Меж двух огней (СИ)

Глава 13. Верейский

В тот момент Никите хотелось плюнуть на все и прижаться к ее губам.

Точно так же, как полчаса назад руки чесались превратить Громова в вурдалака.

Он даже опустился рядом с ней на колени, но вовремя опомнился и сделал вид, что ищет носки.

От Истомного эликсира, который ему подсунул Исаев, а он сдуру выпил, несло Евой. Или от Евы несло Истомным эликсиром. Словом, они пахли одинаково.

Сейчас она смотрела на него, и Никита не знал, куда девать себя.

Он чуял, как по сухой траве крадется к нему пламя и норовит лизнуть ботинки. Никита отходил подальше, но оно ползло за ним, оставляя за собой выжженную землю.

Люди, сложившие костер, продолжали искать. Эти люди собирались поймать его и девочку, которую он укрывал в самом темном подвале.

Никита отчаянно мастерил из бумаги кучу ненастоящих ведьм в надежде, что сожгут любую из них, и огонь с удовольствием пожирал их — но от этого продолжал разгораться.

Никита сел на кровать и дрожащими руками надел носки.

В любой момент могла вернуться Маша с бутылкой виски.

Хотелось сделать пару глотков и перестать думать о словах Громова на поле. Все его силы сегодня ушли на то, чтобы сохранить лицо, и ноги теперь тряслись от слабости.

Ева спросила что-то про эликсир. Она не верила, что профессор ошибся. Никита тоже переживал за Залесского и его трезвую память, но факт остается фактом — снадобье он до ума не довел.

По радио играла какая-то французская песня, и Ева тихо ей подпевала.

Хотелось положить ее на кровать и лечь рядом. Ведь в одежде же можно.

Маша притащила огромную бутыль и сунула в руку Никиты. Он сделал добрый глоток и поморщился. Горло обожгло, стало теплее, дрожь постепенно ушла.

— Елизарова, ты как обычно не будешь? — уточнила Маша, отобрав у Никиты бутылку и хлебнув из нее.

Ева помотала головой. Никита тоже пил редко и мало. После второго глотка он отдал Маше остатки с концами и завалился на свою постель.

— С тебя завтра вино из запасов Залесского, — строго предупредила та.

— Налью тебе целый кувшин, — отмахнулся он. Маша перелезла через него и улеглась у стены.

— Кувшин не надо, зачем нам столько, — отозвалась Ева. Никита прижался к Маше, освобождая ей место, и хлопнул ладонью по измятой простыне.

Втроем было тесно и жарко. Он, заложив руки на голову, лежал между Машей и Евой.

Одна любила его, другую любил он. И пахли они почти одинаково. Только Ева — еще и дымом.

Его живая девочка среди сотни бумажных.