Меж двух огней (СИ)

Глава 7. Верейский

— Я получила твою долбанную птичку, Верейский, — продолжила Маша, притворив за собой дверь. — И сожгла ее.

Никита наложил на комнату Варламовой пару заклятий.

— Ложись ко мне, — позвал он, и Маша, скинув халат, в одной длинной футболке забралась под одеяло.

— Ты в порядке, Верейский? — обеспокоенно спросила она, пытаясь заглянуть Никите в глаза. — У тебя вид, как будто ты не в кровати валялся, а мешки с навозом таскал.

— Почему именно с навозом? — поинтересовался он, и Маша фыркнула:

— Ты у Елизаровой научился игнорировать сам вопрос?

Никита посмотрел на нее в тусклом свете луны. Маша упрямо сжала губы.

— Почему тебя так это задевает? Но при этом тебе плевать на… кого я там трахнул на прошлой неделе?

— Потому что ты даже имени ее не помнишь. А Елизарова вообще ничего не сделала, чтобы… Ой, да отвали, Верейский. Ты меня зачем позвал? Вот и давай потрахаемся без душевных разговоров.

Никита приподнял задницу и стянул с себя пижамные штаны.

— Она вчера опять ебалась с Исаевым и опять пришла вся в синяках, — вкрадчиво сообщила Маша, снимая трусы.

Он рывком перевернулся и навалился на нее.

— В каких синяках?

Маша тихо рассмеялась и потянулась к нему бедрами.

— Трахни меня, тогда расскажу.

Злость придавала сил, кровать скрипела так, будто вот-вот развалится. Он видел собственные движения в темном окне, как в зеркале, и не узнавал себя. Маша стонала под ним, и Никита даже не пытался зажать ей рот — ему было плевать, если Варламова каким-то образом преодолеет заклятия и услышит их.

— Нравится? — шепнул он, медленно вынимая член и так же неспешно засаживая вновь — чтобы дать ногам передохнуть.

— Ты же знаешь, что да, — прошипела Маша.

— Хочешь еще?

— Я убью тебя, Верейский.

— Любишь меня?

Она уставилась на него, и Никита понимал, почему. Он никогда не задавал этот вопрос, но, кажется, знал на него ответ.

— Я люблю твой член, если ты об этом.

— Я не об этом, — небрежно сказал он и снова занялся ее дыркой.

Маша тяжело дышала, но не издавала больше ни звука. Никита оперся на подушку рядом с ее плечом, другой рукой придержал ее бедро и кинул взгляд в сторону кабинета Варламовой.

Он увидел огромные зеленые глаза, отпустил ногу Маши и остановился.

Мне привиделось, мелькнуло в голове, потому что я сейчас думаю о ней.

— Ева, — одними губами произнес Никита.

Сердце колотилось где-то в районе кадыка, член не опадал, было желание проигнорировать ее присутствие и продолжить, но он не мог и не хотел шевелиться. Как будто, замерев, можно было стереть из памяти последние двадцать секунд.

— Я… пожалуй, позже зайду, — еле слышно пролепетала Ева.

Никита смотрел на нее, и ему уже во второй раз за последнюю неделю захотелось сдохнуть.

— Елизарова? Ты какого хрена не спишь? — прошептала Маша, приподнявшись на локтях.

Ева явно не знала куда себя девать, но, узнав Машу, от неожиданности почти спокойно ответила:

— Я тут палочку вечером забыла.

Она попятилась, натолкнулась на косяк спиной, поморщилась от боли — и выскочила в коридор.

Никита смотрел на то место, где она стояла, и пытался унять дрожь. Маша выглядела растерянной — но не расстроенной.

— Я с ней… поговорю утром, — сказала она.

Никита заставил себя вернуться к их занятию.

Он перевернул Машу, поставил на четвереньки и быстро довел дело до конца.

— Ну, классно потрахались, — протянула та, напяливая трусы.

Никита рухнул на кровать, даже не подумав прикрыться. Он откинул волосы со лба и равнодушно сказал:

— Так даже лучше. Надоело врать.

— Мы не врали, мы недоговаривали.

— Подмена понятий не упрощает дерьмовую ситуацию.

— Зато теперь нам нет смысла прекращать, раз Елизарова все знает. Ты ведь из-за нее хотел это сделать, — подняла брови Маша, и Никита через силу улыбнулся:

— Я передумал. — Он ударил себя по коленям и бодро заявил: — Так, я тебя выебал, ты обещала кое-что рассказать.

— А, про это. Да нечего рассказывать, — коротко пожала плечами Маша. — Елизаровой нравится, когда ее грязно ебут на столе. Кто бы мог подумать, да? С ее-то глазищами — и такая… э-э… особенность. У нее на спине живого места нет. Я, кстати, не сплетница, рассказываю только тебе. — Она сделала паузу и тихо добавила: — Ты же наш друг.

Никита не смотрел на нее. Ему было так паршиво, будто кишки вывернули наизнанку, и он воспользовался испытанным способом, чтобы прийти в себя — расхохотался.

— Ты чего ржешь? — прищурилась Маша.

— А мы с Елизаровой теперь в расчете. Я только сейчас это понял.

— Ты о чем?

— Ну, а ты трахни меня, тогда расскажу, — передразнил Никита ее собственные слова.

— Ну что ты за мудак, — беззлобно отозвалась Маша и, уходя, показала ему средний палец.

Никита забрался под одеяло, переложил подушку на другую сторону, чтобы оказаться лицом к окну, и завел руки за голову.

Он смотрел, как луна бледнеет в небе, словно на нее наложили скверно выполненные чары иссушения.

И точно так же, как эта луна, иссякали в нем стыд и нужда притворяться.

Никита закрыл глаза и слепо ухмыльнулся темноте за окном — он знал, что теперь может говорить только правду.