Меж двух огней (СИ)

Глава 16. Верейский

Близился декабрь, и холод проникал не только в усадьбу. Он стелился по полу, взбирался по ногам и тыкал пальцем в самое сердце.

Кашель почти прошел, и Никита снова начал отвечать на поцелуи в коридорах. Девчонки восторженно щебетали, как они рады его выздоровлению, и ему казалось, что совсем скоро весна.

Разумовская тоже так считала. Незадолго до второго похода в Высоты она выловила Никиту в коридоре и строго спросила:

— Верейский, вы уже определились с парой на выпускной?

Он изумленно посмотрел на нее.

— Но э-э… выпускной только через восемь месяцев, профессор. До него дожить надо. Вы хорошо себя чувствуете?

— Я чувствую себя отлично, — закатила глаза Юстина. — А вы, судя по всему, так и не прочли «Летопись Виридара» до конца.

— Я читал. Курсе на втором.

— Значит, вам стоит освежить знания. По древней традиции, Верейский, староста академии на выпускном вечере танцует с одной из четверокурсниц. Это очень красивая традиция, символизирующая преемственность поколений, и я не позволю вам ее испортить своей невежественностью. А так как вам потребуется много времени, чтобы сделать выбор, — она сделала ударение на слове «вам», и ее губы дрогнули в улыбке, — советую начать в ближайшее время. Пока определитесь с девушкой, пока объясните остальным, почему отвергли их кандидатуры, — уже и июль наступит. Уверяю вас, студентки об этой традиции хорошо знают, так что я бы не надеялась на удачу. Подойдет четверокурсница с любого факультета, Верейский.

Разумовская строго поглядела на него и кивнула, давая понять, что разговор окончен.

Ну приехали.

Вечером Никита откопал потрепанную «Летопись Виридара», улегся в кровать, задрал ноги на тумбочку и принялся искать место, где описывалась эта дурацкая — без сомнения красивая, но слишком хлопотная для него — традиция.

Логично, наверное, пригласить Машу. Хотя бы в благодарность за тепло в холодные ночи. Никита представил реакцию на эту новость милашек с Каэрмунка — всех восьми штук — и беззвучно засмеялся.

Он как раз нашел нужную главу, когда в спальню явился Боря и с порога заявил:

— Тебя Елизарова искала. А я не знал, что ты здесь.

Никита захлопнул книгу, загнув уголок страницы, и рывком поднялся на ноги.

— Зачем, не сказала?

Боря покачал головой и аккуратно расправил покрывало, прежде чем сесть на него.

Верейский быстро сбежал по лестнице, пошарил глазами по общей комнате и увидел Еву в высоком кресле. Она целиком помещалась в нем, забравшись с ногами. Укутанная собственными волосами, как пледом, Ева что-то строчила в тетради.

Никита проскочил между диваном и столиком, подошел к ней, присел на корточки сбоку и тронул за плечо.

Она вздрогнула и неловко чиркнула по листу.

— Прости, — он живо стер ненужную линию заклятием, сложил руки на подлокотнике кресла, на руки опустил подбородок и на всякий случай уточнил: — Ты меня искала?

У него давно не было возможности рассмотреть Еву как следует. Маша все верно сказала: Елизарова в последние пару-тройку недель почти не появлялась в общаге. Никита не мог понять, легче ему так или нет.

Он привык, что Ева всегда рядом, и можно глотнуть ее присутствия, если станет совсем плохо.

Теперь она пропадала с Исаевым, и Никита несомненно понимал, почему так — в отличие от Маши. Он на месте Исаева ее вообще от себя не отпустил бы. Ему даже хотелось подойти к Марку и спросить, почему он ведет себя так, будто Ева нужна ему только перепихнуться.

А потом просто послушать, что тот скажет, и расхохотаться на весь коридор.

Наверное, точно так же Исаев мог бы подойти к Никите и спросить, почему тот молчит уже седьмой год. И тоже поржать над ним.

У Евы ввалились щеки, но они и до этого не были пухлыми. Под глазами залегли тени, ресницы казались неестественно длинными из-за них, а глаза — темно-зелеными. Четыре веснушки побледнели и почти исчезли, но нашлись, когда Ева наморщила нос, улыбнувшись.

Она сунула все пять пальцев руки в его волосы и провела ото лба к макушке.

— Ты когда стричься будешь? — весело спросила Елизарова. — Они же тебе в глаза лезут.

— А ты? — ответил Никита в том же тоне. Он взял наугад длинную прядь и помахал ею перед носом Евы.

Она отмахнулась, чихнула и уже без смеха спросила:

— Ник, ты можешь помочь мне с отработками? Я, кажется, вляпалась. Смотрю на календарь и понимаю, что не разгребу их к Новому году.

— Да ты нагло пользуешься моей дружбой, Елизарова. А что мне за это будет? — в шутку ляпнул Никита.

Он не мог ей отказать, хотя это было неправильно. Староста академии не должен так делать. Глаза Разумовской закатились в его воображении так далеко, что хватило бы на полный оборот.

— А что ты хочешь? — Ева, однако, приняла его вопрос всерьез и с готовностью поерзала на месте.

Никита не стал озвучивать, чего хочет на самом деле.

Он ни разу не видел ее обнаженной. Даже в раздевалке Ева была полностью скрыта телом Исаева. Хотелось просто взглянуть, хотя бы на минуту.

Ему надоело представлять, хотелось посмотреть своими глазами.

Никита дорого заплатил бы за эту минуту.

Но, наверное, не стоило сейчас об этом просить.

— Пойдешь со мной на выпускной? — брякнул он прежде, чем успел поймать эти слова на кончике языка. Раньше ему казалось, что он взрослый, обстоятельный и так быстро своих решений не меняет.

— Я же на четвертом курсе, какой мне выпускной? — удивилась Ева.

— А Юстина меня уверяла, что абсолютно все девочки знают об этой традиции, — проворчал Никита и кратко пересказал ей разговор с Разумовской. — В общем, раз уж ты теперь у меня в долгу, избавишь меня от мук выбора, а? Я бы Машу позвал, но она терпеть не может официальные приемы.

— А ты ей уже предлагал?

— Зачем мне ей предлагать, я ее знаю как себя. — Никита нагло врал. Маша по углям прошлась бы ради того, чтобы пойти с ним, но он не хотел думать об этом. Скажет, что они изменили правила, и парой старосте академии может стать только староста. Елизаровой к тому моменту должны вернуть повязку. — Выручишь меня? — он дождался, пока Ева неуверенно кивнет. — Ты только никому не говори пока, что я с тобой пойду, ладно? Хочу посмотреть, на что готовы девушки ради моей задницы.

Никита быстро подергал бровями, Ева рассмеялась.

— Слушай, а ты правда так хорошо целуешься? — сквозь смех произнесла она.

Ему показалось, что он споткнулся на абсолютно ровной дороге.

Со стороны камина потянуло дымом. В его глубине — за несколько тысяч дней отсюда — кто-то протяжно закричал.

— Показать? — полусерьезно предложил Никита.

— Да я верю, — пожала плечами Ева. — И представляю, какая война начнется между твоими поклонницами.

— Я договорюсь с Селиверстовым и Шереметьевым, — сглотнув, Никита вернулся к прежней теме. — Скажу, что Савчуку нужна помощь, и я забираю тебя на отработку туда. К Разумовской не пойду, она и так после того случая подозревает, что мы друг друга прикрываем.

Ева закивала:

— Юстине я сама все отработаю. Спасибо тебе, Ник, — она сжала его руку. Никита развернул ладонь и еще пару секунд поддерживал ее пальцы на весу — пока они не ускользнули.

— У Залесского, я надеюсь, ты не умудрилась заработать наказание? — скептически уточнил он.

— Нет, он сделал вид, что потерял мой реферат, и поставил высший балл со словами: «Я уверен, что в вашей работе, моя дорогая, все было превосходно, как всегда». Так паршиво я себя еще никогда не чувствовала.

— Ну вот и отлично.

Никита поднялся с корточек на онемевшие от долгого сидения ноги. Ева задрала голову, чтобы видеть его лицо.

— Челси сказала, что сегодня не придет ночевать. Она не к тебе случайно собралась?

— Даже если ко мне, я пока об этом не знаю, — ухмыльнулся Никита, поправляя ремень, и в эту самую секунду треск камина потонул в многократно усиленном голосе профессора Разумовской:

— Всем студентам срочно вернуться в общежития факультетов. Старостам и капитанам команд собраться в деканате. Быстрее, пожалуйста.