво, но вполне сносно: «Прошу принять наше приглашение к столу и благодарность».

— Если мы понимаем, о чем он говорит, — хором сказали старцы и рассмеялись все четверо.