Мерле и Стеклянное Слово

НАЗАД К СВЕТУ

— Я это чувствую. На каждом шагу. При каждом вдохе и выдохе. — Юнипа понизила голос, чтобы никто, кроме Мерле, ее не услышал. — Словно во мне что-то есть… здесь… в груди… Оно меня гложет. И тянет, как на веревке, а я упираюсь. — Ее зеркальные глаза были похожи на сигнал маяка: серебряный свет за стеклом. — Не знаю, сколько я еще выдержу.

— А ты можешь вспомнить все, что произошло в пирамиде?

Мерле держала Юнипу за руку и тихонько поглаживала ее пальцы. Они сидели в самом дальнем углу тайного убежища царских шпионов.

Юнипа всхлипнула.

— Помню, что пыталась задержать тебя. И что мы… что мы дрались. Она пристыжено опустила голову. — Прости.

— Ты не виновата. Это все Барбридж.

— Нет, — возразила Юнипа. — Это Каменный Свет. Профессор Барбридж, как и я, в его власти, во всяком случае пока он там, внизу. Там он больше не ученый, а только Лорд Свет.

— Здесь, наверху, тебе лучше?

Юнипа немного подумала, подбирая подходящие слова.

— Здесь слабее ощущаешь его влияние. Может быть, потому, что он — камень, а камень не может пробить земную кору. По крайней мере не полностью. Но он не исчез. Он все время здесь, со мной. И иногда причиняет мне боль.

После возвращения из Ада Мерле увидела на груди Юнипы шрам от разреза, куда Барбридж приказал вложить ей новое сердце — осколок Каменного Света. Теперь он покоился в грудной клетке Юнипы. Подобный сверкающему алмазу, холодный и неподвижный, он давал ей жизнь, как давало раньше ее настоящее сердце. Он мгновенно исцелял ее раны и восстанавливал силы. Но он всегда пытался подавить ее волю.

Говоря, что Свет причиняет ей боль, Юнипа имела в виду не операцию и не шрам, а страх предать Мерле еще раз, борьбу, которую она вела сама с собой, раздвоение собственной личности: с одной стороны, ее мягкий характер, а с другой — холодное как лед могущество Каменного Света.

И хотя Мерле претила сама эта мысль, она понимала, что с подругой надо быть всегда начеку. Возможно, Юнипа во второй раз попытается нанести им удар в спину.

Нет, не она, горько подумала Мерле. Каменный Свет, Утренняя звезда, упавшая с небес в сердце преисподней. Люцифер.

Некоторое время она колебалась, потом высказала то, над чем уже давно раздумывала;

— Помнишь, там, в пирамиде, ты сказала…

— Что Барбридж утверждает, будто он твой дед?

Мерле кивнула.

— Это правда?

— Во всяком случае, он так сказал.

Мерле опустила глаза. Она расстегнула карман на своем платье, вытащила водяное зеркало и провела кончиками пальцев по оправе. Другой рукой она нащупала куриную лапку, болтавшуюся у нее на шее, и задумчиво начала перебирать маленькие острые коготки.

— Еще супа? — спросил чей-то голос у них за спиной.

Девочки обернулись. Андрей, предводитель царского шпионского отряда, смыл с лица серую краску и снял большую часть оружия мумии. Это был жесткий, угрюмый человек, но присутствие девочек пробудило в нем дружелюбие, удивлявшее даже четырех его спутников.

Шпионы у противоположной стены низкого помещения все еще окружали Фермитракса. Каждый держал в руке деревянную плошку с супом, а свободной рукой пытался прикоснуться к пылающему телу обсидианового льва.

Они не знали, что лев прошел сквозь Каменный Свет, который имел власть над Юнипой, но не смог подчинить себе льва. Мерле удивляло, что они до сих пор ничего не заметили. Фермитракс стал еще сильнее, чем прежде, но нисколько не изменился, если не считать жара, исходившего от его тела. Теперь старый добродушный Фермитракс, несмотря на беспокойство о судьбе своего народа и ненависть к Сету, наслаждался необычайным вниманием со стороны царских подданных. Ему льстили их бесконечные вопросы, робкие касания и почтение, написанное у них на лицах. Все они слышали о каменных венецианских львах, в том числе о тех немногих, которые умели летать. Но этот лев умел говорить да еще излучал сияние, как икона у них на родине, вот что было для них в диковинку.

Юнипа отказалась от предложенного Андреем супа, но Мерле позволила наполнить свою миску. Три дня их кормили только жестким вяленым мясом, и теперь жидкая похлебка показалась ей лакомством.

— Вы не бойтесь. — Андрей ложно истолковал тот факт, что они уселись в углу, подальше от всех остальных. — Сфинксы нас не найдут. Мы здесь уже почти шесть месяцев, но они даже не заметили нашего присутствия.

— И вас это не удивляет? — спросила Мерле.

Андрей тихо рассмеялся.

— Мы тысячу раз спрашивали себя об этом. Сфинксы — очень древний народ, испокон веков их считают прозорливыми и мудрыми. Может, они наблюдают за нами. А может, просто терпят. Или подкидывают нам ложную информацию. Или им все равно. Ведь у нас нет никакой возможности передать наши сведения домой.

— Я думала, у вас есть почтовые голуби.

— Были. Но сколько голубей можно незаметно содержать в таком месте? Мы использовали птиц уже в первые недели, а раздобыть новых невозможно. Поэтому мы храним все в голове, а не на бумаге, ничего не записываем. Скоро нас отправят обратно на родину. Спасибо Бабе-Яге.

Он ободряюще улыбнулся девочкам и вернулся к остальным, понимая, что они хотят остаться вдвоем.

— Он удивительный, правда? — сказала Юнипа.

— Вежливый, — сказала Мерле.

— Да, но не только. Он понимающий, чуткий. Этого совсем не ожидаешь от человека, который тайно ездит по всему свету и полгода скрывается в крепости врага.

Мерле пожала плечами.

Может быть, его миссия помогает ему сохранять здравый смысл. Наверное, он видел страшные вещи. — Она кивком указала на остальных шпионов. — Как и все они.

Юнипа поглядела на Сета, сидящего у зеркальной стены недалеко от входа. В связанных руках жрец держал пустую чашу для питья. Ноги его тоже были связаны. Если бы Андрей знал, кто такой его пленник, то, наверное, не долго думая отрубил бы ему голову. Фермитракса это вполне устроило бы. Но Мерле думала иначе. Может, жрец и заслуживал такой казни, но она надеялась, что Сет еще может им пригодиться. И Королева Флюирия была с ней полностью согласна.

— Ты хочешь попробовать еще раз? — спросила Юнипа, увидев, что кончиками пальцев Мерле касается уже не ободка зеркала, а его поверхности.

Мерле кивнула и закрыла глаза.

Ее пальцы легонько касались тепловатой воды, не погружаясь в нее, как будто бы лежали на стекле. Призрачная тень молочного цвета, двигаясь по поверхности, задевала подушечки ее пальцев. Мерле не открывала глаз, но ощущала ее быстрые, лихорадочные метания на воде.

Она услышала шепот, искаженный и слишком далекий, чтобы разобрать слова. Нужно как-то притянуть к себе этого призрака. Притягивает же магнит кусочек железа.

— Слово, — прошептала она Юнипе. — Ты помнишь слово?

— Какое слово?

— Его открыл нам Арчимбольдо, когда мы ловили для него таких призраков в магические зеркала.

Тогда в Венеции их старый учитель открыл им ворота в одно из своих зеркал. Они проникли в волшебный мир Зазеркалья и встретили в нем призраков. Существа из другого мира, желавшие перейти в мир Мерле и Юнипы, обитали как бестелесные тени в колдовских зеркалах Арчимбольдо. В лабиринтах Зазеркалья они двигались почти незаметно, оставляя лишь легкую рябь на стекле, но возвращение в телесное бытие было закрыто для них навсегда. Девочки привораживали их с помощью магического слова и возвращали Мастеру, а тот отпускал их в отражения на воде венецианских каналов.

— Хм, слово, — задумчиво пробормотала Юнипа. — Начинается вроде на «интера…» или «интеро…»…

— Интрабилибус или что-то в этом роде.

— Да, похоже. Интерабилитапетрифакс…

— Детская чушь, — сердито фыркнула Королева Флюирия.

— Интрабалибуспустуленц, — сказала Мерле.

— Интеропетерусбилибикс.

— Интерумпетерфиксбилбулус.

— Инторапетерусбилирис.

Мерле вздохнула.

— Инторапети…

— Постой-ка, скажи еще раз!

— Что?

— То, что ты сказала последний раз.

Юнипа немного подумала.

— Инторапетерусбилирис.

Мерле ликовала.

— Почти! Сейчас я скажу точно: инторабилиуспетерус! — Она произнесла это так громко, что в другом конце комнаты на несколько секунд смолкла болтовня Фермитракса и царских шпионов.

— Сет смотрит на нас, — прошептала Юнипа.

Но Мерле не заботилась больше ни о жреце Хоруса, ни о предупреждении Юнипы. Она нетерпеливо повторила заклинание и сразу почувствовала жжение, поднимавшееся от кисти к локтю.

— Мерле! — В голосе Юнипы послышалась тревога.

Мерле подмигнула и посмотрела на зеркало. Призрак обволакивал ее пальцы, как полоска тумана.

— Сработало, — сказала Королева Флюирия. Однако в ее голосе звучало беспокойство, словно ей не понравилось, что Мерле установила контакт с призраком.

— Эй, ты там? — беззвучно спросила Мерле.

— Брбрлбрлбрлбрл, — пробормотал призрак.

— Привет!

— Пррр… привет.

От волнения сердце Мерле учащенно забилось.

— Ты слышишь меня?

— Конечно, — пробормотал призрак. Это ты меня не слышала. — Голос звучал с вызовом и совсем не призрачно.

— Он что-нибудь говорит? — спросила Юнипа, и Мерле поняла, что ее подруга не слышит призрака, как и все остальные.

Шпионы снова начали болтать, не обращая внимания на Мерле. И только Сет не спускал с нее глаз. У Мерле даже мурашки пробежали по спине.

— Ты ужасно долго тянула, — сказал призрак сквозь ее кончики пальцев.

Его слова в отличие от заявлений Королевы Флюирии звучали в голове Мерле все еще как бы издалека и немного неразборчиво, но теперь она его отлично понимала. Голос был молодой и наверняка мужской.

— Ты мне поможешь? — спросила она напрямик.

Для перебранок у нее не было времени. В любую секунду их мог позвать Андрей, чтобы обсудить ситуацию.

— Я давно уже спрашивал себя, когда же ты до этого додумаешься? — съязвил призрак.

— Ты мне поможешь?

Он вздохнул, как упрямый мальчишка. Может, он и был мальчишкой, прежде чем стать призраком.

— Ты хочешь знать, что там, за зеркалом, не так ли? — спросил он.

— Да.

— Твоя подруга была права. Если кого-то называют женщиной, а иногда женщиной с львиными ногами, а иногда сфинксом, значит, это сфинкс.

Мерле не поняла ни слова.

— Нельзя ли пояснить?

Призрак снова вздохнул.

— Женщина с другой стороны сфинкс. И она действительно твоя мать.

Мерле чуть не задохнулась. А он добавил:

— Во всяком случае, мне так кажется. Ну что, ты довольна?

— Что он там говорит? — возбужденно прошептала Юнипа. — Рассказывай!

Сердце Мерле бешено колотилось.

— Он говорит, что моя мать сфинкс.

— Он говорит, что моя мать сфинкс, — передразнил Мерле призрак. — Ты хочешь узнать еще что-нибудь?

— Он просто невежа и сопляк, — вмешалась Королева Флюирия.

Казалось, призрак не мог ее слышать, поскольку никак не ответил на ее слова.

— Да, — сказала Мерле дрожащим голосом. — Да, конечно. Где она сейчас? Ты можешь ее видеть?

— Нет. У нее ведь нет такого замечательного зеркала, в которое ты меня поймала.

— Поймала? Ты же сам сюда запрыгнул!

— Потому что иначе со мной произошло бы то же, что с другими.

— Ты ее знал?

— Они все были из моего мира. Но знал я только своего дядю. Он не хотел брать меня с собой, но однажды ночью я пробрался в его кабинет и прыгнул сквозь зеркало вслед за ним. Он выглядел довольно глупо, когда это заметил. — Призрак хихикнул. — Ну да, а потом глупо выглядел я, когда заметил, что из этого вышло.

— Глупости, — сказала Королева. — Дурацкая болтовня.

— Поговорим снова о моей матери, хорошо?

— Ладно, — сказал призрак. — Как угодно.

— Где она теперь?

— Последний раз я видел ее сидящей на мертвой ведьме посреди моря. — Он рассказывал об этом, как о чем-то обыденном, как будто застал ее за приготовлением обеда.

— В море? — спросила Мерле. — Ты уверен?

— Я знаю, как выглядит море, — съехидничал он.

— Да… да, конечно. Я хотела сказать, что она там делала?

— Держала руку в воде и сооружала магическое зеркало. Чтобы подержать тебя за руку. Вспоминаешь?

Мерле совсем запуталась.

— Значит, ты можешь видеть ее только тогда, когда она опускает руку в воду?

— Так же как и тебя.

— И ты ее слышишь?

— Вас обеих.

— Но тогда почему я не могу ее слышать?

— Можем поменяться местами в любой момент, — насмешливо сказал призрак.

Мерле задумалась.

— Расскажи мне, что она говорит. Она умеет с тобой разговаривать?

— Она довольно быстро сообразила, что за зеркалом кроме ее доченьки есть кое-кто еще. И она была так вежлива, что сначала спросила, как меня зовут.

— Ой… как же тебя зовут?

— Я забыл.

— Но как…

— Я сказал, что она спросила. Я не сказал, что смог ей ответить.

— Как можно вдруг забыть свое имя?

— А как можно внезапно превратиться в грязное пятно на зеркале? Не знаю. Единственное, о чем я могу вспомнить, так это о последних секундах в дядиной комнате. Все, что было раньше, забыл. Но чувствую, что постепенно все возвращается. Иногда вспоминаю разные мелочи, лица, даже мелодии. Может быть, просижу в твоем душном кармане еще пару лет, и тогда…

— Послушай, — прервала его Мерле. — Мне жаль, что с тобой такое случилось. Но я не виновата. Никто не вынуждал тебя следовать за дядей. Ну, так как, хочешь помочь мне или нет?

— Да, да, да, — протянул он.

— Если ты умеешь говорить с… — Мерле запнулась, — …с моей матерью, то сможешь передать ей, что я скажу. И наоборот.

— Что-то вроде перевода, так?

— Точно.

Наконец-то он понял, подумала она, и даже Королева с облегчением вздохнула где-то в глубине ее мыслей.

— Я думаю, у меня запросто получится, заявил призрак.

— Ты очень меня обяжешь.

— А ты будешь вынимать меня иногда из кармана?

— Если мы выберемся отсюда целыми и невредимыми, то, может быть, найдем способ вытащить тебя из этого зеркала.

— Не бросайся обещаниями, которые ты едва ли сможешь выполнить, — сказала Королева.

— Ничего не выйдет. — Голос призрака стал вдруг печальным. — Я не смогу обрести тело в твоем мире. Все это говорят.

— Может быть, не тело. Но зеркало побольше. Как насчет моря?

— Тогда я стану вроде как моряк?

— Ну да.

— Что ж, договорились. — И он, сильно фальшивя, затянул: — Пятнадцать человек на сундук мертвеца…

Какая дурацкая песня, подумала Мерле.

— Мы попытаемся, — сказала она торопливо, лишь бы прекратить его вопли. — Обещаю.

— Мерле… — Его голос стал снова серьезным.

— Да?

— Мерле…

Ее дыхание участилось.

— Ну, говори же!

— Она снова здесь. Твоя мать, Мерле… она здесь, у меня.

— Какого черта она там делает? — Дарио с мрачным видом переминался с ноги на ногу.

Снег скрипел под его сапогами, и Серафин подумал, что вскоре услышит точно такой же звук, когда Дарио заскрипит зубами от ярости, если Лалапея не встанет и они не двинутся дальше.

Сфинкс сидела скорчившись на берегу замерзшего Нила среди ледяных торосов. Мальчики укрылись неподалеку, в вымерзшей пальмовой роще. Верхушки пальм не выдержали веса снега и сломались, осталось только несколько искривленных стволов, торчавших как столбы посреди белой, заснеженной пустыни. С воздуха они представляли собой отличную мишень. Унка стояла внизу рядом со Лалапеей и озабоченно смотрела на нее.

Серафин не выдержал.

— Я иду к ним.

Он в последний раз взглянул на Железное Око, невообразимо высокое чудовище, вставшее перед ними серой стеной. Оно было бы похоже на высокую гору, если бы не было таким гладким и не выросло так внезапно из снежной равнины. Сумерки скрывали истинный облик крепости.

Где-то за снежными облаками заходило солнце. По крайней мере, теперь им не придется опасаться солнечных лодок. Но наверняка здесь, снаружи, у подножия Железного Ока, есть еще какая-то стража. Стража быстрая и смертоносная даже ночью.

Дарио что-то пробурчал, когда Серафин начал спускаться вниз, но не сделал попытки последовать за ним. Серафину это было на руку. Он хотел один поговорить с Ункой и сфинксом.

Но когда он заглянул Лалапее за плечо и увидел наконец, что она делала, все слова застряли у него в горле.

Во льду у берега зияла дыра. Казалось, ее раскопал когтями какой-то хищный зверь.

Здесь, совсем рядом с крепостью, лед был тоньше, чем там, где застряла подводная лодка. Тридцать сантиметров, не больше, подумал Серафин. Должно быть, от крепости исходило тепло. Жаль, что они его не чувствовали. Точно, стало теплее, но температура все равно еще была очень низкой.

Лалапея сидела на корточках в снегу, закатав рукав мехового плаща, наклонившись вперед и погрузив неподвижную руку по локоть в ледяную воду. Ее обнаженное предплечье постепенно приобретало синий цвет. Тем не менее она не пыталась вытащить руку из проруби. Только теперь Серафин заметил, что она что-то шепчет. Но слишком тихо. Он не мог разобрать слов.

Он растерянно посмотрел на Унку;

— Что она делает?

— Говорит кое с кем.

— Она отморозит себе руку.

— Наверное, уже отморозила.

— Но…

— Она знает, что делает.

— Нет, — сказал он гневно. — Похоже, что не знает! Как мы ее, полуживую, потащим за собой в крепость? — Он протянул было руку, чтобы взять Лалапею за плечо и увести прочь от воды.

Но Унка удержала его, прошипев так, что Серафин вздрогнул:

— Это важно, очень важно.

Серафин отпрянул.

— Она сошла с ума. Вы обе сошли с ума.

Он хотел повернуться и уйти к остальным.

Но Унка снова удержала его.

— Серафин, — сказала русалка с мольбой в голосе. Она разговаривает с Мерле.

Он ошеломленно уставился на нее:

— Откуда ты знаешь?

— Вода помогает ей.

Унка отвела Серафина в сторону, и там, на берегу замерзшего Нила, Серафин узнал, каким образом этот разговор связан с водяным зеркалом Мерле.

Он скрестил руки под меховым плащом и начал растирать себе плечи. Скорее от волнения, чем от холода.

— Неужели это правда? — спросил он, хмуря лоб. — Я хочу сказать, ты это серьезно?

Унка кивнула.

Серафин понизил голос:

— Но какое отношение к Лалапее имеет Мерле?

Русалка показала зубы. То есть улыбнулась.

— А ты не догадываешься?

— Нет, черт подери!

— Она — ее мать, Серафин. Лалапея — мать Мерле.

Ужасающая улыбка становилась все шире, только глаза оставались человеческими и прекрасными.

— Твоя подруга — дочь женщины-сфинкса.

Мерле сосредоточенно вслушивалась в слова призрака, изо всех сил пытаясь не погружать свои дрожащие пальцы слишком глубоко в воду зеркала. Сейчас ей нельзя терять с ним связь, она должна услышать, что скажет ей сфинкс — ее мать.

— Она говорит, что ты должна идти к Барбриджу, — продолжал призрак. — Иди к нему, только там ты будешь в безопасности. В общем, там не так опасно, как в Железном Оке.

— Но мы ведь убежали из Ада именно от Барбриджа! Скажи ей это.

Прошло некоторое время, затем призрак передал ответ:

— Она говорит, что вы должны встретиться с ним в его зеркальном кабинете. Ты и твоя подруга. Пусть она приведет тебя туда.

— Пусть Юнипа приведет меня в зеркальный кабинет?

— Да. Подожди, это не все… Сейчас. Пусть она приведет тебя к нему. Там вы будете в безопасности.

Мерле все еще не могла понять.

— В безопасности от кого? От сфинксов?

Призрак прислушивался некоторое время, потом перевел:

— Она говорит, от Сына Матери. Не знаю, что это значит.

Мерле рассердилась:

— Будь так добр, спроси ее об этом!

Пока призрак спрашивал, заговорила Королева:

— Я не знаю, хорошо ли это, Мерле. Может быть, тебе следует…

Нет, решительно подумала Мерле. Не вмешивайся. Это только мое дело.

Призрак передал ответ:

— Сын Матери. Кажется, так звали этого… да… этого предка сфинксов, вроде бы их праотца. Или бога. Она говорит, что он держит путь сюда или даже уже находится в крепости. Она точно не знает. И она говорит, что сфинксы попытаются воскресить его.

Мерле испугалась, потому что Королева испустила какой-то странный звук.

«Как много ты знаешь на самом деле?» — в который раз подумала она.

— Сын Матери, — прошептала Королева. — Значит, это правда. Я чуяла его, но думала, что это невозможно… Во имя всех святых, Мерле, ты не должна ее слушаться. Не вздумай отсюда уходить.

Раньше надо было предупреждать, с горечью подумала Мерле.

Призрак продолжал:

— Она все время говорит одно и то же. Что твоя подруга должна отвести тебя к Барбриджу, пока еще не поздно. Что вы должны идти в его зеркальный кабинет и, если понадобится, ждать его там. Она говорит, он смог бы рассказать тебе все: о тебе, о ней и о твоем отце.

— Спроси ее, кто был мой отец.

Пауза затянулась.

— Сын Барбриджа, — сказал наконец призрак. — Стивен.

Стивен Барбридж. Ее отец. Мысль показалась ей странной и пугающей.

— Как ее зовут?

— Лалапея, — сказал призрак.

Мерле почувствовала, что ее пальцы начинают дрожать. Она закусила губу и попыталась взять себя в руки. Все было так запутанно и невероятно… Ведь сфинксы испокон веков были их врагами. Разве не так? Разве не они были истинными властителями Империи? Если ее мать действительно сфинкс, значит, ее сородичи обрекли мир на гибель. Но Мерле не такая, как они, и, возможно, Лалапея тоже.

— Мерле! — Голос призрака прервал ход ее мыслей. — Твоя мать говорит, что только Юнипа сможет отвести тебя туда. Это очень важно. Только Юнипа сумеет применить Стеклянное Слово.

У Мерле так кружилась голова, словно она несколько часов вертелась волчком.

— Стеклянное Слово? Что это значит?

— Минутку.

Прошло время. Слишком много времени.

— Эй? Ты где? — не вытерпела Мерле.

— Она ушла.

— Что?

— Лалапея вытащила руку из воды: я ее больше не слышу.

— Но как же…

— Извини. Это не моя вина.

Мерле подняла голову и снова посмотрела на Юнипу, которая с озабоченным лицом сидела перед ней.

— Я должна тебя проводить? Так он сказал?

Мерле кивнула как будто в оцепенении после кошмара. Ей бы радоваться, ведь она узнала, кто ее родители. Но это почти ничего не меняло. Точнее говоря, совсем ничего. Это только еще больше запутало ее и испугало.

И она шепотом пересказала все Юнипе. Пока она говорила, Сет не спускал с них глаз. Поймав ее взгляд, он холодно усмехнулся. Мерле быстро отвернулась.

— Я знаю, что он имел в виду, — почти беззвучно прошептала Юнипа.

— Правда?

Юнипа учащенно дышала, ее голос звучал хрипло:

— Сквозь зеркало, Мерле. Мы должны пройти сквозь зеркало. — Она печально улыбнулась. — В конце концов, разве не для этого Арчимбольдо вставил мне такие глаза? Я могу не просто видеть. Мои глаза — ключ, по крайней мере часть ключа. Барбридж рассказал мне все. Рассказал, почему он поручил Арчимбольдо забрать меня из приюта и так далее. Я должна смотреть в другие миры, и я могу проникать в них.

— Даже обратно к Барбриджу? — ахнула Мерле. — Обратно к Лорду Свету?

Улыбка Юнипы стала еще печальней, но где-то в глубине ее глаз, в их блеске проступило совсем другое чувство: тихое, робкое торжество.

— Куда захочу, — сказала она.

— Но почему мы до сих пор не сделали этого? Все не так просто. Мне нужен ключ, которым Арчимбольдо открывал ворота в мир зеркал. Тогда в мастерской.

Перед глазами Мерле промелькнула забытая картина: Арчимбольдо склоняется перед зеркалом, а его губы беззвучно шевелятся. Он произносит какое-то слово…

— Стеклянное Слово, — проговорила Юнипа, смакуя каждый слог. — Я не знала, что его так называют.

— И ты не знаешь, как оно звучит?

— Нет, — ответила Юнипа. — Арчимбольдо убили, он не успел его сказать.

Боже мой, подумал Серафин, когда Лалапея вытащила из воды правую руку. До плеча она была серой, почти синей, и казалась сделанной из воска. Она висела как плеть. Безжизненная, отмершая рука.

Лицо сфинкса исказилось от боли, но огонь неукротимой силы все еще горел в ее светло-карих глазах.

— Унка, — позвала она, не обращая внимания на Серафина.

Унка быстро наклонилась, чтобы помочь Лалапее встать, но Лалапея просила не о помощи.

— Мерле нужно… Слово, — упрямо сказала она.

Унка покачала головой.

— Мы должны позаботиться о руке. Если мы где-нибудь добудем огня…

— Нет. — Лалапея с мольбой смотрела на Унку. — Сначала Слово.

— Что она хочет этим сказать? — спросил Серафин.

— Прошу тебя! — Голос сфинкса звучал умоляюще.

Серафин не спускал с Унки глаз:

— Какое слово?

— Стеклянное.

Избегая смотреть на Лалапею, Унка опустила глаза, как будто заметила что-то в снегу. Но там была только ее собственная тень, и она как будто просила у тени совета.

— Мерле и Юнипа должны идти к Барбриджу, — сказала Лалапея, — Юнипа владеет взглядом, она — проводница. Но чтобы открыть ворота, ворота из зеркального стекла, ей нужно Стеклянное Слово.

Здоровой левой рукой женщина-сфинкс прижимала к телу мертвую правую. У Серафина никогда еще не было обморожений, но он слышал, что они так же болезненны, как ожоги. И как только Лалапея еще не лишилась чувств!

— Я не знаю Слова, — осторожно сказала Унка.

— Ты нет. Но он знает.

Серафин ошеломленно смотрел на обеих женщин.

— Он?

И он вдруг понял: Арчимбольдо!

Лалапея не ответила, но Унка кивнула.

— Мерле имеет право знать правду. У меня не хватит сил рассказать ей все. Но Слово… его бы я могла сообщить ей. Здесь и сейчас, Унка! — заклинала сфинкс, глядя на свою мертвенно-бледную правую руку.

Унка все еще колебалась, и Серафин, чувствовавший себя ужасно беспомощным из-за своего незнания, чуть было не схватил ее за плечи и не начал трясти.

— Ну же! Сделай что-нибудь! Помоги ей!

Унка тяжело вздохнула и кивнула. Поспешно скинув с себя рюкзак, она достала оттуда зеркальную маску Арчимбольдо — совершенную копию его лица из серебряного зеркального стекла. Унка изготовила ее после смерти мастера, но Серафин подозревал, что это настоящее лицо Арчимбольдо, отделенное от тела и превращенное в стекло с помощью неизвестных заклинаний.

Унка протянула маску Лалапее.

— Он будет говорить со мной? — спросила сфинкс с сомнением в голосе.

— Со всяким, кто ее наденет.

Серафин смотрел то на одну, то на другую. Он не отваживался задавать вопросы.

Лалапея несколько секунд смотрела на морщинистое лицо, затем повернула маску и стала разглядывать изнанку. На мгновение в ее взгляде отразилась неуверенность, затем она левой рукой решительно прижала маску к лицу. Маска осталась на лице, даже когда она отпустила руку. Казалось, внутренняя поверхность маски точно соответствовала тонким чертам Лалапея.

Серафин смотрел, затаив дыхание, и ждал, что Лалапея вот-вот заговорит голосом Арчимбольдо. Представление ему не нравилось, что-то в нем было недостойное, напоминающее пошлый трюк чревовещателя.

На минуту все замерли. Даже те, кто оставался под пальмами, хотя они не могли видеть того, что происходит у реки. Серафин полагал, что мальчики все-таки чувствовали это, так же как и он сам. Магия проникала сквозь лед и холод, струилась во всех направлениях, возможно, даже вверх по течению реки, где под ее воздействием задвигались плавники окоченевших рыб. Руки Серафина покрылись гусиной кожей, и он почему-то ощутил легкое давление за глазными яблоками, как при сильной простуде. Но это ощущение прошло так же быстро, как появилось.

Лалапея, растопырив пальцы, схватилась здоровой рукой за маску и легко сдернула ее с лица, которое осталось таким, как прежде, и даже не покраснело. Унка облегченно вздохнула, когда сфинкс вернула ей стеклянный намордник.

— Только и всего? — спросил Серафин.

Унка сунула маску обратно в рюкзак.

— Ты бы не говорил так, если бы сам примерил ее.

Лалапея снова наклонилась над отверстием во льду.

— Не надо, — прошептал Серафин.

Но он не стал ее удерживать. Они все знали, что это был единственный выход.

Лалапея погрузила в воду здоровую левую руку. Серафину казалось, что холод крадется вверх по руке, унося кровь из предплечья, окрашивая кожу в белый цвет. Сфинксы — дети пустыни, и сильный холод губителен для них.

Снова проходили минуты, и все вокруг как будто застыло. Даже мороз задержал свое дыхание, и ледяной ветер улегся над равниной. Лицо Лалапеи становилось все бледней и бледней, а рука, опущенная в холод, постепенно отмирала. Но сфинкс не вытаскивала ее, а терпеливо ждала и искала в темноте подо льдом ответ на свои беззвучные призывы.

Потом уголки ее рта дрогнули, промелькнула тень улыбки. Ее веки закрылись, будто скованные глубоким, глубоким сном.

Она что-то шептала.

Из уголка глаза скатилась и превратилась в лед слеза.

— И какое же это слово? — сердился призрак.

— Заклинания всегда похожи на скороговорки, — объяснила Мерле. — То есть большинство из них. — Она говорила так убежденно, как будто за свою жизнь слышала сотни таких заклинаний.

Призрак продолжал возмущаться:

— Тоже мне, слово!

Лишь на шестой раз ему удалось произнести его правильно — так, как произносила его Лалапея по другую сторону зеркала.

Мерле все никак не могла его запомнить. По сравнению с ним заклинание для призраков было легким детским стишком.

Но Юнипа кивнула, и это было главное.

— Я могу произнести его. Это совсем легко, — сказала она и повторила Стеклянное Слово. И в ее устах оно и впрямь прозвучало превосходно.

Что бы ни значило это слово, восхищенно подумала слегка сконфуженная Мерле, Юнипа — настоящая проводница!

— Скажи моей матери… — начала она, но призрак перебил ее.

— Она снова ушла. — В голосе призрака впервые послышалось некоторое сочувствие к положению Мерле. — Не грусти, — сказал он мягко, — она вернется. Совершенно точно. Этот разговор был для нее довольно… довольно тяжелым.

— Что ты подразумеваешь под словом «тяжелый»?

— Не забивай себе голову. Все равно ты ей не поможешь.

Если призрак и намеревался успокоить Мерле, то ему это плохо удалось. Совсем наоборот.

— Что с ней? Она больна? Или ранена? — разволновалась Мерле.

Тогда призрак рассказал ей, что сделала Лалапея, чтобы установить контакт со своей дочерью, Наверное, из-за этого она потеряет обе руки.

Мерле выдернула пальцы из воды и опустила зеркало. Некоторое время она смотрела в пустоту.

Она уже больше не сомневалась, что сфинкс была ее матерью.

— Мерле, очнись! — с улыбкой окликнула ее Юнипа. — Давай попробуем. Прямо сейчас!

Мерле сделала глубокий вдох и посмотрела на остальных. Шпионы все еще стояли вокруг Фермитракса. Своим раскатистым, похожим на рык голосом он рассказывал им о приключениях в Аду. В других обстоятельствах и в другое время это встревожило бы Мерле. Он мог наговорить лишнего, тем более что Сет в своем углу тоже навострил уши. Но сейчас ее волновало совсем другое.

— Ты можешь это сделать? — спросила она Юнипу. — Здесь?

Юнипа кивнула. Мерле взглянула на зеркальную стену и увидела свое отражение — девочку, сидящую на полу и сжимающую в кулаке ручку водяного зеркала.

— Зеркала… — прошептала она, сунула водяное зеркало в карман и коснулась рукой холодной как лед стены. — Все дело в них? Поэтому здесь сплошные зеркала. Сфинксы построили ворота. Они хотят с помощью этой крепости устранить преграду между мирами. Сначала они завоюют этот мир, потом следующий, потом еще один… — Она замолчала, сообразив, что такую же цель преследует Каменный Свет. Где связь? Между сфинксами и Каменным Светом должно быть связующее звено.

— Оставь это, — сказала Королева Флюирия. Мерле почти забыла о ней, молчавшей вот уже несколько часов. — Что, если тебе не понравится ответ?

Но у Мерле не оставалось времени раздумывать над словами Королевы. Юнипа встала и протянула ей руку.

— Идем, — пригласила она.

Мерле схватила ее за пальцы.

В другом углу комнаты Сет вопросительно поднял бровь.

— Я могла бы остановить тебя, — сказала Королева.

— Нет, — возразила Мерле, зная, что это правда.

Затем рука об руку с Юнипой она подошла к стене. Она видела отражения мужчин, видела, как все они сейчас повернулись к ним и удивленно на них смотрели.

Юнипа прошептала Стеклянное Слово.

Они вошли в зеркала и погрузились в серебряное море.