Трепалов и мой новый «родственник» уехали ближе к полуночи, оставив меня в глубокой задумчивости. То, о чём они мне рассказали — было мне не в диковинку, с чем-то похожим я уже сталкивался и, когда начинал службу в губернскому угро, и, когда возглавил милицию Рудановска. Вот только масштаб тогда был не такой. Поскромнее, что ли…
На сей раз похоже, что мне предстояло столкнуться с системой.
Жаль, слово «мафия» ещё не было в ходу и мои собеседники бы просто меня не поняли, если бы я его употребил. А ведь оно лучше всего характеризовало то, с чем мне предстояло побороться в Одессе и… выйти из этой схватки победителем, иначе просто нельзя.
Всю жизнь считал себя неплохим актёром, опер по долгу службы обязан иметь склонность к лицедейству, вот только любящее женское сердце обмануть нельзя.
— Милый, что тебя тревожит? — спросила Настя, когда за окнами стало совсем темно, мы оказались в постели, а сейчас отдыхали после бурных ласок.
— Ничего…
— Жора, не надо! Я понимаю: ты хочешь уберечь меня и Степановну, но я ведь твоя жена… Мы клялись быть вместе и в горе и в радости. Не хочешь говорить — не надо, я пойму тебя. Но вдруг, я могу тебе помочь?
Она легла мне на грудь. Наши глаза встретились.
Я понял, что люблю её безмерно, что у меня нет слов описать мои чувства, а может они и вовсе не созданы, не придуманы людьми.
При взгляде на Настю моя душа переворачивалась, взмывала вверх, я просто умирал от счастья, что нашёл её, свою половинку, и никогда и никому не отдам.
— Нам придётся на какое-то время уехать из Москвы…
— Далеко?
— В Одессу.
— Здорово! Я никогда там не была… В Одессе, наверное, очень тепло и красиво: солнце, море, корабли… — мечтательно произнесла Настя.
— Я тоже там не был, — признался я. — Но, думаю, нам понравится.
— Главное, чтобы ты был рядом. Мне с тобой везде хорошо!
Я ощутил новый прилив счастья после её слов. И вроде бы не мальчик далеко, как ни крути, но за плечами багаж в пять с лишним десятков лет, за это время успеваешь зачерстветь и душой и телом, но любовь — великое чувство. Она захватывает тебя с ног до головы, возрождает в тебе всё самое лучшее, окрыляет и дарит надежду.
Не в силах сдерживать порыв страсти, я впился в её губы поцелуем, потом перевернулся и подмял под себя.
— Мне тоже хорошо, когда ты со мной!
— Я знаю, — прошептала она, закрывая глаза.
Мы любили друг друга как сумасшедшие, не желая терять ни секунды, убегающего песочной струйкой времени. Я знал, что и завтра, и послезавтра и даже ещё неделю мы будем предоставлены только себе, никто нам не помешает — сборы в дорогу начнутся потом, но мне сейчас и целой жизни было бы мало, чтобы насладиться любимым, дорогим и самым прекрасным на свете человеком.
Короткая и бурная схватка, тихий стон, шелест влажных тел, горячие поцелуи… Потом обессиленные на какое-то время замирали, сжимая друг друга в объятиях и шепча все самые ласковые и нежные слова, которые приходили на ум.
Кто-то из нас не выдерживал, и всё повторялось снова и снова. Мы не знали, что такое табу, не испытывали стеснений, мы просто любили.
Я привык просыпаться рано и, когда первые солнечные лучики проникли сквозь занавес, по привычке открыл глаза.
Положив голову мне на правую руку, рядом спала Настя. Даже сейчас после голодной до ласк и любви ночи, она была самой обворожительной на свете.
Я старался не шевелиться, чтобы не разбудить её, но она почувствовала мой взгляд, этого оказалось достаточно, чтобы Настя — самое ценное что у меня есть, тоже проснулась.
— Доброе утро, милая, — приветствовал я её.
— Доброе!
Мы снова поцеловались, сначала легко и непринуждённо, а затем я ощутил, что опять закипаю, но тут в дверь поскреблась Степановна.
— Вставайте, голубки! Завтракать пора! Успеете ещё намиловаться…
Мы с Настей улыбнулись.
Господи, как это хорошо, когда у тебя семья, любимая жена и пусть не родная, но почти мама. Не хватает разве что…
— У нас с тобой обязательно сначала родится девочка, а потом мальчики. Я хочу, чтобы у нас было много детей, — прочитала мои мысли Настя.
— Обязательно. Скажешь, когда надо будет остановиться.
— Не-а! Не скажу! — засмеялась Настя и, повысив голос, сказала Степановне:
— Доброе утро! Мы уже встаём.
После завтрака женщины выгнали меня на улицу, а сами принялись наводить в доме порядок. Я порывался помочь им, но мне сообщили, что я буду только мешаться под ногами, а чтобы совсем не было скучно — вручили книгу из скромной библиотечки, которая обнаружилась в доме.
Спорить было бесполезно, я вышел на свежий воздух и, устроившись на скамейке, принялся читать.
Буквы слипались, категорически не желая складываться в слова и предложения, смысл текста терялся, я сам не заметил, как задремал.
Разбудило меня ласковое поглаживание по голове. Это была Настя.
— Не замёрз?
Я отрицательно замотал головой.
— Только соскучился?
— Мы закончили. Пойдём, погуляем? До обеда ещё есть часик, — предложила она.
— Конечно!
Я встал, положил так и неосиленную книгу на скамейку и приобнял супругу за талию.
— Пошли!
— Пошли.
Снег в лесу ещё не успел растаять, местами были настоящие сугробы, поэтому мы не стали углубляться в него, а просто прогулялись по дороге и обратно.
— Послезавтра к нам снова приедет Осип, — предупредил я Настю. — Привезёт нам продукты, ну ещё кое-что.
Этим «кое-что» были обширные списки родственников Шора, которые нам предстояло изучить и запомнить, чтобы при случае не попасть впросак.
Степановне в придуманной нами «легенде» досталась роль моей тёщи — Настиной мамы.
Обе моих женщины отнеслись к этому максимально серьёзно, мы договорились, что даже у быту меня будут звать по новому имени — Григорием, по-домашнему — Гришей. Настя и Степановна остались под настоящими именами.
Осипа встретили как родного, да и он проникся к нам искренней симпатией, особенно к Степановне. Будущий прототип Остапа Бендера обещал научить её уникальному рецепту приготовления фаршированной щуки.
Правда, как выяснилось, необходимые ингредиенты для этого блюда можно достать исключительно в Одессе, в Москве даже щука не та.
— Клянусь мамой, стоит только попробовать раз и вы до конца дней не забудете! Пальчики оближите! — заверил Осип.
Степановна глядела на него и кивала как китайский болванчик. Всё-таки товарищ Шор капитально умел дурить людям головы.
— Не делайте из еды культа! — шутливо произнёс я.
— Как ты сказал⁈ — нахмурился он.
— А что?
— Да так… Иногда мне кажется, будто мы с тобой знакомы сто лет. Откуда ты знаешь мои любимые фразочки?
Предыдущими были: «лёд тронулся, господа присяжные заседатели» и «командовать парадом буду я».
— Понятия не имею… Как-то сами собой вылетают, когда тебя вижу, — усмехнулся я.
— Ну-ну… — задумчиво буркнул Осип. — Может, ты и впрямь мой троюродный брательник?
— Почему нет⁈ — засмеялся я. — И это даже хорошо. Если ты сам готов поверить, что мы с тобой братья, значит, другим будет в это легче поверить.
Ещё через пару дней с необъявленным визитом прибыл Трепалов. Он привёз с собой кучу всевозможных гостинцев, включая конфеты, чем изрядно потрафил Насте и Степановне: обе мои дамы оказались большими сладкоежками.
— Есть новости? — с надеждой уставился я на Александра Максимовича.
— Да. Нейман быстро раскололся и поёт как птичка. Тем более для всех, включая своего непосредственного начальника Радека, он мёртв, и никто не придёт ему на помощь. Дело серьёзней, чем мы думали: вскрывается целая сеть и ведёт она очень высоко…
— Троцкий?
— Только косвенно, — вздохнул Трепалов. — Лев Давидович — человек капитального ума и чрезвычайной осторожности. Сумел так всё организовать, что к нему не тянется ни одной ниточки, хотя все понимают — именно он — тот паук, который сплёл всю эту сеть.
Я понимающе кивнул. В осторожности «Льву революции» было не отказать. И, если тот же Сталин гулял по Москве один и без охраны, у Троцкого всегда были телохранители.
— Поэтому Иосифу Виссарионовичу придётся ещё какое-то время «отдыхать в санатории». Хотя, слухи о его смерти по Москве уже поползли… Само собой, со слухами мы не боремся.
— При прошлой встрече вы сказали, что в Одессе мне нельзя будет никому доверять, кроме Шора…
— Так и есть, Жора.
— Григорий, — поправил его я.
— Так и есть, Григорий. Ситуация там крайне тяжёлая. Всё так переплелось, что порой невозможно понять, где заканчивается милиционер или чекист, и начинается бандит… И наоборот.
— А тамошний начальник угро?
— Барышев… Дмитрий Михайлович, конечно, мужик толковый и геройский, только после прежнего начальника угро Зайцева такие авгиевы конюшни достались — сто лет чистить! Ну, про Зайцева тебе Осип в красках расскажет, как он умеет.
— Это да, Осип уж как распишет, так распишет! — засмеялся я, помня знаменитое красноречие «братца». — А Барышев тоже не будет знать, кто я?
— Конечно. Так лучше для интересов дела. Чем меньше посвящённых, тем спокойнее для тебя и нас. Придёт время, и он узнает. А пока рано. И да, Григорий… ты в Одессе человек чужой, за тобой там никого не будет, поэтому на рожон не лезь и войну не объявляй.
— Даже если увижу полный беспредел?
Трепалов, успевший нахвататься от меня всяких разных сленговых словечек из будущего, кивнул.
— Даже тогда. Запомни: ты — не лекарство, ты губка, впитывающая в себя информацию. Чем больше ты соберёшь, тем будет легче потом, когда в Одессу приедут серьёзные люди с большими правами и властью.