Маска майя

30

Пирамида Клана, древний город майя Караколь, 2001 год

Николь рассматривала изображения, которыми был покрыт маленький алтарь, и на некоторое время даже забыла, в каком месте находится и насколько бедственным является ее положение. Несмотря на слабый свет, исходящий от газовой лампы, она была поражена яркостью и красотой росписей. Эти рисунки сохранили на протяжении веков первозданную свежесть красок, навсегда погруженные в вечную тьму.

Она протянула руку с тайным желанием погладить их, но выучка археолога возобладала, и она отдернула пальцы с сожалением.

Рисунки явно были разделены на три группы: по одной с каждой стороны алтаря и третья в центре, на каменном столе, выше остальных. Хотя все рисунки были пестрыми, слева явно преобладал зеленый цвет, в центре — желтый и справа — красный. Каждая группа состояла из семи глифов, расположенных в два ряда: верхний ряд состоял из четырех рисунков, нижний — из трех.

Николь внимательно рассмотрела их, однако не смогла расшифровать их содержание. Она лишь сумела разобраться в том, что представлял собой первый глиф в каждой группе, поскольку видела их уже несколько раз. Чан К’у, Каб К’у и Ун Симиль, казалось, кивали ей в знак приветствия своими гротескными головами, вырезанными в профиль. Три бога снова собрались вместе, как в храме, затерянном в сельве.

Аугусто Фабрисио стоял возле нее, но она задала вопрос Ги Лаланду:

— Что обозначают глифы? Они могут навести нас на какой-нибудь след?

Француз пожал плечами.

— Я не нашел ничего. Спроси об этом Аугусто. Они подобны тем, которые находят во многих других местах. Это всего лишь восхваление богам и просьбы о благосклонности.

Фабрисио медленно кивнул, продолжая изучать рисунки на камне. Без сомнения, его тоже привлекла их необычайная красота.

Николь рассматривала глиф с изображением Чан К’у, бога Неба, с улыбкой вспоминая сон, в котором он явился поговорить с ней в обличье ягуара. Это был первый из семи глифов, составлявших центральную группу, расположенную на поверхности алтаря. Лицо бога было изображено на ярко-желтом фоне, доминировавшем в этом ансамбле.

Восстанавливая образ Чан К’у в своей памяти, она внезапно явственно вспомнила широкое ожерелье, которое носил бог в обличье ягуара в ее видении. Оно было цветным и представляло собой широкую ленту, окружавшую шею животного, а его оттенки соответствовали тем, что отличали рисунки на алтаре: зеленый слева, желтый в центре и красный справа.

Она вновь испытала уже знакомое ощущение, предвещавшее новое открытие. Совпадение цветов и их положения никоим образом не могло быть случайностью. Она хорошо помнила ожерелье Чан К’у (удивительно хорошо, подумалось ей) и могла легко восстановить его в памяти вместе со всем обликом короля сельвы. Ширина ожерелья увеличивалась книзу и уменьшалась по сторонам, и, таким образом, центральная часть желтого цвета, лежащая на груди животного, оказалась самой широкой. С каждой из трех полос свешивалось несколько подвесок в форме веретена, все они были черными. Николь еще раз изумилась четкости своих воспоминаний, поскольку могла точно назвать количество подвесок: три в зеленой части, пять в желтой и всего лишь две в красной.

— Мне кажется… мне кажется, я знаю, как действовать дальше, — прошептала она.

— Что ты придумала? — Аугусто Фабрисио все еще стоял рядом с ней.

— Если сработает, я вам потом все объясню, обещаю. — Девушка помнила, какое лицо было у Жана, когда она рассказала ему, что ей приснился говорящий ягуар, к тому же утверждавший, что он — бог, и ей не очень хотелось, чтобы это повторилось.

— Я нуждаюсь в вашей помощи, — твердо сказала она. — Подойди сюда, пожалуйста, Ги, и встань напротив правых глифов. Ты, Аугусто, встань с другой стороны, где зеленые глифы.

Оставаясь там же, где и была, перед маленьким алтарем, она вознесла истовую молитву к трем богам, прося их о помощи.

Француз поспешно приблизился к ней, как будто внезапно исчезла его прежняя вялость. Он посмотрел на девушку, прищурив глаза.

— Что ты нам приготовила на этот раз?

Свет газовой лампы освещал их сзади, и Николь почувствовала себя застигнутой врасплох, увидев три огромные тени на стене; они, казалось, наблюдали за ними. Тень Ги Лаланда полностью закрывала сейчас глифы, во главе которых стоял Ун Симиль, бог Преисподней.

— Не знаю, Ги. — Она постаралась произнести это равнодушно. — Возможно, ничего, но мы должны попытаться.

Николь снова протянула руку, и на этот раз она положила ее на глифы, точнее, на пятый по счету из расположенных на поверхности алтаря. Прикоснувшись к нему, она заметила, что он был очень холодным, хотя другого нельзя было ожидать.

— Аугусто, пожалуйста, положи руку на третий глиф рядом с тобой. А ты, Ги, — на второй из тех, что находятся возле тебя.

Николь даже не посмотрела на рисунок, который она почти полностью закрывала своей ладонью, и внезапно ей в голову пришла мысль, что она была обязана это сделать. Наитие длилось лишь мгновение, и она не смогла бы объяснить, что это означает. Николь глубоко вздохнула.

— На счет «три» нажмите на глиф. Я думаю, важно сделать это одновременно.

Несмотря на то что она предвидела нечто подобное, она удивилась, когда глиф под ее рукой глубоко ушел в поверхность алтаря. Даже не глядя на своих товарищей, она поняла, что их глифы тоже поддались нажиму, потому что при этом раздался глухой звук. Он был похож на тот, который они услышали в верхней комнате, когда плиты начали опускаться, однако на этот раз он прозвучал гораздо ближе.

И алтарь, на который Николь почти облокотилась, пришел в движение. Он стал перемещаться вправо, к тому месту, где находился Ги Лаланд, но настолько медленно, что француз смог полюбоваться его продвижением в течение нескольких секунд, прежде чем отойти в сторону.

Показался проем, в котором поначалу не было видно ничего, кроме тьмы, в той части стены, где раньше стоял каменный стол.

Когда движение наконец прекратилось, все трое бросились к этому выходу. Он был узким, но при этом открывал им доступ в мир с новыми возможностями.

Потом взгляды мужчин обратились к девушке, удивленные и непонимающие, но выражающие немое восхищение.

Несмотря на охватившую ее эйфорию, Николь решила объяснить им кое-что.

— Уверяю вас, в этом нет моей заслуги. Сейчас вам все станет ясно, но пока, Ги, принеси, пожалуйста, лампу. Посмотрим, что там, с другой стороны.

На некоторое время объяснения пришлось отложить, потому что теперь все трое осматривали новую комнату. Она оказалась меньше той, которую они покинули, и единственным предметом обстановки, достойным упоминания, была квадратная каменная плита шириной в полтора метра, лежащая в центре. Два желоба вели от нее к правой стене.

— Она выходит на юг, не правда ли? — спросила Николь, указывая на стену, расположенную напротив небольшого проема, через который они вошли.

Аугусто Фабрисио кивнул.

— За ней должен находиться последний пролет лестницы, ведущей к вершине пирамиды. Странно, что воздух здесь не спертый, не так ли?

— Наверное, есть какой-то незаметный вентиляционный ход, — согласился французский археолог. — А возможно, следует поблагодарить богов…

Последнее предложение он произнес шутливым тоном, но никто из двух его товарищей даже не улыбнулся. Николь хотелось сказать: «Я в этом не сомневаюсь», но она лишь указала на плиту.

— Вам не кажется, что она прямо-таки просит, чтобы мы ее толкнули? По-моему, она может скользить по этим двум желобам.

Гватемалец встал на колени и толкнул плиту обеими руками. Та сдвинулась на несколько миллиметров, но стало очевидно, что потребуются большие усилия. Лаланд опустился рядом с ним и подмигнул ему.

— Давай, Аугусто, как раньше, на счет «три».

И снова уже знакомый звук трения камня о камень раздался в маленькой комнате. Его издавала не только плита, скользившая по полу. Другой, более низкий гул исходил от стены, ведущей в соседнюю комнату.

Когда плита остановилась, открывая круглое отверстие, все трое с ужасом увидели, что алтарь в другой комнате вернулся в первоначальное положение, закрыв при этом проход, через который они вошли.

— Каждый раз нас замуровывают все глубже и глубже, — проворчал Лаланд. — Клянусь вам, мне начинает надоедать созерцание исключительно каменных стен.

— Держу пари, что вход снова откроется. — Аугусто Фабрисио указал на плиту, которую они только что толкали. — Достаточно будет вернуть ее на место. Или наши друзья вызволят нас снаружи.

— Я предлагаю убедиться в этом позже. — Николь склонилась над обнаруженным ими люком и посветила в него фонарем. — Похоже, нужно спускаться дальше.

Мужчины подошли к ней и посмотрели вниз. Они увидели нечто похожее на колодец диаметром чуть более метра, спускавшийся в недра пирамиды. Луч фонаря достигал дна, находившегося — хотя это было непросто подсчитать — на глубине около шести метров. На одной из сторон круглой шахты выделялись канавки, которые можно было использовать как ступени, а рядом свисала толстая и прочная на вид веревка, надежно прикрепленная к стене. На выступающем крае колодца имелось нечто вроде ручки, позволявшей забраться в колодец, чтобы потом ухватиться за веревку.

— Похоже, спуск будет легким, — пробормотал гватемалец. — Но подъем?..

— Придется проверить это. — Николь повернулась к своему соотечественнику, и ее вопрос прозвучал почти как утверждение: — Ты будешь добровольцем, Ги?

Француз порылся в своем рюкзаке и достал оттуда моток веревки, тонкой, но крепкой.

— Посвети мне фонарем, пока я буду двигаться вниз. Потом на этой веревке вы спустите мне газовую лампу и рюкзак. — И добавил с оттенком превосходства, уже хорошо знакомым Николь: — Я вас жду внизу.

Спуск действительно оказался удобным для всех троих, и то, что они увидели на дне, снова добавило им оптимизма: ступеньки достигали пола, как и веревка, за которую можно будет держаться, — все это значительно облегчит подъем.

— Похоже, боги предусмотрели, что нам придется возвращаться, — с облегчением произнес Ги Лаланд. — По правде говоря, я уже начал в этом сомневаться.

В месте, в котором они находились, не было ничего удивительного. Круглая комната с низким потолком, в центре которого заканчивался колодец, имела только один выход: арку, ведущую в сторону северной стены. Подойдя к ней, они увидели коридор с заметным уклоном, проникающий в глубины пирамиды.

— Сколько газа осталось в твоей лампе? — спросил Аугусто Фабрисио, пристально всматриваясь в эту темноту, конца которой не было видно.

— На пару часов как минимум. Она была выключена почти все то время, пока я вас ждал. Но ведь у нас остались фонари, не так ли?

Гватемалец пожал плечами, глядя на Николь. Разумеется, оказаться без света во внутренностях этой тысячелетней пирамиды ему не хотелось.

— Я подумала, что это был всего лишь сон, — объясняла Николь, когда они шли по бесконечному коридору. — Тогда я не придала ему особого значения, хоть он и был на удивление реальным. Даже через несколько дней я смогла вспомнить подробности совершенно четко. И одной из таких подробностей было ожерелье Чан К’у, как я вам рассказывала, трехцветное и со странными подвесками. По правде говоря, я не знаю, что и думать.

— И что он тебе сказал? — с интересом спросил Аугусто.

— Что нефритовая маска снова откроется людям… — Она предпочла опустить прочие подробности сна, умолчав, например, о том, что только трое получат к ней доступ. — Но я хорошо помню, как он с серьезным видом добавил, что время маски определяем не мы, человеческие существа… Не знаю, что он имел в виду.

Спутники не успели ответить, потому что коридор закончился. Лампа, которую Ги Лаланд нес в руке, осветила новую арку в стене, служившую проходом в более открытое место. Они не догадывались, что их ожидало, но все же ускорили шаг.

Новый зал, в который они вошли, размерами превосходил пройденные ранее. Он был скорее длинным, чем широким, и пол в нем снова стал горизонтальным, в отличие от наклонного длинного коридора, который они только что миновали.

— Судя по всему, мы находимся у основания пирамиды, — сказал Фабрисио, направляя луч фонаря в сводчатый потолок высотой по меньшей мере четыре метра в центре, усиливавший ощущение открытого пространства.

Перед ними, возле арки, через которую они вошли, высились три полутораметровые каменные колонны, сужавшиеся в верхней части, покрытой резьбой. Расстояние между ними составляло примерно два метра. Им снова показалось, что три бога приветствуют их, но теперь Каб К’у, бог Земли, занимал центральное место, а по бокам располагались Чан К’у и Ун Симиль.

— Смотрите-ка, они не хотят, чтобы мы о них забывали, — с раздражением пробормотал Ги Лаланд, рассматривая глифы при свете лампы.

Он направился в другой конец зала, где среди теней просматривался выход. За резными колоннами пол стал неровным, словно состоял из отдельных фрагментов — плит различных форм и размеров.

— Спокойно, Ги! — Голос Аугусто Фабрисио прозвучал гулко, как в гроте, усиленный эхом, отразившимся от стен.

Француз резко остановился и повернулся к своему спутнику.

— Что происходит, Аугусто? Ты меня напугал.

— Подожди, подожди, не иди вперед! Я должен кое-что сказать вам.

Ги Лаланд и Николь ждали, когда маленький археолог заговорит.

— Вы знаете, мне тоже приснился один из богов, — сказал он тихо, как будто прося прощения. — Это был Каб К’у. И то, что он мне сказал, может иметь отношение к месту, в котором мы сейчас находимся.