Мерле и Стеклянное Слово

ЕДИНСТВЕННЫЙ ПУТЬ

Казалось даже, что он их ждал.

— Мерле, — сказал он, это прозвучало ни радостно, ни сердито. — Она здесь. Летняя Жара здесь.

— Я знаю.

Фермитракс был в двух шагах от него.

— Не подходи ближе, — сказал Холод. — Вы все обледенеете, если прикоснетесь ко мне.

— Ты убил сфинксов, — сказала Мерле.

— Да.

— Сколько их еще осталось?

— Не знаю. Их недостаточно, чтобы противостоять мне.

— Ты знаешь, где они спрятали Летнюю Жару?

Холод кивнул и указал на пропасть.

— Там, внизу? — Мерле с трудом вытягивала из него каждое слово.

Еще один кивок. Только теперь она заметила, что плотный снег лежал вокруг него полукругом. В его волосах не застряла ни одна льдинка, к одежде не прилипли хлопья. И даже дыхание не выходило облачком изо рта. Получалось, что сам Зимний Холод вовсе не был частью того времени года, которое он воплощал.

— Я добрался до этого места, — сказал он, — но не в моей власти сделать последний шаг.

— Не понимаю.

— Летнюю Жару удерживают на дне этой шахты. Больше нет никаких входов. Я все обыскал.

— И что?

Холод криво и как-то жалко улыбнулся.

— Как туда попасть? Спрыгнуть вниз?

А она-то думала, что такое существо, как он, должно уметь летать. Если нужно. А он не умел. Он наслал на страну фараонов и на Железное Око новое оледенение, но до дна шахты добраться не мог.

— И давно ты здесь сидишь?

Холод кивнул:

— Слишком давно.

— Он жалкий плакса, фыркнула Королева Флюирия. — Только и знает, что устраивать вокруг себя весь этот грохот, шум и тарарам.

«Не будь такой вредной», — подумала Мерле.

— Плакса-плакса-плакса! — Будь у Королевы губы, она бы их скривила. — Сколько времени он здесь торчит? Он лишь незадолго до нас покинул Ад.

«Он… как бы это сказать? Ну да, чувствительный. Он преувеличивает».

— Чувствительный? Он лгун! Если он за такое короткое время добрался от пирамиды до дельты да еще успел обежать все Око и заморозить сотни сфинксов, то выходит, он очень даже расторопный, ты не находишь?

Мерле оглянулась через плечо на Фермитракса и Лалапею, Обоим не терпелось двинуться дальше, но странное существо, загородившее дорогу, чем-то их смущало.

Мерле снова повернулась к Зимнему Холоду.

— Ты и вправду не умеешь летать?

— Я не могу летать там, внизу. Я езжу верхом на ледяных ветрах и снежных бурях. Но здесь это не имеет значения.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он снова испустил глубокий вздох, а Королева демонстративно охнула.

— Я объясню это тебе и твоим друзьям, Мерле, если они захотят меня выслушать.

Серафин буркнул;

— А что нам остается?

— Летняя Жара находится на дне шахты. Ее сила, ее, если угодно, энергия, обычно поднимается по стволу шахты вверх. Ни один человек не смог бы спуститься на дно, он сгорел бы в одно мгновение.

Мерле нервно передвинулась на спине Фермитракса и глянула вниз. В глубине был только бело-серый хаос. И она все больше мерзла, просто ужасно.

— Мое присутствие здесь, в шахте, прерывает ток жары, — продолжил он. — Лед и пламя встречаются где-то на полдороге от меня к ней. Снег мгновенно тает, холод превращается в жару. Иногда, если они встречаются, бушуют грозы и бури. Я мог бы приказать ледяным ветрам снести меня вниз. Но Летняя Жара в плену и не владеет своей энергией. Она ослабела и не может остыть, как обычно, во время наших встреч. Ветры превратятся в легкую прохладу, лед растает, а сам я… Ну, представь себе снежок на раскаленной плите. — Он закрыл лицо костлявыми руками. — Теперь ясно?

Мерле печально кивнула.

— Значит, тебе понятна полная безнадежность моего положения? — спросил Холод.

— Это все вранье, — ехидно заметила Королева. — Дядя чуть не истребил целый народ, а теперь сидит и хнычет.

— Ты могла бы проявить хоть каплю сочувствия, — упрекнула ее Мерле.

— Терпеть его не могу!

— Тебя тоже все боги не так уж обожали.

— Спроси его, слышал ли он когда-нибудь о достойном поведении, — предложила Королева.

— И не подумаю.

— Я могла бы сделать это за тебя.

— Прекрати!

Мерле, — вмешался Серафин. — Что теперь? Не можем же мы торчать здесь целую вечность?

Конечно. Она продрогла до костей.

— Я знаю, что делать, заявил Фермитракс.

Все замолчали, только Королева неохотно проворчала:

— Будь что будет. Нам нужно торопиться. Времени нет. Сын Матери вот-вот проснется.

— Я мог бы слететь вниз и попробовать освободить Летнюю Жару, — сказал Фермитракс. — Я из камня, ни жара, ни мороз мне не страшны. По крайней мере, я так думаю. Кроме того, я выдержал купание в Каменном Свете, так что, может быть, справлюсь и с этим делом. Я освобожу Летнюю Жару, а потом отнесу к ней Зимнего Холода. Или наоборот.

Мерле что было мочи вцепилась в его гриву.

— Даже не думай! Об этом не может быть и речи!

— Это единственный выход!

Мерле чувствовала, что Королева хочет завладеть ее голосом, но она грубо отпихнула ее.

«Чтобы это было в последний раз», — мысленно отчитала она Королеву.

— Он ставит под удар всех нас. Без него нам отсюда не выбраться! — паниковала та.

— То есть если он не послушает тебя, так?

— Не в этом дело.

«Нет, как раз в этом, — мысленно настаивала Мерле. — Ты его использовала так же, как и меня. Ты с самого начала знала, что мы сюда попадем, что у нас нет выбора. Ты всегда увлекала нас туда, куда хотела. И теперь с этим покончено!» — Последние слова она произнесла вслух, и все с недоумением уставились на нее.

Она покраснела, и ей даже стало чуть теплее на морозе.

— Она этого не желает, — сказал Фермитракс.

Мерле обиженно покачала головой.

— Мало ли чего она не желает. Сейчас это не играет роли.

Лев повернулся к Зимнему Холоду.

— Что произойдет, если освободится Летняя Жара?

Альбинос сделал широкий театральный жест, словно призывая в свидетели все Железное Око.

— То же, что происходило всегда. Все это потеряет свою власть. В точности как прежде.

Мерле прислушалась.

— Как в подводных субокеанских царствах? — Это было предположение, но она угадала.

Альбинос кивнул.

— Они были не единственными, кто пытался это сделать, но их провал был самым эффектным. — Он немного подумал. — Как бы это объяснить? Они высасывают из нее силу солнца — так будет понятнее. Они знают об ошибках древних, но все-таки совершают их снова. Они так ужасно слабы, а считают себя всесильными.

Он покачал головой.

— Безумцы! Они не могут одержать победу. Рано или поздно они погубят себя, даже если мы не освободим Летнюю Жару.

— Но чего они хотят? — спросил Серафин. — Зачем они все это делают?

Ему ответила Лалапея:

— Они используют Летнюю Жару. Ее энергия приводит в движение их лодки. Фабрики и машины. Так они помогли Фараону захватить власть и подчинить себе мир. А ведь этот мир для них всего лишь игрушка. На самом деле им нужно нечто иное.

— Зеркала, — прошептала Мерле. — Они хотят с помощью Железного Ока снести барьеры между мирами. Их крепость служит для перехода из одного мира в другой и беспримерному завоеванию.

— Но для этого необходима магия сфинксов, — зарычал Фермитракс. — Ни один сфинкс не имеет столько магической силы.

— Сын Матери, — сказала Мерле. Перед ее внутренним взором, как игра света и тени в волшебном фонаре, пронеслись грядущие события. — Он — ключ ко всему, не так ли? Когда он проснется, всем завладеет Каменный Свет. И он будет двигать Железное Око по всему Зазеркалью, чтобы взламывать врата в другие миры.

Она представила себе, как огромная крепость возникает в лабиринте Зазеркалья и вдребезги разбивает тысячи и тысячи зеркальных ворот. Во всех мирах воцарится неописуемый хаос. И сфинксы, как захватчики и грабители, под командованием Света будут носиться по всем мирам, сея смерть и пагубу. Точно так же, как они делали это в ее мире. И точно так же они сами не станут марать руки и поставят у власти карьеристов вроде жрецов Хоруса и Аменофиса. Сами-то они сидят в своей крепости. Народ ученых и поэтов, так их назвала Лалапея. Да, они были художниками, учеными и философами, только очень уж высока была цена за их жизнь на высотах поэзии и философии. За нее приходилось расплачиваться целыми мирами.

— Мерле, — решительно приказал Фермитракс. — Иди к своей матери.

Она все еще медлила, хотя чувствовала, что решение непреклонно.

— Обещай, что вернешься, — попросила она.

— Разумеется, — мурлыкнул Фермитракс, как кошка.

— Обещай!

— Обещаю.

Это было слабым утешением, возможно пустыми словами. Но ей стало немного легче.

— Утешай себя, утешай, — съязвила Королева. В этом вы, люди, всегда были великие мастера.

Почему, подумала Мерле, Королева такая вредная? Может, потому, что план Фермитракса — освободить Летнюю Жару, отобрать у последних сфинксов власть и таким образом предотвратить воскрешение Сына Матери — лучше, чем ее собственный?

А какой план у Королевы? У нее наверняка есть свой план. Почему она не выдает его? В чем загвоздка?

— Я боюсь за него. — Это было сказано совсем другим тоном. Без сарказма, без горькой иронии. С искренней озабоченностью. — Ты позволишь мне поговорить с ним?

— Да, — сказала Мерле, — конечно.

Королева играла на ее чувствах, как на рояле, точно зная, какую клавишу и когда следует нажать. Мерле видела ее насквозь, но ничего не могла с этим поделать.

Фермитракс, — сказала Королева голосом Мерле. — Это я.

Серафин и Лалапея уставились на Мерле, и тут она вспомнила, что хоть они и знали ее историю, но впервые услышали, как Королева вещает устами Мерле. Фермитракс тоже насторожился.

— Я должна тебе кое-что рассказать.

Фермитракс с опаской взглянул на Зимнего Холода. Тот уже стоял на перекладине, широко расставив ноги, не шатаясь и даже не щурясь.

— Сейчас, Королева? А нельзя ли потом?

— Нет. Слушай же.

Так он и сделал, и все другие тоже. Даже Холод склонил голову набок, внимательно прислушиваясь к словам, слетавшим с губ Мерле, хотя это не были ее слова.

— Я Секмет, мать сфинксов, — продолжала Королева. — Это тебе известно.

Для Серафина и Лалапея это оказалось неожиданностью. Лалапея попыталась что-то сказать, но Королева перебила ее:

— Не теперь. Фермитракс прав, нужно спешить. То, что я хочу сказать, касается только его. Произведя на свет Сына Матери и тем самым народ сфинксов, я поняла, что произошло. Каменный Свет обманул меня. И использовал в своих интересах. Я родила ему послушных слуг. Я поняла это и решила что-то предпринять. Я не могла ни убить всех сфинксов, ни повернуть все вспять. Но я могла помешать Сыну Матери превратить их в рабов. Я боролась с ними, мать боролась с сыном и одержала победу. Я была единственной, кто имел на это право. Я убила его, и сфинксы погребли его в Лагуне. — Она помолчала. — Вы знаете, что было дальше? Но на этом моя история не кончается. И важно, чтобы все выслушали ее до конца. Особенно ты, Фермитракс.

Лев задумчиво кивнул, словно зная, что последует дальше.

— Я знала, что не смогу охранять Лагуну. Тогда я сотворила каменные статуи. Этих первых каменных львов люди воздвигали и в мою честь. Я творила их из магии и крови собственного сердца. Поэтому я считаю их детьми. Как и сфинксов.

Лев не мог заглянуть в глаза Мерле и Королеве, ведь они сидели у него на спине. Он только опустил голову и смиренно прошептал:

— Великая Секмет!

— Нет, — продолжала Королева. — Я не нуждаюсь в почитании. Я только хочу, чтобы ты знал правду о происхождении твоего народа. Никто уже не помнит, как каменные львы оказались в Лагуне. Поэтому я расскажу тебе. Лагуна — место, где родились каменные львы. Я похоронила там Сына Матери и сотворила вас как его стражей. Я сама стала бы охранять его, но мне нужны были помощники, мои руки, ноги и когти. Так возникли предки твоего народа. Только убедившись, что вы справитесь с заданием, я отказалась от собственного тела. Я стала Королевой Флюирией, Текучей Королевой. Я слилась с водой. Я больше не захотела жить богиней, так как покрыла себя позором. С одной стороны, это было верным решением, но с другой стороны — ошибкой, потому что я потеряла контроль над львами. Львы были сильными, но доверчивыми существами, они связались с людьми…

Она перевела дух и продолжила свой печальный рассказ:

— Вам известно, что было раньше. Люди предали львов, отняв у них крылья. Тем, кому удалось избежать этой участи, спаслись бегством. В конце концов Фермитракс попытался напасть на Венецию, чтобы отомстить за предков. Но ему это не удалось.

Обсидиановый лев молчал. Он только слушал, опустив голову. Значит, и он, и такие, как он, были детьми Секмет, каменными стражами Сына Матери.

Он решительно поднял голову.

— Значит, правильно, что я очутился здесь. Может быть, я смогу исправить ошибку моих предков, которым не удалось устеречь Сына Матери.

— Так же как я, — промолвила Лалапея.

— И я, — сказала Королева устами Мерле.

— Но судьба дала мне шанс, — проговорил Лев. — А быть может, нам всем. В этот раз у нас не вышло, но сейчас у нас есть возможность задержать Сына Матери. И если нам это не удастся, значит, я не лев. — Он испустил боевой рык: — Мерле, слезай!

Медленно, очень осторожно она слезла с его спины. Лалапея удержала ее израненными руками и прижала к себе. А Фермитракс приблизился к Зимнему Холоду. Альбинос потрогал его за нос, почесал шею. Мороз не действовал на его каменное тело.

— Удачи! — тихо сказала Мерле.

Серафин склонился на спине Лалапея и положил руку на плечо Мерле.

— Не беспокойся, — шепнул он. — У него получится.

Холод в последний раз кивнул Фермитраксу. Лев издал боевой рык и ринулся в глубину. Через несколько метров его крылья обрели равновесие, и раскаленный корпус скрылся за снежной завесой. Так пламя свечи тонет в белом воске.

— У него получится, — прошептала Королева.

А если нет, подумала Мерле, что тогда будет с нами?

Лалапея забинтованными руками еще крепче прижала к себе дочь. Мерле обернулась и увидела ее глаза. Мать и дочь долго стояли и не отрываясь глядели друг на друга. И никто не промолвил ни слова.

Фермитракс ощущал в себе Каменный Свет, но все-таки знал, что он не причинит ему вреда. Во время купания в куполе Оси Земли он впервые испытал это смутное, неуловимое чувство: что-то внутри защищало его от Света и одновременно объединяло с ним. Теперь он знал: то было наследие Секмет, праматери всех каменных львов и сфинксов, Текучей Королевы. Ее коснулся луч Каменного Света, и прикосновение передалось львам. Когда Фермитракс низвергся в Свет, Свет узнал его и пощадил. Более того, он сделал его сильнее, чем прежде. Может быть, непреднамеренно, но это уже не играло роли.

Он, Фермитракс, самый большой и сильный лев Лагуны, был здесь, чтобы исполнить то, для чего был рожден. Если он погибнет, круг его существования замкнется. Ведь если Сет сказал правду, он — последний сын своего народа, последний из тех львов, которые умели летать и говорить. Последний свободный сын своего племени.

Широко взмахивая крыльями, он опускался в глубину, летел вниз вместе с хлопьями снега, обгонял их, падал сквозь них в бездну, как комета. Вскоре ему показалось, что они уменьшились и стали не такими влажными, ватными, как наверху, превратились в пятнышки слякоти, потом в капли. Снег стал дождем. Потом испарилась и вода, началась полоса приятного тепла, затем наступила жара, которая все усиливалась. Воздух колыхался, кипел и клокотал. Но лев вдыхал его, словно воздух горных высот. Его раскаленные легкие выталкивали кислород и сохраняли ему жизнь.

Он оказался прав. Свет, придавший ему силу, защищал его как от жары, так и от холода.

Вскоре стало так жарко, что любой камень расплавился бы в стекло. Но его обсидиан держался. Далекие стены шахты давно нельзя уже было различить. Они были сооружены из какого-то нездешнего материала. Возможно, из волшебных зеркал, как и все Железное Око. Или из чистой магии. Лев не очень-то разбирался в таких вещах, они его не интересовали. Он хотел лишь выполнить взятую на себя задачу, Освободить Летнюю Жару. Обуздать сфинксов. Задержать Сына Матери.

И вот он увидел ее.

Он не сразу сообразил, что достиг дна шахты. Ведь это могло быть, например, огненное озеро или раскаленное море. Но то был чистый, естественный свет, не тот, Каменный, который ткал сети из подлостей и войн. Здешний свет рождал тепло, в его лучах Фермитракс и его народ нежились на скальных террасах Африки.

Свет Летней Жары.

И она лежала, распростершись в море блесток и вспышек, несомая горячим воздухом, покачиваясь над землей, как плод, который еще предстоит сорвать.

Не было ни цепей, ни сторожей. Все сгорели в мгновение ока. Что же удерживало ее здесь, внизу, погруженную в транс? Волшебство сфинксов.

Фермитракс, легко взмахивая крыльями, остановил полет над парящей в воздухе Летней Жарой и некоторое время глядел на нее сверху вниз. Она была похожа на Зимнего Холода, как сестра. Высокая и тонкая, почти костлявая. Она не походила на пышущего здоровьем человека. Ее природа была иной. Волосы пламенели, за прикрытыми веками вспыхивали желтые и красные угольки. Губы — шелковистые, как бутоны. Кожа бледная, ногти сияют, как золотой серп луны.

Холод сказал, что она потеряла контроль над своей энергией. И действительно, казалось, языки огня лизали ее тело и оно вспыхивало и плавилось, как восковая фигура.

Фермитракс понаблюдал еще немного, потом протянул очень бережно и мягко переднюю левую лапу к ее бедру.

Его сердце билось ровно.

Он знал, что она пылает, но не почувствовал жара.

Свет, снова подумал он. Меня защищает Каменный Свет. Я должен бы сказать спасибо ему и этому проклятому Барбриджу.

Он втянул назад лапу, повременил две-три минуты, потом начал описывать узкую петлю вокруг распростертого в воздухе тела Летней Жары, обходя потрескивающие фонтаны огненных брызг от ее локонов. Ее волосы сверкали, как навечно застывшая вспышка фейерверка. Он облетел ее раз, другой, и снова, и снова, пока не убедился, что перерезал сковывающие ее невидимые узы магии. Тогда он осторожно приблизился и попытался приподнять ее с невидимого ложа.

Она лежала между его передними лапами, легкая как перышко, тогда он коротким рывком высвободил ее, словно оторвал от магнита гвоздик. В тот же момент сияние вокруг нее померкло, воздух перестал дрожать, очертания стали четче. Жара заметно уменьшилась. Никто, никакой сфинкс никогда бы не поверил, что найдется существо, которое сможет последовать за ней сюда, на дно пропасти. Каменный Свет, владыка, скрывающийся за владычеством сфинксов, сам отобрал у себя победу.

Фермитракс поднялся наверх, крепко обнимая худенькое тело Летней Жары. Она казалась такой же истощенной, как Юнипа, подружка Мерле. Но это не было признаком недоедания или даже болезни. Да и кто вообще может сказать, как должно выглядеть время года, его кожа или черты лица? Если Холод — это в своем роде эталон здоровья, то, наверное, с телом у Летней Жары все в порядке.

Но ее дух?

Хотя Фермитракс разорвал оковы магии сфинксов, Летняя Жара все никак не просыпалась. Она неподвижно, как кукла, лежала у него в лапах. Интересно, подумал он, дрожат ли у нее хотя бы веки, как дрожат они у людей, постепенно приходящих в сознание. Но Летняя Жара не была человеком. Лев круто поднимался вверх, и ему приходилось нелегко. Так что наблюдать за ее лицом он не мог.

Они вошли в полосу тепла. Снег вокруг них таял, а когда они подлетали к узкой перекладине, где их ожидал Холод и все остальные, от снега не оставалось и следа. Сила двух времен года уравновешивалась. Летняя Жара уже не выплескивала наружу всю свою энергию. Фермитракс считал это признаком выздоровления. Ее тело снова направляло свою силу внутрь, стремясь исцелиться.

Они почти достигли узкого моста через зеркальную бездну, когда Летняя Жара вдруг шевельнулась в руках Фермитракса. Она тихо застонала, к ней снова возвращалась жизнь.

Тогда он полетел быстрее, описал победный крут над перекладиной и опустил Летнюю Жару в раскрытые объятия Зимнего Холода. Пока эти двое обнимались, он — страстно, она, бледная тень самой себя, — почти бессознательно, обсидиановый лев, опустив голову, подошел к Лалапее.

Сфинкс отпустила Мерле, и та с криком радости бросилась к нему на шею и расплакалась, уткнув лицо в теплую гриву. Лев был рад ей. Мальчик, сидевший на спине Лалапеи, широко улыбался. Лев подмигнул ему и стал при этом очень похож на человека.

Летняя Жара очнулась в объятиях Холода. Она открыла глаза, и они приняли цвет песка, раскаленного солнцем пустыни. Пламя в ее волосах угасло. Узкие руки сомкнулись на спине любимого, она тихо всхлипнула и шепнула:

— Это снова произошло. — И громко заплакала, не стыдясь слез.

Близость Зимнего Холода придавала ей силы.

Фермитракс взглянул на Мерле. А Серафин задал вслух вопрос, интересовавший всех:

— Вот и все?

Они немного помолчали. Снег больше не шел, а сильные ветры почти улеглись. Они стояли у края пропасти, а под ними, глубоко внизу, как серебряное зеркало, сверкало дно.

— Нет, — сказала устами Мерле Королева Флюирия. — Далеко не все.

— Но… — попытался возразить Серафин, но Королева его перебила:

— За эти минуты сфинксы израсходовали последнюю энергию, которую взяли у Летней Жары, и достигли цели.

— Сын Матери? — мрачно спросил Фермитракс.

— Да, — сказала Королева устами Мерле. — Сын Матери пробудился. Я чувствую, что он где-то недалеко отсюда. И только мать может справиться с ним. Как уже было однажды, как тогда. Мать против сына. Сын против матери.

— Секмет, — вздрогнула Мерле. Она снова овладела голосом. — Только Секмет может удержать своего сына. Но для этого… — Она смущенно искала слова, которые, в общем-то, давно уже знала, потому что их подсказывала ей Королева. — Она говорит, что для этого ей нужно прежнее тело.