Международный вагон

Глава тридцать третья БУРНОЕ ЗАСЕДАНИЕ В ИРАКСКОМ ПАРЛАМЕНТЕ

В большой белой зале парламента, со священным стихом Корана на стене, в длинных белых абайях восседали арабские вельможи.

Шейх-эль-Мелек, чье политическое воспитание было тесно связано с нотами и банкнотами, поднял седые брови, положил крашеный ноготь на веку правого глаза и тихо шепнул:

— Да почиет желание друзей у меня на глазу! Знаете ли вы, шейхи, что в Багдаде образовался профсоюз лодочников и амбалов?

Шейхи сдвинули брови.

— Знаете ли вы, что багдадский базар зашевелился, подобно исфаганскому? Купцы с трудом удерживают приказчиков и ремесленников. Закрытие базара не в их руках. Может придти минута, когда грязный амбал с проказой на ногах или нищий вожак чужого верблюда смогут назначать дни недели и угрожать правоверным!

— Га! — закричали арабские нотабли.

И как раз в эту минуту лорд Перси Кокс вошел в дипломатическую ложу и скромно сел на свое место. Независимый парламент оживился.

— Шейхи! — закричал Эль-Мелек, выскакивая на трибуну — народ стал похож на девушку, о которой не знаешь, какою она будет женой! Слуги сопротивляются хозяевам, удар палки превращает собаку в волка. Ходит зараза среди жен и отроков, и наступит день, когда мулла воззовет утром к молитве, а простолюдин наденет обувь и не захочет молиться. Вера отцов ослабевает! Разве не пишет великий муштеид Халеси, что надо обновить религию?

Вельможи величественно наклонили головы. Лорд Перси вздохнул. Французский и немецкий консулы вздохнули тоже.

— И вот, шейхи, — продолжал Эль-Мелек, поводя глазами во все стороны, — да не обидится на меня сын Англии, здесь восседающий, но пусть услышит он смелое слово из уст старого человека! Аллах прислал на помощь религии нового пророка! Великий английский ага-Кавендиш выступил за ислам! Он пострадал за нас, — его замучили, убили, выбросили его останки, но народ похоронит агу в священной земле и хочет провозгласить его пророком. Шейхи! Ислам враждует, пока у нас два пророка, Магомет и Али. Но если мы прибавим третьего, — Ислам объединится! Слышите! шейхи? От моря и до моря, от зари восходящей до зари закатной объединится ислам!

Шейх-эль-Мелек говорил так горячо, словно это было его бесплатное убеждение. Но тут, неожиданно для парламента, выступил неведомый человек страннического вида, не то перс, не то еврей, попавший в парламент точь-в-точь так, как солдаты Фридриха Великого в армию:

— Да ослабнет крик моего осла в полдень, если я совру, сказал он самым спокойным голосом. — Шейх-эль-Мелек прав. Два пророка единого аллаха наделали в исламе много междоусобицы. Но почему он думает, что от трех станет легче? По мне, уж если объединится народ наш, — так повыбросив всех пророков, живых и мертвых, в одну выгребную яму!

— Большевик! — завопили шейхи в ужасе, повскакав со своих мест. — Это нечестивый Гарун, продавец мочалы! Как он сюда попал?

— Держите его!

— Поищите у него под кушаком, нет ли документов!

— Вяжите его!

Но Гарун, продавец мочалы, оказался ловчее шейхов. Он блеснул желтыми белками глаз, запахнул левую полу бешмета вправо, а правую влево, и так прыгнул вперед, что два седовласых шейха опрокинулись навзничь, словно их дернули сзади за абайю.

В суматохе председатель схватил вместо колокольчика чужой кисет и затряс им в воздухе. Тучи мелкого табаку ослепили парламентские очи и забили парламентские глотки. В чиханьи, кашле, крике турецких, арабских и персидских проклятий, направленных на врага и его тень, оба консула — французский и немецкий — быстро покинули ложу.

— Ну и ну! — бормотал немец, почесывая бороду. — Если б мы догадались насчет Людендорфа, из него вышел бы отличный пророк!

— Парблё! — шипел француз, крутя усы. — Мосье Жоффр мог бы, куда ни шло, сойти за исламиста, или, например, Клод Фаррер!

Один лорд Перси Кокс не бормотал ничего ни в зубы, ни сквозь зубы. Он вышел со столь стиснутой челюстью, что шофер не решился обратиться к нему с вопросом. Лорд Перси бросился на сиденье, надвинул шляпу, поднял воротник, натянул кожаные перчатки и, только когда автомобиль подкатил ко дворцу, сердито тронул шофера кончиком хлыста:

— На загородную дачу!

Через пять минут автомобиль уже огибал великолепное шоссе, ведшее от Багдада до Хамадана. Справа и слева неслись загородные сады арабских и европейских вельмож, богатых купцов и эмирских жен. Сады едва виднелись за высокими глиняными стенами. Но каждый из них был сказочным складом симметричных дорожек с ходящими вдоль них павлинами и цесарками, фонтанов, гротов, бассейнов для купанья, розовых плантаций и кущ из гранатовых и миндальных деревьев, перевитых кудрявыми деревцами хмеля.

Сад верховного комиссара был самым великолепным из всех багдадских садов. От ворот до дворца шла узкая аллея самшита. Вокруг дворца справа и слева стояли две старые чинары, чьи огромные древние стволы казались обтянутыми замшей. Мальчик с галунами ударил в гонг, и с веранды выскочила дюжина английских слуг.

Сэр Перси молча бросил им в руки шляпу, перчатки и хлыст и побежал в глубину дома. Загородная дача была построена на европейский образец, за исключением раздвижной стеклянной крыши. Анфилада комнат вела в центральную круглую залу, полную в эту минуту десятком озабоченных людей, одетых в самые пестрые одежды, несмотря на общий им всем англосаксонский тип. Здесь были индусские шелковые кафтаны, аравийские плащи, курдские княжеские куртки и белые феллахские накидки.

— Здравствуйте, господа! — произнес лорд Перси. — Заседание кончилось ничем. В парламент каким-то образом пробрался большевик и сорвал нам голосование!

— Но это же возмутительная отсрочка, — с раздражением отозвался человек в одежде индуса. — Я организовал индийских мусульман, и мы с минуты на минуту ждем официального шага от Ирака.

— Курды требуют правительственных гарантий!

— Луристанцы готовы признать любую религию, если только она будет объявлена одновременно с войной!

— Египтяне согласны на нового пророка, лишь бы это увеличило число праздников!

— Духовенство настаивает на прибавке, говоря, что лишний пророк — лишний рот…

Эти и подобные возгласы со всех сторон оглушили верховного комиссара.

— Господа, вы знаете, что я приложил все силы, — сердито воскликнул лорд Перси, — и в настоящую минуту нас должны заботить даже не отсрочка и не разговоры в парламенте, а нечто похуже.

Он сделал паузу, оглядел всех и понизил голос.

— Пастор Мартин Андрью, только что прибывший в Багдад, показался мне в высшей степени, в высшей степени… а, да вот и он сам!

Перед собранием, вынырнув из-за шелковой портьеры, появился бледный и взъерошенный пастор, с рассеянными глазами, блуждающей гримасой и густым слоем пыли на сутане и брюках.