Марсель Карне

Карне сегодня

«После «Обманщиков» дела Карне пошли все хуже и хуже», — пишет Рой Армз в уже упоминавшемся исследовании «Французское кино»[174].

«Пустырь» (1960), варьировавший тему «неблагополучной молодежи», потерпел полное фиаско. «...Фальшивая, ужасная смесь конформизма и романтической сентиментальности», — так отозвался о картине Самюэль Лашиз[175]. В других рецензиях тон мягче, но оценка, в общем, та же. «Пустырь» нельзя назвать фильмом посредственным, вульгарным или, низким. Это фильм неудачный, вот и все», — писал, стараясь защитить заслуженного режиссера, Жан де Баронселли[176].

В картине налицо все недостатки предыдущей, но нет даже ее поверхностных достоинств. Путь, по которому Карне пошел в «Обманщиках», завел его в тупик. «Пустырь» с особой ясностью выявил неконтактность романтической концепции с проблемами сегодняшнего дня. История очередной парижской «банды» (на этот раз подростков из семей рабочих) вышла фальшивой и надрывно мелодраматичной.

После провала «Пустыря» режиссер счел за лучшее до времени оставить тему молодежи. Среди его дальнейших замыслов были «Дама с камелиями» — модернизированная версия романа (но не пьесы) Дюма, «Жерминаль» по Золя, «Вотрен» по Бальзаку. Все проекты сорвались. Тогда Карне решил поставить бурлескную комедию в духе «Забавной драмы». В поисках подходящего сюжета он снова обратился к детективно-приключенческой литературе. Был избран «Корм для пташек» Альбера Симонена — роман из «черной серии», без тени юмора и с драматическим финалом. Карне, всегда считавшего, что кинематографист имеет право на любые переделки, серьезный тон романа не смутил. Вместе с Жаком Сигюром (постоянным сценаристом его последних фильмов) он сочинил другой конец, «откорректировал» ход действия и написал шутливый диалог.

Работу над комедией сопровождал скандальный спор в печати. Симонен заявил, что возмущен бесцеремонным обращением с его романом: «В свое время я сам осуществил адаптацию моей книги, а фильм хотел поставить Жорж Франжю. Но наш сценарий не был развлекательным... Сигюр (сценарист) и Карне сделали из серьезного, даже трагичного романа водевиль. Как видно, продюсеры покупали только право на название; от самого произведения — после того как над ним потрудились режиссеры, сценаристы, разного рода консультанты и «художники» — решительно ничего не осталось»[177].

Марсель Карне невозмутимо отвечал, что он читал сценарий Симонена и Франжю — и счел его полнейшей ерундой. «Я превосходно отдавал себе отчет, что невозможно принимать эту историю всерьез, и решил сделать фарс...»[178]

Так появились в фильме эксцентрические сцены и водевильные герои: любитель чижиков и канареек, бывший гангстер (Поль Мерисс); хорошенькая продавщица сигарет (Дани Саваль), пленяющая все мужское население картины; любвеобильный богомолец (Ролан Лезаффр); старушка, обожающая сладости и умершая оттого, что подавилась земляничным тортом (Сюзанна Габриэлло) и пр.

Карне вернулся к «популистской» атмосфере и декорациям своих давнишних лент. Действие происходит в старом доме на окраине Парижа (павильон). Интрига так же иронична и запутана, как некогда в «Забавной драме»: абсурдные недоразумения, подглядывания, потасовки, неожиданные трюки...

Во всем этом видна вторичность. Фильм снова доказал, что режиссер лишь повторяет свои старые находки, которые теперь воспринимаются как штамп. Даже панегирически настроенный Шазаль был вынужден признать, что «Корм для пташек» — фильм, обращенный к прошлому. «В нем ...ощутима ностальгия по стилю Превера. И та же ностальгия — в исполнительской манере Сюзанны Габриэлло, чья роль была написана для Арлетти, в игре Ролана Лезаффра, который иногда напоминает Жана-Луи Барро и Робера Ле Вигана...

Поль Мерисс замечателен, но временами заставляет думать о Габене. Дани Саваль, конечно, хороша, но и она — вторая, молодая Арлетти. Невольно думаешь, что все это лишь «заместители», ибо сама картина оставляет впечатление поисков прошлого»[179]. Фильм прошел незамеченным. О нем писали мало и с оттенком легкого пренебрежения, как о приятном водевиле «для воскресного послеобеденного отдыха»[180].

«Три комнаты в Манхэттене» (1965) — фильм более представительный. Он демонстрировался на Международном кинофестивале в Венеции и даже был отмечен в списке награжденных: исполнительница главкой роли Анни Жирардо получила «кубок Вольпи» как лучшая актриса фестиваля. Марсель Карне дал в связи с этим много интервью. Были рассказаны подробности создания картины — от выбора сюжета для экранизации («Три комнаты в Манхэттене», по мнению Карне, лучшая книга Жоржа Сименона) до выбора актеров, всевозможных производственных препятствий и трудностей, связанных с изучением чужой страны.

В отличие от большинства произведении Сименона, «Три комнаты в Манхэттене» роман не детективный, а психологический. Это история любви молодой, но уже помятой жизнью, одинокой женщины и столь же одинокого мужчины. Действие происходит на унылых авеню Манхэттена, в маленьких, доживающих свой век гостиницах и барах, зажатых между небоскребами Нью-Йорка. Карне, решивший на сей раз почти ни в чем не отступать от содержания романа, впервые в жизни выехал для съемок в США.

Значительная часть картины (вся натура) снималась с голливудским персоналом, и это наложило на нее свой отпечаток. Перед поездкой режиссер писал, что его цель - найти в трущобах современного Нью-Йорка «атмосферу своих давних фильмов, сделанных в Париже»[181]. Но, как он ни старался, атмосфера получилась голливудской — американская «натура» пересилила поэзию Карне. На фестивале фильм был встречен холодно. Критики отмечали несомненную актерскую удачу Анни Жирардо, но о картине в целом отзывались с раздражением. «Недостаточно Анни Жирардо, чтобы спасти фильм «Три комнаты в Манхэттене»,— писал Джоан Луиджи Ронди в газете «Темпо»[182]. Работу режиссера называли «крайне слабой», сам фильм «посредственным»[183], сделанным «по канонам голливудской кинопродукции 30-х годов»[184].

В одном из интервью Марсель Карне сказал, что он готовился к экранизации романа целых три года. С этой картиной были связаны большие ожидания. Карне надеялся вернуть прежнюю славу.

Не принимая современного кино, он, тем не менее, пошел на некоторые уступки моде. Впервые в его творчество проникли усталые герои и усталая любовь. Правда, и тут, по выражению Шазаля, любовники «безрассудно целомудренны; или, точнее, постановщик целомудрен по отношению к героям»[185]. Тема судьбы — опять-таки в угоду современным настроениям — звучит в картине приглушенно, а недостаток страсти компенсируется голливудским «хэппи-эндом». Надежды режиссера оказались тщетными. Уступки современности не помогли. Карне добился лишь того, что после фестиваля критики «подвели итог», причислив все его последние картины к «коммерческому романтизму».

Выход нового фильма «Молодые волки» (1968) не изменил этой оценки. «Опять „обманщики"...»; «Очередной ночной Париж, где развлекаются юнцы...»; «Банальная любовная история, приправленная руганью героев по адресу «отцов»...» — таковы отзывы прессы[186].

Сегодня от Карне уже никто не ждет открытий. Его художническую судьбу определило время, ушедшее вперед. Подобно многим мастерам, некогда возглавлявшим направления и школы, он целиком принадлежал одной эпохе. Когда она окончилась, магическое «чувство времени» исчезло из его произведений. Стиль сразу показался старомодным, идеи вымученными. Как ни стремится режиссер угнаться вслед за веком, это ему уже давно не удается.

Время безжалостно к талантам. Творческая старость в большинстве случаев приходит раньше, чем человек физически стареет. Периоды расцвета коротки. Карне было всего двадцать девять лет, когда он стал главой французской школы «поэтического реализма». И только тридцать семь, когда господство этой школы пошатнулось и наступила эра неореализма. Теперь уже и многие из корифеев неореализма остались позади. В кинематографе возникли новые тенденции и направления. Де Сантис и Де Сика тоже давно снимают заурядные коммерческие фильмы. Это печально, но закономерно: такова диалектика процесса. История киноискусства строится из бесконечных отрицаний. Различные эпохи создают своих героев и творцов. Но жизнь меняется; творцы устаревают тем быстрее, чем более они верны своей эпохе.

Редкий художник может стать над веком. Старые ленты Дрейера сегодня так же современны, как его последние картины. Но Дрейер, как и Буньюэль, не создал школы. Он посвятил свой гений обособленному поиску пути, оставив будущему не систему, а шедевры, которым невозможно подражать. В судьбе Карне нет этой исключительности. С ним происходит то, что произошло с десятками других талантливых художников. Назвать его судьбу трагичной было бы, пожалуй, слишком сильно. Он не торгует в лавочке игрушек, как торговал когда-то Жорж Мельес, и не бездействует, как изгнанный из Голливуда Гриффит. Наоборот, после «Обманщиков» Карне даже пытался основать свою компанию. Он полон замыслов и, вероятно, большинство из них осуществит. Почти все его старые картины демонстрируются в киноклубах, их изучает молодежь, а лучшие из них идут во многих странах мира.

Марсель Карне, как современный действующий режиссер, может страдать от злых нападок критики, но его вклад в развитие киноискусства неоспорим и на него никто не посягает. «Время, — писал Антониони, — поработало против Карне», и его средства «больше недостаточны для полного проникновения в изображаемое. Но они стимулировали формирование... тех вкусов, чувств, поэзии... которые лишь постепенно проникают в последние наиболее значительные произведения европейского кино»[187].