Я не знала, как на это реагировать.
У меня была отличная фантазия, и я могла представить себе все, что угодно, кроме двух вещей. Первое — я до последнего не верила, что я волшебница. Даже когда принесли письмо, и Захар мне все уши прожужжал про чародейский мир, я не верила, пока переступила порог усадьбы Виридар.
А второе — несмотря на то, что видела Челси и Ника своими глазами, я до сих пор не могла осознать, что они трахались.
Забравшись на кровать с ногами, я нырнула под одеяло, сжала виски пальцами и попыталась уложить все это в голове.
Как у них вообще дошло до секса? Они даже ни разу не целовались.
Но я с Исаевым тоже почти не целовалась. Маша с Никитой хотя бы разговаривают каждый день.
Ладно, наверное, я думаю не с того конца.
Почему я не заметила, что между ними что-то есть? Получается либо я слепая, либо между ними и нет ничего.
Ага, секс-то был? Был.
Блин, да как Челси вообще оказалась в больничном покое?
Ногами пришла, это же логично. То есть она пришла его навестить после полуночи и… а потом что? Пришла — и…
Дальше воображение отказывало.
Пришла ногами и легла к нему в постель голая, раздвинув их?
Может, Ник случайно съел пирожки Масловой, и те как-то не так сработали?
Я накрылась подушкой и решительно поставила себя на место Челси.
Никита красивый, высокий, у него потрясающий голос, он самый обаятельный человек, которого я знаю. Которого Маша знает — я же на ее месте. Он всякий раз перед экзаменами давал нам свои прошлогодние записи и именно он вытирал мне слезы, когда меня впервые обозвали приблудной. Челси вроде не ревела, когда ее оскорбили так же, но Ник, я знаю, обучил ее Рвотному сглазу на такие случаи.
Так, ну хорошо, отбросив тот факт, что Маша с Никитой дружат с нашего первого курса, я допускаю, что Маше просто захотелось. С ней бывает. Она слаба на передок, обожает красивые члены и может вспоминать их часами.
Но не член же Никиты.
А чем он, собственно, хуже?
Я не должна думать сейчас о члене Ника, хотя, благодаря Исаеву и Руслану, теперь знаю в подробностях, как они выглядят.
Конечно, у Верейского есть член — я не знаю, как он выглядит — ведь Ник им трахает всех своих девушек. У него не может не быть члена. Даже у папы он есть, и с этим стоит смириться.
Итак, у Ника есть член, Челси пришла его навестить — Ника, а не член — и что, Никита взял и поимел ее? Вот так просто снял штаны, достал и засунул ей, будто пописать сходил?
Это не его стиль.
Да ты-то откуда знаешь, какой у него стиль, Елизарова?
Хм, не зря же Верейского обожают всем Виридаром. Однокурсницы Ника частенько упоминали в своих туалетных хихиканьях его язык, но я старалась не прислушиваться. Может, зря?
Отбросив подушку, я вспомнила, как Никита угощал меня сегодня шоколадкой — и попыталась додумать, как это простое действие могло бы закончиться сексом.
Наверное, никак.
Он никогда не целовал ни меня, ни Машу в губы. Обычно же с этого начинают, и именно так Ник поступал с девушками в коридорах. Не стеснялся даже преподавателей. Интересно, его поэтому сделали старостой академии? Сложно ослушаться того, кто сделал тебе ночью хорошо.
Исаев меня тоже не целовал. А потом взял и выебал. Дважды. Выходит, не обязательно сосаться, чтобы трахаться.
Получается, Ник тоже взял и выебал Челси? Она не смогла бы ему отказать. Да и кто смог бы?
Ну я, конечно, смогла бы, потому что прежде сгорела бы со стыда — особенно после того, что он видел в раздевалке.
Если Никита трахнул каждую, кого поцеловал, то для него Маша была примерно тридцать второй. Или тридцать третьей. Или тридцать восьмой, не знаю. А он у нее?
Ты опять не о том, думаешь, Елизарова.
Я глянула на часы и отвернулась к стене. До рассвета два часа, нужно постараться уснуть.
Вообще, мне стоит сделать вид, что ничего не случилось. Эти двое к утру поди и забудут, что трахались. Челси всегда так делала. Хотя на этот раз вряд ли, они же видятся каждый день.
Но мне как забыть, что они умеют трахаться?
Почему я ничего не заметила? Как можно быть такой дурой?
И они молчали.
Может, обидеться?
Да вроде не на что. С этим Исаевым я совсем перестала замечать, что творится вокруг.
Им бы шпионами работать. Как же по-маленькому хочется. И кушать.
Когда я проснулась, моя палочка лежала на тумбочке, и пришлось поверить, что все это мне не приснилось. Палочку явно принесла Челси.
У нее первая пара была свободна, поэтому она продолжала безмятежно спать, пока мы трое собирались.
На завтраке я поковырялась в тарелке, размышляя, как себя вести: притвориться, что ничего не видела, или принять увиденное как должное. Все трахаются. Нужно привыкать и перестать удивляться.
Нужный эликсир на практической у Горация я сварила только благодаря интуиции и лишь краем уха услышала, что в следующий раз будем изучать теорию любовных эликсиров. Кто-то даже присвистнул от предвкушения.
— Ну все, скоро даже самых страшных и сопливых разберут, — объявил Чернорецкий, и все заржали.
Когда Челси явилась на боевую магию и как ни в чем не бывало уселась рядом, я глубоко вздохнула и тихо спросила:
— Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Она вытащила из сумки по порядку: потрепанный учебник, карандаш, тетрадь, нашу спальню и целый мир — и только после этого посмотрела на меня.
— Я захватила вчера твою палочку. Не за что.
— Ты извини, что я вчера так ворвалась, — начала я, еще понизив голос, — я просто не ожидала, что…
— …что Верейский трахаться умеет? — усмехнулась Челси. — О, еще как умеет. — Она явно смаковала момент.
— Да нет же. Об этом я догадывалась, но вчера он трахался… с тобой.
— А чем я хуже остальных? — злобно вскинулась Маша, и я с трудом узнала в ней свою подругу.
— Ничем, — оторопела я. — Ты намного лучше. Но как вы, ну… как это получилось?
Челси, прищурившись, изучала мое плечо, потом глянула в глаза.
— Верейский прислал мне записку. Он всегда так делает.
Мне почудилось, что парта покачнулась и начала заваливаться на нас. Кто-то из девчонок заорал, но этот крик отозвался в ушах беззвучным писком.
— Всегда? То есть вы не в первый раз?..
— Скорее в сто первый, — фыркнула Челси.
Я машинально запустила руку в волосы. Сколько же лет все это длится? Наверное, этот вопрос нарисовался у меня на лице.
— Мы трахаемся с нашего первого курса. Никита тогда был таким милым, я не устояла.
Я открыла рот, но слова не шли, да еще Шереметьев не вовремя приперся, и пришлось захлопнуть рот.
Мы все еще изучали безмолвные боевые заклятия, и сегодня я даже при желании не смогла бы выдавить ни слова. Так что за пару я получила высший балл.
После удара колокола Челси пошвыряла обратно в сумку: целый мир, нашу спальню, тетрадь, карандаш и потрепанный учебник — и была такова. Пришлось догонять ее в коридоре и хватать за блузку.
— Мы не закончили.
— А по-моему, закончили, — она нахмурилась. — Что еще ты хочешь услышать? Какого размера у него писька?
— Почему вы ничего не рассказывали? — выпалила я вопрос, который бился у меня в голове всю пару, как домовенок-истерик.
— А ты не спрашивала, — выплюнула Челси.
— Перестань разговаривать со мной как с Марковой, — холодно осадила я. — Почему ты злишься на меня?
— Я на тебя не злюсь, — дернула плечом она и остановилась. Мимо шли студенты и пихали нас со всех сторон. — Не всегда мир крутится вокруг тебя, Елизарова, — уже спокойнее сказала Маша. — Ты ведь правда не спрашивала.
— Я спрашивала. Я спрашивала, как его зовут, помнишь?
Она нехотя улыбнулась:
— И ты бы мне поверила?
Я уставилась на нее. Да я даже сейчас не верила, хотя видела их голыми в одной кровати.
— Вот тебе и ответ, Елизарова. Ты до сих пор не веришь, потому что у тебя в голове не укладывается, как это Верейский предпочел меня. Ведь из нас двоих он, конечно же, должен был выбрать тебя, так?
— Да с чего он вообще должен кого-то выбирать? — не выдержала я, вне себя от абсурдности этого предположения. — Это же Ник, он заплетал мне косички в восьмом классе. Они были ужасны! Мы столько лет жрали вместе конфеты, он видел мои трусы — помнишь, первого сентября у входа в общагу — и спрашивал, не сделал ли Исаев мне больно. Да как у него вообще встает на тебя?
— Еще как встает, одним махом просто, — заржала Челси, но внезапно прекратила и спросила: — Как ты его назвала?
— Неважно. Так кто его избил?
— Что? — она вытаращилась на меня. Неожиданная смена темы всегда помогала.
— Ну, ты наверняка знаешь, Челси, разве нет?
— Понятия не имею, он не говорит.
Челси помолчала и села у ног каменного богатыря. Его изваяние разделяло Западный и Восточный флигели. Я, помедлив, сделала то же самое.
Она тяжело вздохнула, потерев запястье.
— Это сильнее меня, Елизарова. Ты же теперь знаешь, как это бывает. Иногда хочется потрахаться именно с ним, а иногда вообще не хочется. Это же Верейский, у него язык как… в общем у меня с этим проблемы, сама знаешь. Слушай, там правда нечего было рассказывать, Елизарова, и сейчас нечего.
Я обняла ее за шею и с силой прижала к себе.
— И как мне теперь себя вести? Вы обо мне подумали? — пошутила я, и Челси тоже улыбнулась.
— Может, я поэтому и молчала, — пробурчала она, выворачиваясь из моего захвата. — О тебе заботилась.
— Ага, — не сдержалась я. — А может, просто рот был занят.
Маша вскочила на ноги, но я оказалась быстрее и помчалась по коридору, огибая толпу перваков.
— Я прибью тебя, Елизарова! — крикнула она.
Сумка болталась у бедра и мешала бежать, волосы лезли в лицо, я преодолела небольшой пролет между лестницами, завернула за угол и столкнулась с Борей Вернером.
— Ой, прости, пожалуйста, не ударился? — я потерла лоб. Маша, разумеется, догнала меня и, отдуваясь, пропыхтела:
— Надо продолжить… бегать… по утрам. Здорово, Вернер.
— Привет, — осторожно поздоровался тот. Мне давно казалось, что он побаивается Челси. И я подумала, а он-то знает о них с Ником? — А Никиту сегодня выписали, — сообщил он голосом метеоролога. — Ну, если вам интересно.
— Нам интересно.
— А я знаю, — хором сказали мы с Машей.
— Откуда знаешь? — удивилась Челси.
— Да он мне вчера сказал, когда помогал с отработкой.
— Ну понятно. А мне не сказал, — протянула та.
— Оно и понятно, там уж не до разговоров, — поддразнила я и отскочила в сторону.
Любая ситуация становится не такой неловкой, если начать над ней шутить. Челси грозно достала палочку.
— Еще слово — и я тебя заколдую, Елизарова, — пригрозила она и спохватилась, услышав удар колокола: — Заколдую, но после инквографии.
Мы с Борей хихикнули и отправились в разные стороны: он — на улицу, а я — на четвертый этаж.
Это только предполагается, что свободные пары старшекурсники будут проводить в библиотеке. На самом деле, мы коротали их где угодно, только не там.
Я вот, например, собиралась поправить в очередной раз юбку, которая размоталась во время погони, и поглазеть в окно с сигаретой. Все-таки я не до конца еще осознала, что мои лучшие друзья трахаются на протяжении двух с лишним лет.
Я бросила сумку на подоконник и покрутилась перед зеркалом. Прошлогодняя рубашка болталась в плечах, но стала мала в груди, придется что-то с ней делать. Я подвернула юбку, заправила рубашку в нее и принялась за волосы.
— Красивая-красивая, — послышался тихий голос. — Оставь все как есть.