Между Сциллой и Харибдой

Глава 35

Третье благословение в храме Двуединого ознаменовалось тем, что Теодоро окончательно потерял Сиятельность. Причём сам заметил не сразу, а говорить ему священники побоялись. Я тоже решила не испытывать судьбу и не сообщать дурную весть первой. Он и без того в последнее время был необычайно раздражённым: и оттого, что планы нарушались, и оттого, что Сиятельность его подмигивала всё чаще, намекая на скорый уход. Чего только они с Бласкесом ни придумывали, чтобы задержать капризную гостью, но всё оказалось тщетно. До меня эта проблема доходила обрывками разговоров и дурным настроением мурицийского короля. В том, что Сиятельность пропадёт, он уже не сомневался, поскольку по стране лавиной прокатилось отключение верхушки аристократии от этой полезной опции. Строго говоря, оставшихся к настоящему времени Сиятельных можно было пересчитать по пальцам. Если рук Теодоро для этого не хватило бы, то у него были в подчинении руки придворного мага, и вот их совместных конечностей для подсчёта точно хватит. Впрочем, такими темпами вскоре вообще будет считать некого.

Когда мы с Теодоро вышли из храма, народ сначала разразился приветственными воплями, но вскоре они утихли и им на смену пришёл удивлённый ропот.

— Что-то случилось? — не разжимая и губ и даже не убирая с них улыбку, спросил Теодоро.

— Как вам сказать, Ваше Величество…

— Так и скажите. Или намекните хотя бы, что не в порядке.

Предложением я воспользовалась.

— Боюсь, сейчас в глазах ваших подданных моё иерархическое положение выше вашего.

Ответила я обтекаемо, хотя не испытывала ни малейшей жалости к Теодоро, но он понял сразу и сквозь зубы выругался:

— Ксуорсы Бездны! И до меня добралось! Уго уверял, что справится.

— Бласкес либо очень преувеличил свои возможности, либо не хотел, чтобы вы остались Сиятельным, — попыталась я вбить клин в их дружеские отношения.

— Такое чувство, душа моя, что ты знаешь куда больше, чем говоришь, — неожиданно выдал Теодоро.

Несмотря на неприятное известие, он продолжал милостиво улыбаться. И говорил сейчас совсем не о своём придворном маге, хотя я и сочла за лучшее притвориться, что ничего не понимаю.

— Что вы, Ваше Величество, сеньора Бласкеса я знаю намного меньше, чем вы. Возможно, я к нему пристрастна, потому что он мне не нравится.

Мы дошли до экипажа, в котором собирались возвращаться во дворец, и Теодоро сказал:

— Душа моя, придётся вам воздействовать на будущих подданных. Сегодня они должны быть счастливы оттого, что лицезреют нас, а не задаваться вопросом, куда пропала Сиятельность с короля.

— Я не умею пользоваться флёром, Ваше Величество, — не без злорадства сообщила я. — А сейчас не время этому учиться. Вдруг я перестараюсь и напрочь выхлестну кому-нибудь мозги.

— Это допустимые потери, — ответил Теодоро. — Явление короля народу не всегда проходит без эксцессов. Подумаешь, свихнётся пара человечков. Что за беда?

— А если среди этой пары окажетесь вы, Ваше Величество? — не удержалась я. — Думаете, ваши подданные не заметят, что с вами что-то не то?

— Дерзишь, душа моя, — недовольно сказал Теодоро. — Но в чём-то ты права. Не стоит при мне проводить столь важные эксперименты без подстраховки. Вот когда Уго что-нибудь придумает, тогда и займёшься.

В переводе на человеческий язык это означало, что Теодоро вспомнил что он теперь не Сиятельный, решил, что его затронет в первую очередь, и не был уверен, что сможет противостоять. Я даже ненадолго пожалела, что не согласилась, пока была возможность. Пробовать в полную силу я бы всё равно не стала, зато Его теперь неСиятельное Величество был бы куда восприимчивее к моим чарам, а значит, намного сговорчивее.

— Возможно, сеньор Бласкес придумает, как вернуть вам Сиятельность, Ваше Величество.

Он нежно улыбался мне, я — ему. В глазах зрителей мы были почти идеальной парой. Для совсем идеальной не хватало Сиятельности жениху. Теодоро успешно притворялся, показывая, что всё идёт по плану, поэтому недоумения от потери Сиятельности утихли, зато приветственные крики раздавались всё громче. Но то, что там чаще упоминали герцогиню Эрилейскую, чем Теодоро, не радовало ни меня, ни его.

— Хотелось бы, чтобы это оказалось правдой, — проворчал Теодоро. — Не поверишь, душа моя, но я чувствую себя голым.

— Вы сами себе придумываете, Ваше Величество, — заметила я. — Вы даже не сразу заметили пропажу.

— Вор был слишком искусен.

— Простите, Ваше Величество?

— Я говорю, душа моя, меня обокрали и вору это просто так с рук не сойдёт.

— Вы кого-то подозреваете? — осторожно спросила я.

— Исчезновения начались после того, как теофренийские принц и принцесса проехались по стране с молебнами.

Кажется, Теодоро уже прикидывал, не стоит ли объявить под этим предлогом маленькую победоносную войнушку. Следовало выбить из его головы эти мысли показав их опасную сторону.

— То есть вы подозреваете Двуединого, Ваше Величество?

— Я так сказал? — поражённо повернулся он ко мне.

— Если Сиятельность исчезла после молебнов, значит, это воля Двуединого, Ваше Величество.

— А мне кажется, что Теофрения в этом замазана по самые уши, — упрямо сказал он.

— Вы можете спросить свою бывшую невесту, Ваше Величество, — предложила я.

— Душа моя, зачем мне поддерживать отношения с той, которую отверг сам Двуединый? — не моргнув глазом ответил он.

— То есть по снам вы ходите исключительно ко мне, Ваше Величество?

Он едва заметно поморщился. Значит, прав оказался Рауль: стены монастыря полностью перекрыли возможность общения Марселы и Теодоро. И это сильно облегчило наше с Раулем положение. Во всяком случае, в той части, которая отвечала за безопасность после подрыва Сиятельности.

— Душа моя, зачем мне тратить силы на кого попало?

— Если вы подозреваете в исчезновении Сиятельности Теофрению и имеете возможность выяснить, так ли это, то я не понимаю, почему вы это не делаете. — Я сняла очередной цветок, повисший на плече, и аккуратно положила его между собой и женихом на сиденье. К слову, там их уже целый пук набрался, но выбрасывать цветы из кареты считалось плохой приметой. — Правда, я вообще не понимаю, какая связь между молебнами Двуединому и Сиятельностью, Ваше Величество. Вы считаете, что Сиятельность Двуединому неугодна? То есть, по-вашему, вас он благословил, а я неугодна Двуединому, Ваше Величество?

Я подпустила в голос истеричности. Мне даже особо стараться не пришлось: похоже, это умение я получила вместе с телом.

— Эстефания, душа моя, что ты такое говоришь? — вытаращился на меня Теодоро. — Выверты твоей логики иной раз для меня слишком сложны. Я всего лишь сказал, что не желаю общаться с теофренийской принцессой. К чему мне она, когда у меня есть ты?

— А как же выяснение истины?

— Мне не нужна Марсела, чтобы узнать правду.

Именно этого я и боялась, поэтому не слишком настаивала на том, чтобы отправиться в особняк Эрилейских немедленно, а позволила себя уговорить выпить чаю в компании Теодоро. Правда, после того как к нам присоединился Бласкес, желание угощаться королевскими деликатесами резко пропало, зато появилось желание расстаться с ними прямо сейчас. Я запивала тошноту обжигающим чаем и старалась дышать через раз — к сожалению, совсем не дышать не могут даже Сиятельные.

— Наслышан уже Ваше Величество, — проворчал Бласкес. — Это было бы катастрофой, если бы это с вами случилось первым. Но, считайте, вы уже в самом конце. Осталось от силы человек десять. Да и то они уже все мигают. Кроме этой красотули. Она горит так ярко, словно не собирается потухать никогда.

Он уставился на меня тяжелейшим взглядом, вколачивающим противника в землю не хуже заклинаний, и я испуганно пискнула:

— Если вы думаете, что Двуединый передал мне Сиятельность Теодоро, сеньор Бласкес, то вы глубоко заблуждаетесь.

— Не думаю, что Двуединый имеет к этому отношение…

— То есть вы намекаете, что я обокрала короля? — уже отработанная на Теодоро истеричность пришлась как нельзя кстати.

— Куколка, не притворяйся тупее, чем ты есть, — грубо сказал Бласкес.

Как я понимаю, место будущей королевы не слишком почётно, если придворный маг позволяет себя такое поведение.

— Сеньор Бласкес, вы забываетесь.

— Нет, куколка, это ты забываешься. Точнее, забываешь нам рассказать, что с твоей тёткой, — наехал на меня Бласкес.

— Она не поставила меня в известность о своих планах, — отрезала я. — Она — опекун, я — опекаемая, если вы вдруг забыли, сеньор Бласкес. И потрудитесь обращаться ко мне на вы.

— Да, Уго, будь повежливее с моей невестой.

— Невеста? Расходный материал, — ничуть не стесняясь, выдал придворный маг.

— Уго, Эстефания — моя невеста, в будущем — твоя королева и мать будущего короля, — уже с угрозой в голосе сказал король.

— То есть у вас, Ваше Величество изменились планы, а вы не посчитали нужным мне об этом сообщить?

— Я их откорректировал с учётом сложившихся реалий. Сдаётся мне, донья Хаго была первой жертвой.

— Первой жертвой?

— Это последствия землетрясения в Пфаффе, — пояснил Теодоро.

— То есть, Ваше Величество, вы считаете, что донья Хаго не причина, а жертва? — даже с некоторой растерянностью спросил Бласкес.

— Эстефания, душа моя, а что ты думаешь? — лениво протянул Теодоро. — Донья Хаго с тобой не откровенничала?

Несмотря на отвратительное самочувствие, в ловушку я не попалась. Я не могла знать о руинах в Пфаффе, потому что у меня пропала память, а по легенде новых знаний взять было неоткуда.

— Простите, Ваше Величество, но мне нечего сказать, — покаянно ответила я. — Тётя не была со мной откровенна, так что я даже не поняла, что вы хотите узнать. Подозреваю, что это что-то из той области, которая для меня недоступна. — Я постучала указательным пальцем по виску и добавила: — Блоки никуда не делись. Но вы только недавно говорили про Теофрению, а теперь перешли на Пфафф.

— Теорий было несколько, — невозмутимо ответил Теодоро. — Но про Теофрению я говорил исключительно для проверки, душа моя. Уго, прими как данность, что донья Хаго не появится. Она, в некотором роде, была порождением Сиятельности. Сиятельность пропала, а с ней и наша надежда на сильную поддержку королевской семьи. Но и не пропади донья Хаго, ритуал становится невозможным из-за исчезновения одного из компонентов — Сиятельных.

Настроение у него было философское. Видно, уже успел смириться с потерей особого свойства, а потеря короны ему не грозила.

— И что теперь? — угрюмо спросил Бласкес, пристально глядя на меня.

Подозревал, наверное, что я обработала патрона флёром, вот он и передумал приносить меня в жертву. Но, как заметил Теодоро, трудно провести ритуал, при котором отбирается Сиятельность у одной из жертв, при условии, что этой Сиятельности нет ни у кого.

— Я рассматриваю два варианта. Буду говорить прямо, Эстефания. Первый — довести нашу помолвку до свадьбы. Второй — жениться на Теофренийской принцессе, обеспечив тем самым дружеские связи с соседней страной.

— А объединение? — нахмурился Бласкес.

— Уго, друг мой, а зачем оно теперь Теофрении? Сиятельность повсеместно исчезает, а где-то уже и исчезла. А в самой Теофрении после проведения молебнов проблемы ушли. Вообще, подозрительная история с этими молебнами. Но речь не о них, а об объединении стран. Сейчас это возможно, только если принц умрёт. — Он говорил равнодушно, просто прикидывая варианты, я же едва себя не выдала, вздрогнув от испуга. Бледнеть мне было дальше некуда — присутствие Бласкеса делало цвет моего лица постоянно благородно-бледным. — Тогда да, тогда может что-то получиться. Но мне не нравится ни эта мысль, ни женитьба на Марселе. Она слишком легко предаёт. А если нас обвинят в смерти теофренийского принца, то и страну придётся присоединять военным путём. Так что брак с герцогиней Эрилейской кажется мне предпочтительней. Тем более что в этом случае она не сможет упорхнуть со своим герцогством, присоединив его к соседней стране.

— А если?.. — Бласкес не договорил, но Теодоро его прекрасно понял:

— Мне без разницы, Уго. То, что мне нужно в браке, от этого никуда не денется.

— К тому же неугодную жену всегда можно сплавить в монастырь или на плаху, — проворчал Бласкес.

Лицо его разгладилось, потому что думал он сейчас исключительно о приятных вещах.

— Извините Ваше Величество, но мне становится нехорошо от таких разговоров. — Мне было не просто нехорошо, я уже с трудом удерживалась от того, чтобы не упасть в обморок. — Могу я вас покинуть? Меня уже должна ожидать портниха с платьем для последней примерки.

— Можешь идти, душа моя, — милостиво разрешил Теодоро. — И запомни, что в нелёгком выборе я отдал предпочтение тебе.