Глава 38

Я стояла перед платяным шкафом и размышляла, могу ли считать эти вещи своими. Конечно, их носило моё тело, и всё же, дотрагиваясь до любого предмета, я чувствовала брезгливость, словно на вещах осталось грязное присутствие бывшей Сиятельной. Хорошо, что и нераспакованных предметов гардероба было в излишке — Эстефания затарилась так, словно собиралась задержаться тут на долгие годы, а краник с одеждой перекрывали в ближайшее время. К стопке чистой одежды я добавила новое полотенце, новую мочалку и новый шампунь — не хотелось пользоваться ничем из того, что прикасалось или могло прикасаться к Эстефании, пусть даже, когда она была в моём теле. Казалось, все мои чувства обострились. Возможно, причиной этому была попавшая сюда со мной Сиятельность.

В ванной я встала под душ и отдраивала себя так, словно могла отмыть тело от чужого посещения. Но отмыть я могла только снаружи, внутри у меня всё также оставались её мысли и чувства, так отличные от моих, что мне страшно было ощущать их в себе. И я их никоим образом не могла удалить — увы, ёршик для прочищения головы от чужих мыслей пока не придуман. Разве что магический? Появилось желание собрать это всё и запечатать, но пока я не могла себе этого позволить.

На затылке оказалась шишка, а на теле — такое множество синяков, что я даже засомневалась, какого цвета моя кожа. Мало ли что с ней наэкспериментировала Эстефания. Конечно, в памяти у меня ничего такого не наблюдается, но вдруг свои самые грязные секреты она запечатала?

Из ванной я выбралась посвежевшей, и даже в голове перестал твориться бардак, хотя я всё равно не представляла, как начать разговор, чтобы Саша не решил, что удар по голове не прошёл для меня бесследно. Вряд ли он будет рад тому, что жена выжила, если окажется, что она спятила.

— Катюша, — позвал меня Саша, — ты будешь есть?

— Буду, — сразу согласилась я, поскольку это оттягивало начало разговора. — И чай буду. А вот спиртное убери, пожалуйста. Я не хочу, чтобы завтра ты посчитал, что разговор тебе почудился в пьяном угаре.

— Не преувеличивай, — Саша поморщился. — Я не пью. Только немного стресс сбрасываю изредка.

— С этого и начинается алкоголизм, — заметила я и залила содержимое пузатенькой рюмки назад в бутылку с коньяком.

Саша проводил потерю расстроенным взглядом, но не подумал не то что отбирать, даже протестовать. Зато полез в холодильник и выставил несколько контейнеров с едой на мой выбор. Я сказала, что мне абсолютно всё равно, что есть, главное — чтобы было, что пить, и отправилась искать чай, пока Саша поставил греть нечто подозрительно напоминающее ту кашу, которой меня кормили в особняке Эрилейских. Некоторые пищевые привычки лучше с собой не забирать, но Эстефании я это уже вряд ли когда-нибудь скажу — связь между нами полностью порвалась после обмена, и единственная связь, которую я чувствовала — это связь с фамильяром. Только Альба осталась моей зацепкой в том мире.

Чайные пакетики отсутствовали как класс, Эстефания потребляла только чай высшего качества, экзотических сортов и свежезаваренный. Разумеется, этим занималась не она, а домработница, а то, не дай Двуединый, ноготок сломается или ручки испачкаются. Поскольку телом она планировала распоряжаться долго, то и относилась к нему аккуратно, не позволяла лишний раз использовать на работах, которые, с её точки зрения, должна была выполнять чернь. Переместившись в моё тело, она продолжала чувствовать себя и герцогиней, и Сиятельной и вела себя соответственно.

Я заваривала чай под удивлённое молчание Саши и внезапно подумала, что лучше один раз показать, чем десять раз объяснять, поэтому я прикрыла чайник полотенцем, повернулась к Саше и сказала:

— Смотри.

А после запустила то самое заклинание с кольцами Силы, которое нам показали первым в академии Теофрении.

— Ого, — отреагировал Саша. — Это фокус такой? Как ты это сделала, Катюш?

Я немного замедлилась с ответом, поскольку колец я насчитала аж пятнадцать, и это было ровно на две штуки больше, чем было в теле Эстефании. Получается, я сильнее? Или это влияние Сиятельности, которой я хапнула при закрытии прокола? Я же не проверяла свою силу после выезда из Пфаффа, не до этого было. А кольца были хорошие, яркие, мне даже показалось, что есть задел на шестнадцатое.

— Это, Саша, магия.

Я ещё раз пересчитала кольца, убедилась, что не ошиблась с количеством, погасила их и зажгла огонёк на кончиках пальцев. Всё это время Саша как заворожённый, смотрел на мои руки.

— В каком смысле магия? — хрипло спросил он.

— В самом прямом. Я показываю тебе это, чтобы ты не решил, что я сошла с ума, когда я тебе скажу, что ты женился не на мне.

— В каком смысле не на тебе?

Он перевёл взгляд с моих пальцев на моё лицо и нахмурился.

— В смысле, что в этом теле была другая душа.

— То есть ты, не знаю, как к тебе обращаться, заняла чужое тело?

Он принял магию как нечто само собой разумеющееся, но почему-то сразу посчитал меня преступницей. Это меня возмутило до основания. Меня обманули и использовали, а виноватой почему-то сейчас пытаются представить меня. Возможно, это было эхо чувств Эстефании, но мне не хотелось, чтобы её муж плохо думал обо мне.

— Нет, Саша, я не занимала чужое тело, я вернулась в своё. Это я — Катя Мельникова. Но я не давала согласия на брак с тобой.

— Хорошо, положим, это так. Но как так получилось, что на твоём месте был кто-то другой? Честно говоря, меня эта ситуация сильно напрягает.

Пришлось коротко ему рассказать о нашем договоре с Эстефанией, о том, что мы обменялись телами, потому что меня собирались принести в жертву. Именно меня — душу Екатерины Мельниковой должен был сожрать фамильяр Эрилейских, чтобы продолжить своё существование.

— Как я могу быть уверен, что ты говоришь правду? — подозрительно спросил Саша. — Ведь ты точно так же могла занять место моей жены… Боже, что я несу? — он наморщил лоб и принялся его тереть.

Наверное, пытался втереть в мозги новые знания, не укладывающиеся в прошлое видение мира.

— Если бы я оказалась той, кто заняла чужое место, зачем бы я стала тебе об этом рассказывать? Логичней было бы скрыть.

— Отнюдь, — он поднял палец, словно пытаясь привлечь моё внимание. — У тебя изменилось поведение. Этого никак не скрыть.

— Именно, — подтвердила я. — Наверняка твоей жене прежние её знакомые постоянно говорили, что она изменилась.

— Было такое, — сдулся он. — Но это могло быть отнесено на последствие комы.

— А что мне сейчас мешало заявить, что изменившееся поведение — последствие потери сознания? Если прошлые изменения оказалось так легко объяснить?

— Какая забористая дичь… Мне кажется, что это дурной сон… Катюш, скажи, что ты пошутила, а?

— Увы, это вовсе не сон. Из комы выходила уже не я, а после аварии — опять вернулась я.

— А зачем ты мне вообще это рассказываешь? — зло спросил он. — Не проще ли было бы оставить всё как есть?

Смотрел он на меня с жуткой смесью недоверия и уверенности в том, что я говорю правду. И нежеланием принимать то, что от меня узнал.

— Затем, чтобы ты понял, что ни в чём не виноват. На тебя воздействовали магией. Она и сейчас в тебе осталась, но практически выветрилась.

— Положим, ты права. Но зачем я был нужен этой потусторонней сущности?

— Почему потусторонней? — опешила я. — Это была девушка из другого мира, и она просто в тебя влюбилась. Захотела себе.

— Но я же был фактически нищим по её запросам? — он задумался и выдал: — Возможно, она не так плоха, как ты считаешь…

— Саша, ты для неё был игрушкой. Почти комнатной собачкой. А насчёт того, что неплохая… Она могла спасти мою маму — инфаркт случился в её присутствии, но Эстефания даже пальцем не пошевелила.

А её мысли при этом были до невозможности мерзкие. Настолько мерзкие, что я не смогла бы повторить их вслух. Она радовалась, что избавляется от человека, который стал догадываться, что с дочерью что-то не то.

— Катя, у неё нет медицинского образования. Что она могла?

— Саша, а как ты думаешь, почему в твоей клинике выздоравливают даже раковые больные на четвёртой стадии? — вкрадчиво спросила я. — Нет, она, конечно, здорово тебе мозги запудрила, но неужели тебе ни разу не приходило в голову, что для этого одной удачи мало?

— То есть она тоже лечила магией? — понял он. — Но это доказывает, что она была хорошим человеком.

— Не буду с тобой спорить, — ответила я. — Но подумай на досуге, что этот хороший человек использовал свои знания лишь для получения денег и что, как только у неё появилась возможность вернуть своё положение, она не задумываясь бросила и тебя, и твоих пациентов. Правда, до этого у неё ещё и Сиятельность пропала и она не могла больше долбать тебя флёром.

— Прости, чем долбать?

Я прикрыла глаза, гася желание показать ему на практике чем. Потому что у меня, в отличие от Эстефании, возможностей придавить флёром хватало. Мне вообще казалось, что меня сейчас распирает от избытка Сиятельности, которую некуда было девать. Я нащупала связь с Альбой и принялась отправлять ей энергию. Это успокаивало и отрезвляло.

— Особенности местной аристократии. После обработки ты считал её совершенством и был на всё готов ради неё. Проблема в том, что обработка не пожизненная, повторять надо, а с тебя к этому времени почти выветрилась. Ты начал сомневаться, что она «самая-самая», и это было для Эстефании нестерпимо.

Я посчитала, что чай достаточно заварился, и принялась разливать его по чашкам, хотя мне уже казалось, что коньяк был бы очень неплохим вариантом сейчас и для меня, и для Саши. Он выглядел совершенно потерянным, а у меня в голове творился полный сумбур. Я даже не знала, к чему первому приступать, чтобы попытаться вернуть собственную жизнь: всё прежнее было не просто уничтоженным, а ещё и залитым напалмом, чтобы точно ничего не возродилось. Я не была уверена, что смогу поговорить даже с сестрой и что-то ей объяснить. На её месте я бы точно не стала себя слушать. И верить бы тоже не стала.

— И всё-таки, зачем ты мне это рассказала? — недоумевающе спросил Саша, уставившись в чашку, которую я поставила перед ним. — Ты могла просто подать на развод и раздел имущества. И я не стал бы выступать против, ты знаешь?

— Знаю. Мне доступно всё, что она делала в моём теле, и всё, что думала. Именно поэтому я хочу исправить то, что могу. Я не хочу, чтобы ты корил себя всю жизнь за то, в чём не виноват. Я не хочу, чтобы она чувствовала себя победительницей. Ты справишься и без неё, уверяю тебя.

— Если мои успехи были результатом её магии… — криво улыбнулся он. — Знаешь, я почему-то полностью тебе верю. Теперь чувствую, что ты не она.

— Чувствуешь, что я чужая, — понятливо кивнула я.

— Напротив, чувствую, что ты на той же волне, что и я, — неожиданно ответил он. — Той Кате было очень сложно объяснить некоторые вещи. Получается, что двум своим пациентам я не смогу помочь.

— Саша, а вот тут ты не прав. Я точно не знаю, какие клятвы привязываются к душе, но чувствую, что смогу поделиться знаниями Эрилейских, пока ты формально мой муж. Разумеется, при условии, что ты дашь клятву передавать знания только внутри семьи. Я не уверена, что это сработает, но мы попробуем, потому что ты — маг.

— Тогда мне невыгодно с тобой разводиться, — невесело усмехнулся он. — Кстати, получается, она тоже могла меня обучить, но не захотела? Как-то дико понимать, что был всего лишь игрушкой для другого человека.

— Если тебя это утешит, могу сказать, что Эстефания тебя по-своему любила. А что она старательно разрушала твою жизнь, так это потому, что Сиятельные иначе не могут.

— Сиятельные — это кто? Ты всё говоришь: «Сиятельные», а чем они отличаются от обычных людей?

— Вот этим? — Я засияла так, что на кухне стало светло как днём, полюбовалась на ошарашенное лицо «мужа» и притушила свет, вернувшись до обычного сияния, которое не так резало глаза, но как раз и служило отличием Сиятельных от обычного человека. — Но это лишь внешнее проявление.

Я подумала, достала бутылку коньяка и щедро плеснула нам обоим. Какой чай? Чай нас сейчас не спасёт, нужно что-то покрепче, чтобы залить потрясение.

Загрузка...