Накануне испытаний в расположение Северной группы прибыл Максим Евгеньевич Шишков лично. В тот же вечер он нанес визит Фёдору Неряхину. Конечно, они были знакомы и раньше, но в первый приезд Максима в Поселок всем было не до официальных формальностей: гибель вертолета, страх за жизнь Лиды и напряженные поиски вымотали всех до последнего предела.
Максим ждал в маленькой, но удобной приемной. Время шло. Его задело, что шериф не пришел на встречу, время которой сам же и назначил. Это попахивало явным неуважением. Но ситуации бывают разные, и Максим заставил себя проявить терпение. Вскоре с крыльца послышался топот и громкие, бессвязные голоса. В приемную ввалились трое взвинченных людей, одним из которых и был тот самый Фёдор Неряхин.
Максим с любопытством присматривался к остальным, бывшим явно из коренников. Смуглый, черноволосый, небрежного вида мужчина средних лет. Одет, как и все здесь, в штормовую куртку. Бросались в глаза лишь его необычные сапоги хайму[1]. «Как только нганасанам удается ходить в столь странных штуках на ногах?» — подумал Максим. Миловидная девушка лет шестнадцати-семнадцати была экипирована стильно и явно недешево, умудряясь выглядеть настоящей модницей даже в парке и сапогах.
— Максим Евгеньевич, извините ради бога… Я вас ждал, а потом… Замотался… — Неряхин беспомощно переводил взгляд со своих спутников на Максима и обратно.
— Мы не будем вам мешать, — быстро нашлась девушка. — Мы с папой в приемной подождем, можно?
И Фёдор проводил Максима к себе. Он явно не лгал, говоря, что ждал прихода гостя. В рабочем кабинете Фёдора был накрыт стол, в воздухе витали дразнящие ароматы рыбы и юкколы. Максим тоже пришел не с пустыми руками и щедро поделился дарами Юга: несколькими сортами вкуснейшего сыра, колбасами, свежей зеленью и фруктами — всем тем, чего на Плато не видели месяцами. Спиртного не было. «Так, — отметил про себя хозяин кабинета, — демонстративно соблюдает «Закон 67». Ну, ну… А ведь багаж такой большой шишки никто не стал бы досматривать. Все возможности были. Ну, так, значит так», — и пошел ставить чайник.
— Извините меня, — повторил Фёдор. — Наташа Турдагина рожать собралась. А на вездеходе-то сподручнее, чем на нартах везти.
Мужчины сели за стол. Поверхностный наблюдатель, скорее всего, объяснил бы возникшую натянутость исконным, вековым взаимным недоверием между уроженцами Новокузнецка и Кемерово. Новокузнецк, бывший когда-то легендарной стройкой Сибири, долгие годы конкурировал с областным центром, боролся за статус города федерального значения, но в конце концов проиграл, удовлетворившись статусом райцентра, увял и одряхлел. Многие жители Кемерово считали кузнечан людьми завистливыми, пронырливыми, страдающими комплексом неполноценности, жадными до денег и должностей. Вот и сейчас Фёдор Неряхин пристально приглядывался к гостю: что за человек? На что способен?
Но было тут кое-что еще: годы жизни на Севере сильно изменили Фёдора. Еще давно, только начиная работать, он решил сам для себя, не заглядывая даже в Википедию, что в слове «туземец» ничего оскорбительного нет, и состоит оно из двух слов: «тут» и «земля». А в последнее время, и чем дальше, тем чаще, чувствовал себя Фёдор туземцем — человеком тутошней земли. Белый туземец, а что такого?
И сейчас Фёдору предстояло понять, что несет этот пришлый их краю: помощь, сотрудничество или же опасность? Вступительные слова гостя шериф слушал вполуха — стандартные уверения в добрых намерениях — кому они нужны? Наконец разговор зашел о действительно интересных вещах.
— Если завтрашние испытания пройдут успешно, загадка Мертвячьего будет окончательно раскрыта. И все эти таинственные покойники, которых вы периодически вылавливаете из озера, жертвы не каких-то мистических сил, а простых несчастных случаев.
— Все это странно, — заметил Фёдор. — Почему именно сейчас это случилось? А если феномен существует здесь испокон веков, то почему именно теперь все тайное стало явным?
— Основных причин, по-моему, две. Во-первых: действительность слишком невероятна, чтобы в нее было так просто поверить. Сознание современного человека, получившего стандартное образование, сопротивляется принятию подобных фактов. Парадоксально, но древним это было доступнее. Во-вторых: для обнаружения феномена необходимо было поистине исключительное стечение обстоятельств. Вертолеты, к счастью, терпят крушение не каждый день и если падают, то не в озеро, а если и в озеро, то не в Мертвячье. Думаю, это судьба.
— Да уж. Как представлю, что там, в глубине, — Фёдора передернуло. — А ведь если оглянуться назад и перечислить факты, то косвенные признаки феномена всегда были у нас перед глазами. Во-первых: вода в Мертвячьем всегда была теплее, чем в окрестных озерах, и замерзало оно последним…
— А в Пропадалове, как нам удалось выяснить, периодически обнаруживались диковинные виды рыб. Этим озеро и привлекало не только окрестных мужиков, но и туристов из ближайших городов. А дальше проявилась разница в менталитете…
— Понимаю! — подхватил Фёдор. — Коренные жители стороной обходят необычное озеро, не любят его; похоже, они вообще не страдают нашей всепоглощающей любознательностью. А ведь весной оно первым освобождается ото льда. И только крещеный нганасан Лука, — он кивнул в сторону двери, — подобные страхи презирает и зовет диковинным в здеших краях словом «язычество». На озере он, кстати, часто рыбачит. А русских же людей, напротив, только притягивают разные диковины.
— Да уж, русского человека ничто отпугнуть не может. А что люди на озере пропадают, так чего по пьяни не случается?
Телефон Фёдора зазвонил.
— Уже? Погоди, записываю… Сорок девять. Понятно.
Шериф распахнул дверь в приемную:
— Девочка, вес два девятьсот, рост сорок девять… Вы куда? — крикнул он уже с крыльца. — Затеев вас все равно к маме не пустит!
— Извините еще раз, — развел руками Фёдор. — Сегодня такая суматоха.
— А давай молодой матери фруктов передадим? Или еще чего, — предложил Максим. — И давай на «ты».
Гость засиделся у Фёдора допоздна. Вроде бы нормальный мужик… Но смутное беспокойство все же не отпускало шерифа. Рассказывает интересно, и человек вроде бы дельный. Только его задачи: провести испытания, организовать стройку, наладить, запустить… А его, Фёдора, забота — разобраться, как они потом будут со всеми этими новшествами жить.
***
Ближе к вечеру следующего дня Максим по спутниковой связи получил долгожданный сигнал: вездеход с установкой на подходе. Одевшись потеплее, он вышел на улицу и направился к зданию Администрации, где обычно парковался весь поселковый транспорт. Близился к концу август, и холод стоял такой, что впору и снегу лечь, только ясное бледное небо не давало надежды ни на снег, ни на хоть какое-нибудь потепление.
К его большому разочарованию, домик Администрации был заперт, а немногочисленные сотрудники разъехались по делам, о чем свидетельствовала опустевшая стоянка. От досады Максим хлопнул руками по бокам — по всему выходило, что придется ему добираться до озера на своих двоих. И тут из прохода между домами появилась девушка и несмело подошла к Максиму.
— Здравствуйте. Извините, я вчера не запомнила…
— Максим Евгеньевич, можно просто Максим. А вы ведь Оля?
Шишков внимательно присмотрелся к новой знакомой. Невысокого роста и хрупкого сложения Оля Турдагина соответствовала всем канонам красоты своего народа. Максим отметил темно-карие глаза в обрамлении ярких бровей и ресниц и подстриженные под короткое каре волосы цвета воронова крыла, густые и блестящие как черный шлем. Несмотря на пронизывающий холод, она была без шапки. А вот держалась девушка неуверенно и, судя по всему, слонялась по Поселку без дела.
Максим бросил взгляд на пустую стоянку, и это не укрылось от ее глаз.
— Вы куда-то собираетесь? Могу подвезти.
«Интересно, на чем? — усмехнулся про себя Шишков. — Да у ее отца не оказалось собственного транспорта, чтобы отвезти жену в медчасть». Тем временем Оля скрылась за углом дома, а через минуту вернулась, ведя на поводу пару оленей.
— Предлагаю сделку, — заявила она. — Я буду возить вас хоть до самого вечера, а вы взамен мне все покажете и расскажете. Так куда мы едем?
Максиму ничего не оставалось, как согласиться. С некоторой опаской он уселся на легкие деревянные нарты, жалобно скрипнувшие под его весом. Оля устроилась впереди, уверенным жестом ухватив поводья и остол[2], и олени потащили нарты вперед.
— А у тебя точно есть время меня возить? — запоздало поинтересовался Максим Евгеньевич. — Родители не хватятся?
— Им теперь не до меня — все с мелкой возятся. Балок у нас маленький, развернуться негде, вот отец и отпустил меня кататься. Скорее бы уж в интернат! — сквозь смех заявила девушка, обернувшись к Максиму. — Даже не думала, что когда-нибудь такое скажу.
Это на материке женщины проводили в больнице несколько дней после родов, а в маленькой медчасти с одной процедурной и единственным врачом просто не было надлежащих условий. Естественно, Наталью Турдагину с маленькой дочкой на следующий же день выписали домой.
Дальше ехали в тишине, нарушаемой лишь шорохом трав под полозьями да поскрипыванием нарт. Добравшись до берега, Оля, закрепив поводья за тяжелый камень, обратилась к Максиму:
— Ну и зачем мы сюда приехали? Рассказывайте!
— Скоро здесь будут мои товарищи, — Шишков махнул рукой в сторону Мертвячьего. — А потом мы вместе будем исследовать ваше озеро.
Максим припал к биноклю. Вдали, на границе видимости, по глади озера скользил мощный вездеход-амфибия, ведя на буксире небольшой дебаркадер. Хорошая погода, свет летнего дня создавали обманчивую картину. Словно не трудяга вездеход, а прекрасный парусник готовился войти в порт под восторженные возгласы зевак. Но Максим знал, сколько труда, смелости да и просто везения для этого потребовалось. Даже в бинокль Максим не мог разглядеть стоящих на дебаркадере людей и существ, но он прекрасно знал, кто это.
***
С Андреем Станкевичюсом он познакомился два года назад. Тот первый приезд в Метрополию оказался самым трудным. Даже при посредничестве Бена найти общий язык с представителями подозрительного, прожившего двадцать лет в полной изоляции народа оказалось весьма проблематично. Метрополийцы просто отказывались верить в добрые намерения южан, скрытничали и юлили, и лишь с Андреем Максиму было легко и просто. Эти Homo Sapiens и Homo Arcticus родились в тысячах километрах друг от друга, но, несомненно, принадлежали к одной и той же породе искателей и авантюристов.
— Чем лично я могу вам помочь? — спросил Андрей в самый первый их разговор и тут же смутился. — Как я могу помочь вам помочь нам?
Андрей оказался следопытом и знатоком здешних мест, много лет занимавшимся обследованием фарватера и подготовкой к навигации. В отличие от большинства метрополийцев, Андрей не страдал агорафобией, мыслил свободно и широко, не по-местечковому. Его вклад в успех первого санно-гусеничного поезда было трудно переоценить. Станкевичюс собрал команду, которая подготовила, расчистила, разметила сухопутный участок пути от Города-на-Протоке до Метрополии, а когда пришло время, отправился встречать поезд вверх по Енисею.
Максим хорошо помнил, какими сложными выдались последние дни и часы пути. Не в физическом — в моральном плане. Однажды Георгий вернулся к вездеходу после недолгого отсутствия и заявил:
— Я понял, пап, на что это похоже — как будто космос спустился на землю!
До чего же в точку! Лютый сибирский холод, безрассветный мрак полярной ночи, и звезды — такие яркие! — словно опустились пониже и с любопытством наблюдают за этими смешными людишками. Но больше всего угнетало то, что мрак, окутавший весь окружающий мир, скрадывал скорость и порождал иллюзию, что санно-гусеничный поезд стоит на месте. И вот когда стало совсем тошно, они заметили впереди фары вездехода Станкевичюса. Он их ждал.
В чужой и чуждой Метрополии Максим чувствовал себя неловким и уязвимым и очень обрадовался, когда новый знакомый пригласил его в гости. Собралась большая компания, и Максим Шишков весь вечер напролет рассказывал о жизни на Юге.
— А про глобальное потепление правду говорят? Или это так, политика? — спросил кто-то из Homo Arcticus.
— Не мне судить — я не ученый — но климат меняется. Мне скоро пятьдесят, и я могу сравнить то, что было и что теперь. Границы сезонов смещаются, это факт. Когда пацаном был, у нашей школы росли молодые березы, и в мае я каждый день наблюдал, как набухают и раскрываются почки. Я знал, к началу летних каникул листья распустятся окончательно. А сейчас уже в апреле деревья покрываются свежей листвой…
— И что, жарко у вас?
— Жарко. Иногда бывает очень тяжело. А ведь я не коренной сибиряк, мои предки из Санкт-Петербургской губернии, так что в моих жилах течет чухонская кровь. Не приспособлен я к жизни в жарком климате, а куда денешься? А ты, — обратился Максим к хозяину, — судя по фамилии, тоже не из этих краев?
— Это смотря с какой стороны посмотреть… Ты ведь не знаешь историю здешних мест. Да, мои предки родом из Литвы. Все началось больше века назад: моя прабабка, тогда девчонка еще, жила с родителями под Вильнюсом. По простоте дала она хлеба и молока одному из заглянувших на хутор лесных братьев. Кое-кто это увидел. И уже через месяц вся семья с детьми и старой свекровью под конвоем высадилась на Енисейский берег. С тех пор и стали мы сибиряками. В конце XX-го века многие из родни вернулись, а мы с отцом остались…
— Не жалеешь?
— Что теперь говорить, Литва сейчас очень далеко. Да и я больше не литовец, а так — Homo Arcticus литовского происхождения. А твои какими судьбами в Сибири?
— Самым обычным образом — раскулачили и на Кузнецкстрой. Это только у Маяковского все было бодро и весело: «Через четыре года здесь будет город-сад!» А в жизни были землянки, затем бараки… Но в каждой волне депортаций, какими бы тяготами они не сопровождались, находился определенный процент людей, остававшихся в Сибири навсегда. Как вы, как мы. Мои предки пустили в местную почву корни, вот и я такими же корешками цепляюсь, не отпущу!
***
Максим благодарил бога за то, что и в этот раз сообразил обратиться за помощью к своему новому товарищу, ставшему вице мэром Метрополии, отвечающим за работы на дальних подступах к городу. Пока в Новокузнецке изготавливали экспериментальную установку, Андрей разработал детальный план, как, подцепив дебаркадер к вездеходу несколько ниже Города-на-Протоке, провести его по реке Хантайке и Усть-Хантайскому водохранилищу. Затем экспедиции предстояло преодолеть самый трудный участок: протоками, болотами и по редким снежникам достигнуть реки Рыбной. А там уж дело техники — Рыбная позволяла подобраться к суровому Плато с юга.
— Ты когда-нибудь видела Homo Arcticus? — поинтересовался Максим.
— Это — те загадочные люди, о которых столько говорят? — округлила глаза Оля. — Нет, конечно.
— Скоро они будут здесь. Предупреждаю, их вид может шокировать. Если почувствуешь, что не владеешь собой, просто разворачивайся и уезжай. Только никаких истерик здесь, понятно?
— Хорошо.
В глубине души Максим надеялся, что сможет как следует напугать Олю, но он очень плохо разбирался в психологии молодых девушек. После столь зловещей прелюдии она лишь укрепилась в своем намерении разузнать все до конца.
Прошло еще немало времени, прежде чем амфибия подошла ближе к берегу, и Максим с Олей смогли в деталях рассмотреть дебаркадер с закрепленной на нем странного вида установкой. Кто-то из экипажа отцепил жесткое буксировочное устройство, и амфибия, рассыпая вокруг водяные брызги, выбралась на сушу. На берег вышли четверо: Андрей Станкевичюс с помощником, Георгий и Николай. Мужчины обменялись крепкими рукопожатиями. При виде мощных, лишенных голов фигур Homo Arcticus, Оля зажмурилась и спряталась за спину Максима Шишкова.
— Как-то слабовато принимающая сторона организовала встречу! — цинично заметил Георгий. — А ведь возможно, что наш приезд — есть поступь судьбы и истории, наконец-то добравшейся до этого глухого уголка. Где хлеб, где зрелища?.. Ээээ… Я хотел сказать, хлеб-соль?
— Не слушай его, мы не голодные, час назад только пообедали. Нам бы сразу за дело взяться, — внес ясность Андрей. — Мы люди неприхотливые: ночевать можем прямо на борту. Когда начинаем?
— Как дела у девчонок? — спросил Георгий.
— С ними все в порядке, я покинул их лагерь два дня назад. Южная группа полностью готова к испытаниям. А мы поступим так: прямо сейчас поедем в Поселок и привезем глубоководный аппарат. Нужно закрепить установку над аномальной зоной. Если сегодня справимся…
— Справимся, шеф.
— …Завтра можно будет провести первый запуск.
[1] Хайму — национальная обувь нганасан.
[2] Остол — шест для управления оленями.