Мент. Одесса-мама

Глава 8

До Одессы добирались на поезде, ехали несколько суток. Благодаря умению Степановны предусмотреть всё и вся, поездка выдалась сносной, однако всё равно к концу её мы порядком устали.

Наша одежда и тела пропитались характерными ароматами железной дороги. Хотелось принять горячую ванну, похлестаться веником в бане или, что более реально — нагреть воду в тазике и сполоснуться.

На вокзале нас встречал Осип. Он выехал в Одессу на неделю пораньше, чтобы всё подготовить к нашему приезду.

Город, несмотря на вавилонское столпотворение на вокзале, впечатления мегаполиса не производил. Собственно, по последней переписи этого, 1923-го года, в нём проживало меньше трёхсот тысяч жителей.

Когда моя нога ступила на перрон, мне показалось, что все эти триста тысяч человек зачем-то собрались здесь и сейчас. Яблоку было негде упасть.

Тем не менее, Осип сумел пробить дорогу сквозь толпу и встречал нас с довольной улыбкой, которая так ему шла.

Играть так играть. Мы по-родственному обнялись, он поцеловал Настю и Степановну в щёку.

— Как доехали?

— Нормально! — не стал вдаваться в подробности я, да собственно, они не особо-то и интересовали товарища Шора.

Он с лёгкостью подхватил сразу несколько чемоданов: в них было упаковано всё наше с Настей имущество, нажитое за короткую семейную жизнь.

— Со мной хоть поделись, а то надорвёшься! — усмехнулся я.

— Успеешь ещё потаскать, — отмахнулся «братишка». — Лучше присматривай за карманами. На вокзале такие спецы работают — чуть зевнул и остался без бумажника.

— А что — они разве не знают тебя?

— Меня-то знают, а тебя нет. Могут обчистить за милую душу.

Он сменил тему:

— Я для вашей встречи служебную пролётку выбил, так что покатимся с ветерком.

— А с квартирой что?

— Будете как кум с королём жить. Место — шикарное, практически в центре. Про улицу Канатную слышал, ну то есть сейчас она Свердлова.

— Только про Дерибасовскую.

Про Малую Арнаутскую упоминать не стал.

— Это Лассаля-то… И правильно, что слышал. Есть что посмотреть. Но красотами Одессы любоваться будешь потом. Сначала дела наши скорбные. Ну или весёлые — если под правильным углом посмотреть.

Служебный экипаж ждал нас на вокзальной площади. На козлах сидел стеснительного вида юноша, одетый довольно легкомысленно даже для относительно тёплой весенней погоды. Из верхней одежды на нём был только дырявый свитер с высоким горлом и красноармейское галифе.

Осип же был «прикинут» почти по пижонски: драповое пальто поверх костюмной двойки в полоску, на голове солидная кепка, на ногах не популярные деревянные стукалки, в коих щеголяла половина Одессы (само собой, не от хорошей жизни), а стильные штиблеты с цветными мысками.

Чувствовалось, что одеваться он умеет, любит и знает в моде толк. Правда, откуда берутся деньги на дорогие шмотки — и история и сам Осип умалчивают.

При виде нас юноша вскочил с места.

— Товарищ Шор…

— Всё в порядке, Миша! Сейчас загрузимся и поедем. Кстати, это мой братишка, про которого я тебе рассказывал.

— Григорий, — вытянул руку я.

— Миша… То есть Михаил, — смутился молодой человек.

— Ты, Гриша, не смотри, что Михаил у нас юн и безус. Несмотря на свои неполные осьмнадцать лет, уже полгода героически служит в уголовном розыске, — отрекомендовал Осип. — Пару месяцев назад брал вместе с ним одного важного субчика. Если б не Миша, даже не знаю, свиделись бы мы с тобой… Он тогда здорово мне спину прикрыл.

Я с уважением посмотрел на парня. Его лицо зарделось от смущения.

— Транспорт подан. Занимайте лучшие места, — сказал Осип. — Сначала едем на квартиру, а потом в угро — буду представлять тебя начальству.

— Что — вот так сразу? — удивился я.

— А чего тянуть-то⁈ Пока есть место, надо спешить, а то придётся занимать очередь на бирже и искать работу.

— Что хоть за квартира?

— Увидишь — ахнешь! Раньше там всякие фон-бароны да графья проживали, ну а нынче простые граждане вроде нас. Тебе понравится.

— Да мне так-то всё равно. Лишь бы крыша над головой была.

— Тогда тем более понравится. С крышей там полный ажур — не протекает.

Мы подъехали к двухэтажному каменному зданию, успевшему сохранить богатый аристократический лоск.

Само собой парадный вход оказался заколочен, поэтому входили через чёрный.

Как и следовало ожидать, бывший жилой дом превратили в сплошное скопище коммуналок. К дверям одной из них нас и подвёл Осип.

Дверь была не заперта, Шор толкнул её, и мы попали в длинную кишку коридора, пропахшего сыростью и запахами разогретого на плите супа.

— Двери прикройте! Сквозняк! — раздался откуда-то из глубины женский немного сварливый голос.

И тот час же в коридор выглянула его обладательница — полная дама в синем шёлковом халате, с бигудями на голове. В руках у неё была поварёшка.

Увидев Шора она заулыбалась.

— А, это вы, Осип Вениаминович… Проходите поскорее, а то знаете — какое у меня здоровье. Чуток сквозняком протянуло и пожалуйста: воспаление лёгких. А мне болеть нельзя.

— Это Анна Эммануиловна, ваша соседка. Оперная певица, — сообщил Осип.

— Бывшая оперная певица, — поправила его она. — Теперь вместо арий пою романсы в ресторанах. Увы, мой талант советской власти не пригодился.

— Так не до опер сейчас, Анна Эммануиловна, — весело произнёс Осип. — Сами знаете, какое время… Вот погодите чуток — наладим жизнь, и вы запоёте не только на сценах Одессы, но и на лучших подмостках Москвы, Петрограда и Парижа!

— Ах, бросьте вы, Осип Вениаминович! Для меня уже поздно. Ушёл мой поезд… А это и есть ваш брат с семьёй?

— Он самый. Гриша — гордость семьи! И супруга его — Анастасия Константиновна. Между прочим — без пяти минут доктор! Ну и мама молодой…

— Степановна, — коротко сказала та.

— Давайте я вам вашу комнату покажу. Осип попросил, чтобы я к вашему приезду порядок в ней навела. Думаю, вам придётся по душе. Сторона солнечная, зимой тепло, много топить не нужно.

— Опять же — море и порт из окна видно, — добавил Осип. — Люблю на корабли смотреть, успокаивает. Пошли, комнату посмотрим, вещи занесём…

Дверь была заперта, соседка сходила к себе в комнату и вернулась с ключом.

— Это ваш. Замок Осип Вениаминович вставлял.

— Спасибо! — Я взял ключ и вставил его в личинку замка.

Он был хорошо смазан, ключ легко провернулся. Что-то щёлкнуло, дверь распахнулась.

— Жаль, котика нет, — вздохнула Настя. — Можно было бы его первым запустить. На счастье…

— Ничего. Успеем завести, — ободряюще произнёс я.

Мы вошли в комнату и осмотрелись.

Действительно, большое окно выходило на солнечную сторону, поэтому внутри было светло и очень уютно.

Из мебели были потёртый диван, походного вида кушетка, высокий двухстворчатый мебельный шкаф и два стула.

— А ничего так, — усмехнулся я. — Дорого-богато.

— Комната большая, можешь фанерную перегородку поставить — будут две, — подмигнул Осип, намекая на обустройство жилья для Степановны.

— Подумаю, — кивнул я.

Мы занесли чемоданы и узлы внутрь, свалив на женщин самое муторное занятие: распаковку и приведение вещей в порядок.

Я поцеловал Настю, обнял Степановну, дал денег на продукты и, пообещав вернуться как можно быстрее, вышел из комнаты.

Анна Эммануиловна по-прежнему стояла в коридоре. Только на этот раз у неё в руке была солдатская металлическая кружка, из которой шёл пар.

— Может чайку?

— Я бы с удовольствием, но… дела, — вздохнул Осип. — Вы лучше соседкам предложите — заодно и познакомитесь получше.

Экипаж Миши покатил к уголовному розыску. Размещался он на улице Бебеля. У меня сначала что-то щёлкнуло в голове, и я подумал, что улица названа в честь писателя Исаака Бабеля, но потом до меня дошло — не настолько сейчас успешен и популярен создатель «Коннармии» и литературный папа Бени Крика. Улица носит имя Августа Бебеля, немецкого социалиста.

Разумеется, в отличие от Исаака Эммануиловича (а не родственник ли он с нашей дорогой соседкой — оперной дивой?), германский лидер социал-демократов сроду не бывал. Но что поделать… Такое время.

Ну, а что касается уголовного розыска, то в Одессе угро располагалось в здании под номером двенадцать. И да, через какое-то время улице вернут историческое название — еврейская.

Нечего сказать — дом под казенное и солидное учреждение выбрали просто шикарный со всех точек зрения, трёхэтажный, с балкончиками и лепниной.

Я думал, что Осип поведёт меня к начальнику угро — Дмитрию Барышеву, о котором Трепалов говорил только хорошее, но, видимо, я был птицей не того полёта, поэтому личное знакомство не состоялось.

Вместо Барышева мы пришли к руководителю калибром поменьше — начальнику уголовного розыска третьего района Кабанову.

На дверях его кабинета висела табличка с предупреждением — «Без доклада не входить».

Осип вошёл туда без стука.

В тесном-претесном помещении со скрипучими половицами и старыми выцветшими обоями за столом сидел мужчина в крестьянской вышиванке и вдумчиво перелистывал какие-то бумаги, то и дела мусоля толстый палец.

— Семёныч, привет! Гляди кого я к тебе привёл! — Осип подтолкнул меня к мужчине.

Тот отложил бумаги в сторону. Оглядел меня с ног до головы.

— Бодров.

— Так точно. Григорий Бодров.

— Осип сказал, что ты прежде уже служил в угро.

— Да, один год в Омске.

— А к нам, значит, подался в тёплые края?

— Вроде того.

— Это хорошо, — задумчиво протянул Семёныч. — Нам опытные сотрудники во как нужны!

Он провёл ребром ладони по горлу.

— Ты бы знал, с кем работать приходится: сплошная интеллигенция. Есть один учитель русской словесности и даже зубной врач… Представляешь?

Я ничего не имел против педагогов и тем более дантистов, но на всякий случай кивнул.

— Ничего если мы тебя сначала во второй разряд оформим?

— Ничего, — спокойно произнёс я.

— Здорово! Потом, через месяц-другой получишь первый разряд, а дальше — как пойдёт! Может ещё и меня переплюнешь.

— Это вряд ли, — сказал я, чем окончательно покорил Кабанова.

Он довольно загудел:

— Осип, веди товарища Бодрова в отдел кадров. Пусть оформляется в наш отдел. Я подпишу.

— Спасибо, Семёныч. С меня магарыч!

— Само собой, — подмигнул Кабанов.

Мы сразу отправились в отдел кадров, где под присмотром бдительной старушки в очках я под диктовку Шора стал писать заявление о приёме меня на работу в качестве агента уголовного розыска 2-го разряда.

— Написал?

— Написал, — подтвердил я.

Осип забрал заявление и немного помахал им в воздухе, чтобы чернила просохли.

— Ну что… считай, что с этого момента началась твоя новая служба, Григорий. Надеюсь, сработаемся.